темнота,   едва
потревоженная светом факела, мертвенная спертость воздуха  -  конечно  же,
это была та самая пещера. Я узнавал каждый  след,  различал  путь  водного
потока. Вот он, куполообразный  свод,  терявшийся  в  вышине;  вот  ржавые
металлические обломки насоса в углу; те же самые лужи и вода под  каменным
навесом у основания стены.  Приблизительно  треть  поверхности  пола  была
скрыта под водой.
     Воздух имел необычный запах - дыхание воды  и  живого  камня.  Где-то
сверху капала вода. Каждая капля отдавалась ударом небольшого молоточка по
металлу. Я взял у Сердика тлеющий пучок хвороста и подошел  к  воде.  Свет
металлическим отблеском отражался от водной поверхности. Я подождал.  Свет
искрился и терялся в темноте. В воде  не  виднелось  ничего,  кроме  моего
отражения, похожего на привидение в зеркале Галапаса.
     Я передал факел Сердику. Он не проронил ни слова, искоса наблюдая  за
мной туманным от страха взглядом.
     Я потрогал его за руку.
     - Можно возвращаться. Факел догорает. Пошли.
     Обратный путь был пройден в молчании. Мы обогнули спиральную галерею,
прошли каменный завал и через  старый  вход  вышли  наружу.  Стоял  зимний
морозный день. Небо было нежного бледно-голубого цвета. На его фоне зимние
деревья казались тонкими и хрупкими. Внизу раздался звук рога.
     - Они отъезжают, - Сердик погасил факел о замерзшую землю.
     Я быстренько  пробрался  сквозь  чашу.  Голубь  лежал  на  месте  уже
замерзший и одеревеневший. Нахохлившись, сокол  сидел  на  камне  рядом  с
жертвой. Я поднял вяхиря и бросил его Сердику.
     - Запихни его в сумку. Тебе не  надо  говорить  о  том,  что  следует
молчать о виденном?
     - Не надо. Что ты делаешь?
     - Он оглушен. Если мы его оставим здесь, то он через час замерзнет. Я
возьму его с собой.
     - Осторожно! Это уже взрослый сокол и...
     - Он не ударит меня. - Я взял сокола. От холода он взъерошил перья  и
был похож на молодую сову. Я раскатал левый рукав своей кожаной  куртки  и
подставил ему. Он крепко уцепился за нее. Теперь он полностью открыл  свои
черные дикие глаза и внимательно следил за мной. Сидел он,  однако,  тихо,
крыльями не хлопал. Было слышно,  как  Сердик  что-то  бормотал,  перенося
вещи. Тут он обратился ко мне:
     - Пошли, молодой хозяин.
     Такого я прежде не слышал.
     Сокол послушно сидел у меня на кисти.  Я  незаметно  присоединился  к
королевскому отряду, направлявшемуся домой, в Маридунум.



                                   10

     По приезде домой сокол не стал улетать от  меня.  Осматривая  его,  я
обнаружил, что у него были повреждены перья крыла.  Он  сломал  их,  когда
ринулся сквозь ветки за голубем. Я залечил их,  как  учил  Галапас,  после
чего сокол облюбовал себе грушу за окном. Он спокойно принимал пищу у меня
из рук. Когда в следующий раз я отправился  к  Галапасу,  то  взял  его  с
собой.
     Было первое февраля. Накануне ночью мороз спал и  пошел  дождь.  Небо
приобрело  серо-свинцовый  оттенок.  Низко  плыли  облака.  С  дождем  дул
пронизывающий ветер. Повсюду  во  дворце  гуляли  сквозняки.  Люди  плотно
занавешивали шторы, кутаясь в шерстяные одеяния и греясь  у  каминов.  Мне
казалось, что весь дворец погрузился в мрачную тишину. С тех  пор  как  мы
вернулись в Маридунум, я совсем не видел своего деда. Он часами  совещался
с  придворными.  Когда  он  оставался  с  Камлаком,  они  спорили  и  даже
ссорились. Однажды, придя к своей матери, я через приоткрытую дверь увидел
и могу поклясться, что, склонившись перед святыми  образами,  она  рыдала.
Мне же сказали, что мать занята молитвой и не может меня принять.
     В долине ничего не изменилось. Галапас  осмотрел  сокола  и  похвалил
меня за работу. Он посадил его на выступ скалы у входа в  пещеру,  а  меня
позвал к костру погреться, достал из кипящего котла немного тушеного  мяса
и заставил отведать, прежде чем я начну рассказ. Я выложил ему все, вплоть
до ссор во дворце и слез моей матери.
