ернулся, и он догадается, что я помогаю  докторам.
У нас еще будет время поужинать и поговорить.
     На поле носильщики  по-прежнему  разбирали  своих  и  чужих.  Мертвых
саксов сваливали в кучу на середине поля. Я понял, что  их  сожгут  по  их
погребальному обычаю. Рядом с растущей грудой тел стоял  в  карауле  взвод
воинов, охранявших нагромождение из сверкавшего оружия и украшений, снятых
с мертвых. Погибших бриттов  складывали  рядами  у  стены  для  опознания.
Небольшие группы людей во главе с командирами наклонялись  над  каждым  из
них. Пробираясь по взбитой многими ногами  грязи,  смешанной  с  пропахшей
кровью маслянистой слизью, я прошел мимо тел нескольких  оборванцев,  судя
по виду, бродяг или крестьян. Один  из  них,  пришпиленный  к  земле,  как
насекомое, сломанным саксонским копьем, продолжал извиваться под  оружием,
оставшимся в его теле. Я поколебался, затем подошел и наклонился над  ним.
Лишенный способности говорить, он следил за мной глазами. Видно было,  что
он продолжает надеяться. Если бы его закололи более чисто,  я  бы  вытащил
лезвие и он умер бы от потери крови,  но  сейчас  для  него  имелся  более
быстрый выход. Я достал свой кинжал, откинул плащ, отошел  так,  чтобы  на
меня не попала струя крови, и вонзил кинжал ему в шею.  Вытерев  кинжал  о
лохмотья мертвеца, я выпрямился и встретился с холодным взглядом человека,
наблюдавшего за мной. В руках он держал наготове меч.
     К счастью, я знал его. Он тоже узнал меня, рассмеялся и опустил меч.
     - Ты везуч. Я чуть было не проткнул тебя со спины.
     - А я и не подумал. - Я убрал  кинжал  обратно  в  ножны.  -  Досадно
умереть, попытавшись  обокрасть  такого.  Что  у  него,  по-твоему,  можно
забрать?
     - Ты не представляешь себе, что они только не забирают: все,  начиная
от мозольного пластыря и кончая ремешком  от  порванного  сандалии.  -  Он
кивнул головой на высокие стены крепости. - Он ищет тебя.
     - Я иду.
     - Говорят, ты предсказал все это, Мерлин? И Довард тоже?
     - Я сказал, что Красный Дракон одолеет Белого. Но думаю, что это  еще
не все. Что с Хенгистом?
     - Там. - Он снова показал на крепость. - Он бежал к  крепости,  когда
саксонские ряды дрогнули, и был захвачен прямо у ворот.
     - Я видел. Он внутри и жив?
     - Да.
     - А Окта, его сын?
     - Бежал. Он и его кузен, как его, Эоза? Ускакали на север.
     - Значит, еще не все. За ними организовали погоню?
     - Пока нет. Он сказал, что времени хватит. - Он посмотрел на меня.  -
Хватит?
     - Откуда я знаю. - Я не хотел ничего говорить. - Сколько времени  они
собираются здесь оставаться? Несколько дней?
     - Говорят, что три. Чтобы похоронить мертвых.
     - Как поступят с Хенгистом?
     - А как ты думаешь? - Он сделал рубящее  движение  ладонью.  -  Давно
пора, если спросишь. Они как раз совещаются  там  по  этому  поводу,  хотя
судом это не назвать. Князь пока не  высказался,  но  Утер  призывает  его
убить, да и жрецам надо немного  крови,  чтобы  закончить  достойно  день.
Ладно, мне пора выискивать мародеров. - Поворачиваясь, он  добавил:  -  Мы
видели тебя на холме  во  время  сражения.  Люди  говорят,  что  это  было
предзнаменование.
     Он ушел. Сзади с карканьем взлетел ворон и уселся  на  грудь  убитого
мною человека. Я позвал  факельщика  осветить  мне  путь  и  направился  к
главным воротам крепости.
     Я был уже у моста, когда в воротах показалось факельное шествие и  из
крепости вывели под конвоем связанного светловолосого гиганта, в котором я
узнал Хенгиста. Воины Амброзиуса образовали каре, внутрь  которого  завели
саксонского вождя. Там его, наверное, толкнули на колени, и светлая голова
исчезла за рядами британцев.  На  мосту  показался  Амброзиус.  Слева  его
сопровождал Утер, а справа незнакомый мне человек в одеянии  христианского
епископа, заляпанном кровью и грязью. За ними следовали остальные. Епископ
что-то  горячо  шептал  Амброзиусу  на  ухо.  Лицо   Амброзиуса   застыло,
превратившись в непроницаемую маску - холодное, ничего не выражающее лицо,
так знакомое мне. Он сказал что-то вроде: "Увидишь, они будут довольны"  и
что-то еще, после чего епископ наконец умолк.
