не узнав, я оказался на улице.  Там
мне показалось, что судьба  вновь  улыбнулась  мне.  Отвязывая  лошадь,  я
увидел  в  окошке  ворот  старую  глухую  привратницу.  Она  должна  была,
несомненно, помнить золото, данное ей во время предыдущего  посещения.  Но
даже когда я достал деньги и трижды прокричал ей свой вопрос  в  ухо,  она
лишь пожала плечами и произнесла только одно слово, относившееся непонятно
к чему: "Покинула". В конце концов я плюнул и сказал себе,  что  обо  всем
этом надо забыть. Я выехал из города и  направился  к  себе  в  долину.  А
передо мной стояло ее лицо и золотые волосы, сливавшиеся с  косыми  лучами
солнца.
     Кадал  обновил  загон,  построенный  мной  и   Галапасом   в   кустах
боярышника. У загона появилась крыша и надежная дверь. В  нем  можно  было
спокойно разместить двух лошадей. Одна, наверное, Кадала,  уже  находилась
там.
     Кадал, должно быть, услышал, как  я  еду  в  долине,  и  выбежал  мне
навстречу, когда я слезал с лошади. Он выхватил у меня уздечку и, взяв мои
руки, расцеловал их.
     - Что такое? В чем дело? - удивленно спросил я. За  мою  безопасность
можно было не беспокоиться, я регулярно посылал ему письма. - Разве ты  не
получил известия о том, что я еду?
     - Да, получил, и давно. Ты хорошо выглядишь.
     - Ты тоже. Все в порядке?
     - Думаю, да. Даже такое место  можно  привести  в  порядок,  если  ты
собрался здесь жить. Пошли наверх, ужин готов. - Он наклонился  расседлать
лошадь, предоставив мне подняться в пещеру одному.
     У него было  достаточно  времени,  но  даже  с  учетом  этого  пещера
произвела впечатление чуда.  Она  снова  превратилась  в  место,  заросшее
зеленой травой и залитое солнечным  светом.  Маргаритки  прорастали  между
завитками молодого папоротника. Под цветущим боярышником  шныряли  молодые
кролики. Источник  был  кристально  чист,  в  воде  виднелись  серебристые
камешки. Сверху, в заросшей нише, стояла статуэтка бога.  Наверное,  Кадал
отыскал ее в куче мусора, очищая колодец. Он даже  нашел  костяной  рожок.
Теперь он стоял на своем месте. Я выпил из него и выплеснул  остатки  воды
для бога.
     Из Малой Британии прислали мои книги.  Огромный  сундук  поставили  у
стены пещеры, где раньше стоял сундук Галапаса. Стол был  принесен  новый,
из дворца деда. Бронзовое зеркало вернулось на  место.  Кадал  выложил  из
камней очаг и приготовил для растопки дрова. Мне почудилось, что  у  очага
сидит Галапас, а на каменистом выступе у входа - сокол, находившийся там в
тот день, когда из пещеры в слезах убегал маленький мальчик. Сзади глубоко
в тени скрывался вход в хрустальный грот.
     Лежа в ту  ночь  на  постели  из  папоротника,  укрытый  одеялами,  я
прислушивался к потрескиванию угасавшего костра, к шуршанию листвы у входа
в пещеру, журчанию источника. Казалось, эти звуки заполнили  весь  мир.  Я
закрыл глаза и заснул, как не спал с самого детства.



                                    8

     Подобно пьянице, который считает, что  излечился  от  своего  недуга,
если рядом нет вина,  я  считал,  что  моя  жажда  тишины  и  уединенности
удовлетворена. Проснувшись в первое утро у Брин  Мирддина,  я  понял,  что
пещера является для меня не просто убежищем, а единственным в мире жильем.
Апрель перешел в май, кукушки начали  перекрикиваться  между  холмами.  По
вечерам в долинах блеяли овцы. Я никогда не подходил к городу  ближе,  чем
на две мили, у холма, где я собирал травы и  кресс-салат.  Кадал  ездил  в
город за продуктами и новостями каждый день. Два раза в  долину  приезжали
посланцы. Один раз с чертежами от Треморинуса, другой раз - с новостями  и
деньгами из  Винчестера,  его  посылал  отец.  Письма  он  не  привез,  но
подтвердил, что Пасентиус собирает  в  Германии  войска  и  в  конце  лета
обязательно начнется война.
