ре
ярко горели факелы, об эту пору он бывал сравнительно  пуст:  хозяева  и
слуги уже отобедали и блюда убрали  со  столов,  большинство  обитателей
замка отошли ко сну или к игре в кости  у  костров.  Разумеется,  где-то
стоят стражники и  бродит  в  поисках  пропитания  несколько  собак,  но
Мордред думал, что сможет проскользнуть в  тени  под  аркой  ворот,  как
только что-нибудь отвлечет внимание стражи.
   Однако в тот вечер, несмотря на поздний час, во дворе  кипела  жизнь.
Несколько слуг в ливреях ожидали  чего-то  у  нижней  ступени  лестницы,
ведшей к главному входу в замок. Среди них Мордред  узнал  двух  старших
домоправителей короля. Вот один из них, приказывая, махнул слугам, и те,
подхватив факелы, опрометью бросились к главным воротам. Створки их были
распахнуты, и слуги выбежали за стены, чтобы осветить  дорогу  к  мосту.
Свет в одной из конюшен и доносившиеся оттуда топот копыт,  всхрапыванье
лошадей и голоса конюхов указывали на то, что там седлают лошадей.
   Мордред спрятался в арке бокового входа, вознося хвалу богине за  то,
что дверь глубоко утоплена в стену. Смятение, которое охватило  его  при
виде слуг, сменилось проблеском надежды. Если  гости  покидают  замок  в
такую  пору,  в  общей  суматохе  ему,  возможно,  удастся  выскользнуть
незамеченным в толпе их слуг.
   Перешептывание и шарканье ног  на  вершине  лестницы  сказали  ему  о
появлении короля. Урбген спускался по парадной лестнице с  двумя  своими
сыновьями; все трое по-прежнему были в тех же одеждах, в каких появились
в большом зале к ужину. С ними была еще и дама. Мордред, который никогда
прежде не видел королеву Моргану, спросил  себя,  не  она  ли  вышла  из
замка, но дама была одета по-дорожному, и по осанке и поведению ее никак
нельзя было сказать, что это преступившая свой долг жена,  сомневающаяся
в прощении своего супруга. Дама была молода и, по  всей  видимости,  без
сопровождения, если не считать двух вооруженных слуг, но держалась  так,
словно  привыкла  ждать   почтительного   к   себе   обращенья,   и   на
наблюдательный взгляд юноши,  король  Урбген,  как  раз  обратившийся  к
незнакомке с какими-то словами,  склонился  перед  ней  едва  ли  не  со
страхом. Король  возражал  против  чего-то,  наверное,  просил  отложить
отъезд до более благоприятного времени, но, как  проницательно  подметил
Мордред, делал  он  это  не  слишком  настойчиво.  Незнакомка  мило,  но
решительно поблагодарила его, подала  руку  обоим  принцам,  после  чего
проворно спустилась по ступеням. Как раз в этот момент из конюшни вывели
лошадей.
   Она прошла совсем близко от арки, в которой прятался  Мордред,  и  он
мельком увидел ее лицо. Незнакомка была молода и красива, но  в  красоте
ее была сила, от которой, даже  несмотря  на  то  что  сейчас  эта  сила
дремала, Мордреда обдало холодом.  Тонкий  золотой  обруч  удерживал  на
месте вуаль, скрывавшую ее темные волосы. Да, действительно королева. Но
и не только. Мордред сразу понял, кто перед ним. Нимуэ,  возлюбленная  и
преемница королевского чародея Мерлина, Нимуэ, "второй Мерлин",  ведьма,
которой, несмотря на всю ярость и  злобу,  боялись,  догадался  внезапно
Мордред, обе сестры Артура.
   Сам Урбген подсадил королеву в  седло  Вскочили  в  седла  и  оба  ее
вооруженных спутника. Нимуэ заговорила вновь,  на  сей  раз  с  улыбкой,
очевидно, уверяя в чем-то  короля  Урбгена.  Она  подала  ему  руку,  и,
поцеловав ее, король отступил  на  шаг.  Королева  развернула  лошадь  к
воротам, но тут же вновь натянула поводья. Внезапно подняв  голову,  она
внимательно огляделась по сторонам. Мордреда она не  видела  -  он  всем
телом вжался в тень меж стеной и дверью, - и  тем  не  менее  произнесла
отчетливо:
   - Король Урбген, эти двое поедут со мной, и больше ни один человек не
покинет замка. Проследи за тем, чтоб закрыли за мной ворота,  и  поставь
стражу у покоев твоих гостей. Да, вижу, ты меня понял.  Присматривай  за
неясытью и ее выводком. Мне привиделось во  сне,  что  один  птенец  уже
оперился и готов улететь. Если  тебе  дорога  любовь  Артура,  держи  на
запоре клетку и позаботься о том, чтобы они благополучно прибыли  в  его
дом.