     Амброзиус занял свое место и кивнул  командиру.  Прозвучала  команда,
свист и звук удара. Из толпы послышался шум, похожий на  рычание.  Епископ
произнес победным хриплым голосом:
     - Так сгинут все неверные, враги единого бога. Бросить  его  тело  на
съедение волкам и коршунам!
     Тут раздался голос Амброзиуса, холодный и спокойный:
     - Он отправится вместе со своими воинами к  своим  богам,  как  велят
обычаи их народа.
     - Скажешь мне, когда будет все  готово,  я  подойду,  -  добавил  он,
обращаясь к командиру.
     Епископ вновь начал кричать,  но  Амброзиус,  Утер  и  остальные  уже
отвернулись, не слушая его, и зашагали в крепость. Я пошел следом.  Копья,
сомкнувшиеся  было  передо   мной,   разомкнулись.   Крепость   охранялась
британцами Амброзиуса, и меня узнали.
     Внутри  находился  большой  квадратный  двор,  заполненный  людьми  и
лошадьми. Раздавались топот, шум, крики. На дальнем конце двора  невысокая
лестница вела в главную залу и башню. Группа во главе с Амброзиусом начала
подниматься по ступеням, а я свернул в сторону. Можно не  спрашивать,  где
разместили раненых.  На  восточной  стороне  стояло  длинное  двухъярусное
здание, отданное под перевязочный  пункт.  Я  сориентировался  по  звукам,
несшимся оттуда. Меня с благодарностью принял главный доктор, у которого я
обучался в Бретани, человек по имени Гандар. У него явно  не  было  работы
для жрецов или волшебников, но очень кстати пришлась, пара умелых рук.  Он
дал  помощников,  нашел  кое-какие  инструменты,  коробку   с   мазями   и
лекарствами и втолкнул меня - в буквальном смысле этого слова - в  длинную
комнату. Комната была немногим лучше, чем крытый сарай, но она вмещала тем
не менее около пятидесяти раненых. Я  разделся  до  пояса  и  принялся  за
работу.
     Где-то к полуночи  самое  худшее  осталось  позади,  и  работа  пошла
спокойнее. Я находился в дальнем конце, когда легкий шум у входа  заставил
меня обернуться. Амброзиус, Гандар и пара военачальников обходили раненых.
Они останавливались около каждого человека, около тяжелораненых вполголоса
консультировались с доктором.
     Я зашивал рану на бедре, она была чистая и скоро зажила бы,  если  бы
не глубина и разрывы по краям. К  всеобщему  облегчению,  человек  потерял
сознание. Я работал, ни на кого не глядя. Зашив, я потянулся за повязками,
приготовленными  помощником,  и  забинтовал  рану.   Закончив,   поднялся.
Помощник принес таз с водой. Окуная руки в воду, я заметил, что  Амброзиус
улыбается. Он еще не снял свою изрубленную и помятую  броню,  но  выглядел
свежим и бодрым, готовым снова участвовать в битве. Глядя на него, раненые
словно набирались сил.
     - Милорд, - приветствовал его я.
     Он наклонился над потерявшим сознание человеком.
     - Как он?
     - Ранение мягких тканей. Он поправится и пускай всю жизнь  благодарит
бога за то, что рана не пришлась на несколько дюймов левее.
     - Ты неплохо поработал, я гляжу.
     Я вытер руки и, поблагодарив, отпустил помощника. Амброзиус  протянул
мне руку.
     - Приветствую тебя, Мерлин. Мы в долгу перед тобой. Я имею в виду  не
эту работу, а Довард и сегодняшнюю битву. Как бы то ни было,  так  считают
люди, а если уж воины решили, что это к удаче, значит, так тому и быть.  Я
рад видеть тебя в добром здравии. У тебя, наверное, есть для меня новости.
     - Да, - ответил я невыразительно, поскольку  вокруг  нас  были  люди.
Улыбка потухла в его глазах. Амброзиус  поколебался  и  тихо  обратился  к
сопровождающим:
     - Оставьте нас.
     Они ушли. Мы поглядели  друг  на  друга  над  телом  бессознательного
человека.  Поблизости  ворочался  и  стонал  воин,  другой   отвечал   ему
стенаниями. Стоял отвратительный запах  -  пахло  кровью,  потом,  больной
плотью.
