сскажу. У тебя холодные пальцы. Сядь
со мной, у нас еще есть немного времени, прежде чем пора будет выйти в зал.
     - Король подождет нас. Он ведь знает, что я здесь. Это он прислал  меня
к тебе.
     - Вот как?
     Но с этим можно было  повременить. В углу  комнаты перед низким  ложем,
застланным шкурами и одеялами, рдела раскаленная жаровня. Мы сели бок о бок,
греясь в  ее  тепле, и  в ответ на нетерпеливые расспросы Вивианы я опять, в
который уж раз, рассказал о моих приключениях.
     К тому  времени,  когда  я  кончил,  она заметно повеселела,  на  щеках
проступил  румянец.  Я  обнял ее одной рукой,  а она прикорнула  у меня  под
боком, перебирая мои пальцы. Волшебник ли, простой ли  смертный, но я твердо
знал, что ее радость  при виде меня так же  истинна, как и тепло раскаленной
жаровни. Время  вернулось  вспять  - но не совсем:  простой  ли смертный или
волшебник, я чувствовал, что еще остались неразрешенные тайны.
     А она, моя голубка, слушала, и восклицала, и сжимала мою руку,  а когда
я смолк, стала рассказывать о себе:
     - Я говорила тебе, что видела сон. Он лишил меня покоя. И  я даже стала
сомневаться, действительно  ли  ты  был  мертв, когда  мы похоронили тебя  в
пещере. Но казалось, тут и думать нечего: ты так долго лежал недвижный и, по
всему судя,  бездыханный, и все врачи признали, что ты умер.  Вот и положили
тебя в пещере. А потом другой сон снова привел меня к твоей гробнице, но там
все оставалось как было. А  потом были еще  сны и видения, и они  вытеснили,
затмили этот...
     Рассказывая, она отодвинулась  от меня,  хотя по-прежнему  не выпускала
мою руку. Откинувшись ни  подушки, она смотрела неотрывно  на рдеющие угли в
жаровне.
     - Ну а Моргана? - напомнил я ей. - И похищение меча?
     Она метнула на меня быстрый взгляд.
     - Разве король  не рассказал  тебе об этом?  Ну да, конечно, ты знаешь,
как  был  выкраден  меч. Мне пришлось  покинуть  Камелот  и  последовать  за
Морганой, чтобы возвратить  его королю. Но и тогда бог не оставил меня. Пока
я находилась  в Регеде,  туда прибыл  с юга  один рыцарь. Он  странствовал и
явился к королеве.  И в замке  Урбгена  поздно вечером  он  поведал нам свою
странную повесть. Его звали Багдемагус, ов  родич Морганы  и  Артура. Ты его
знаешь?
     - Да.  Позапрошлым летом у него  заболел сын, и я его врачевал. Удалось
спасти ему жизнь, но воспаление глаз осталось.
     Она кивнула.
     - И ты дал ему мазь, чтобы мазал,  если будут  болеть глаза. Ты сказал,
что мазь настояна на траве, которая у тебя есть в Брин Мирддине.
     - Верно.  Дикий  шалфей, я привез его из Италии и храню запас у себя  в
пещере. А он что же, намеревался раздобыть эту траву?
     - Ну да, он понял тебя  так, что будто  бы она  растет в Брин Мирддине,
может быть, ты выращиваешь ее на грядках, как в Яблоневом саду. Конечно, ему
было известно,  что там в пещере покоится твое тело.  Он не  признался перед
нами, что боялся, но, уж конечно, его одолевал страх. И вот, он рассказывал,
въехал он на гребень холма и вдруг слышит пение словно бы из недр земли.  Но
тут его конь шарахнулся и понес, и больше он туда вернуться не осмелился. Он
никому об этом не рассказал, стыдясь своего бегства, не хотел, чтобы над ним
смеялись; но потом, незадолго до  отъезда, он слышал в  Маридунуме рассказ о
каком-то   человеке,  который   якобы   говорил   с  твоим  призраком...  Ты
догадываешься, кто это такой:  тот  самый грабитель могил.  Оба эти странных
рассказа  да  еще  мои сновидения совпали и ясно свидетельствовали об одном:
что ты жив и находишься у  себя в пещере. Я выехала бы из  Лугуваллиума в ту
же ночь, но случилось одно происшествие, которое меня задержало.
     Она искоса взглянула  на меня, словно ожидала, что я кивну, зная, о чем
идет речь. Но я только спросил:
     - Какое?
     То же недоумение, что прежде выказал Артур, пробежало тенью по ее липу.