   Она не дала Урбгену времени ответить. Она ударила  пяткой,  и  лошадь
рванулась вперед. Слуги поскакали следом. Некоторое время король  глядел
ей вслед, потом, вырвавшись из неприятных раздумий, резко отдал  приказ.
Бегом возвратились факельщики, со скрипом затворились створки  ворот.  С
грохотом легли в скобы брусья. Стража  под  взглядом  своего  повелителя
вытянулась по струнке.  Сказав  несколько  слов  разводящему,  король  с
сыновьями вернулся в замок. Домоправители и слуги последовали за ними.
   Мордред не стал дольше ждать. Метнувшись назад  в  тень,  он  толкнул
первую же дверь, которая привела  бы  его  в  то  крыло,  где  поместили
принцев. Дверь открылась в коридор, обрамленный мастерскими и кладовыми.
Здесь в такой поздний час не  было  ни  души.  Проскользнув  внутрь,  он
бросился бежать по коридору.
   Первой его мыслью было  вернуться  в  покой  до  того,  как  выставят
стражу, но пробегая по коридору, где одни  двери  были  заперты,  другие
закрыты на засов, а третьи только притворены, он  сообразил,  что  есть,
возможно, и другой путь к бегству. Окна. Комнаты по левую руку  от  него
выходили прямо на берег реки. Разумеется, окна расположены высоко, но не
настолько, чтобы из одного из них не мог выпрыгнуть ловкий юноша, а  что
до реки, то переплывать или переходить ее вброд в  такое  время  года  -
задача малоприятная, но вполне осуществимая. Возможно даже, удача  будет
на его стороне и на мосту не окажется стражи.
   Мордред проверил, заглянув в первую же открытую дверь.  Бесполезно  -
окно здесь было забрано решеткой. На следующей двери красовался  висячий
замок. Третья дверь была закрыта, но не заперта. Толкнув ее  внутрь,  он
осторожно вошел.
   Он попал в одну  из  кладовых,  но  в  этой  комнате  стоял  какой-то
странный запах и слышались негромкие, но  тревожные  звуки,  беспокойное
шевеленье и шорохи, а временами  чириканье  и  скрежет.  Ну  разумеется.
Королевины птахи. Сюда  составили  клетки.  Мордред  не  удостоил  их  и
взглядом, его занимало одно только окно. Решетки на нем не было, но  оно
было узкое. Неужели слишком узкое? Он стремглав бросился к окну. В  нише
окна стояла клетка, которую он без раздумий схватил обеими руками, чтобы
переставить на пол.
   Что-то зашипело словно  гадюка,  брызнула  слюна,  взметнулась  лапа.
Уронив клетку, юноша отскочил на шаг - тыльная сторона его  ладони  была
распорота. Прижав руку ко рту, он ощутил на губах соленый ток  крови.  В
глубине клетки яростно горели два зеленых огня,  и  угрожающий  горловой
рык готов был перерасти в визгливый вой.
   Дикий кот. Зверь сжался, изготовившись  к  прыжку  у  дальней  стенки
клетки, - устрашающий, устрашенный. Маленькие ушки были прижаты к самому
черепу, так что почти терялись во вздыбившейся шерсти.  В  лунном  свете
виден был каждый обнаженный клык. Когтистая лапа все  еще  занесена  для
удара.
   Мордред, разъяренный собственным испугом и  болью,  откликнулся  так,
как его учили. С едва слышным свистом возник из ножен кинжал.  При  виде
клинка дикий кот - не важно, было это вызвано инстинктом или узнаваньем,
- молниеносно метнулся вперед, с яростью бросился  на  клетку,  просунул
лапу сквозь прутья, разорвав  когтями  воздух.  Раз  за  разом  бросался
зверь,  не  прекращая  яростного  нападенья.  Грудь  и  лапа  его   были
окровавлены, но не кровью  юноши;  кто-то  заткнул  меж  прутьев  клетки
дохлую крысу; кот тушку не тронул, но кровь расплескалась и подсохла,  и
клетка воняла.
   Юноша медленно опустил кинжал. Он достаточно знал о диких котах -  да
и какой оркнеец такого не знает? - и  знал,  как  поймали  этого  зверя:
после того, как забили самку и вырезали  остальной  выводок.  И  вот  он
здесь - всего лишь котенок, такой маленький, такой  необузданный,  такой
храбрый, посажен в вонючую клетку на забаву королеве. И на какую забаву?