     В остальное время я читал и  гулял  по  холмам,  собирал  растения  и
готовил лекарства. Я также сочинял музыку  и  пел  песни,  слушая  которые
Кадал искоса поглядывал на меня и качал головой. Некоторые из них поют  до
сих пор, но большинство совершенно забыты. К  последним  относится  и  эта
песня, созданная мною в одну  из  майских  ночей.  Город  окутывал  аромат
цветения, а в кустах папоротника синели колокольчики.

                 Земля сера и пуста, обнажены деревья,
                 у них отняли лето. Украли все,
                 у ивы волосы, у голубой воды красоту,
                 похитили золотые травы. Не раздается
                 даже птичий щебет. Все это украла и
                 присвоила себе одна гибкая девушка.
                 Она беспечна, как майская птичка на ветке,
                 чудесна, как колокольчик.
                 Она танцует среди клонящегося камыша,
                 и ее шаги оставляют серебряные следы
                 на серой траве.
                 Я бы взял для нее подарок,
                 для королевы всех девушек,
                 но что осталось в моей голой долине?
                 Голос ветра в тростнике, жемчужины дождя
                 да моховый мех, растущий на холодном камне.
                 Что можно предложить ей еще, кроме мха?
                 Она закрывает свои глаза
                 и отворачивается от меня во сне.

     На следующий день я шел  по  лесистой  долине,  примерно  в  миле  от
пещеры, собирая мяту  и  битеруид.  И  вдруг,  словно  я  позвал  ее,  она
появилась передо мной на тропинке среди колокольчиков и папоротника. Может
быть, я ее и звал. Стрела остается стрелой, какой бы бог ее ни запустил.
     Я неподвижно остановился среди берез, боясь, что  она  исчезнет,  что
она является привидением, возникшим в моем воображении из снов и  желаний.
Я не мог двинуться с места, хотя мой дух и мое тело рвалось навстречу  ей.
Она увидела меня и рассмеялась. Подошла ко  мне  легким  шагом.  В  бликах
света  и  тени,  в  постоянном  движении  березовых  ветвей  она  казалась
сотканной из воздуха.  Ее  шаги  словно  не  приминали  травы.  Когда  она
приблизилась, я понял, что это все же не  видение,  а  сама  Кери,  такая,
какой я ее помнил, в коричневом домотканом одеянии,  пахнущая  жимолостью.
Однако на ней не было капюшона, волосы рассыпались по плечам,  ноги  босы.
Сквозь  ветви  пробивалось  солнце,  ее  волосы  отсвечивали,  как   вода,
переливающаяся на солнце. В руках она держала охапку колокольчиков.
     - Милорд! - Тонкий и легкий голос наполнился радостью.
     Я стоял, с виду  спокойный  и  невозмутимый,  а  внутри  у  меня  все
дрожало, как у лошади, взнузданной и пришпоренной одновременно.  Мелькнула
мысль, а что я буду делать, если она снова захочет поцеловать мне руку.
     - Керри! Что ты здесь делаешь?
     - Как! Собираю колокольчики, - она выглядела,  как  сама  невинность,
что сглаживало дерзость ее слов. Кери протянула их  вперед,  смеясь  из-за
них. Бог ее знает, что она разглядела на моем лице. Нет, она не собиралась
целовать мне руку.
     - Разве ты не знаешь, что я ушла из Святого Петра?
     - Да, мне сказали. Я подумал, что ты переехала в другой монастырь.
     - Нет, ни за что.  Я  возненавидела  монастыри.  Там  как  в  клетке.
Некоторым там нравится, - спокойно и безопасно. Но это не для меня,  я  не
создана для такой жизни.
     - Когда-то так же хотели поступить со мной.
     - Ты тоже убежал?
     - Да, конечно. Но прежде, чем меня успели там запереть. Где ты сейчас
живешь, Кери?
     Она, похоже, не слышала вопроса.
     - Ты тоже не создан для такой жизни? Для оков?
     - Не для таких оков.
     Она не поняла, да я и сам  не  знал,  что  имел  в  виду.  Поэтому  я
промолчал и продолжал наблюдать за ней, наслаждаясь радостью момента.
     - Жалко твою мать.
     - Спасибо, Кери.
     - Она умерла сразу после твоего отъезда. Тебе, наверное, сказали?
     - Да, я был в монастыре после приезда в Маридунум.
     Она помолчала, глядя в землю и ткнув пальчиком босой ноги в траву. От
этого легкого танцевального движения на ее  поясе  зазвенели  позолоченные
яблочки.
     - Я знала, что ты вернулся. Все говорили об этом.
     - В самом деле?
     Она кивнула.