     - Так какие новости?
     - Они касаются моей матери.
     По-моему, он уже знал, что я  скажу.  Амброзиус  медленно  заговорил,
взвешивая слова, будто каждое из них имело для него особое значение.
     - Люди, сопровождавшие  тебя  сюда,  привезли  известие  о  ней.  Они
сказали,  что  она  болела,  но  поправилась,  вернувшись  благополучно  в
Маридунум. Разве это не правда?
     - Это было правдой, когда я уехал из Маридунума. Если бы я знал,  что
болезнь смертельна, я бы не оставил ее.
     - Смертельна?
     - Да, милорд.
     Амброзиус замолчал,  глядя  невидящим  взором  на  раненого.  Раненый
заворочался, скоро он придет в себя, а вместе с сознанием вернется боль  и
страх смерти.
     - Выйдем на воздух? - спросил я. - Я закончил здесь. К этому человеку
я кого-нибудь пришлю.
     - Хорошо. Только возьми свою одежду. Сегодня ночь холодная. Когда она
умерла? - добавил он, не сходя с места.
     - Сегодня на закате.
     Амброзиус быстро и внимательно взглянул на меня, сузив  глаза,  затем
кивнул, приняв все,  как  оно  есть.  Он  повернулся  к  выходу  и  жестом
пригласил меня с собой. Когда мы вышли, он спросил:
     - Ты думаешь, она знала?
     - Думаю, да.
     - Она ничего не передавала мне?
     -  Ничего  непосредственно.  Она  сказала,  что  вы  встретитесь,   и
встретитесь скоро. Не забудь, она христианка, а они верят...
     - Я знаю, во что они верят.
     Снаружи донесся шум, чей-то голос  выкрикнул  пару  команд,  раздался
топот.  Амброзиус  помедлил,  прислушиваясь.  Кто-то  быстро  шел  в  нашу
сторону.
     - Поговорим позже, Мерлин.  Тебе  нужно  многое  мне  рассказать.  Но
сначала мы должны отправить дух Хенгиста к его отцам. Пошли.


     Мертвых  саксов  сложили  на  огромную  поленницу,  облили  маслом  и
обложили торфом. Наверху пирамиды,  на  грубо  сколоченных  досках,  лежал
Хенгист. Как уж Амброзиус смог сделать так,  чтобы  его  не  обобрали,  не
знаю. Но его щит лежал у него на груди, а меч по правую руку. Перерезанное
горло прикрыли  кожаным  щитком,  который  носят  воины.  Он  был  украшен
золотом.  От  груди  до  ног  его  покрывал  пурпурный   плащ,   складками
спускавшийся на грубое деревянное ложе.
     Внизу положили факелы, и пламя жадно  охватило  свои  жертвы.  Стояла
тихая ночь, и дым черным столбом устремился в небо,  перемежаемый  языками
пламени. Огонь захватил плащ Хенгиста, его края  почернели  и  свернулись.
Хенгист исчез из виду в облаке дыма и огня. Пламя щелкало,  как  множество
плетей, дрова обугливались и разваливались. Подбегали чумазые и вспотевшие
люди, подбрасывали еще. Даже нам на нашем отдаленном  месте  стало  жарко.
Запах горящего дерева, жира  и  мяса  наполнил  сырой  ночной  воздух.  За
освещенным кругом наблюдавших в поле виднелись факелы. Слышен  был  глухой
стук лопат,  вгрызавшихся  в  землю,  -  хоронили  погибших  бриттов.  Над
величественным погребальным костром за  темными  склонами  далеких  холмов
висела полная майская луна, застилаемая дымом.
     - Что ты видишь?
     Я вздрогнул от голоса Амброзиуса.
     - Вижу? - удивленно взглянул я на него.
     - Да, в огне, пророк Мерлин.
     - Ничего, кроме поджаривающихся мертвецов.
     - Тогда постарайся рассмотреть кое-что для меня, Мерлин.  Куда  делся
Окта?
     Я рассмеялся.
     - Откуда я знаю? Я же сказал тебе, что я вижу.
     Но он даже не улыбнулся.
     - Посмотри внимательнее. Скажи мне, куда скрылся Окта, а также  Эоза?
Где они окопаются и будут ждать меня? И когда?
     - Я же говорил, я не ищу ничего сам по себе. Если я вижу, то по  воле
бога. Вещи являются мне в пламени, в ночи, приходят в тишине,  неожиданно,
как стрела из засады. Я не ищу лучника. Все, что от меня зависит -  встать
с открытой грудью и ждать, пока в нее ударит стрела.