     - Клянусь, Галапас, это была та самая пещера! Но почему?  Там  ничего
не оказалось и ничего не произошло. Совсем  ничего!  Я  расспрашивал  всех
подряд. Сердик говорил с рабами, но  никто  не  знает,  о  чем  беседовали
короли или почему разошлись дед и Камлак. Но от Сердика я узнал  одно:  за
мной следят люди Камлака. Если бы не они, я  приехал  бы  раньше.  Сегодня
Камлак с Аланом и своими людьми уехал. Я сказал, что собираюсь на заливной
луг дрессировать сокола. И вот я здесь.
     Пока он молчал, я настойчиво повторил важный для меня вопрос:
     - Что происходит, Галапас? Что все это значит?
     -  Что  касается  твоего  сна  и  найденной  пещеры,  то  мне  ничего
неизвестно. Что же до дворцовых тревог, то я могу  лишь  догадываться.  Ты
знаешь, что  у  Верховного  короля  остались  от  первой  жены  сыновья  -
Вортимер, Катигерн и Пасентиус?
     Я кивнул.
     - Они не присутствовали в Сегонтиуме?
     - Нет.
     - Мне сказали, что они порвали со своим отцом, -  сказал  Галапас.  -
Вортимер собирает собственную армию.  Поговаривают,  что  он  хочет  стать
Верховным королем, и похоже, что Вортигерна ожидает мятеж,  а  это  крайне
нежелательно  для  него  при  нынешних  обстоятельствах.  Королеву  кругом
ненавидят, ты знаешь. Мать Вортимера была славной британкой, да и молодежь
хочет молодого короля.
     - Выходит, Камлак за Вортимера? - быстро спросил я,  на  что  Галапас
улыбнулся.
     - Видно, так.
     Я немного поразмыслил.
     - Говорят, что когда волки дерутся, вороны летят  своей  дорогой?  Не
так ли? Я родился в сентябре, моя звезда - Меркурий, а птица - ворон.
     - Возможно, - ответил Галапас. - Более вероятно, что  тебя  запрут  в
клетку гораздо быстрее, чем ты думаешь. -  Его  слова  прозвучали  как  бы
отвлеченно, будто бы он думал о другом.
     Я вернулся к волновавшей меня теме.
     - Галапас, ты сказал, что ничего не знаешь о сне и  пещере,  но  ведь
это должно быть божьим провидением?
     Я взглянул на выступ, где терпеливо сидел сокол.  Он  прикрыл  глаза,
оставив щелки, в которых отражался огонь.
     - Может быть.
     Я поколебался.
     - Нельзя ли нам выяснить, что он... что имелось в виду?
     - Ты снова хочешь побывать в хрустальном гроте?
     - Н-нет, не хочу. Но кажется, что  все-таки  нужно.  Что  бы  ты  мне
посоветовал?
     Спустя несколько секунд он сказал, тяжело роняя слова:
     - Думаю, тебе надо сходить.  Но  сначала  мне  следует  научить  тебя
кое-чему. На этот раз  ты  должен  сам  создать  огонь.  Нет,  не  так,  -
улыбнулся он, когда я разворошил веткой угли. - До отъезда ты просил  меня
показать тебе кое-что настоящее. Это последняя вещь, которой я тебя научу.
Я не осознавал... Ладно.  Пора.  Нет,  сиди  на  месте.  Книги  больше  не
понадобятся, малыш. Только наблюдай.
     То, что случилось вслед за этим, я  не  стану  описывать.  В  этом  и
заключалось все искусство, переданное мне Галапасом, не  считая  некоторых
приемов врачевания.
     Но, как я уже сказал, оно стало для меня первым волшебством  и  уйдет
от меня последним. Мне было легко  создавать  холодный  как  лед  огонь  и
разжигать неистовый огонь, огонь, который тонкой струей уходит в  темноту.
По молодости все эти чудеса получались быстро,  однако  если  быть  к  ним
неподготовленным и неспособным, то можно запросто ослепнуть.


     Когда мы завершили, уже стемнело. Галапас поднялся.
     - Я вернусь через час и разбужу тебя.
     Он сдернул с зеркала закрывавшую его накидку, надел  ее  и  вышел  из
пещеры.
     Длинные языки  пламени  напоминали  лошадь,  скачущую  галопом.  Один
длинный и яркий язычок извивался как плеть. Со свистящим пеньем  прогорало
полено. И тут разом заговорили тысячи веток, зашептались тысячи людей.
