осе послышались почти теплые
интонации, никогда не слышанные мною прежде. Если бы он  знал,  подумалось
мне, он бы рассмеялся.
     - Говорю тебе, это  не  имеет  значения.  Если  тогда  это  не  имело
значения, то сейчас и подавно.
     - Ты до сих пор не сказал мне, зачем вытащил сюда в неурочное  время.
Взгляни на небо, уже светает, сколько ждать, лошади мерзнут, - он повернул
голову на восток. - Хороший  будет  день.  Интересно,  что  же  ты  такого
сделал? Говорю тебе, что вплоть до того,  как  я  получил  твое  послание,
Треморинус все время твердил, что поднять их  невозможно.  Пророк  ты  или
нет, Мерлин, тебе можно найти применение.
     Становилось все светлее, тьма расступалась, пропуская свет. Теперь  я
видел Утера более отчетливо. Он поднял голову и снова теребил  рукой  свой
подбородок.
     - Хорошо, что ты приехал ночью и я узнал тебя по голосу. Днем бы вряд
ли: ты отрастил такую бороду.
     - Более подобающую королю? Во время сражений ни до чего  не  доходили
руки. Пока мы добрались до Хамбера... - и  он  начал  рассказывать  мне  о
случившемся свободно и естественно. Я впервые видел  его  в  таком  свете.
Возможно, тут сыграло свою роль то, что среди всех подданных я  приходился
ему единственным  родственником.  Голос  крови  не  заглушить,  говорят  в
народе. Он рассказал мне о кампании на севере, о  сражениях,  о  выжженной
земле,  оставленной  саксами.  -  Теперь  же  мы  проведем   рождество   в
Винчестере. Весной у меня коронация в Лондоне, и...
     - Подожди. - Я не хотел прерывать его столь  безапелляционно,  но  на
меня давили своей тяжестью небо и нараставший  свет.  Времени  подыскивать
слова, достойные короля, не было. - Вот, наступает, - быстро сказал  я.  -
Встань со мной у основания камня.
     Я отошел от него на шаг и  встал  у  подножия  длинного  королевского
камня лицом к ослепительному востоку. Не глядя на Утера,  я  услышал,  как
он, будто сердясь, вздохнул, но сдержался и повернулся, блестя украшениями
и броней, чтобы встать рядом. У наших ног простирался камень.
     На востоке ночь отступила отдернутой пеленой,  и  показалось  солнце.
Прямой, как след брошенного факела,  как  огненная  стрела,  от  горизонта
через камень к нашим ногам протянулся луч света.  Сердце  успело  ударить,
возможно, двадцать раз, пока огромный мегалит стоял, застилая  перед  нами
зимний слепящий свет и возвышаясь черной махиной. Затем  солнце  поднялось
над горизонтом так быстро, что можно было заметить, как  сплошная  круглая
тень выросла в эллипс, пропавший немедленно в свете зимней зари.
     Я взглянул на короля. Он не сводил расширенных и каких-то пустых глаз
с камня у его ног. Я не мог прочитать его мысли. Затем он поднял голову  и
посмотрел на внешний круг, где сомкнувшиеся гиганты загораживали свет.  Он
сделал шаг в сторону от меня и развернулся на каблуках, обойдя полный круг
внутри "Пляски". Его отросшая борода была рыжеватой  и  вилась,  Он  носил
теперь длинные волосы, а его шлем украшала золотая полоска. Голубизна  его
глаз могла сравниться с древесным дымом на фоне света.
     В конце концов мы встретились взглядом.
     - Неудивительно, что ты улыбаешься. Впечатляет.
     - Рад слышать, - ответил я. - Из-за расчетов я не спал неделями.
     - Треморинус рассказывал мне, - он не спеша смерил меня  взглядом.  -
Он также рассказал мне, что ты говорил.
     - Что я говорил?
     - Да. "Я покрою его могилу не чем иным, как светом".
     Я промолчал.
     - Я ничего не понимаю в пророках и жрецах, - медленно произнес он.  -
Я воин и думаю по-солдатски. Но сотворенное тобою здесь я могу  осмыслить.
Возможно, мы все-таки уживемся. Я  уже  говорил,  что  собираюсь  провести
рождество в Винчестере. Поедешь со мной?
     Это уже была просьба, а не приказ. Мы разговаривали  друг  с  другом,
стоя по разные стороны от камня. Его слова послужили началом чего-то, чего
я еще не знал.
     - Возможно, весной, - покачал я головой. - Я хочу  присутствовать  на
коронации. Будь уверен, когда я тебе понадоблюсь, я приеду.  Но  сейчас  я
должен вернуться домой.