Мордред знал, слугам ни за что его не приручить. Котенка станут дразнить
и заставят драться, наверное, натравят на собак, которых он  ослепит,  а
потом подерет когтями прежде,  чем  они  загрызут  его.  Или  он  просто
откажется от еды и умрет. Мертвую крысу он ведь не тронул.
   Окно было слишком узким, чтобы в него пролезть. С  мгновение  Мордред
стоял, отсасывая кровь из ранки, стараясь  побороть  разочарованье,  что
столь постыдно грозило перерасти в страх. Потом усилием воли он  овладел
собой. Представится и другой случай. До Камелота путь не близкий.  Пусть
только они  окажутся  за  стенами  замка,  тогда  посмотрим,  сможет  ли
кто-нибудь удержать его в заточении. Пусть  только  попробуют  причинить
ему вред. Как дикий кот он - не  какой-то  там  ручной  зверек,  который
станет, посаженный в клетку, покорно ждать прихода смерти.  Он  способен
драться.
   Когтистая лапа вновь разорвала воздух,  но  не  смогла  достать  его.
Оглядевшись по сторонам, Мордред  увидел  шест  с  рогатиной  на  конце,
похожий на те, которыми на сборе урожая ловят  гадюк.  С  помощью  этого
шеста он вновь поднял клетку в оконную нишу и развернул  ее  так,  чтобы
дверца глядела наружу. Клетка заняла собой  весь  проем.  Мордред  завел
шест в петлю и осторожно поднял плетеную дверцу. С  дверцей  поднялся  и
трупик крысы,  и  кот  ударил  опять,  грозно  шипя  на  новую  цель.  И
обнаружил, что бьет лапой воздух.  Две  долгие  минуты  зверь  оставался
совершенно недвижим, Мордред не заметил  ни  одного  движенья,  если  не
считать колыханья шерсти и легкого подергиванья хвоста,  потом,  охотясь
на свободу, как охотился бы на добычу, кот подполз к краю клетки, к краю
подоконника и глянул вниз.
   Мордред не увидел прыжка. Только что кот, еще узник, сидел на окне, а
мгновение спустя он уже растворился в вольной ночи.
   Другой узник, оттащив клетку от слишком узкого для него окна,  бросил
ее на пол и со всем тщанием поставил шест в  то  же  место,  откуда  его
взял.

***

   У дверей покоя оркнейских принцев уже стоял  стражник.  Он  схватился
было  за  копье,  но  увидев,  кто  приближается  к  нему,  нерешительно
переступил с ноги на ногу и вновь опустил оружие, стукнув древком  копья
о камень.
   Мордред, ожидавший такого приема,  заранее  завернулся  в  коричневый
плащ, а под ним прижимал к  себе  немногие  пожитки,  скрывая  заодно  и
пораненную руку. На лице его стражник не увидел ничего, кроме  холодного
удивления.
   - Стража? В чем дело, что случилось?
   - Приказ короля, господин, - деревянно ответил стражник.
   - Приказ не впускать меня? Или не выпускать?
   - М-м-м, не выпускать, то есть, я  хотел  сказать,  присматривать  за
вами, м-м.., мой господин. - Стражник  прочистил  горло,  явно  чувствуя
себя неуверенно, и попытался загладить свои слова:
   - Я думал, вы все спите в покое, молодой господин. Так ты,  вероятно,
был у своей госпожи королевы?
   -  А,  выходит,  еще  и  королевский  приказ  докладывать   о   наших
передвижениях? - Мордред дал повиснуть молчанию, глядя, как переминается
с ноги на ногу стражник, потом улыбнулся. - Нет, я  был  не  у  королевы
Моргаузы. Ты всегда спрашиваешь гостей короля, где они проводят ночь?
   Рот стражника медленно приоткрылся. Мордред без  труда  прочитал  его
мысли, ясно отразившиеся на лице солдата: удивленье, веселье, соучастье.
Запустив свободную руку в кошель у пояса, он достал монету. До того  они
и так говорили вполголоса, но теперь он заговорил еще тише:
   - Ты никому не скажешь?
   Лицо стражника расплылось в ухмылке.
   - И впрямь  никому,  господин.  Прошу  прощения,  господин.  Спасибо,
господин. Доброй ночи, господин.
   Проскользнув мимо него, Мордред крадучись вошел в спальный покой.
   Сколь тихо он ни старался двигаться, Гавейн, проснувшись, приподнялся
на локте и тут же потянулся за кинжалом.
