в этом дело. Он просто должен знать. У него есть на это право. А
кроме того, зачем мне от него скрывать?
     - Я имею в виду  проклятие,  -  медленно  проговорил  Кадал.  -  Даже
Амброзиус не спасет.
     - Катись оно... - я сопроводил свои слова жестом, редко встречающимся
среди аристократов. - Забудь о нем. Мы поступили верно.  Лгать  Амброзиусу
нельзя.
     - Однажды тебе, Мерлин, придется побояться.
     - Возможно.
     - Разве ты не боялся Белазиуса?
     - Почему я должен его бояться? - поинтересовался я. - Он не  причинит
мне зла. - Я снял пояс с туники и  бросил  его  на  кровать.  -  А  ты  бы
испугался, Кадал, если бы узнал, как умрешь?
     - Конечно, клянусь собакой! А ты?
     - Иногда я вижу что-то, и это наполняет меня страхом.
     Он, не двигаясь, глядел на меня. На его лице был написан испуг.
     - Что тебя ждет?
     - Пещера. Хрустальный грот.  Иногда  мне  кажется,  что  это  смерть,
иногда - рождение,  источник  прозрения.  Я  не  могу  сказать  точно.  Но
когда-нибудь узнаю. А пока мне не слишком страшно. В конце концов я  приду
в пещеру, равно как и ты... - Я запнулся.
     - Что я? - быстро спросил он. - Куда приду я?
     - Я хотел сказать "как и ты найдешь свою старость".
     - Это ложь, - грубо парировал он. - Я  видел  твои  глаза.  Когда  ты
начинаешь предвидеть, твои глаза становятся необычными: зрачки расширяются
и затуманиваются, будто ты мечтаешь. Но  взгляд  не  мягчает.  Твои  глаза
холодны, как  металл,  ты  не  замечаешь,  или  не  хочешь  замечать,  что
происходит вокруг. Тебя нет, будто ты перенесся куда-то.  А  остался  один
голос. Как рог, в который дуют и который издает  звук.  Конечно,  я  видел
тебя таким всего пару раз, но зрелище сверхъестественное, пугающее.
     - Это пугает и меня, Кадал. - Зеленая туника соскользнула с  меня  на
пол. Он подал серое одеяние, которое я носил как пижаму.
     - Я тоже боюсь, - задумчиво, как бы обращаясь к самому  себе,  сказал
я. - Ты прав в отношении  ощущения.  Я  чувствую  себя  пустой  раковиной,
которой что-то движет. Говорю, вижу и  думаю  о  вещах  до  сей  поры  мне
незнакомых. Но неправильно полагать, что я ничего не чувствую. Мне больно.
Возможно, потому, что не могу распоряжаться тем, что говорит  во  мне.  Не
могу пока руководить. Но буду. Научусь. В этом заключается настоящая сила.
Буду различать в своих предсказаниях  человеческое  предчувствие  и  божье
провидение.
     - Ты заговорил о моей смерти. Какова она будет?
     Я взглянул на него. Странно, но Кадалу было труднее  солгать,  нежели
Утеру.
     - Но я не видел твоей смерти, Кадал. Не видел  ничьей  смерти,  кроме
своей собственной. Я собирался сказать "равно как и ты найдешь себе могилу
в чужой земле" - мне известно, что для британца это хуже  чем  смерть.  Но
мне кажется, что тебя ждет именно это, если ты останешься моим слугой.
     Его взгляд просветлел, и он улыбнулся. В  этом  и  заключается  сила,
подумал я, если мое слово способно испугать таких людей, как он.
     - Без проблем, - ответил Кадал. -  Даже  если  меня  не  попросят,  я
останусь с тобой. Тебе легко и приятно служить.
     - Неужели? Я думал, ты считаешь меня своевольным дурачком и занудой.
     - В этом весь ты. Я  не  говорил  подобных  вещей  никому  из  твоего
сословия.  Ты  же,  услышав  их,  рассмеялся.  Ты  ведешь   себя   вдвойне
по-королевски.
     - Вдвойне по-королевски? Не могут же мой дед и...  -  я  остановился,
увидев выражение его лица. Он сказал необдуманные слова и теперь,  раскрыв
рот, пытался поймать их и проглотить обратно.
     Кадал молчал, стоя, где стоял, с грязной туникой в руках. Я  медленно
поднялся, забытая пижама сползла на пол. В его словах не было  надобности.
Как я не догадался об этом раньше, когда стоял перед Амброзиусом в  зимнем
поле, освещаемый светом факелов. Он узнал. Сотни людей  догадывались.  Мне
вспомнились косые взгляды, бормотание командиров, почтение  слуг,  которое
принял за уважение к приказам Амброзиуса.  Теперь  же  я  понял,  что  это
являлось проявлением почтения к его сыну.
