Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
216 -
217 -
218 -
219 -
220 -
221 -
222 -
223 -
224 -
льное оружие должно
сверкать и гореть на солнце. Я никогда не видел ничего хорошего в тусклом
стволе.
- Лорд Хау <Лорд Хау (1725-.1814) - с 1775 по 1778 год командовал
британскими войсками в Северной Америке. В условиях "лесной" войны он
стремился сделать военное снаряжение и обмундирование англичан как можно
менее заметным для острых глаз индейцев.> держался другого мнения, сержант,
а ведь его считали добрым воякой.
- Что верно, то верно! Его светлость приказал вычернить все оружейные
стволы в полку, но ни к чему хорошему это не привело. В англиканской церкви
<Англиканская церковь - государственная церковь в Англии, являющаяся
разновидностью протестантской.> в Олбани ты можешь увидеть его поминальную
доску. Нет, нет, дружище, солдат должен быть солдатом; во всех случаях и при
всех условиях он обязан носить нашивки, петлички и все знаки различия своего
честного ремесла. Скажи, Следопыт, удалось тебе побеседовать с Мэйбл во
время ваших странствий по реке?
- Много нам беседовать не пришлось. К тому же Мэйбл настолько меня
образованней, что я не решался говорить ни о чем, что не касается моего
занятия.
- В этом ты и прав и не прав, голубчик. Женщинам нравится пустая
болтовня, и большую часть этого дела они берут на себя. Ты, конечно, знаешь
меня как человека, который не горазд трепать языком, но бывали случаи, когда
я, чтобы понравиться матери Мэйбл, не стеснялся уронить свое мужское
достоинство. Правда, я был тогда года на двадцать два моложе и числился не
старшим сержантом, а младшим. Блюсти свое достоинство полезно и даже
обязательно, когда имеешь дело с мужчинами, но, если хочешь завоевать
расположение женщины, надо быть немного снисходительнее.
- Ах, сержант, боюсь, ничего у меня не выйдет!
- Как, ты отказываешься от дела, на котором мы с тобой порешили?
- Мы говорили, что, если Мэйбл такова, как ты мне ее рисовал, и если
девушке понравится простой проводник и охотник, мне следовало бы поступиться
кое-какими своими бродяжническими привычками и настроиться на то, чтобы
обзавестись женой и детьми. Но, с тех пор как я ее увидел, меня одолели
сомнения.
- Это еще что такое? - рассердился сержант. - Разве ты не уверял меня
только что, что девушка тебе нравится? И разве Мэйбл в чем-нибудь обманула
твои ожидания?
- Ах, сержант, не в Мэйбл я сомневаюсь, а в себе самом. Ведь я простой
темный лесовик, и, может, не так уж я хорош, как мы с тобой воображаем.
- Если ты сомневаешься в своем мнении, Следопыт, это еще не дает тебе
права сомневаться в моем. Разве я не разбираюсь в людях? Разве это не прямая
моя обязанность и разве мне часто случалось обманываться? Спроси майора
Дункана, если хочешь, чего я стою в этом отношении.
- Но, сержант, мы с тобой старые друзья. Мы в десятках боев сражались
вместе и не раз выручали друг друга. В таких случаях человек судит
пристрастно: а я боюсь, что твоя дочь не посмотрит на простого,
невежественного охотника глазами своего отца.
- Полно, полно. Следопыт, ты сам себя не знаешь, положись на мое мнение!
Во-первых, ты человек с большим опытом, а ведь это как раз то, чего не
хватает молодой особе, и всякая разумная девица оценит это качество.
Во-вторых, ты не пустой фатишка из тех, что ломаются и хорохорятся, едва
вступив в армию. Ты знаешь службу, это сразу видно, достаточно на тебя
поглядеть. Ведь ты раз тридцать - сорок бывал в огне, если считать все
стычки и засады, в которых тебе так или иначе пришлось участвовать!
- Верно, сержант, все верно, но разве этим можно завоевать расположение
молодой девушки с нежным сердцем?