     - В городе мне сказали, что ты не  только  великий  волшебник,  но  и
принц. - Она взглянула на меня, в ее голосе  послышалось  сомнение.  Я  бы
одет в старую заляпанную отварами тунику  (Кадал  не  мог  ее  отстирать),
накидка обветшала, и ее облепили колючки и куманика. На ногах у меня  были
полотняные сандалии - какой смысл носить кожаные по высокой  сырой  траве?
Даже по сравнению со скромно одетым молодым человеком,  каким  она  видела
меня прежде, теперь я выглядел нищим оборванцем.
     - Ты еще считаешься принцем после смерти своей матери? -  с  невинной
прямотой спросила она.
     - Да, ведь мой отец - Верховный король.
     У нее приоткрылись губы.
     - Твой отец? Король? Я и не знала, об этом никто не говорил.
     - Немногие знают. Но теперь,  после  смерти  матери,  это  ничего  не
значит. Да, я его сын.
     - Сын Верховного короля... -  выдохнула  она  с  благоговением.  -  И
волшебник. Я знаю, это правда.
     - Да, это правда.
     - Но когда-то ты говорил иначе.
     Я улыбнулся.
     - Я говорил, что не могу вылечить твою зубную боль.
     - Но ты же вылечил.
     - Это ты так говорила. Я не поверил тебе.
     - Твое прикосновение вылечило бы любую болезнь, -  произнесла  она  и
подошла поближе.
     Ворот ее одеяния откинулся.  Ее  горло  светлело,  как  жимолость.  Я
чувствовал ее запах, запах колокольчиков и горьковато-сладкий сок  цветов,
сжатых между нами. Я протянул руку и потянул за ворот ее платья.  Застежка
расстегнулась. Ее груди были круглыми и полными,  мягче,  чем  можно  было
себе представить. Они упали в  мои  руки,  как  голуби,  виденные  мною  в
монастыре. Мне показалось, что она закричит и вырвется, но  она  прильнула
ко мне, пахнув своим теплом, и засмеялась. Ее пальцы оказались  у  меня  в
волосах, и наши губы встретились.  Внезапно  она  повисла  на  мне,  и  я,
связанный с ней поцелуем, рухнул на траву, подминая  ее  под  себя.  Цветы
рассыпались.


     Я  долго  не  мог  понять.  Сначала  мы  смеялись  и  тяжело  дышали.
Происходившее превзошло ночное воображение.  Она  была  маленькой  и  тихо
стонала, когда я причинял ей боль.  Гибкая  и  мягкая,  как  тростник;  по
сравнению с ней я выглядел великаном. Неожиданно у нее вырвался  из  горла
глубокий звук, словно она задыхалась, и она  согнулась  у  меня  в  руках,
будто умирая. Ее губы сомкнулись с моими.
     Теперь задыхался я. Она обняла меня и еще сильнее  прижалась  ко  мне
губами. Меня втягивало в темноту, туда, где нет ни света, ни  воздуха,  ни
дыхания. Могила в могиле. Раскаленным  добела  лезвием  у  меня  в  голове
заворочался страх. Открыв глаза, я  не  видел  ничего,  кроме  мелькающего
света и тени дерева, нависавшего надо мной.  Колючки  выросли  в  огромные
шипы. Мое лицо исказил ужас. Тень боярышника дрогнула,  раскрылся  вход  в
пещеру, и на меня надвинулись стены. Я вырвался и перевернулся  на  спину,
истекая потом от страха и стыда.
     - В чем дело? - спросила она слепо. Ее руки продолжали  обнимать  над
собой воздух.
     - Извини, Кери, извини.
     - Что ты имеешь в виду? Что случилось? - она повернула ко мне голову,
увитую рассыпавшимся золотом волос. Ее глаза сузились и  были  затуманены.
Она потянулась ко мне.
     - А, вот оно что. Иди ко мне. Все в порядке. Я покажу тебе.
     - Нет. - Я попытался высвободиться, но  весь  дрожал.  -  Нет,  Кери,
оставь меня, нет.
     - В чем дело? - ее  глаза  широко  раскрылись,  она  приподнялась  на
локте. - Ты, наверное, никогда этого не делал. Правда? Правда?
     Я не отвечал.
     Она рассмеялась, но вместо  игривости  получилось  взвизгивание.  Она
снова перевернулась и протянула руки.
     - Ладно, ничего, научишься, - и неожиданно раздраженно, -  ну  давай,
быстрее, говорю же тебе, все будет нормально. - Я поймал ее запястья.
     - Извини, Кери. Я не могу объяснить, но... Я не должен,  точно  знаю.
Послушай минуту.
     - Отпусти меня!