     Комната по-прежнему напоминала пещеру. Пламя за решеткой мигало,  его
свет тонул в бронзовом зеркале.  Я  посмотрел  в  него.  Освещенная  огнем
бронза отражала мое обнаженное тело,  похожее  на  невесомую  тень.  Лицо,
однако, в игре света и тени было различимо. Я увидел его лицо таким, какое
оно было, когда он сидел у камина и ждал. Ждал, чтобы расспросить  меня  о
Ниниане.
     В этом месте Провидение вновь изменило мне. Я открыл  для  себя,  что
люди, обладающие божьим провидением, зачастую слепы как простые смертные.
     - И все знают? - спросил я Кадала.
     Он кивнул, даже не спросив, что я имел в виду.
     - Просто ходят слухи. Иногда ты очень похож На него.
     - Утер, наверное, догадался. Разве он не знал?
     - Нет. Он уехал, прежде чем распространилась молва. Но он взъелся  на
тебя не поэтому.
     - Рад слышать. Почему же? Из-за  происшедшего  в  загоне  у  стоячего
камня?
     - Из-за этого и многого другого.
     - Из-за чего же?
     - Он думал, что ты являешься наложником Графа, - прямо ответил он.  -
Амброзиус не увлекается женщинами, равно как  и  мальчиками.  Но  Утер  не
может себе представить человека, который не побывал с кем-нибудь в постели
семь раз на неделе. Когда его брат проявил к тебе такое внимание, поместил
тебя в своем доме и приставил слугу, Утер сделал однозначный вывод.
     - Понятно. Он сегодня сказал что-то об этом. Но  я  подумал,  что  он
просто вспылил.
     - Если бы он пригляделся к тебе или послушал, что говорит  народ,  то
понял бы, в чем дело.
     - Теперь он понял, - уверенно сказал я. - Он  понял  это  на  дороге,
увидев подаренную мне Графом брошь с драконом. Конечно же, до него  дошло,
что Граф не подарит своему наложнику королевский  вензель.  Утер  попросил
даже поднести факел и всмотрелся в меня. - Здесь  меня  осенила  еще  одна
мысль. - И Белазиус, наверное, знает.
     - А, да, - ответил Кадал, - знает. Но почему?
     - Судя по его поведению. Будто он знал, что не может меня  коснуться.
Возможно, поэтому он  и  попытался  запугать  меня  проклятием.  Он  очень
хладнокровен, правда? Должно быть, ему пришлось крепко подумать.  Белазиус
не мог просто убрать меня с дороги за  святотатство,  но  ему  было  надо,
чтобы я молчал. Отсюда и взялось проклятие. И... - я остановился.
     - И что еще?
     - Не удивляйся. Еще один залог того,  что  я  буду  держать  язык  за
зубами.
     - Бога ради, скажи, что?
     Я передернул  плечами,  вспомнив,  что  до  сих  пор  стою  голый,  и
потянулся за пижамой.
     - Он сказал, что возьмет меня с собой в святилище. По-моему, он хочет
сделать из меня жреца.
     - Он так и сказал? - к уловкам Кадала против  нечистой  силы  мне  не
привыкать. - Как же ты поступишь?
     - Отправлюсь с ним. Схожу разок. И не смотри так, Кадал.  Сто  против
одного, что мне не захочется появляться там  во  второй  раз.  -  Я  прямо
взглянул на него. - В этом мире не существует ничего, к чему бы я  не  был
готов, даже бога, к которому  я  не  могу  приблизиться.  Если  мне  нужно
прибегнуть к его помощи, я должен познать его. Понимаешь?
     - Откуда? О каком боге ты говоришь?
     - Думаю, существует только один бог. Конечно, есть разные  боги,  они
живут везде: в полых холмах, с ветрами, в море, в  траве,  по  которой  мы
ходим, в воздухе, которым мы дышим, в тени, где  их  ждут  люди,  подобные
Белазиусу. Но я верю, что существует только один настоящий  бог,  подобным
бескрайнему морю. В конце концов все мы - маленькие боги, и люди,  подобно
грекам, стекаются к нему. Ванна готова?
     Через двадцать минут я закрепил голубую  тунику  на  плече  брошью  с
драконом и отправился к своему отцу.



                                   12

     В  прихожей  сидел  секретарь,  довольно  искусно   справлявшийся   с
бездельем. За занавесом слышался тихий голос  Амброзиуса.  Два  стража  на
входе, похоже, одеревенели.