- Смелость города берет! Опыт, добытый на поле боя, так же полезен в
любви, как и на войне. К тому же ты честный и верный подданный английского
короля, дай ему бог здоровья!
- Возможно, возможно, но я слишком груб, слишком стар и слишком неотесан,
чтобы понравиться такой юной и деликатной девушке, как Мэйбл, незнакомой с
нашими дикими нравами. Как знать, может быть, жизнь в поселении больше ей по
душе?
- Это еще что за новые соображения, дружище? В первый раз от тебя слышу!
- А это потому, что я и сам не знал, насколько я недостоин Мэйбл, пока не
увидел ее. Мне не раз приходилось путешествовать с такими красотками, как
твоя дочь, я так же провожал их по лесу, видел их в опасности и в счастливые
минуты избавления. Но эти девушки были неизмеримо выше меня, и мне в голову
ничего такого не приходило, это были просто слабые существа, отданные под
мою защиту. Другое дело тут. Мы с Мэйбл люди разные настолько, что мне
невыносимо видеть, до чего я ей неровня. Хотелось бы мне, сержант, скинуть с
плеч этак лет десяток и быть поавантажнее фигурой и лицом, чтобы красивой
молодой девушке не противно было на меня глядеть.
- Выше голову, мой храбрый друг, и верь отцу, который разбирается в
женском сердце. Мэйбл уже наполовину в тебя влюблена, а после двухнедельного
любезничания и ухаживания на островах вторая половина придет сама собой и
сомкнет ряды с первой. Девочка так и сказала мне вчера, чуть ли не этими же
словами.
- Быть того не может! - воскликнул проводник, которому по его природной
скромности и робости было даже страшно представить себе свои шансы в столь
блестящем свете. - Что-то мне не верится! Я бедный охотник, а Мэйбл впору
выйти за офицера. Уж не думаешь ли ты, что девушка откажется от своих
любимых городских привычек, от визитов и хождений в церковь, чтобы
поселиться с обыкновенным охотником и проводником здесь, в лесной чащобе? А
не затоскует она по старой жизни и по лучшему мужу?
- Лучшего мужа, Следопыт, ей не найти, - успокоил его отец. - А что до
городских привычек, они легко забываются на лесном приволье, тем более что у
Мэйбл достанет характера жить на границе. Когда я задумал ваш союз, дружище,
я все это предусмотрел, как генерал, готовящий план кампании. Сначала я
подумал было взять тебя в полк, чтобы ты заступил мое место, когда я уйду в
отставку. - придется же мне рано или поздно уйти на покой. Однако,
обмозговав это дело, я понял, что ты не годишься для действительной службы.
Но все равно, хоть ты и не солдат во всех смыслах, зато ты солдат в лучшем
смысле слова, и я знаю, как уважают тебя наши офицеры. Пока я жив, Мэйбл
должна жить под моей крышей, и у тебя всегда будет дом, куда, ты сможешь
возвращаться после твоих странствий и походов.
- Да уж чего лучше, кабы девушка пошла за меня по своей воле! Но, как это
ни грустно, мне что-то плохо верится, чтобы такой человек, как я, пришелся
ей по вкусу. Вот будь я помоложе да непригляднее, хотя бы, к примеру, как
Джаспер Уэстерн, это бы еще куда ни шло, да, это бы еще куда ни шло!
- Вот чего у меня дождется твой Джаспер Уэстерн и все эти молодчики в
крепости и не в крепости! - заявил сержант, складывая пальцы в кукиш. - Если
ты и не моложе капитана "Резвого", то выглядишь куда моложе, а уж красотой
ему с тобой не сравняться!
- Что ты сказал? - оторопело спросил Следопыт, словно ушам своим не веря.
- Я говорю, хоть ты годами и старше Джаспера, а где ему против тебя - ишь
ты какой закаленный и жилистый, ровно тугая бечева. Лет через тридцать,
помяни мое слово, ты переплюнешь их всех, вместе взятых. Да ты с твоей-то
чистой совестью всю жизнь останешься младенцем!