     - В свою нору в земле? Ну,  если  ты  так  этого  желаешь...  У  тебя
скромные запросы, видит бог. Так тебе ничего не надо от меня? - он показал
рукой на каменный круг. - В  народе  пойдет  плохая  молва  о  короле,  не
вознаградившем тебя за это.
     - Я уже вознагражден.
     - Может быть, в Маридунуме  тебе  было  лучше  в  доме  твоего  деда?
Возьмешь его?
     Я покачал головой.
     - Мне не нужен дом. Но я взял бы холм.
     - Тогда он твой.  Мне  рассказывают,  что  его  уже  называют  холмом
Мерлина. А сейчас уже наступил день и  лошади  мерзнут.  Если  бы  ты  был
воином,  Мерлин,  то  знал  бы,  что  существуют  вещи  важнее  даже,  чем
королевские могилы: главное, чтобы лошади не застаивались.
     Он снова похлопал меня по плечу и, взмахнув пурпурным плащом, пошел к
лошади. Я отправился искать Кадала.



                                    3

     Когда же наступила Пасха,  у  меня  не  было  желания  покидать  Брин
Мирддин. (Верный своему слову, Утер подарил мне холм вместе с  пещерой,  и
люди уже начали связывать его с моим именем, а не  с  богом,  называя  его
холмом Мерлина.) От короля пришло письмо, приглашавшее меня в  Лондон.  Но
на этот раз это был приказ, а не просьба, и настолько  срочный,  что  Утер
прислал  за  мной  эскорт,  дабы  избежать  задержки,  которая  могла   бы
случиться, если бы я стал ждать для себя попутчиков.
     В те времена было еще небезопасно ездить по дорогам  группами  меньше
десяти человек. Путешествовали с оружием и  настороже.  Люди,  которые  не
могли обеспечить себе охрану, собирались в компании, а купцы даже  платили
за то, чтобы их охраняли. Укромные места еще  кишели  беглецами  из  армии
Окты и ирландцами, которые не могли попасть к себе на родину.  Встречались
и саксы, отчаянно скрывавшие свою внешность: если их узнавали, то  убивали
беспощадно. Они обитали у деревень,  в  горах,  болотах  и  диких  местах.
Временами они совершали дерзкие набеги  в  поисках  еды  и  устраивали  на
дорогах засады против одиноких путников, не имевших с собой оружия.  Любой
человек в накидке и сандалиях считался богатеем, которого стоило ограбить.
     Но меня это не  остановило  бы,  если  бы  мне  надо  было  совершить
путешествие  в  одиночку  с  Кадалом  из  Маридунума  в  Лондон.   Никакой
преступник или вор не выдержали бы моего взгляда, не говоря  уже  о  риске
получить проклятие от меня. После  событий  в  Динас  Бренине,  Килларе  и
Эймсбери моя слава неимоверно возросла, воспетая в балладах  и  песнях.  Я
уже с трудом узнавал свои собственные деяния. Динас Бренин переименовали в
Динас Эмрис, чтобы увековечить как мое деяние, так и высадку Амброзиуса, а
также крепость, которую он там построил. А жил я так же, как и раньше, как
в доме моего деда или во дворце Амброзиуса. Ежедневно  у  входа  в  пещеру
люди оставляли мне еду и вино. Ничего не имевшие бедняки приносили дрова и
сено для лошадей, сработанную ими  простую  утварь,  или  предлагали  свою
помощь, чтобы что-нибудь построить. Так прошла зима, в мире и спокойствии,
пока не наступил ясный мартовский день, когда в долине  появился  посланец
Утера, оставивший эскорт в городе.
     Выдался первый сухой день после двух недель дождей и сырого ветра.  Я
поднялся на  холм  над  пещерой  собрать  первые  появившиеся  растения  и
задержался на опушке у нескольких сосен. На  холм  легким  галопом  скакал
одинокий всадник.  Кадал,  наверное,  услышал  конский  топот.  Казавшийся
сверху маленьким, он вышел из пещеры ему навстречу и приветствовал.  После
того как он показал ему дорогу ко мне, всадник, не задерживаясь,  пустился
наверх, дав шпоры своему коню.
     Остановившись в нескольких шагах, он с некоторым трудом -  от  долгой
езды - выбрался из седла и, сделав знак, подошел ко мне.
     Это был  молодой  человек  с  каштановыми  волосами,  примерно  моего
возраста. Его лицо показалось мне знакомым. Наверное, я встречал  его  при
дворе Утера. Он был заляпан грязью с головы до  ног  и  смертельно  устал.
