ти  и отправился  дальше, чтобы
быть на месте ко дню возвращения короля.
     * * *
     Он возвратился на второй неделе декабря, когда землю уже убрал серебром
мороз и  дети  рвали плющ  и  остролист для рождественских  украшений. Артур
умылся и переоделся с дороги и сразу же послал за мною. Принял он меня в той
самой  комнате,  где мы с ним  беседовали перед тем, как расстаться. На этот
раз дверь в спальные покои была плотно закрыта и король был один.
     Он сильно изменился за эти месяцы. Вырос, конечно, чуть не на полголовы
- в этом возрасте юноши тянутся вверх,  как ячмень на поле, - но и  раздался
вширь, и лицо  сделалось жестким, потемнело и осунулось от солдатской жизни.
Но  главная  перемена  состояла  не в  этом. Главное -  он стал властным. Он
держался как человек, который знает, что делает, какой добивается цели.
     Не считая этого,  наш  разговор был словно продолжением того разговора,
что я вел с Артуром год назад, в ту ночь, когда был зачат Мордред.
     -  Люди  говорят,  что  это  злодейство  совершено по моему велению!  -
воскликнул  он  вместо  приветствия.  Он расхаживал  по  комнате  такими  же
сильными и легкими  львиными  шагами, только каждый шаг был теперь на добрую
пядь длиннее. Комната стесняла его,  как клетка благородного зверя. - А ведь
ты же  знаешь,  помнишь, как я в этой самой комнате сказал тебе: нет!  Пусть
бог решит по своей воле! И вот - такое.
     - Но ведь ты этого хотел, разве нет?
     - Всех этих смертей? Неужели бы я распорядился так?  Или ты, если на то
пошло?
     Вопрос не предполагал  ответа,  и  ответа на него  я не  дал,  а только
сказал:
     - Лот никогда не славился ни умом, ни сдержанностью, а тут он еще был в
ярости. Правильно будет сказать, что такое  решение было  ему подсказано или
по крайней мере поддержано со стороны.
     Он бросил на меня быстрый горящий взгляд.
     - Моргаузой? Это я слышал.
     - Тебе, очевидно, все рассказал Ульфин. А о своем собственном участии в
этом деле он не умолчал?
     -  О том,  что он пытался отвести тебя  от  следа  и предоставить  року
решение участи  младенцев? Да,  это  я тоже  знаю. - Он немного помолчал.  -
Поступок  неправильный, я так и сказал,  но трудно сердиться  на человека за
преданность. Он полагал - он знал, что мне будет легче в случае смерти этого
ребенка. Но все остальные... Месяца не прошло, как я дал клятву защищать мой
народ, и уже мое имя повторяют на улицах с проклятием...
     -  По-моему,  ты  можешь  утешиться.   Мало  кто  верит,  что  ты  имел
касательство к этому злодеянию.
     -  Неважно,  -  бросил  он  мне через  плечо.  - Кто-то верит, и  этого
достаточно.  У Лота есть  все-таки  какое-то извинение, то есть извинение  в
глазах простолюдина. Но я? Что же мне, публично заявить: прорицатель Мерлин,
мол, предсказал, что мне грозит опасность от этого младенца, и я повелел его
убить,  а заодно с ним и остальных, чтобы он не  улизнул из сети? Какой же я
тогда получаюсь король? Вроде Лота?
     - Могу только повторить, что люди  тебя не винят. Не забудь, придворные
дамы Моргаузы находились поблизости и все  слышали своими ушами, и стражники
знают, от кого получили приказ. И в свите Лота тоже знали, что король мчался
домой, пылая жаждой мести, да  он и не из  тех, кто стал бы  молчать о своих
намерениях.  Не знаю,  что  рассказал  тебе  Ульфин,  но,  когда  я  покидал
Дунпелдир, в городе говорили, что избиение младенцев было учинено по приказу
Лота, а если  кто  и  придерживается  мнения, что приказ  был дан тобой,  то
полагают, что ты действовал по моему совету.
     - Вот как? - Тут он совсем рассвирепел. -  Я, стало быть, такой король,
который сам по себе  ничего  не решает? Если вина ложится на нас с тобой, то
ее приму я, а не  ты. Ты сам знаешь, что это  справедливо, ты не  хуже моего
помнишь, какие именно слова здесь были сказаны.