Но она прикусила губу и объяснила:
     -   Прибыла  Моргауза   с  мальчиками.  Со   всеми  пятью.  Я,  как  ты
догадываешься,  оказалась  не   очень-то  ко  двору,  но  Урбген  был   сама
любезность, а Моргана боялась, что ей придется отвечать за похищение меча, и
цеплялась за меня изо всех сил. Наверно, надеялась, что, пока я  там, Урбген
не  обрушит  на нее  своего  гнева.  И еще,  конечно,  рассчитывала  на  мое
заступничество перед  Артуром.  Но  Моргауза ... - Она  поежилась, будто  от
холода.
     - Ты ее видела?
     - Мельком. Я не могла  находиться с  нею  рядом.  Я простилась  - пусть
думают, что  я  отправилась в обратный путь  к  югу. На  самом же деле  я не
покинула  Лугуваллиума.  Тайно я послала пажа к Багдемагусу, и тот прибыл ко
мне  туда, где я остановилась  в городе.  Он  оказался  добрым человеком,  и
притом он обязан тебе жизнью своего  сына. Я не открыла ему, что считаю тебя
живым. А только объясняла, что Моргауза  всегда была тебе враждебна, что она
отравила  тебя,  а  Моргана  -  тоже  ведьма  и враг короля.  Я просила  его
выведать, о чем они будут сговариваться, и сообщить  мне. Понятно, что я уже
делала  попытки  прочитать мысли Моргаузы, но потерпела неудачу.  Оставалось
только  надеяться, что сестры будут между  собой беседовать и  удастся из их
беседы  разузнать об отраве, которой тебя опоили. Если сны мои правдивы и ты
еще жив, эти  сведения помогли бы, быть может,  тебя  спасти. Если же это не
удастся, то хотя бы у меня  будут новые доказательства коварства Моргаузы, я
представлю их королю и добьюсь ее смерти. - Она коснулась ладонью моей щеки.
Взгляд ее был суров. - Я сидела в городе, ожидая прихода Багдемагуса, и  при
этом все  время  сознавала, что  в это самое время ты, быть  может, умираешь
один, замурованный в гробнице. Я пыталась мыслью дотянуться до тебя или хотя
бы увидеть тебя на  расстоянии,  но  всякий  раз,  как  перед моим мысленным
взором возникал полый холм  и твоя гробница, вспыхивал яркий  свет и  слепил
меня, и вниз по  лучу света плыл Грааль, одетый  облаком, подобный  луне  за
грозовой тучей. Потом он пропадал, а боль  и чувство утраты разрывали тенета
сна, и я пробуждалась в смятении, тоскуя я плача, чтобы заснуть снова.
     - Так тебе  было дано знать  об этом? Бедное  дитя, тебе  - и  охранять
такое сокровище ... Багдемагус известил тебя,  что Моргауза прознала о нем и
намерена его похитить?
     - О чем  ты? - Она недоуменно расширила глаза. - При чем  тут Моргауза?
Да если бы она только взглядом прикоснулась к Граалю, это упало бы грязью на
самого бога! И откуда ей знать, где он запрятан?
     - Не знаю. Но она его забрала. Мне об этом сказал тот, кто видел своими
глазами, как она доставала его из тайника.
     - В таком случае тебя обманули, - удовлетворенно сказала Вивиана. - Это
я забрала его.
     - Ты взяла сокровище Максена?
     - Ну да. - Она, торжествуя, приподнялась на ложе. В  глазах ее  рдели и
лучились  две раскаленные  жаровни. Ясные серые глаза с  точечками  красного
света в  середине  вдруг стали похожими на  кошачьи или  ведьмины.  - Ты сам
рассказал мне, где находится тайник, ты разве не помнишь?  Или  ты тогда уже
погрузился в сумеречный туман, мой милый?
     - Нет. Я помню.
     Она спокойно продолжала:
     - Ты говорил, что магия - хозяйка требовательная и  ставит перед своими
слугами  трудные  задачи.   Но  всего  труднее  мне  было,   когда  пришлось
отправиться в  Сегонтиум вместо Брин  Мирддина.  Однако  я  знала,  что  это
веление свыше, и подчинилась. Взяла с собой двух доверенных слуг,  и в конце
концов мы добрались до места.  Там все  переменилось. Святилище исчезло, его
засыпало оползнем, но  я  по  твоим  указаниям определила,  где  оно  раньше
стояло, и мы  начали копать. Эта работа заняла бы много больше времени, если
бы не сыскался помощник.
     -  Чумазый пастушок,  который умеет, держа ореховый  прут  над  землей,
определять, где запрятаны сокровища.