Должно быть, он сменил лошадь в Маридунуме. Конь выглядел бодрым и  вместе
с тем отдохнувшим; я увидел, как молодой  человек  поморщился,  когда  тот
вскинул голову и натянул поводья.
     - Милорд Мерлин, король шлет тебе приветствие из Лондона.
     - Большая честь для меня, - ответил я официально.
     - Он просит тебя присутствовать на церемонии его коронации. Он послал
за тобой эскорт, милорд. Они в городе, их лошади отдыхают.
     - Ты говоришь, просит?
     - Мне следовало сказать "требует", милорд. Он сказал,  что  я  должен
немедленно привезти тебя.
     - Это все?
     - Больше он ничего не передавал, милорд. Только  то,  что  ты  должен
немедленно явиться к нему в Лондон.
     - Конечно, я явлюсь. Поедем завтра, когда отдохнут лошади.
     - Сегодня, милорд, сейчас.
     Жаль, что вызывающее требование Утера было  передано  в  извиняющемся
тоне. Я посмотрел на него.
     - Ты сразу явился ко мне?
     - Да, милорд.
     - Не отдыхая?
     - Нет.
     - Сколько заняла дорога?
     - Четыре дня, милорд. Это свежая лошадь. Я готов в путь сегодня же.
     Посланец снова поморщился, когда его конь мотнул головой.
     - Ты ранен?
     - Пустяки. Вчера я упал с лошади и повредил кисть, но не той руки,  в
которой держу поводья.
     - Зато правой, в которой должен держать кинжал. Спустись в  пещеру  и
передай моему слуге то, что ты рассказал мне. Он тебя накормит  и  напоит.
Когда я спущусь, я займусь твоей кистью.
     Он заколебался.
     - Милорд, король очень настаивал. Это нечто большее, чем  приглашение
присутствовать на коронации.
     - Тебе придется подождать, пока слуга соберет  мои  вещи  и  оседлает
коней, а также пока я сам поем. За это время ты расскажешь мне  лондонские
новости и объяснишь, что стоит за  срочностью  короля.  Мы  еще  и  быстро
вправим тебе кисть. Спускайся, я скоро подойду.
     - Но, сэр...
     - К тому времени, когда Кадал приготовит нам всем поесть, я  подойду.
Ты не можешь торопить меня больше. Теперь иди.
     Он с сомнением поглядел на меня и пошел вниз, скользя по грязи и ведя
за собой упирающуюся лошадь. Я запахнулся в плащ и  прошел  по  сосняку  в
сторону от входа в пещеру.
     Я встал на краю скалистого отрога, где дующие из долины ветры трепали
мою накидку. Сзади шумели сосны, а внизу, над могилой  Галапаса,  шелестел
боярышник. В сером небе раздался крик ранней ржанки. Я посмотрел в сторону
Маридунума.
     С этой высоты весь город был как на ладони. Мартовский ветер гулял по
блекло-зеленой равнине. По реке, под серым небом, бежали серые завитки. По
мосту двигалась повозка. Над крепостью цветной точкой маячил  флаг.  Ветер
наполнял коричневые паруса лодчонки, спускавшейся по реке.  Холмы,  еще  в
своей зимней мантии, зажали долину, как стеклянный шарик, который берут  в
ладони.
     Мне в глаза попала с ветром вода, и вид затуманился. У меня  в  руках
лежал холодный шарик из хрусталя.  Взглянув  в  него,  я  увидел  в  самой
середине город с мостом,  движущуюся  реку  и  крошечный  бегущий  по  ней
кораблик. Вокруг города вились поля, искажая картинку в кристалле до такой
степени, что начинало казаться, что поля, небо, река и облака обволакивают
город  с  жителями,  как  лепестки  и  листочки  бутон,  который   вот-вот
раскроется. Казалось, весь Уэльс, всю Британию  можно  взять  осторожно  в
ладони маленьким сверкающим шаром, словно  нечто  застывшее  в  янтаре.  Я
взглянул на землю в шарообразном кристалле и понял, для чего я родился  на
свет.  Время  пришло,  и  я  должен  был  воспользоваться  им  по   своему
усмотрению.
     Хрустальный шарик растаял в моих руках, и там осталась лишь пригоршня
растений, которые я насобирал, холодных и мокрых. Они выпали из моих  рук,
и я вытер ладонью воду в глазах. Вид  внизу  изменился.  Повозка  и  лодка
исчезли, в городе воцарился покой.
     Я спустился в пещеру. Кадал возился с кухонными горшками,  а  молодой
человек уже готовил седла для наших лошадей.
     - Оставь их, - обратился я к нему. - Кадал, есть горячая вода?