     На  это  тоже  нечего  было  ответить,  и я  промолчал.  А  он  походил
взад-вперед по комнате, а потом продолжал:
     - От кого бы ни исходил тот приказ, ты не ошибешься, если скажешь,  что
я чувствую свою вину. Но клянусь всеми богами  небесными  и подземными, я бы
никогда не пошел на это. Подобные деяния остаются с человеком на всю жизнь и
даже переживают его. Меня будут помнить не как воителя, изгнавшего саксов из
пределов родной Британии, но как нового царя Ирода, устроившего в Дунпелдире
избиение младенцев!.. Весело, нечего сказать!
     - Я думаю, ты можешь не беспокоиться о своей посмертной славе.
     - Это ты так думаешь.
     - Да,  я  так  думал. - То ли  он заметил,  что  я  говорю в  прошедшем
времени, то ли мой той  его задел. Он посмотрел мне прямо в глаза - но  я не
отвел взгляд.  - Так думал и так сказал я, Мерлин, когда сила моя  была  при
мне,  и, стало быть, это - правда. Ты прав, что негодуешь из-за совершенного
злодеяния, и прав, что часть вины  за него берешь  на себя. Но даже если это
событие войдет в историю  как дело  твоих рук, все равно тебя винить за него
не будут.  Поверь мне. То, что еще ждет тебя впереди, перечеркнет  все  твои
прегрешения.
     Гнев его улегся. Артур размышлял. Наконец он медленно произнес:
     - То есть от рождения  и гибели этого ребенка произойдет нечто ужасное?
И люди буду думать, что убийство его было оправданно?
     - Да нет, я совсем не это имел в виду...
     - А ведь ты, вспомни, предрекал совсем другое.  Ты намекал...  даже  не
намекал, а прямо говорил, что от ребенка  Моргаузы может произойти опасность
для меня.  Ну так  вот.  Ее  ребенок теперь  мертв.  Может быть,  именно эта
опасность мне  и  грозила?  Опасность  запятнать свое имя?  -  Он  замолчал,
потрясенный новой мыслью. - Или же когда-нибудь в будущем один из отцов, чей
сын был теперь убит,  подстережет меня в  темноте с ножом? Ты на это намекал
своим пророчеством?
     - Я уже объяснил тебе, что ничего определенного в  виду  не  имел.  И я
говорил не "может произойти опасность", а "произойдет". Если пророчество мое
верно, то опасность  грозит тебе  прямо от  него,  а не  через нож в руке  у
кого-то еще.
     Если раньше  он метался по  комнате, то  теперь  застыл на  месте. И не
спускал с меня напряженного, думающего взгляда.
     - Значит, это  кровопролитие  цели не достигло? И ребенок - Мордред, ты
говорил, его зовут? - остался жив?
     - Я пришел к выводу, что да.
     Он судорожно вздохнул.
     - Он как-то спасся из тонущей барки?
     - Возможно. Либо его уберег  случай, и он живет теперь где-то, неведомо
для других и сам ни о чем не ведая, как рос некогда ты, -  и ты когда-нибудь
его встретишь, как Лай Эдипа, и падешь  от его руки, не подозревая, кто твой
противник.
     - Пусть  так.  Готов  рискнуть.  Рано  или  поздно  гибель  подстережет
каждого. А что еще могло произойти?
     - Могло быть, что он вовсе не находился в той барке.
     Он задумчиво кивнул.
     - Да. Это похоже на Моргаузу. Что тебе известно?
     Я рассказал ему то немногое, что знал, и объяснил, какие выводы сделал.
     - Она не могла не предвидеть, - заключил я, - бешенства Лота. Мы знаем,
что рожденного ею младенца она  хотела  сберечь,  и знаем,  для  чего он  ей
нужен.  Стала бы она рисковать  и оставлять его в  городе ко времени  Лотова
возвращения? Ясно, что  все происшедшее подстроено ею.  Линд  рассказала нам
потом еще много подробностей. Мы знаем,  что она дразнила и подначивала Лота
и  довела его до исступления и до  убийства; и притом  она первая, мы знаем,
пустила  слух,  что все  делается  по твоему приказу.  Чего же она достигла?
Ублажила  Лота и укрепила  свою над  ним власть. Но,  кроме того, зная  ее и
понаблюдав за нею, я пришел к заключению, что она еще и ухитрилась сохранить
своего заложника!  -  Румянец сошел с  его  щек, он  казался холоден,  узкие
щелочки  глаз  были  полны непогодой. Такого Артура случалось видеть другим,
мне же до сих пор - никогда. Сколько воинственных саксов успели  заглянуть в
эти  глаза, прежде чем расстались с жизнью?  Он горько  произнес: - Я  уже с
лихвой  заплатил за ту ночь. Жаль, что ты не дал мне тогда ее зарубить. Этой
даме лучше никогда  больше  не приближаться ко мне, разве что во власянице и
на коленях!  - Это прозвучало как клятва. Затем тон его переменился: - Давно
ли ты с севера, Мерлин?