     - Так поступи же так сейчас, - упрямо настаивал Амброзиус.  Я  видел,
что он не шутит. - Ты видел тогда, у Вортигерна.
     - Ты называешь  это  "видеть"  -  предсказать  его  смерть?  Когда  я
предсказывал, я даже  отчета  себе  не  отдавал,  что  я  говорю.  Горлуа,
наверное, рассказал тебе, что случилось. Даже сейчас я не могу  вспомнить.
Мне неизвестно, когда я начну видеть и когда перестану.
     - Прямо сегодня ты узнал о Ниниане, без всякого огня и темноты.
     - Верно, но не понимаю как, равно как и в случае с Вортигерном.
     - Люди прозвали тебя "пророком Вортигерна". Ты предсказал нашу победу
у Доварда и здесь. Тебе  верят  и  они,  и  я.  Не  лучше  ли  именоваться
"пророком Амброзиуса"?
     - Милорд, ты знаешь, что я приму любой титул, который  ты  соизволишь
мне пожаловать. Но исполнение твоей просьбы зависит не от меня. Я не  могу
выполнить ее по заказу, но если она важна, она  исполнится.  Когда  придет
время, я скажу тебе. Ты же знаешь, что я служу тебе. Сейчас же я  не  знаю
ничего об Окте  и  Эозе  и  могу  лишь  по-человечески  догадываться.  Они
по-прежнему сражаются под знаменем Белого Дракона так?
     - Да, - его глаза сузились.
     - Тогда предсказание "пророка Вортигерна" остается в силе.
     - Я могу сказать об этом людям?
     - Если так надо для них. Когда вы собираетесь выступить?
     - Через три дня.
     - Куда?
     - На Йорк.
     - Тогда твоя догадка командирская совпадает  с  моей  колдовской.  Ты
возьмешь меня?
     Он улыбнулся.
     - Будет ли мне от этого польза?
     - От "пророка", возможно, нет. Но разве тебе не нужен  инженер,  врач
или пускай даже певец?
     - Один, но стоит многих? Знаю, знаю, - он  рассмеялся.  -  Но  только
священника не изображай передо мной, Мерлин, у меня их хватает.
     - Можешь не бояться.
     Пламя угасло. Подошел ответственный командир и, отсалютовав, спросил,
можно ли отпустить людей. Амброзиус дал разрешение и поглядел на меня.
     - Ладно, поехали со мной в Йорк. У меня есть  там  для  тебя  работа.
Настоящая работа. Мне сказали,  что  дворец  наполовину  разрушен,  и  мне
потребуется руководитель для инженеров. Треморинус в  Карлеоне.  А  сейчас
найди Кая Валерия и скажи, чтобы он помогал тебе во  всем,  присмотрел  за
тобой. Пусть придет с тобой через час. А  тем  временем,  если  что-нибудь
явится тебе в темноте, как стрела, дай мне знать, ладно? -  И  добавил  он
через плечо: - Если только это в самом деле не окажется стрелой.
     Он рассмеялся и ушел. Рядом неожиданно оказался Утер.
     - Ну что, Мерлин - побочный сын? Рассказывают, что ты выиграл для нас
сражение со своего холма?
     Я с удивлением отметил, что в его голосе не было злобы. Он  вел  себя
расслаблено,  легко  и  игриво,  как  отпущенный  на  свободу   невольник.
Наверное, это было следствием долгих лет  отчаяния,  проведенных  в  Малой
Британии. Сиротой Утера забросило за  Узкое  море,  прежде  чем  он  успел
возмужать, и развеялись многие его мечты. Сейчас  же  он  чувствовал  себя
ястребом, впервые вылетевшем на охоту. Он ощущал в  себе  силы.  Это  было
заметно и мне. Мощь окрыляла его. Я сказал что-то в ответ, но  он  прервал
меня:
     - Ты видел чего-нибудь сейчас в огне?
     - И ты туда же? - беззлобно отозвался я. -  Князь,  похоже,  считает,
что стоит мне взглянуть на факел, и я готов предсказать будущее. Я пытался
объяснить, что так не бывает.
     - Ты разочаровываешь меня. Я собирался узнать о своей судьбе.
     - Клянусь Эросом, нет ничего проще. Не позже, чем через час, когда ты
разберешься со своими людьми, ты окажешься в постели с девчонкой.
     - Не так уж просто. Какой дьявол  тебе  подсказал,  что  мне  удалось
найти девчонку, их здесь немного? Одна на полсотни человек. Мне повезло.