     В бриллиантовом сиянии тишины костер погас. Вспыхнуло зеркало. Я взял
свою накидку, сухую и уютную, и забрался в хрустальный грот.  Я  расстелил
ее и лег сверху, не спуская глаз с хрустального  свода  надо  мной.  Пламя
заполняло все пространство. Я лежал в шаре, полном света, будто  находился
внутри звезды. Становилось все ярче и ярче. Неожиданно наступила тишина.


     Копыта скачущих лошадей высекали искры из камней  римской  дороги.  В
воздухе  свистела  плеть,  но  конь  уже  мчался  во  весь  опор.   Широко
раздувались розовые ноздри. Дыхание густым паром  вырывалось  на  холодный
воздух. На коне сидел Камлак.  Далеко  сзади,  на  расстоянии  в  полмили,
держались его люди. За ними, прилично отстав, скакал  посланец,  привезший
вести королевскому сыну.
     Город горел факелами. Из ворот выбегали люди, встречая ездока. Камлак
не обращал на них никакого внимания. Вонзив в бока коню острые  шпоры,  он
промчался через весь город и буквально влетел во  дворец.  Он  соскочил  с
коня и бросил поводья стоявшему рядом рабу. Беззвучными  шагами  в  мягкой
ездовой  обуви  он  стремительно  взбежал  по  ступеням  и  направился  по
колоннаде в комнату отца. На мгновение юркая черная фигура исчезла из виду
в тени арочных сводов и появилась вновь. Широко распахнув дверь, он вошел.
     Посланец оказался прав. Смерть наступила мгновенно. На резной римской
кровати лежал старик, накрытый покрывалом из пурпурного шелка.  Подбородок
чем-то подперли. Жесткая седая борода торчала  кверху.  Под  шею  положили
кусок  обожженной  глины,  чтобы  голова  лежала  ровно.  Тело  неподвижно
застыло. Как ни смотри, не заметишь, что шея была сломана. Покойник  начал
спадать с лица, кожа сморщилась, смерть обострила нос, сделав лицо похожим
на восковую маску. Рот и глазницы закрывали золотые монеты,  блестевшие  в
свете факелов, которые с четырех углов освещали кровать.
     В ногах стояла, одетая в белое, Ниниана. Стояла прямо,  не  двигаясь,
сложив перед собой руки и наклонив голову. Между покойным и ею  находилось
распятие. Взгляд Нинианы замер на пурпурном покрывале, но не в горести,  а
будто она находилась в мыслях далеко-далеко.  Даже  открывшаяся  дверь  не
вывела ее из оцепенения.
     Мягкими шагами брат подошел к ней и встал рядом, глядя  на  отца.  Он
положил свою руку на мертвые  руки,  сложенные  поверх  покрывала.  Камлак
взглянул на Ниниану.  В  тени,  в  нескольких  шагах  от  нее,  находилась
небольшая группа шушукающихся и шепчущихся мужчин, женщин  и  слуг.  Среди
них, молчаливые, с сухими глазами,  стояли  Маэль  и  Дуан.  Все  внимание
Диниаса было приковано к Камлаку.
     Камлак спокойно обратился прямо к Ниниане:
     - Мне сказали, что это был несчастный случай. Это правда?
     Ниниана не шевельнулась и не нарушила молчания.  Он  подождал,  затем
раздраженно взмахнул рукой и повысил голос.
     - Ответьте мне, кто-нибудь. Это был несчастный случай?
     Вперед выступил один из слуг короля по имени Мабон.
     - Это правда, повелитель. - Он в нерешительности облизал губы. Камлак
оскалился.
     - Что же, черт возьми, со всеми вами происходит? - И здесь он увидел,
что всеобщее внимание приковано к его правому бедру, на котором за  поясом
висел окровавленный кинжал. Выражая нетерпение и недовольство, он  вытащил
его и швырнул на пол. Кинжал пролетел  по  комнате  и  резко  стукнулся  о
стену.
     - Вы думали, чья это кровь? - спросил он, не переставая скалиться.  -
Это кровь оленя. Когда пришло известие, мы как раз убили его. Я со  своими
людьми находился в 20 милях от дворца.
     Он оглядел присутствующих, призывая высказаться. Никто не тронулся  с
места.
     - Продолжай, Мабон. Мне сказали, что он поскользнулся и упал. Как это
произошло?
     Мабон прочистил горло.
     - Произошло глупо. Чистая случайность. С  ним  никого  не  было.  Все
случилось на малом дворе. Там старые стертые ступени. Один из слуг заливал
маслом светильники и пролил немного на ступени. Пока он ходил за  тряпкой,
чтобы вытереть, появился король. Он спешил. Его не ждали там в это  время.