     Взгляд ее просветлел.
     - Вот видишь! Зачем только я тебе рассказываю, ты и так все знаешь. Да.
Он показал,  где  копать,  и  мы извлекли из  земли ларец.  С этим  ларцом я
приехала  в  крепость, обратилась к  коменданту  и  ночь провела там,  а  он
поставил  вооруженную  охрану  у  меня за порогом.  Всю ночь меня  одолевали
видения. Мне открылось, что ты жив и на свободе и скоро увидишься с королем.
Утром я попросила выделить мне  эскорт, чтобы везти сокровище, и  выехала  в
Каэрлеон.
     - И разминулась со мной на два дня, - сказал я.
     - Разминулась с тобой? Где же?
     - А ты думала, я видел чумазого пастушка в пламени? Нет, я сам был там.
- И я коротко рассказал ей, как побывал  в Сегонтиуме  и посетил исчезнувшее
святилище. - Когда мальчик сказал мне про тебя и двух твоих слуг, я, глупец,
решил, что это была  Моргауза. Он не описал той дамы, сказал только, что она
была... Постой, он сказал,  что  это была королева и слуги имели королевские
знаки. Вот почему я предположил...
     Я остановился на полуслове. Ее рука  вдруг судорожно сжала мою. Веселый
свет в серых глазах померк; она смотрела мне в лицо со страхом и мольбой. Не
понадобилось провидческого дара, чтобы догадаться о  том,  чего она  мне  не
рассказала, и  понять,  почему  Артур  и  все остальные избегали упоминать в
разговоре со мной ее имя. Нет,  она не отняла у меня хитростью мою волшебную
силу и не приложила руку к моей погибели  - просто-напросто, когда  не стало
старого волшебника, она привела к себе на ложе молодого мужчину.
     Мне  показалось, что  этой  минуты я  ждал давно. Улыбнувшись, я  мягко
спросил:
     - Ну и кто же он, твой король?
     Щеки ее залил румянец. Глаза опять увлажнились слезами.
     - Я должна  была признаться сразу. Меня предупредили, что ты  ничего не
знаешь. Но у меня не хватило духу, Мерлин.
     - Напрасно ты так сокрушенно смотришь, моя  дорогая. Что у нас было, то
было, а дважды выпить  один глоток  эликсира невозможно. Будь я все еще хоть
вполовину волшебником, я бы давным-давно все понял. Кто он?
     - Пелеас.
     Я знал  этого юного  короля, он был  красив и приветлив и имел веселый,
легкий  нрав  в  противовес сумрачному складу ее натуры. Я отозвался о нем с
похвалой,  она  успокоилась  и  принялась,  увлекаясь, рассказывать  о своем
замужестве.  А  я  слушал  и  смотрел  на  нее.  Теперь  мне  стали  заметны
происшедшие в ней  перемены, и я отвес их  за счет  магической силы,  легшей
тяжелым  грузом  на  ее  плечи.  Моя  нежная Вивиана  ушла  вместе со мной в
туманные дали. А в этой, что сидела передо мной, появилась твердость, ровная
и необоримая, и жесткая сила, и блеск, подобный блеску наточенного клинка. И
в голосе ее  стали слышны отзвуки глубоких тонов, властных и весомых, какими
бог  вещает  свою  волю  смертным.  Когда-то  эти  черты  облика и речи были
свойственны  мне.  Но я, принимая в начале жизненного  пути  свою судьбу, не
брал на  себя обязательств любви. Надеюсь, подумал я, что у Пелеаса  сильный
характер.
     - О да, - сказала мне Вивиана. - Очень.
     Я вздрогнул и очнулся. Она сидела, склонив голову набок,  и смотрела на
меня,  в глазах ее опять искрился смех. Я  рассмеялся вместе с нею.  А потом
протянул  к  ней руки. Она  прильнула  ко мне,  подняла ко  мне  лицо.  И  я
поцеловал ее губы, сначала со страстью, потом с  нежностью, а потом отпустил
ее,

     10
     Рождество  в  Каэрлеоне.  Одна за другой  проходят  перед  моим  взором
картины: солнце, и снег, и свет факелов, молодость и смех, отвага и гордость
свершений  и время, отвоеванное  у забвения. Мне стоит только закрыть глаза,
да нет, даже и этого не надо, достаточно посмотреть в огонь, и все это снова
со мной.
     Вот  Вивиана  подводит  ко  мне  Пелеаса,  который  обращается со  мною
почтительно, а с ней любовно; он - король и муж.