- А чем тебе не угодил Джаспер? Уж если говорить по совести, во всей
колонии не найдется более порядочного парня.
- А кроме того, ты мой Друг, - продолжал сержант, крепко пожимая руку
Следопыту, - мой верный, испытанный, преданный друг!
- Да, сержант, мы с тобой сдружились лет двадцать назад - еще до рождения
Мэйбл.
- Правда твоя, Следопыт, уже задолго до рождения Мэйбл мы были
испытанными друзьями, и я погляжу, как эта дерзкая девчонка посмеет не выйти
замуж за человека, который был другом ее отца, когда ее еще и на свете не
было!
- Трудно сказать, сержант, трудно сказать! Каждый ищет себе ровню.
Молодое тянется к молодому, а старое - к старому.
- Положим, Следопыт, в делах семейных это не так! Ни один старик не
откажется от молодой жены. А кроме того, тебя уважают и любят все наши
офицеры, ей будет лестно иметь мужа, к которому все так расположены.
- Надеюсь, у меня нет врагов, кроме мингов, - сказал Следопыт, рассеянно
ероша волосы. - Я всегда старался поступать честно, а этим приобретаются
друзья - хотя и не во всех случаях.
- И ты постоянно бываешь в лучшем обществе - даже старик Дункан Лунди рад
тебе, ведь он много времени проводит с тобой. Из всех проводников ты у него
на лучшем счету.
- Да не только он - мне случалось бродить по лесу с людьми и знатнее и
умнее его и целыми днями говорить с ними, словно брат с братом. Но, сержант,
никогда я этим не кичился: я знаю, лес равняет людей, хотя в городе это и
невозможно.
- И ты известен за лучшего стрелка во всей округе!
- Кабы Мэйбл это ценила в человеке, у меня не было бы оснований унывать.
Но порой я думаю, что не моя это заслуга, а "оленебоя". Ведь это же и в
самом деле отличное ружье и, может быть, в руках другого оно будет стрелять
не хуже.
- Ты чересчур скромничаешь. Следопыт. А сколько раз бывало, что в других
руках "оленебой" давал промах, тогда как ты отлично стреляешь из любого
ружья! Нет уж, позволь тебе не верить! Мы на этих днях устраиваем состязание
в стрельбе, ты покажешь свое искусство, и Мэйбл еще лучше тебя узнает.
- А честно ли это, сержант? Ведь всем известно, что "оленебой" редко дает
маху, надо ли устраивать состязание, когда можно сказать наперед, чем дело
кончится?
- Полно, полно, дружище! Нет, видно, придется мне самому взяться за это
сватовство. Для человека, который не вылазит из пороховой копоти, ты на
редкость смирный поклонник, как я погляжу. Не забывай, что у Мэйбл храбрость
в крови Ей, надо полагать, приглянется настоящий мужчина, как когда-то такой
приглянулся ее матушке.
На этом слове сержант встал и без дальнейших околичностей перешел к своим
неисчерпаемым делам и обязанностям. Проводник был свой человек в гарнизоне;
по отношению к нему такие вольности были в порядке вещей, и он на них не
обижался.