     Я отпустил, и Кери, отодвинувшись, села. Глаза ее были рассержены,  в
волосах запутались цветки.
     - Не подумай,  что  это  из-за  тебя,  Кери.  К  тебе  это  не  имеет
отношения.
     - Не пара тебе? Из-за того, что моя мать была шлюхой?
     - В самом деле? Я не знал. - Я почувствовал  внезапную  усталость.  -
Говорю же тебе, к тебе это не имеет  никакого  отношения.  Ты  прекрасная,
Кери, и, как только я тебя увидел, я  почувствовал...  ты  знаешь,  что  я
почувствовал. А это связано только со мной  и  моей...  -  я  остановился.
Дальше говорить было бесполезно. Она наблюдала за мной. Яркими  и  пустыми
глазами. Потом она отвернулась и резкими движениями начала отряхивать свое
платье. Вместо слова "сила" я закончил так: "и моим колдовством".
     - Колдовство. - Она выпятила  нижнюю  губу,  как  обиженный  ребенок.
Ловкой рукой застегнула  пояс  и  начала  собирать  упавшие  колокольчики,
презрительно повторяя: "Колдовство".
     - Думаешь, я поверила в твои  чары?  Думаешь,  у  меня  действительно
болел зуб?
     - Не знаю, - устало ответил я и поднялся на ноги.
     - Для того чтобы быть  волшебником,  не  обязательно  быть  мужчиной.
Лучше бы ты ушел в монастырь, все-таки это твое место.
     - Возможно.
     В ее волосах застрял колокольчик, и она выдернула  его.  Шелк  платья
блеснул на солнце, как осенняя паутинка. Мой взгляд упал на  синяк  на  ее
запястье.
     - Тебе не больно? Я не ушиб тебя?
     Она не ответила и даже не взглянула. Я отвернулся.
     - Ну что же, прощай, Кери.
     Я успел отойти на несколько шагов, когда вновь услышал ее голос.
     - Принц...
     Я обернулся.
     - Значит, откликаешься на  титул?  -  сказала  она.  -  Странно.  Сын
верхового короля, и не оставил даже серебра за мое платье.
     Я стоял, как лунатик. Она откинула волосы на плечи и  рассмеялась.  Я
вслепую нащупал кошель и вытащил наугад монету. Она оказалась  золотой.  Я
шагнул вперед и протянул ее ей. Кери наклонилась, смеясь, и сложила ладони
ковшиком, словно попрошайка. Порванное платье очаровательно  откинулось  у
нее на горле. Я бросил ей монету и побежал в лес. Смех ее преследовал меня
до самого холма. Я спустился в следующую долину,  сбежал  к  ручью  и  лег
рядом с ним на живот, вдыхая запах  талых  вод,  бегущих  с  гор,  которые
поглотили ее аромат.



                                    9

     В июне Амброзиус приехал в Карлеон и послал за мной. Я  приехал  один
поздно вечером, когда время ужина уже давно прошло. Зажгли лампы, в лагере
было тихо. Король еще работал, свет из его окна падал на  стяг  с  Красным
Драконом. Подходя к зданию, я услышал приветственный звон оружия и  увидел
высокую фигуру Утера.
     Он шел к двери, которая была напротив, но, поставив  ногу  на  нижнюю
ступеньку, он увидел меня и остановился.
     - Мерлин. Наконец приехал. Ты не торопился, не так ли?
     - Слишком мало времени оказалось на сборы. Если мне придется ехать за
границу, то требовалось подготовиться.
     Он застыл.
     - Кто тебе сказал, что надо ехать за границу?
     - Люди вокруг ни о чем другом не говорят. Ирландия,  верно?  Говорят,
Пасентиус завел себе там опасных союзников,  с  которыми  Амброзиус  хочет
быстро покончить. Но почему я?
     - Он хочет разрушить их главную крепость. Ты слышал о Килларе?
     - Кто же не слышал. Говорят, это неприступная крепость.
     - Это правда. В центре Ирландии находится гора, с которой  видно  все
побережье, а наверху этой горы стоит крепость, но не из земли и частокола,
а из прочных камней. Вот почему позвали тебя, Мерлин.
     - Понятно. Вам нужны осадные орудия.
     - Да, орудия. Нам придется  брать  Киллар,  после  чего  можно  будет
отдохнуть несколько лет. Поэтому я беру Треморинуса,  а  Треморинус  берет
тебя.
     - Король, насколько я понял, не едет.
     - Нет, а сейчас спокойной ночи. Я  занят,  а  то  пригласил  бы  тебя
скоротать  ожидание  вместе.  У  него  сейчас  начальник  гарнизона,   но,
наверное, ненадолго.