О боже, он оступился на масле и упал прямо на спину, ударившись головой  о
камень.  Все  произошло  именно  так.  Есть  люди,  готовые  поклясться  в
увиденном.
     - А виновный человек?
     - Раб, повелитель.
     - С ним разобрались?
     - Он мертв.
     Пока они говорили, за колоннадой послышался шум. Это  подъехали  люди
Камлака. Они набились в комнату. Когда Мабон кончил говорить, вперед вышел
Алан и дотронулся до руки Камлака.
     - Новость распространилась по всему городу, Камлак. Снаружи собралась
толпа. Ходит миллион слухов.  Могут  быть  неприятности,  и  очень  скоро.
Покажись людям и поговори с ними.
     Камлак бросил на него острый взгляд и кивнул.
     - Полите посмотрите пока, ладно? Бран и Руан, идите с  ним.  Закройте
ворота. Скажите народу, что я скоро выйду. А теперь убирайтесь все.
     Комната опустела. Диниас задержался, но не удостоился  даже  взгляда.
Дверь захлопнулась.
     - Ну, Ниниана?
     Все это время она не поднимала на него глаз. Теперь  они  встретились
взглядом.
     - Что ты от меня хочешь? Мабон сказал правду. Он не сказал лишь,  что
король был пьян и заигрывал со служанкой. Это был на самом деле несчастный
случай, и вот он мертв. А ты со своими друзьями был  за  20  миль  отсюда.
Итак, ты теперь король,  Камлак,  и  никто,  ни  один  человек  не  станет
указывать на тебя пальцем и говорить: "Он желал смерти своего отца".
     - Этого не может сказать мне и ни одна женщина, Ниниана.
     - Я этого и не говорила. Хватит ссор. Королевство твое, а сейчас, как
заметил Алан, тебе лучше выйти и поговорить с народом.
     - Сначала я поговорю с тобой. Почему ты ведешь себя так,  будто  тебя
ничто не волнует? Будто тебя с нами не было.
     - Потому что это, наверное, соответствует истине. Ты мне брат, и твои
желания меня не волнуют. Я хочу просить тебя только об одной вещи.
     - Что же?
     - Разреши мне уйти сейчас. Он никогда бы не позволил, но ты, надеюсь,
разрешишь.
     - В монастырь Святого Петра?
     Она наклонила голову.
     - Я же сказала тебе, что меня здесь больше ничто не заботит. И меньше
всего меня волнуют разговоры о вторжении, о войне, слухи о  переворотах  и
смерти королей. Не смотри на меня так. Я не дура. Отец говорил со мной. Но
тебе не надо меня бояться. То, что  я  знаю  или  могу  совершить,  никоим
образом не отразится на твоих планах. Я  ничего  не  жду  от  жизни,  хочу
только покоя, жить в покое вместе с сыном.
     - Ты сказала "одну вещь", а выходит - две.
     Впервые что-то мелькнуло в ее глазах. Может быть, даже страх.
     - В отношении моего сына всегда имелся план, - быстро сказала она,  -
твой план. Даже прежде, чем он стал планом моего отца. В день, когда уехал
Горлан, ты твердо знал, что если даже приедет отец Мерлина с мечом в руках
и тремя тысячами воинов, то я не пойду с ними.  Мерлин  не  причинит  тебе
вреда, Камлак. Он останется безымянным сыном. Ты же знаешь,  он  не  воин.
Видят боги, он не опасен для тебя.
     - Тем более если станет священнослужителем, - голос Камлака прозвучал
вкрадчиво.
     - Тем более если станет священнослужителем. Камлак,  ты  разыгрываешь
меня. Что ты задумал?
     - Раб, проливший масло, - тихо произнес Камлак, - кто он?
     Что-то снова мелькнуло в ее глазах. Веки Нинианы опустились.
     - Сакс. Сердик.
     Камлак не шевельнулся, но на черном фоне его груди неожиданно блеснул
изумруд, будто о него ударилось сердце.
     Она жестко продолжала:
     - Не притворяйся, что ты об этом догадывался! Откуда ты мог знать?!
     - Без догадок. Об этом шумел весь город!
     С внезапным раздражением он добавил:
     - Что ты стоишь  тут  как  бесплотное  привидение?  Сложила  руки  на
животе, будто защищаешь еще одного побочного ребенка.
     К его удивлению, она улыбнулась.
     - Да, защищаю. - Взглянув на блеснувший изумруд, Ниниана  продолжала:
- Не будь дураком. Откуда уж мне сейчас дети?  Я  имею  в  виду,  что  мне
нельзя уходить, пока он не будет в безопасности. Пока мы оба  не  будем  в
безопасности, не будем зависеть от твоих предложений.