     -  Она принадлежит Верховному королю, а уж потом мне, - говорит он. - А
я... со мной то же самое. Я принадлежал ему еще задолго до того, как попал в
ее  сети.  Перед  Верховным королем  и  господом богом  кто из нас сам  себе
господин?
     А  вот Бедуир,  однажды  вечером  он встретился мне  у  реки,  медленно
катившей свои обильные мутно-серые воды между зимних  берегов. В  прибрежных
камышах плавала, промеривая  илистое дно, флотилия белых лебедей.  Начинался
снегопад,  в  тихом  воздухе  медленно  кружили подобные  пушинкам невесомые
снежные хлопья.
     - Мне объяснили, что ты пошел  в  эту сторону, - сказал мне Бедуир. - Я
за тобой. Король тебя ждет. Пойдем. Смотри, как холодно, и еще холодает. - А
на  пути  ко дворцу он  мне сказал:  - Есть новости о Моргаузе. Она отослана
обратно в Лотиан и будет жить в Каэр Эйдине в обители монахинь. О том, чтобы
ее  там содержали под надежным надзором, позаботится Тидваль. И ходят слухи,
что туда же к ней пришлют  ее сестрицу  Моргану. Король Урбген,  говорят, не
может ей  простить, что она едва не втянула  его в изменнический заговор,  и
опасается, как  бы пятно позора не  легло на него и  его  сыновей, если  она
останется в его доме. К тому же еще, она  взяла себе в  любовники  Акколона.
Так что Урбген намерен ее от себя отослать и хочет только испросить согласия
Артура.  Не сомневаюсь, что он его получит. Артуру спокойнее будет, если обе
его любящие сестрицы окажутся взаперти и где-нибудь как можно дальше отсюда.
А мысль эта принадлежит Вивиане, - со смехом добавил он и искоса взглянул на
меня.  - Ты меня прости, Мерлин, но  теперь, когда врагами  короля оказались
женщины...  разве не  к лучшему,  что  и управляется с ними  тоже женщина? А
тебе, на мой взгляд, надо радоваться, раз можно не ввязываться в это дело...
     Вот  Гвиневера  за ткацким  станком. Ясное утро, под  окном блестит  на
солнце снег, а  на подоконнике поет птица в клетке. Королевины руки  праздно
покоятся среди пестрых  нитей,  прелестная  головка повернута к окну: во рву
играют мальчики. "Это могли бы быть мои сыновья" - так говорит она. Но глаза
ее  следуют  не   за  белокурыми   детьми  Лота,   они  устремлены  лишь  на
темноволосого  отрока  Мордреда,  который  стоит  чуть  поодаль,  но  не как
отверженный,  следящий  за  игрой счастливых братьев,  а  скорее  как принц,
наблюдающий за своими подданными.
     А вот  и сам Мордред. Мне не довелось беседовать с ним. Мальчики  почти
все время  проводили на  детской половине, занимались с учителем  фехтования
или с другими наставниками, которым поручено было их образование. Но однажды
на исходе серого зимнего дня я случайно заметил его у ворот сада - он словно
поджидал там кого-то. Я остановился в отдалении, не зная, какими словами его
приветствовать, ведь я был всем известным врагом его матери. Но тут он вдруг
вскинул голову и  сделал  шаг вперед. Из-за облетевших розовых  кустов вышли
король с королевой.  Что меж ними  было сказано, я на  расстоянии не слышал,
видел только, как королева улыбнулась и протянула мальчику руку, а король  с
ласковым видом произнес  какие-то слова, Мордред ответил. И они втроем пошли
из ворот - король, королева, а между ними Мордред.
     И, наконец, сам Артур однажды вечером в личных королевских покоях, куда
Вивиана принесла ларец - показать сокровища из Сегонтиума.
     Ларец  стоял  на  мраморном  столе,  принадлежавшем  еще   моему  отцу,
металлический, массивный,  с исцарапанной, промятой крышкой -  она выдержала
при оползне удары камней и обломков рухнувшего храма. Король наложил на  нее
руки. Она не  сразу поддалась, но потом он ее  поднял, легко,  как древесный
лист.
     Внутри  лежало все,  как я  запомнил. Сквозь прогнившую  рогожу блестел
наконечник копья. Артур извлек копье из  ларца и  пальцем попробовал острие.
Жест естественный, как дыхание.
     - Разве  что для красоты, - заметил  он, протер ладонью ряды самоцветов
на рукояти и отложил священное оружие в сторону.
     Вслед за копьем на свет явилось плоское блюдо, инкрустированное по краю
драгоценными  каменьями.  И  наконец  из-под  вороха  пожелтевших полотняных
лоскутьев извлечена чаша.