     После этого он  пожелал  мне  приятной  ночи  и  взбежал  к  себе  по
ступенькам, позвав слугу.
     Почти одновременно от дверей короля донесся звук  другого  салюта,  и
вышел комендант. Не видя меня, он  остановился  переговорить  с  одним  из
часовых. Я стоял и ждал.
     Мой взгляд привлекло тихое скрытное движение в проходе  у  здания,  в
котором жил Утер. Часовые,  отвлеченные  комендантом,  ничего  не  видели.
Фигура была в плаще с капюшоном, девушка.  Она  подкралась  к  освещенному
углу и обернулась. Жестом скорее скрытным, нежели боязливым, она надвинула
капюшон глубже. Я узнал жест, и запах жимолости, и золотую  прядку  из-под
капюшона, освещенную светом факела.
     Я неподвижно стоял, раздумывая, зачем она последовала за  мной,  чего
она надеялась добиться. Не думаю, чтобы я чувствовал стыд,  но  оставались
боль и желание. Я поколебался, но сделал шаг вперед и позвал: "Кери?"
     Но она не обратила внимания. Выскользнув из тени, она быстро и  легко
взбежала по  ступеням  к  Утеру.  Я  услышал,  как  ее  окликнул  часовой,
раздалось бормотанье и негромкий мужской смех. Когда я поравнялся с дверью
Утера, она была заперта. А в свете факела я увидел улыбающегося часового.
     Амброзиус сидел за столом. Над  ним  склонился  слуга.  Он  отодвинул
бумаги и приветствовал меня. Слуга принес вина, разлил его и удалился.
     Мы немного поговорили.  Он  рассказал  мне  о  новостях  и  событиях,
происшедших после отъезда из Винчестера, о продвигавшемся строительстве  и
планах на будущее. Потом мы обсудили работу Треморинуса в Карлеоне и дошли
до темы войны. Я спросил его о последних известиях насчет Пасентиуса.
     - Мы, - сказал я, - ждем каждую неделю вестей о том, что он высадился
на севере и разоряет страну.
     - Пока нет. Если мой расчет чего-то стоит, то мы не услышим о нем  до
весны и у нас хватит времени подготовиться. Если бы он появился сейчас, то
опаснее соперника нам было бы не найти.
     - Я кое-что слышал об этом. Ты имеешь в виду ирландские вести?
     - Да, из Ирландии идут худые известия. Ты знаешь их  молодого  короля
Гилломана? Молодой огнедышащий дракон, которому не терпится начать  войну.
Ты, наверное, слышал,  что  Пасентиус  обручен  с  сестрой  Гилломана.  Ты
понимаешь, что это может значить. От  их  союза  окажется  в  опасности  и
север, и запад Британии.
     - Пасентиус в Ирландии? Мы слышали, что он в Германии, собирает силы.
     - Так и есть. У нас нет точных сведений, сколько  он  имеет  в  своем
распоряжении, но где-то около двадцати тысяч человек. Неизвестны мне и  их
совместные с Гилломаном планы. - Глядя на меня,  он  насмешливо  приподнял
бровь: - Расслабься, парень. Я позвал тебя сюда не  для  предсказаний.  Ты
ясно обрисовал все в Кэрконане. Я выжидаю, как и ты, что скажет твой бог.
     Я рассмеялся:
     - Знаю. Ты позвал меня для настоящей работы.
     - Естественно. Я не собираюсь  ждать,  пока  Ирландия  объединится  с
Германией и  они  обрушатся  на  наши  берега,  как  летняя  гроза,  чтобы
встретиться в Британии и покорить север. Британия находится между  ними  и
способна разделить их прежде, чем они соединятся перед нападением.
     - Сначала ты пойдешь на Ирландию?
     - На Гилломана, - кивнул он. - Он молод, неопытен и к тому же  ближе.
Утер отправится в Ирландию в конце месяца. - Перед ним лежала карта, и  он
развернул ее ко мне. - Вот.  Здесь  крепость  Гилломана.  Ты,  несомненно,
слышал о ней. Эта горная крепость называется Киллар. Я не нашел  человека,
который видел бы ее, но рассказывают, что она надежно  укреплена  и  может
выдержать любую осаду. Мне говорили, что ее еще никому не удавалось взять.
А мы не можем позволить, чтобы Утер просидел под ней долгие  месяцы,  пока
ему в тыл не ударит Пасентиус. Киллар надо брать быстро,  а  мне  говорят,
что ее нельзя взять огн