     - Моих предложений? Клянусь, в них нет...
     - Я говорю о королевстве отца. Ладно, не будем об  этом.  Сейчас  моя
единственная забота, чтобы монастырь Святого Петра был оставлен в покое...
Правда, думаю, его и не тронут.
     - Ты видела это в кристалле?
     - Христианке не пристало заниматься прорицанием, -  ее  голос  звучал
несколько натянуто. Камлак внимательно поглядел  на  нее,  и  им  овладела
тревога. Он внезапно быстрыми шагами отошел в тень, но тут же вернулся  на
свет.
     - Скажи мне, - резко спросил он, - что станет с Вортимером?
     - Он умрет, - ответила она безразлично.
     - Мы все умрем когда-то. Ты знаешь, я связан с ним сейчас. Не  можешь
ли ты сказать мне, что произойдет этой весной?
     - Я не вижу ничего и не скажу тебе ничего. Но что бы ты ни задумал  в
отношении  королевства,  слухи  об  убийстве  могут  оказаться  пагубными.
Послушай меня, будет последней глупостью с твоей  стороны  считать  смерть
короля чем-то иным, кроме несчастного случая. Это произошло на глазах двух
конюхов и девчонки.
     - Сказал ли он что-нибудь, прежде чем они убили его?
     - Сердик? Нет. Лишь то, что это было случайностью. Похоже, его больше
волновала судьба моего сына, нежели его собственная.
     - Про это я и слышал, - сказал Камлак.
     Вновь установилась тишина. Они посмотрели друг на друга.
     - Тебе не следовало бы...
     Он промолчал. Брат и сестра стояли, глядя  друг  другу  в  глаза.  По
комнате потянуло сквозняком, пламя факелов заколебалось.
     Камлак улыбнулся и вышел. Хлопнула дверь. До  Нинианы  донесся  порыв
воздуха. Огни заметались, отбрасывая тени. Свет  задрожал,  огонь  угасал.
Кристаллы потускнели. Выбираясь из пещеры, я зацепился накидкой  и  порвал
ее. Тлеющие головешки под жаровней приобрели темно-красный  цвет.  Снаружи
стемнело. Я слез с уступа и подбежал к выходу.
     - Галапас! - закричал я. - Галапас!
     Он стоял рядом. Его высокая, сутулая фигура  вышла  из  темноты.  Его
полуголые ноги в истрепанных сандалиях посинели от холода.
     Я остановился в ярде от него, но у меня было такое чувство,  будто  я
влетел к нему в объятия и прижался к его руке.
     - Галапас, они убили Сердика.
     Он промолчал, но его молчание подействовало утешающе. Болело горло. Я
откашлялся.
     - Если бы я не пришел сегодня сюда... Он  поскользнулся  из-за  меня.
Ему можно было доверять и сказать даже о тебе. Галапас, если бы я остался,
если бы был с ним... Я смог бы наверняка что-то сделать.
     - Нет. Ты пустое место и прекрасно это знаешь.
     - Теперь я меньше, чем пустое место. -  Я  приложил  руку  к  голове.
Голова раскалывалась, перед глазами  плыли  круги.  Я  с  трудом  различал
предметы. Он нежно взял меня за руку и усадил у костра.
     - К  чему  ты  это  говоришь?  Подожди,  Мерлин,  расскажи  мне,  что
случилось.
     - Разве ты не знаешь? - спросил я удивленно.  -  Он  наполнял  маслом
светильники  у  колонн  и  пролил  немного  масла   на   ступени.   Король
поскользнулся и сломал шею. Сердик не  был  виноват,  Галапас.  Он  только
пролил масло. Он как раз возвращался, чтобы вытереть, и тут случилось это.
Они схватили его и убили.
     - Камлак теперь стал королем.
     Я уставился на него  невидящими  глазами.  Мой  мозг  был  неспособен
целиком постигнуть происшедшее.
     Он мягко продолжал:
     - А твоя мать? Что с ней?
     - Что, что ты сказал?
     У меня в руках оказался теплый кубок. По запаху я определил  напиток,
отведанный в пещере после первого сна.
     - Выпей. Тебе следовало поспать. Тогда  было  бы  получше.  Выпей  до
конца.
     По мере того как я пил,  острая  боль  в  висках  притупилась,  слабо
пульсируя.  Расплывающиеся  вокруг  контуры  приобрели  четкие  очертания.
Одновременно прояснились мысли.
     - Извини. Теперь все в порядке. Могу думать снова.  Я  вернулся.  Она
попыталась взять с Камлака обещание, что он оставит меня в  покое,  но  он
ушел от ответа. Я думаю...