     - Это я и имею в виду. Если  на  пятьдесят  человек  приходится  одна
женщина, то она достанется Утеру. Я называю это закономерностью жизни. Где
мне найти Кая Валерия?
     - Я отправлю с тобой кого-нибудь,  чтобы  тебе  показали.  Я  бы  сам
пошел, но не хочу попадаться ему на глаза.
     - Отчего?
     - Когда мы разыгрывали девчонку, он проиграл, - весело ответил  Утер.
- Так что у него хватит для тебя времени, в  его  распоряжении  вся  ночь.
Пошли.



                                    6

     Мы отправились в Йорк за три дня до конца мая.  Лазутчики  Амброзиуса
подтвердили его догадку в отношении  Йорка.  От  Кэрконана  к  Йорку  вела
хорошая дорога, которой и воспользовались Окта с Эозой. Они нашли  убежище
в  укрепленном  городе,  названном  римлянами  Эборанумом,  а  саксами   -
Эфорвиком, или Йорком. Однако  укрепления  в  Йорке  находились  в  плохом
состоянии, а  йоркцы,  прослышав  о  внушительной  победе  Амброзиуса  под
Кэрконаном, оказали саксам холодный  прием.  Несмотря  на  стремительность
передвижения Окты, Амброзиус отставал от него только на два дня. При  виде
нашей тройной, отдохнувшей и усиленной свежими британскими  подкреплениями
армии саксы усомнились в своей способности удержать город и решили сдаться
на милость победителя.
     Я наблюдал за происходящим собственными глазами из фургона с осадными
сооружениями. Процесс сдачи в плен произвел на  меня  более  неприятное  в
своем роде впечатление,  чем  битва.  Вождь  саксов  был  крупным  молодым
светловолосым человеком, похожим на своего отца. Его привели к  Амброзиусу
раздетым до штанов, сшитых из грубого полотна, с тесемками. Руки в  кистях
сковывала цепь, голова и тело посыпаны пылью - излишний для  него  атрибут
унижения. В его глазах горел гнев, было видно, что его вынудили на это  из
мудрости или трусости  (как  хотите  называйте)  саксонские  и  британские
предводители. Они толпились сзади в городских воротах, прося у  Амброзиуса
пощады для себя и своих семей.
     На этот раз он даровал ее  и  потребовал,  чтобы  остатки  саксонской
армии отошли на север за пределы  старой  стены  Гадриана,  которая  будет
считаться границей его владений.
     Земли за пределами стены,  по  рассказам  людей,  дики  и  угрюмы,  с
малочисленным населением. Несмотря на это, Окта с радостью  воспользовался
предоставленной ему  свободой.  За  ним  явился  его  кузен,  Эоза,  также
сдавшийся на милость Амброзиуса. Она была ему также дарована. А город Йорк
открыл свои ворота новому королю.
     При занятии города Амброзиус всегда  действовал  по  одному  образцу.
Первым делом он устанавливал порядок, не допуская в город своих британских
союзников. Порядок устанавливали и поддерживали его собственные войска  из
Малой  Британии,  не  имевшие  местных  пристрастий.  Они  очищали  улицы,
восстанавливали укрепления, разрабатывали  планы  будущего  строительства,
которые передавались опытным инженерам, использующим местные рабочие руки.
Потом проводилась встреча  с  руководством  города,  определялась  будущая
политика, приносилась клятва  верности  Амброзиусу,  обсуждались  меры  по
охране города. В конце  происходила  религиозная  церемония  благодарения,
сопровождавшаяся всеобщим празднеством.
     Йорк явился первым крупным городом, взятым Амброзиусом,  и  церемония
празднования проводилась в  церкви.  Стоял  ослепительный  июньский  день,
собралась вся армия и огромные массы народа.
     А я уже побывал на одной закрытой церемонии в другом месте.
     Трудно было ожидать, что в Йорке окажется храм Митры. В любом  случае
поклонение ему было запрещено со времен ухода последнего римского  легиона
около века назад. Но в римскую эпоху храм в Йорке являлся одним  из  самых
красивых в стране. Поскольку поблизости не  нашлось  естественной  пещеры,
храм построили в просторном подвале дома, где жил римский командующий.  По
этой  причине  христиане  не  смогли  осквернить  его,  подобно  остальным
святилищам. Однако время и сырость сделали свое  дело,  и  храм  пришел  в
негодность.  Однажды  при  одном  христианском  правителе  его  попытались
превратить в подземную часовню, но следующий правитель  наотрез,  если  не
сказать  более  категорично,   воспротивился   этому.   Являясь   истинным
христианином, он не видел причины для того, чтобы не  использовать  добрый