     Занавес отлетел в сторону, и вышел Утер. Увидев меня, он  остановился
и хотел что-то сказать, но перехватив  любопытствующий  взгляд  секретаря,
передумал и прошел мимо, взмахнув красным плащом и оставив конский  запах.
В любом месте можно определить, был ли здесь Утер. Он источал запахи,  как
половая тряпка. Судя по всему он отправился к брату,  не  приведя  себя  в
порядок после дороги.
     Секретарь по имени Соллиус сказал мне:
     - Вы можете зайти прямо сейчас. Он ждет вас, сэр.
     Я даже не заметил обращения "сэр", давно к нему привыкнув.


     Он стоял спиной к двери рядом со столом.  На  столе  были  разбросаны
дощечки для письма,  на  одной  из  них  лежало  стило,  будто  Амброзиуса
прервали во время письма. На секретарском столе у окна виднелся наполовину
раскатанный книжный свиток.
     Дверь  за  мной  захлопнулась.  Я  остановился.  Кожаный  занавес   с
шуршанием опустился. Амброзиус повернулся.
     Мы молча смотрели друг на друга.  Секунды  показались  нескончаемыми.
Наконец он откашлялся и произнес:
     - А, Мерлин. Садись. - Он сделал неопределенный жест рукой.
     Я повиновался и пошел к своему стулу у камина. Секунду  он  помолчал,
глядя на стол, потом взял стило  и  добавил  на  дощечке  слово.  Я  ждал.
Амброзиус нахмурился, глядя на написанное, и стер  его.  Бросил  стило  на
стол, резко обратился ко мне.
     - Приходил Утер.
     - Да, сэр.
     Он поглядел на меня из-под нахмуренных бровей.
     - Он встретил тебя одного, катавшегося за городом.
     - Я катался не один, - быстро вставил я. - Со мной был Кадал.
     - Кадал?
     - Да, сэр.
     - Но ты сказал Утеру другое?
     - Нет, сэр.
     Взгляд Амброзиуса стал внимательным и неподвижным.
     - Кадал постоянно со мной, господин. Он более чем предан. Мы  поехали
на север до просеки в лесу. Потом у меня захромал пони, Кадал дал мне свою
кобылу, и мы  отправились  домой.  -  Я  набрал  воздуха.  -  На  тропинке
встретили Белазиуса и его слугу. Белазиус сначала поехал со мной, но потом
расстался, поскольку не хотел встречаться с принцем Утером.
     - Ясно. - Его голос ничего не выражал, но я понял, что  ему  в  самом
деле многое было ясно. Его следующий вопрос подтвердил мою догадку.
     - Ты побывал на острове жрецов-друидов?
     - Вы знаете об этом? - удивленно спросил я. Ответом мне была холодная
тишина. Пришлось продолжить рассказ.
     - Я уже сказал, что мы с Кадалом решили срезать путь. Если вы знаете,
где расположен остров, то должны представлять себе тропинку. В месте,  где
она начинает спускаться к морю, растет сосновая роща. В ней мы нашли слугу
Белазиуса - Ульфина с двумя лошадьми.  Кадал  хотел  забрать  одну,  чтобы
быстро отправить меня домой. Во время разговора  с  Ульфином  мы  услышали
крик, точнее вопль, он раздался восточнее рощи. Я пошел посмотреть, в  чем
дело. Клянусь,  я  не  знал,  что  там  находится  остров  и  что  на  нем
происходит. Не знал и Кадал. Будь он верхом, он задержал  бы  меня.  Но  к
тому времени, когда он взял у Ульфина лошадь и пустился  за  мной,  я  уже
исчез из виду. Он подумал, что я испугался и ускакал домой. Приехав  сюда,
Кадал не нашел меня и вернулся, но меня уже подобрал отряд.  -  Я  засунул
ладони между коленок и крепко сжал  их.  -  Не  знаю,  что  побудило  меня
подъехать к острову. Крик, может быть. Мне трудно  объяснить.  Пока.  -  Я
глубоко вздохнул. - Господин...
     - Да?
     - Я должен вам сказать одну вещь.  Сегодня  ночью  на  острове  убили
человека. Не знаю, кто он  такой,  но  слышал,  что  это  человек  короля.
Какое-то время он считался пропавшим без вести. Его тело найдут  где-то  в
лесу, оно будет выглядеть так, будто его задрал дикий зверь. - Я помолчал.
Его лицо ничего не выражало. - Считаю, мне следовало сказать вам об этом.
     - Ты ходил на остров?