     Это была  глубокая  чаша  с  расширяющимся верхом наподобие  небольшого
греческого  кратера, ее называют Граалем. Она сияла чистым золотом,  и видно
было по тому, как он  держал ее, насколько она тяжела.  По выпуклой наружной
поверхности  шли резные  узоры, а ручки имели  форму крылышек. Венец, пониже
края,  куда не достанут губы пьющего,  был выложен  изумрудами и  сапфирами.
Артур обернулся ко мне и обеими руками протянул мне Грааль.
     -   Вот,  возьми-ка  и   посмотри.  Я   еще   никогда  не  видел  такой
драгоценности.
     Я покачал головой.
     - Нет, она предназначена не для моих рук.
     - И не для моих,  - сказала Вивиана. Он еще  минуту разглядывал чашу, а
затем опустил обратно  в  ларец вместе с блюдом и копьем  и завернул  все  в
полотнище, истончившееся от старости, как кисея.
     - И вы даже  не можете мне сказать, где мне хранить это сокровище и что
я должен с ним сделать?
     Вивиана только  взглянула на меня  и ничего не ответила. Я  же произнес
слова, бывшие  лишь  слабым  отзвуком  того, что  я  уже  говорил  когда-то,
давным-давно:
     - Грааль  предназначен  не для тебя, Артур. Тебе  он не  нужен. Ты  сам
послужишь Граалем для своего народа, тобой люди утоляют свою  жажду, на тебя
будут  уповать,  и  ты не обманешь надежд  и никогда не покинешь совсем свой
народ. Нет, тебе не нужна эта чаша. Оставь ее для тех, кто придет потом.
     -  Ну,  коли так,  раз она не моя и не ваша, -  заключил Артур, - пусть
Вивиана заберет ларец  и запрячет его  с помощью своих чар  так, чтобы никто
никогда не мог разыскать, покуда не явится достойный.
     - Не разыщут, - сказала Вивиана и захлопнула крышку ларца.
     После этого занялся среди холода Новый  год, и исподволь подошла весна.
Я отправился  домой в исходе  апреля, когда  ветры потеплели,  новорожденные
ягнята блеяли на холмах, а в ветлах золотились пушистые сережки.
     В пещере было прибрано и  тепло, она опять обрела жилой вид. Меня ждала
и пища: свежий хлеб, кувшин молока и горшок меда.  У входа, подле источника,
лежали приношения, оставленные моими соседями,  а  из  Яблоневого  сада было
привезено  все  мое имущество,  книги  и лекарства,  а также  инструменты  и
большая стоячая арфа.
     Мое возвращение к  жизни не встретило препятствий, которых  я опасался.
Простые люди  и жители отдаленных  углов Британии восприняли  рассказ о моем
восстании из  мертвых не  как чистую правду, а как легенду. Мерлин,  который
был  всем известен  и всем  внушал  трепет, умер; а в  "святой пещере" жил и
теперь какой-то  Мерлин, колдовал  помаленьку, но  то  был словно бы призрак
великого и знаменитого волшебника.  Возможно даже,  что меня считали, наряду
со всевозможными  самозванцами прошлого,  просто  мелким  знахарем,  который
присвоил себе имя и жилище Мерлина. Во дворцах и больших городах королевства
помощи и  защиты ждали теперь от Вивианы. Ко  мне же  обращались  со  своими
болячками и  бедами лишь местные  поселяне - пастух Бан пригонял приболевших
ягнят, а деревенские ребятишки несли в подолах скулящих щенков.
     И потекли недели и месяцы, год завершался исподволь,  словно тихий день
клонился к  вечеру. Сменяли друг  друга  золотые безмятежные  погожие дни. И
молчал магический зов,  не дули чистые верховые ветры, не  кололо сердце, не
бежали мурашки по коже. Великие государственные дела словно бы  не  касались
меня больше.  Я не разузнавал новостей - они приходили сами, и приносил  мне
их король. Как некогда отрок Артур прибегал ко мне в часовню в  Диком лесу и
рассказывал, примостившись  у моих ног,  обо всех  событиях каждого дня, так
теперь Верховный  король Британии  делился со  мной своими мыслями,  делами,
трудностями, чертил при свете очага  свои  чертежи на чисто  выметенном полу
моей пещеры и беседовал со мной. Что ему давали эти разговоры, не знаю; знаю
лишь,  что  после его ухода я оставался сидеть опустошенный и обессиленный в
покое полного довольства.
     Воистину, мой бог, который есть Всевышний  Господь, ныне