   - Кто здесь?
   - Мордред. Говори тише. Все спокойно.
   - Где ты был? Я думал, ты преспокойно спишь в своей постели.
   Мордред не ответил. В его  привычке  было  молчать,  как  свечу  гася
дальнейшую беседу. Он обнаружил, что если не давать ответа  на  неловкий
вопрос, собеседник почти никогда не задает его снова. Он  не  знал,  что
такое открытие делают обычно в зрелые годы и что люди, слабые духом,  не
делают его вовсе. А потому, не сказав  ни  слова,  он  подошел  к  своей
постели и только тогда, будучи скрытый контрфорсом,  бросил  на  постель
свой узел, а поверх него плащ. Гавейну не следует знать, что под  плащом
он был одет по-дорожному.
   - Мне показалось, я слышал голоса, - прошептал Гавейн.
   - У дверей поставили стражников. Я говорил с одним из них.
   - А... - Как и рассчитывал Мордред, стража не особенно заинтересовала
Гавейна. Гавейну, вероятно, просто не пришло  в  голову,  что  в  Регеде
такую стражу выставляли впервые. Он скорее  решил,  что  Мордред  просто
выходил до ветру. Он снова  лег.  -  Это,  наверно,  меня  и  разбудило.
Который час?
   - Должно быть, далеко за полночь, - мягко произнес Мордред, заматывая
пораненную руку тряпицей. - А выезжаем  мы  рано  поутру.  Лучше  сейчас
выспаться перед дорогой. Доброй ночи.
   Некоторое время спустя Мордред заснул. В полулиге от замка,  на  краю
обширной лесистой земли, что звалась  Диким  лесом,  молодой  дикий  кот
уселся у корней огромной сосны и  принялся  чистить  свой  жесткий  мех,
слизывая с него запах неволи.

12

   К утру стало очевидно, что предостереженье Нимуэ дошло и до  ратников
Артурова эскорта. В дороге стражники бдительно  следили  за  тем,  чтобы
никто из оркнейцев не отставал и чтобы все они держались поближе друг  к
другу, но делали это со всевозможным так-том и уваженьем,  словно  такое
обращение со свитой королевы превращало  их  из  тюремщиков  в  почетную
стражу. Моргауза так и восприняла их повеленье. Так  же  приняли  его  и
четверо младших принцев, которые ехали не спеша и болтали и смеялись  со
стражником, но Мордред, верхом на добром коне, глядя  на  открытые  всем
ветрам вересковые пустоши, маняще раскинувшиеся по обе  стороны  тракта,
беспокойно перебирал поводья и молчал.
   Они достигли гавани слишком скоро.  И  первое,  что  бросилось  им  в
глаза, был "Орк", одиноко стоявший у пристани.  Буря,  как  объяснил  им
капитан эскорта,  лишь  слегка  потрепала  "Морской  дракон",  а  потому
королевский корабль продолжил свой  путь  на  юг;  ему  и  его  ратникам
придется теперь плыть вместе с королевой и ее свитой на "Орке". Моргауза
была раздосадована, но,  поскольку  ее  уже  начали  одолевать  недобрые
предчувствия, которые она боялась  выказать,  она  подчинилась  давлению
обстоятельств и вместе со свитой  и  ратниками  поднялась  на  борт.  На
корабле теперь стало тесновато, но ветер спал,  и  плаванье  к  эстуарию
Итуны, а оттуда на юг вдоль  побережья  Регеда  было  спокойное  и  даже
приятное.
   Мальчики проводили все время на палубе, глядя,  как  проплывают  мимо
поросшие лесом холмы.  За  кормой  корабля  с  криками  носились  чайки.
Однажды "Орку" пришлось прокладывать себе путь через  флотилию  рыбацких
лодок, а как-то раз, в  крохотной  бухточке  на  холмистом  берегу,  они
видели, как какие-то люди верхом на пони сгоняют в стадо скот (очевидно,
краденый, заметил Агравейн скорее с одобрением, чем  с  порицаньем),  но
помимо этого им не встречалось никаких  признаков  человеческого  жилья.
Моргауза не покидала своей каюты. Матросы учили мальчиков вязать узлы, а
Гарет пытался играть на дудочке, которую один  из  матросов  вырезал  из
камыша. Все до единого принцы смастерили себе удочки  и  не  без  успеха
занимались  рыбалкой,   а   потому   поглощали   обильные   трапезы   из
свежезапеченной  рыбы.   Мальчики   были   преисполнены   бурной   жажды
приключений и  предвкушения  ослепительного  будущего,  которое,  по  их
мнению, их ожидало. Даже Мордреду временами удавалось позабыть о страхе,
нависшем над ним черной тучей. Единственной ложкой дегтя  было  молчание
эскорта. Мальчики пытались расспрашивать ратников  -  младшие  принцы  с
невинным любопытством, Мордред с осторожной хитростью, - но солдаты и их
капитаны готовы были поведать не больше, чем  королевский  посланник.  О
приказах Верховного короля или о планах на  их  будущее  они  не  узнали
ничего.