     - О, нет! Мне бы тогда не остаться в живых. Об  убитом  узнал  позже.
Его убили за святотатство. А я лишь спустился на берег и подождал в  лесу,
наблюдая за танцем и  жертвоприношением.  Слышал  пение.  Мне  тогда  было
неизвестно, что это незаконно. У меня на родине это запрещено,  хотя  всем
известно, что такое явление существует! Я думал, что здесь оно отличается.
Однако, когда господин Утер узнал, где я побывал,  он  очень  рассердился.
Похоже, он ненавидит друидов.
     - Друидов? - спросил Амброзиус, думая о своем. Он  по-прежнему  играл
стилем. - Да, конечно. Утер  не  испытывает  к  ним  особой  симпатии.  Он
является одним из фанатичных поклонников Митры. Свет же с тьмою  -  враги.
Ну так что? - последние  слова  были  обращены  к  Соллиусу,  вошедшему  с
извинениями и ждавшему у двери.
     - Извините, сэр. Посланец от короля Будека.  Я  сказал  ему,  что  вы
заняты, но он просил передать, что у него важные сведения. Ему подождать?
     - Пусть войдет.
     Вошел человек со свитком. Он передал его  Амброзиусу.  Тот  уселся  в
свое большое кресло, развернул свиток и,  хмурясь,  начал  читать  его.  Я
наблюдал за ним. За решеткой  камина  разрасталось  пламя,  освещая  черты
лица, известного мне лучше своего собственного. От углей исходило  сияние.
Оно затмило мне глаза, и в них поплыл туман. Они расширились.


     - Мерлин Эмрис? Мерлин!
     Эхо превратилось в обыкновенный голос. Видение исчезло.  Я  сидел  на
стуле в комнате Амброзиуса, уставясь на свои руки, зажатые между коленями.
Амброзиус встал между мной и камином. Секретарь ушел, мы остались одни.
     При повторном упоминании имени я проснулся.
     - Что ты видел в огне? - спросил он меня.
     - Заросли боярышника на холме, - начал  я  перечислять,  не  поднимая
головы, - девушку на коричневом пони, молодого человека с  брошью-драконом
на плече и туман, стелющийся по земле.
     Я услышал, как он глубоко вздохнул,  взял  меня  за  подбородок.  Его
глаза были внимательны и жестки.
     - Значит, правду говорят о твоих провидческих способностях. Теперь-то
уж у меня не осталось никакого сомнения. Тогда, в первую ночь у  изваяния,
я подумал, что  это  мог  быть  сон,  детский  рассказ,  удачная  догадка,
направленные на то, чтобы разбудить во мне интерес. Но это... Я не  ошибся
в тебе.
     Он выпрямился.
     - Ты видел лицо девушки?
     Я кивнул.
     - А мужчины?
     - Да, сэр. - Я встретился с ним взглядом.
     Он резко повернулся ко мне спиной,  опустив  голову.  Снова  взял  со
стола карандаш, начал вертеть его в руках.
     - Давно ты об этом знаешь? - спросил он, подождав.
     - С сегодняшнего вечера, когда приехал. Часть рассказал Кадал,  потом
я припомнил некоторые вещи и взгляд вашего брата, когда он увидел вот  эту
штуку. - Я показал на брошь с изображением дракона.
     Амброзиус взглянул на нее и кивнул.
     - У тебя впервые было подобное... видение?
     - Да. До этого  даже  и  подумать  не  мог.  Теперь  же  мне  кажется
странным, что я и не подозревал. Но клянусь, что это так.
     Он молча стоял, опершись рукой на стол. Не знаю, чего  я  ожидал,  но
никогда не думал увидеть великого Аурелия Амброзиуса лишенным  дара  речи.
Он прошелся вдоль по комнате.
     - Странная у нас с тобой получается встреча, Мерлин. Столько  есть  о
чем поговорить и в то же время так мало. Теперь  ты  понимаешь,  почему  я
задавал так много вопросов? Почему старался узнать, что привело тебя сюда?
     - Боги, мой господин, привели меня сюда, -  сказал  я.  -  Почему  вы
оставили ее?
     Я не хотел задавать этот вопрос столь неожиданно, но уж слишком давно
он давил на меня. Он вырвался у меня как обвинение. Запинаясь, я попытался
исправить впечатление, но он спокойно оборвал меня жестом.