     - Уйма. Но для начала имеются приказы от короля из  Лондона,  не  так
ли? - Кадал был, кажется, доволен, и я его не винил. - Должно было  что-то
случиться, если уж на то пошло. Как ты думаешь, в чем дело?  Он,  -  Кадал
кивнул на молодого человека, - не знает или не  говорит.  Судя  по  всему,
неприятности.
     - Возможно. Скоро узнаем. Лучше высуши-ка это. -  Я  подал  ему  свой
плащ, сел у костра и позвал парня. - Покажи мне твою руку.
     Его кисть превратилась в сплошной синяк и  распухла.  Наверняка,  ему
было больно,  но  кость,  похоже,  осталась  цела.  Пока  он  умывался,  я
приготовил компресс и наложил его ему на руку. Он напряженно  наблюдал  за
моими действиями и, казалось,  вот-вот  отдернет  руку,  но  не  от  боли.
Сейчас, когда он смыл грязь и я мог рассмотреть его получше, ощущение, что
я его где-то видел, усилилось.
     - Я знаю тебя, не так ли? - взглянул я на него поверх повязки.
     - Вряд ли вы меня помните, милорд. Но я вас помню. Вы однажды были ко
мне очень добры.
     - Это такая редкость? - рассмеялся я. - Как тебя зовут?
     - Ульфин.
     -  Ульфин?  Что-то  знакомое...  Подожди-ка.  Ага,  вспомнил.   Слуга
Белазиуса?
     - Да. Ты помнишь меня?
     - Отлично. Тогда, ночью, когда мой пони захромал, тебе пришлось вести
его домой. Ты все время по пути находился рядом, но  был  неприметен,  как
полевая мышь. Это единственная оказия, которую  я  помню.  Белазиус  будет
присутствовать на коронации?
     - Он мертв.
     Что-то в его голосе заставило меня оторвать глаза от повязки.
     - Ты его так сильно ненавидел? Не надо, не отвечай, я  и  так  помню,
несмотря на то, что прошло столько лет. Не буду спрашивать, почему.  Видят
боги, он мне тоже не нравился, а ведь я  не  был  его  рабом.  Что  с  ним
случилось?
     - Он умер от горячки, милорд.
     - Как тебе удалось пережить его? Я помню старый варварский обычай...
     - Принц Утер взял меня к себе. Я сейчас у него - у короля.
     Он говорил быстро, не глядя на меня. Я понял, что  это  все,  чего  я
смогу от него добиться.
     - Ты по-прежнему боишься всего на свете, Ульфин?
     Он не ответил. Я закончил бинтовать ему руку.
     - Что же, это суровый и неистовый мир,  да  и  времена  жестокие,  но
станет лучше. Я думаю, ты тоже поможешь сделать его добрее.  Вот,  все.  А
сейчас перекуси. Кадал, ты  помнишь  Ульфина?  Мальчишка,  который  привел
домой Астера в ту ночь, когда мы встретили у Немета отряд Утера?
     - Надо же, так оно и есть, -  Кадал  осмотрел  его.  -  Ты  выглядишь
получше, чем тогда. Что  случилось  с  друидом?  Умер  от  проклятия?  Ну,
пойдем, поедим. Вот тебе, Мерлин. Поешь,  наконец,  по-человечески.  А  то
клюешь, как твои любимые птички.
     - Попытаюсь, - смиренно ответил я и рассмеялся, увидев выражение лица
Ульфина, переводившего взгляд с меня на Кадала.


     В ту ночь мы остановились на отдых на постоялом дворе у  перекрестка,
от которого дорога ведет на север к Пяти  холмам  и  золотому  прииску.  Я
ужинал один в своей комнате, мне прислуживал Кадал.  Не  успела  закрыться
дверь за слугой с подносом, Кадал  повернулся  ко  мне,  спеша  поделиться
новостями.
     - Судя по рассказам, в Лондоне завязался нешуточный флирт.
     - Можно было ожидать, - мягко заметил я.  -  Я  слышал,  там  побывал
Будек с королями всего побережья и со своими  придворными.  Они  понавезли
дочерей, заглядываясь на пустующую половину трона. - Я  засмеялся.  -  Это
наверняка устраивает Утера.
     - Говорят, он уже перезнакомился с половиной  лондонских  девушек,  -
сказал Кадал, ставя передо мной блюдо с  уэльской  бараниной  под  луковым
соусом. Горячая еда пахла вкусно и аппетитно.
     - Наговорить могут что угодно. - Я приступил к еде. - Это даже  может
оказаться правдой.
     - Если серьезно, то назревают большие неприятности по женской части.