     - Вчера.
     -  Вчера? Я думал... мне казалось, что  со времени этого  злодеяния уже
месяцы прошли.
     - Так  и есть.  Но я остался,  чтобы увидеть своими глазами,  что будет
дальше. Потом, когда я начал кое о  чем догадываться, я решил задержаться  и
посмотреть, не  сделает  ли  Моргауза какой-нибудь  шаг, который  укажет мне
местонахождение  ребенка. Если бы Линд могла к  ней вернуться и не побоялась
бы мне  помогать... но это невозможно. Вот почему  я оставался в Дунпелдире,
покуда не пришло известие о том, что ты выехал из Линнуиса. Лота опять ждали
со дня  на день домой. А  я  знал, что в  присутствии  Лота не  смогу ничего
предпринять, поэтому собрался и отправился в путь.
     - Вот,  стало быть,  как. Приехал издалека, а я тут  продержал  тебя на
ногах,  да  еще  наорал  на тебя, словно ты  часовой,  заснувший  на  посту.
Простишь ли ты мне?
     - Нечего прощать. Я успел  отдохнуть. Впрочем, я с удовольствием теперь
сяду. Благодарю тебя.
     Я благодарил  его  за кресло, которое  он  мне подвинул, после чего сам
уселся в другое, по ту сторону дубового стола.
     - Ты в своих донесениях ни словом  не обмолвился о  том,  что  младенец
Мордред, возможно, остался жив. И Ульфин ничего такого мне не говорил.
     -  Едва ли это могло прийти  ему в голову. Я  и сам сообразил  и сделал
выводы, только когда вдоволь поразмыслил и понаблюдал уже после его отъезда.
А доказательств моей правоты, кстати сказать, нет. И насколько все это важно
или неважно, я могу теперь судить лишь  по памяти о былых предчувствиях.  Но
одно могу сказать тебе: судя по той неге в костях, которую испытывает сейчас
королевский прорицатель  Мерлин,  всякая  опасность, прямая  или  косвенная,
которая может грозить  тебе от Мордреда, отстоит от тебя на многие, и многие
годы.
     Во взгляде, который он  на меня обратил, не оставалось и тени досады. В
глубине его глаз искрилась улыбка.
     - Стало быть, у меня пока есть время.
     -  Да,  время  есть.  То, что  произошло, -  худо, и  ты  бил прав, что
сердился;  но  дело это  уже наполовину  забылось  и  скоро совеем  уйдет из
людской памяти в блеске твоих побед. Кстати о победах, повсюду только  о них
и  говорят. Так  что отложим прошлое  и будем думать о будущем. Оглядываться
назад, да еще в сердцах, - значит даром тратить время.
     Напряжение наконец разрядилось, он улыбнулся знакомой мне улыбкой.
     -  Я понял  тебя.  Надо строить, а не ломать.  Сколько раз  ты  мне это
внушал.  Но  я  всего  лишь  смертный,  меня  тянет  сначала сломать,  чтобы
расчистить место... Ну ладно. Забудем. Есть  много важных дел и забот, а что
сделано,  то сделано. Я,  кстати, слышал,  - улыбка  его  стала шире, -  что
король Лот  думает податься  в свои  северные владения. Хоть он и постарался
переложить вину на меня, похоже, что  ему в Дунпелдире  не слишком-то уютно.
Оркнейские острова, я слышал, имеют плодородную почву, и  летом там приятно,
но в зимнюю пору они бывают совсем отрезаны от мира.
     - Если только море не покроется льдом.
     - А  это, -  заключил он со злорадством,  отнюдь не королевским, - даже
Моргаузе сделать не под  силу.  Так что на некоторое  время мы сможем забыть
Лота и его козни...
     Он  положил  руку поверх вороха сваленных на столе бумаг и свитков. А я
задумался о  том, что,  верно,  искал  Мордреда  слишком  близко:  если  Лот
посвятил Моргаузу в свои намерения  перебраться вскоре  с двором на северные
острова, она могла распорядиться так, чтобы и дитя переправили туда.
     Но Артур заговорил снова:
     - Ты имеешь понятие о снах?
     Я удивился.
     - О снах? Да, мне случаюсь видеть сны.
     Он усмехнулся.
     - Глупый  вопрос, не так  ли? Я хотел спросить, можешь ли ты объяснить,
что они значат, чужие сны?