     - Мне было восемнадцать лет, Мерлин, и у меня была мечта  побывать  в
своем собственном королевстве. Тебе известна история о том, как нас принял
здесь кузен Будек после убийства моего брата - короля. Он ни  на  день  не
отказался от мысли отомстить за его смерть Вортигерну, хотя на  протяжении
многих лет это было невозможно. Но он продолжал  засылать  лазутчиков,  он
решил заслать меня самого к королю Корнуолла Горлуа. Он был  другом  моего
отца и никогда не любил Вортигерна. Горлуа дал мне двух надежных  людей  и
отправил на север слушать и наблюдать, познавать местность. Когда-нибудь я
расскажу тебе о нашем  путешествии,  но...  не  сейчас.  Что  же  касается
тебя... В конце октября мы направлялись на юг, к Корнуоллу. Там  нас  ждал
корабль,  но  мы  попали  в  засаду.  Нам  пришлось  сразиться  с   людьми
Вортигерна. Не знаю, заподозрили они что-нибудь или просто вышли  убивать,
как делают саксы и лисы, чтобы испробовать сладостный вкус  крови.  Думаю,
последнее. Иначе они постарались бы убедиться  в  моей  смерти.  Два  моих
спутника погибли, но я оказался счастливым, отделавшись открытой  раной  и
ударом  по  голове,  от  которого  потерял  сознание.  Все  происходило  в
сумерках, и они подумали, что я мертв. Когда пришел в себя, уже  наступило
утро. Надо  мной  стоял  гнедой  пони,  на  нем  сидела  девушка  и  молча
разглядывала побоище.
     На его лице впервые мелькнуло подобие улыбки. Наверное,  он  вспомнил
ее лицо.
     - Я попытался  заговорить.  Пролежав  ночь  на  открытом  воздухе,  я
потерял много крови, и у меня начался жар. Я опасался, что она  испугается
и поскачет в город. Это был бы конец. Но она не стала убегать. Она поймала
моего коня, достала из сумки флягу и дала мне напиться.  Затем  промыла  и
перевязала рану, а потом, бог знает как,  взгромоздила  меня  на  седло  и
вывезла из долины. Она сказала, что знает  поблизости  тихое  место,  куда
никто не заходит, - пещера с источником. В чем дело?
     - Ничего, - ответил я. - Мне известно. Продолжайте. Там никто не жил?
     - Никто. Пока мы добирались туда, я впал в  беспамятство.  Ничего  не
помню. Она спрятала меня в пещере и укрыла коня. В  моей  седельной  сумке
остались еда, вино, накидка и одеяло.  Наступил  полдень,  и  она  поехала
домой. Там ей сказали,  что  найдены  два  убитых  человека  и  неподалеку
паслись их лошади. Отряд ускакал на север. Вряд  ли  кто-нибудь  в  городе
догадывался, что должно было остаться три трупа.  Поэтому  мне  ничего  не
угрожало. На следующий день она приехала к пещере снова, прихватив с собой
еду и лекарства. То же повторилось на третий день. - Он помолчал. -  Конец
истории тебе известен.
     - Когда вы сказали ей, кто вы такой?
     - Когда она  объяснила  мне,  почему  не  может  уехать  со  мной  из
Маридунума. До этого я принимал ее за одну  из  дам  в  королевском  доме.
Возможно, то же самое она почувствовала во мне. Но это не  имело  никакого
значения. Ничто не имело значения, кроме того, что я был мужчиной, а она -
женщиной. С первого взгляда мы поняли друг друга.
     Он  снова  улыбнулся,  но  на  этот  раз  уже  не   скрывая   радости
воспоминания.
     - Тебе придется подождать, Мерлин, прежде чем знание  подобного  рода
станет подвластным тебе. Провидение в вопросах любви тебе не поможет.
     - Вы просили ее отправиться с вами сюда?
     Он кивнул.
     - Я говорил ей об этом еще до того,  как  узнал,  кто  она  такая.  А
узнав, испугался за нее,  стал  настаивать,  но  она  не  согласилась.  Из
разговора понял, что она боится и ненавидит саксов,  ее  страшит  то,  как
Вортигерн расправляется с королевствами. И  все  же  отказалась  ехать  со
мной. Одно дело, сказала она, поступать, как она  поступает,  и  другое  -
уехать за море с человеком, который, если вернется, станет врагом ее отцу.
Мы должны прекратить наши встречи, говорила она мне,  как  прекращается  в
природе все, и потом забыть.
     С минуту он молчал, глядя на свои руки.
     - И вы никогда не знали, что у нее есть ребенок?
     - Нет. Конечно, я интересовался. Следующей весной я послал письмо, но
не получил ответа. И  я  оставил  все  попытки,  решив,  что,  если  я  ей
понадоблюсь, она знает, где найти меня. Потом, по прошествии двух лет,  до
меня дошли сведения, что она обручилась.