     - О боже, Кадал, пощади меня. Это судьба Утера.
     - Я не в этом смысле. Люди из нашего эскорта поговаривают - поэтому и
Ульфин молчит, - что неприятности связаны с женой Горлуа.
     Я взглянул на него, пораженный.
     - Герцогиня Корнуолла? Не может быть!
     - Это пока. Но поговаривают, что это только дело времени.
     Я выпил вина.
     - Можешь быть уверен, это лишь слухи. Она вдвое моложе своего мужа  и
очень недурна собой. Утер, наверное, оказывает ей знаки внимания, так  как
герцог его помощник, а люди и рады  посплетничать,  зная  натуру  Утера  и
учитывая его высокое положение.
     Кадал положил кулаки на стол и поглядел на  меня.  Голос  его  звучал
непривычно серьезно.
     - Знаки внимания? Рассказывают, что он от нее не отходит. Каждый день
угощает ее лучшими блюдами; следит, чтобы ей подавали первой, даже  раньше
его; поднимая кубок, он пьет только за ее здоровье. Никто больше ни о  чем
не говорит от Лондона до Винчестера. Говорят,  даже  на  кухнях  заключают
пари.
     - Несомненно. А что Горлуа?
     - Сначала старался вести себя  так,  как  ни  в  чем  не  бывало,  но
обстановка такая, что не мог  он  больше  притворяться,  будто  ничего  не
замечает. Он пытался  представить  дело  так,  как  будто  Утер  оказывает
почести им двоим, но когда дошло до того, что леди Игрейн, так  ее  зовут,
посадили по правую руку от Утера, а старика  на  шесть  мест  дальше...  -
Кадал замолчал.
     - Должно быть, он сошел с ума, -  смущенно  заметил  я.  -  В  данный
момент нельзя нарываться на неприятности, особенно такие,  что  связаны  с
Горлуа и его людьми. Клянусь всеми богами,  Кадал,  ведь  именно  Корнуолл
помог Амброзиусу завоевать страну,  а  Утеру  стать  тем,  кем  он  сейчас
является. А кто выиграл для него битву у Дэймена?
     - И люди говорят о том же.
     - В самом деле? - Я задумался, нахмурясь. - А сама леди?  Что,  кроме
обычных вымыслов, говорят о ней?
     - Что она с каждым днем становится все молчаливей. Я  не  сомневаюсь,
Горлуа есть о чем потолковать с ней по вечерам, когда они остаются вдвоем.
Рассказывают,  что  она  теперь  не  поднимает  глаз  при  народе,  боится
встретиться взглядом с королем, когда он пристально смотрит на  нее  из-за
кубка или наклоняется через весь стол, чтобы заглянуть за ее декольте.
     - Это то, что я называю навозными сплетнями, Кадал. Я  имею  в  виду,
что она собой представляет?
     - Об этом как раз умалчивается, говорят  лишь,  что  она  молчунья  и
невероятно  хороша  собой.  -  Он  выпрямился.  -  Видит  бог,  Утеру  нет
необходимости вести себя подобно изголодавшемуся перед вкусным блюдом.  Он
может наполнить свою тарелку доверху в любую ночь. В Лондоне  не  найдется
девушки, которая не мечтала бы поймать его взгляд.
     - Я тебе верю. Он не ссорился с Горлуа? Открыто, я имею в виду?
     - Об этом я не слышал.  Напротив,  он  был  чрезвычайно  сердечен,  и
попервоначалу ему все сходило  с  рук,  старик  был  польщен.  Но  сейчас,
Мерлин, назревают неприятности.  Она  более  чем  вдвое  моложе  Горлуа  и
проводит свою жизнь  взаперти  в  одном  из  холодных  корнийских  замков,
вышивая ему боевые накидки, погрузившись в мечты, как ты понимаешь, отнюдь
не о старике с седой бородой.
     Я отодвинул тарелку. До сих пор мне было совершенно  все  равно,  что
делает Утер. Но последнее замечание Кадала попало в  цель.  Когда-то  жила
другая девушка, которая сидела дома, вышивала и мечтала...
     - Ладно, Кадал, - резко сказал я. -  Хорошо,  что  я  узнал.  Надеюсь
только, что мы сами не окажемся замешаны  в  этом  деле.  Бывало,  Утер  и
раньше сходил с ума из-за женщин, но все  они  были  досягаемы.  А  это  -
самоубийство.
     - Сумасшествие,  ты  сказал.  Люди  говорят  о  том  же,  -  медленно
проговорил Кадал. - Говорят, что его околдовали. - Он  посмотрел  на  меня
искоса. - Возможно, именно п