   Так промелькнули три дня. Затем, ведомый твердой рукой шкипера, то  и
дело тревожно поглядывавшего на парус, то провисавший,  то  надувавшийся
под прихотливым ветром, "Орк" пристал в Сегонтиуме на  побережье  Уэльса
прямо против острова Мона.
   Гавань  здесь  была  много  больше  маленького  порта  в  Регеде.   В
Каэр-ин-ар-Воне, или Сегонтиуме, как он назывался  при  римлянах,  стоял
крупный военный гарнизон, восстановленный  недавно  по  меньшей  мере  в
половину былого числа. Крепость располагалась на каменистом склоне холма
над городом, а за ней поднимались предгорья,  коронованные  белоснежными
высотами Маэль-и-Виддфы, или Снежной горы. За узким проливом, сияющим на
солнце синевой словно сапфир, лежали золотые  поля  и  магические  камни
Моны, острова друидов.
   Мальчики  сгрудились  у  борта,   во   все   глаза   всматриваясь   в
открывающуюся  им  картину.  Наконец  из  своей  каюты  поднялась   сама
Моргауза. Даже несмотря на спокойное и гладкое плаванье,  выглядела  она
больной и бледной. ("Это потому, что она ведьма", - с гордостью объяснил
капитану эскорта Гавейн. ) Когда шкипер "Орка" объявил королеве, что  им
придется переждать в гавани,  пока  не  переменится  ветер,  Моргауза  с
благодарностью ответила, что несколько дней сможет спать не на  корабле,
и тут же на берег был послан распорядитель двора, чтобы  договориться  о
комнатах  на  постоялом  дворе  у  пристани.  Это  было  процветающее  и
добропорядочное заведенье, и предложенные покои обещали быть  теплыми  и
удобными. Королева и ее свита сошли на берег в превосходном настроении.
   В Сегонтиуме они провели четыре дня. Королева и ее дамы  не  покидали
своих комнат. Мальчикам дозволили гулять  в  городе  или,  все  еще  под
бдительным  оком  королевской  стражи,  спускаться   на   берег   искать
моллюсков. Во вторую подобную вылазку Мордред повернул назад  под  видом
того, что заскучал. Хотя он  не  говорил  этого  в  пределах  слышимости
остальных принцев, он дал понять  стражникам,  что  для  юноши,  который
всего несколько лет назад делал это ради пропитания,  поиск  ракушек  на
берегу - малоинтересное занятие. А потому  он  оставил  принцев  рыскать
среди  камней  и  один  направился  в  город,  а  потом,  скрывая   свое
нетерпенье, легким шагом, словно гуляя,  неспешно  двинулся  по  дороге,
взбиравшейся на склон позади домов  и  ведшей  мимо  крепостных  стен  к
дальним высотам Маэль-и-Виддфы.
   После ночного заморозка воздух был ослепительно ясен, но  солнце  уже
успело нагреть камни. Мордред присел на  валун.  Увидев  такую  картину,
любой наблюдатель решил бы, что юноша наслаждается открывшимся перед ним
видом  и  последним  осенним  солнцем.  На  деле   Мордред   внимательно
оглядывался по сторонам, выискивая пути к бегству.
   Вдалеке на полянке мальчик пас отару овец. Их следы  бороздили  склон
горы. Выше, позади каменистого пастбища,  лежала  роща,  опушка  густого
леса, словно темное покрывало укутавшего бока Снежной горы. Просека  меж
деревьев показывала, где начинается дорога, что шла на восток страны.
   Вот какой ему следует выбрать путь. Несомненно, вскоре выйдет  дорога
к знаменитому Сарн Элену, перешейку,  ведущему  к  реке  Дэва  и  другим
британским королевствам. А там он без труда затеряется. Все  его  деньги
были при нем и, использовав как предлог то, что  ночью  подморозило,  он
прихватил с собой теплый плащ.
   По  тропинке  со  стуком  прокатился  камешек.  Оглянувшись,  Мордред
увидел, что в каком-то десятке шагов от него стоят два стражника,  якобы
лениво глядя вдаль на пляж за городом. Но  их  оса