     -  Едва ли. Когда  я  сам  вижу сны со значением,  это значение  бывает
очевидно и не нуждается в толковании. А что, тебя мучат сновидения?
     - Да, уже  много ночей подряд,  - Он  помолчал, перекладывая бумаги  на
столе. -  Кажется, такой пустяк, стоит ли  из-за него  беспокоиться? Но  мое
сновидение такое яркое и повторяется из ночи в ночь.
     - Расскажи.
     - Я словно бы на  охоте и совсем один. Ни собак, никого, только я и мой
конь, и мы  преследуем  оленя.  Тут  бывает немного по-разному, но  я всегда
знаю, что охота продолжается уже несколько часов. Когда олень уже настигнут,
он вдруг прыгает в кусты и пропадает. И  в тот же миг конь  подо мной падает
мертвый, а я лечу на  траву. Иногда я  в  этом месте пробуждаюсь, но засыпаю
снова, и снова оказывается,  что я лежу на траве у берега ручья и рядом  мой
мертвый  конь.   Вдруг  слышу  лай,  приближаются  собаки,  целая  свора.  Я
приподнимаюсь,  осматриваюсь. Я столько  раз видел  этот сон, что уже  знаю,
хотя и  сплю, чего ждать  в  этом месте,  но мне  страшно.  И вижу:  ко  мне
приближается  не  свора  гончих  псов,  а  один  удивительный  зверь,  такой
странный, что,  хоть я  и видел  его множество раз,  не знаю,  как  его тебе
описать. Он выскакивает, круша папоротники и кусты, издавая  лай и визг, как
свора в шестьдесят гончих  псов.  Не взглянув на меня,  спускается к ручью и
пьет, а потом, ломая кустарник, устремляется дальше и пропадает из виду.
     - Это все? - спросил я, видя, что он замолчал.
     -  Нет. Конец  тоже  бывает немного разный,  но всегда вслед за  зверем
появляется рыцарь,  он один и пеший, и он рассказывает мне,  что тоже загнал
коня,  преследуя зверя. Я всякую ночь, когда его  вижу, пытаюсь расспросить,
что это за зверь и почему он за ним  гонится, но только было он собрался мне
ответить, как появляется мой конюший и приводит  мне свежего  коня, а рыцарь
хватает его под уздцы, садится  в седло  как ни в чем не бывало  и готов уже
пуститься  в путь. Тут  я  беру коня  за узду и  начинаю уговаривать рыцаря,
чтобы он уступил мне право преследовать зверя,  ведь я же Верховный  король,
говорю я  ему,  и  самые  трудные  подвиги  надлежит исполнять  мне.  Но  он
отбрасывает мою руку со словами: "Позже. Позже, когда будет у тебя нужда, ты
найдешь меня здесь, и я отвечу тебе за свои дела". И уезжает, а я остаюсь  в
лесу  один.  В  этом месте  я пробуждаюсь, охваченный  страхом. Мерлин,  что
означает мой сон?
     Я покачал головой.
     - На этот вопрос я не знаю ответа. Я мог бы отделаться общими словами и
сказать, что  это  тебе  урок смирения, ибо даже Верховный король  не за все
отвечает сам.
     - То есть  я  должен спокойно смотреть, как ты  берешь на себя вину  за
избиение младенцев? Ну уж нет, Мерлин, придумай что-нибудь поумнее!
     - Я ведь сказал, что это общие слова. На самом деле я не имею понятия о
том,  что  означает  твой  сон. Может  быть,  всего лишь дневные  заботы  да
переполненный желудок. Но одно могу тебе сказать, как, впрочем,  говорил уже
и раньше: опасности, ожидающие  тебя  в будущем, ты преодолеешь и достигнешь
славы; и,  что  бы  ни случилось, какие  бы  промахи ты  ни  совершил -  и в
прошлом, и  в настоящем,  - ты  умрешь славной смертью. Я  же  исчезну,  как
музыка замолкшей  арфы, и мой конец люди назовут бесславным. А ты останешься
жить в людском воображении, в людских сердцах. Покуда же у тебя есть вдоволь
времени, годы и годы. Расскажи же мне, что было в Линнуисе.
     Разговор  наш  затянулся  надолго.  Но  под  конец  он  снова  коснулся
ближайшего будущего.
     - Покуда весна не  вскроет пути, - сказал Артур, - мы можем  продолжать
строительные работы в Каэрлеоне.  Так что тебе следует остаться здесь. А вот
весной  я  хочу,  чтобы ты занялся  обустройством  моей  новой столицы. -  Я
вопросительно посмотрел на  него, и он кивнул.  - Да, мы же с  тобой об этом
толковали. Что было хорошо во времена  Вортигерновы и даже Амброзиевы, через
год  или два уже совсем не будет  годиться. Карта меняется, там, на востоке.
Подойдем  вот  сюда,  я  тебе  покажу. Твой приятель  Герейнт -  это  просто
находка.  Я  послал за  ним.  Мне такой  человек нужен под  рукой. Сведения,
которые он присылал в Линнуис, были бесценны. Он тебе рассказывал про Эозу и
Сердика? Мы делаем  попытки разузнать все получше, но я уверен, что  Герейнт
прав.  По новейшим  сведениям,  Эоза сейчас  возвратился в Германию  и сулит
всякому, кто пойдет за ним,  солнце, луну  и  звезды, не говоря уже о  целом
саксонском королевстве в Британии.
     Мы обсудили  с  ним  то, что  стало  известно благодаря Герейнту, Артур
пересказал мне последние новости, затем он продолжил:
     -  И  то, что  он сообщает о  Пеннинском Проходе, тоже, разумеется, все
верно. Мы начали там работы,  как только  я получил твоя донесения. Я послал
туда  Торра. По-видимому,  следующий удар нам  будет нанесен с  севера.  Жду
гонцов от Кау и Урбгена.  Однако  в  конечном итоге  все  решится  здесь, на
юго-западе, здесь нам придется стать не на жизнь, а на смерть. Имея  Рутупии
в качестве главного оплота  и  Саксонский берег в  тылу, они будут  угрожать
нам,  прежде всего  вот отсюда и отсюда. - Он  двигал  пальцем  по  выпуклой
глиняной карте. - Из Линнуиса мы возвращались вот этим путем. Так что рельеф
местности я себе  представляю. Однако  на сегодня довольно, Мерлин.  Я велел
изготовить новые карты, и мы еще посидим  с тобой  над ними. А эта местность
тебе знакома?
     - Нет. Я проезжал этой дорогой, но мысли мои были заняты другим.
     - Спешить незачем. Если  мы приступим к делу  в апреле или даже в мае и
ты опять,  как повелось,  совершишь  для нас чудо-другое,  у  нас  с  лихвой
достанет временя. Ты  пока  продумай  все,  а когда  придет срок,  съезди  и
посмотри на месте. Согласен?
     - Вполне.  Я  уже  смотрел...  Нет,  только  мысленно.  И  кое-что  мне
вспомнилось.  Там  есть  холм, он  возвышается  надо  всей этой землей. Если
память меня не  подводит,  он имеет плоскую вершину,  и  на ней вполне может
расположиться армия  или разместиться город. И притом он довольно  высок,  с
него виден Инис Витрин - Стеклянный остров  и вся цепь  сигнальных вершин, и
дальше, на много миль к западу и к югу, земли лежат как на ладони.
     - Покажи где, - быстро сказал он.
     - Где-то вот здесь, - ткнул я пальцем. - Точно указать не  берусь, да и
карта эта, по-моему, тоже не отличается точностью. Но вот это,  должно быть,
речка, которая протекает у его подножия.
     - Как называется холм?
     -  Не знаю.  Знаю только,  что  речка, кругом омывающая  его  подножие,
называется Кэмел. На  этом  холме была крепость  еще до  прихода  в Британию
римлян,  так  что, как  видно,  уже  древние  бритты  оценили  его  выгодное
стратегическое положение. Здесь они оборонялись от римлян.
     - Но римляне его все же захватили?
     - В конце концов.  Но, захватив, возвели свои укрепления и тоже держали
на нем оборону.
     - Вот как? Значит, к нему подведена дорога?
     - Разумеется. Должно быть, вот эта, что ведет мимо озера от Стеклянного
острова.
     Говоря, я показывал  ему по  карте, а  он смотрел и  спрашивал  и снова
метался по комнате, но потом слуги внесли ужин и свечи, и тогда он распрямил
спину, отбросил  со  лба волосы и оторвался  от поглощавших его  мыслей, как
пловец, всплывший на свет из глубокой пучины.
     - Ну да все равно придется с этим подождать, пока отойдет Рождество. Но
как только будет возможно,  Мерлин, поезжай туда и сообщи мне свое мнение. В
помощи тебе  недостатка не будет, ты знаешь. Теперь же давай вместе ужинать,
и я расскажу тебе о том,  как было дело на Черной речке.  Я уже столько  раз
повторял этот рассказ, что он разросся у меня до неузнаваемости. Но для тебя
не грех повторить еще раз.
     -  Не грех, а прямая обязанность. Обещаю со своей  стороны, что  поверю
каждому сло