Из приведенного разговора читатель поймет, какие планы строил сержант
Дунхем, когда он звал Мэйбл приехать к нему на границу Хотя он отвык от
дочери, которую ласкал и холил малюткой в первые два года своего вдовства,
однако привязанность к ней всегда жила в глубине его сердца Он так привык
отдавать приказы и выполнять их, ни перед кем не отчитываясь и ни у кого не
спрашивая мнения об их разумности, что ни минуты не сомневался в покорности
Мэйбл, хотя отнюдь не намерен был насиловать ее волю. Надо сказать, что все
знавшие Следопыта видели в нем человека превосходных душевных качеств
Неизменно верный себе, чистосердечный, преданный, не ведающий страха и
вместе с тем осмотрительный и осторожный, он со всей душой брался за любое
справедливое дело - или такое, какое считалось в то время справедливым, - и
никогда не участвовал в том, за что ему пришлось бы позже краснеть или
выслушивать заслуженные порицания Нельзя было, соприкасаясь изо дня в день с
этим человеком, которого при всех его слабостях и недостатках можно было
уподобить Адаму до грехопадения, не исполниться к нему уважения, как бы мало
оно ни вязалось с его скромным положением и занятием. Нетрудно было
заметить, что ни один офицер не проходил мимо Следопыта, не отдав ему чести,
словно равному, как и ни один человек простого звания не упускал случая при
встрече перекинуться с ним словами доверия и благожелательности.
Удивительной особенностью самого Следопыта было полное пренебрежение к чинам
и рангам, не основанным на личных достоинствах и заслугах. По привычке он
был почтителен к начальникам, но нередко позволял себе указывать им на их
ошибки и выговаривать за упущения с бесстрашием, ясно свидетельствовавшим о
душевном бескорыстии и природном уме, который мог поспорить с
образованностью. Тот, кто не верит во врожденную способность человека
отличать добро от зла без поучения, стал бы в тупик перед этим самобытным
мудрецом с отдаленной окраины. Его чувства, казалось, обладавшие свежестью
девственного леса, где протекала его жизнь, позволяли ему так четко
разграничивать правду и ложь, добро и зло, что перед ним отступил бы самый
изощренный казуист Впрочем, были у Следопыта и свои предрассудки и
предубеждения, носившие отпечаток его личности и навыков и укоренившиеся так
прочно, что они стали его второй натурой. Но над всем этим возвышалось ею
неподкупное, безошибочное чувство справедливости Эта благородная черта (а
без нее ни один человек не может быть поистине велик, тогда как с ней любой
человек заслуживает уважения), видимо, незаметно влияла на тех, с кем он
общался; не раз бывало, что какой-нибудь гарнизонный буян возвращался из
совместного похода со Следопытом другим человеком, - с душою, смягченной,
облагороженной и преображенной его словами, чувствами и личным примером Как
и должно ожидать от человека таких высоких правил, верность ею была
нерушима, как скала. Предательство и Следопыт были несовместимы, и если ему
редко приходилось отступать перед врагом, то никогда не оставлял он в беде
друга, когда для этого представлялась хоть малейшая возможность.
Естественно, что такой человек сближался только с родственными натурами. При
всей случайности его встреч и знакомств он всегда тяготел к людям с
незапятнанной совестью; какое-то внутреннее чутье подсказывало ему, кто
достоин его дружбы. Некий наблюдатель людского рода говорил о Следопыте, что
это прекрасный образчик того, чем может стать человек чистой и правдивой
души, находясь среди великого уединения, испытывая благотворное влияние
девственной природы и не зная соблазнов и заблуждений, порожденных
цивилизацией.
Таков был человек, которого сержант Дунхем прочил в мужья своей Мэйбл.
Впрочем, сделав этот выбор, он руководствовался не столько ясным и
отчетливым представлением о достоинствах друга, сколько личной к нему
симпатией: никто не знал Следопыта ближе, чем сержант, хотя он меньше ценил
в ней как раз его самые лучшие качества. Старому солдату было невдомек, что
у дочери могут быть серьезные возражения против его избранника; с другой
стороны, отец усматривал в этом браке много преимуществ для себя лично
заглядывая в туманное будущее, он видел себя на закате дней окруженным
внуками, которые будут ему вдвойне милы и дороги по обоим их родителям.
Когда сержант впервые заговорил об этом браке со своим другом, тот
выслушал его благосклонно, и теперь отец с удовольствием убедился, что
Следопыт душой был бы рад жениться на Мэйбл, если бы его не тревожили
сомнения, что он ее недостоин.
Глава 10
Хоть и спросила я о нем, однако
В него не влюблена Капризный мальчик,
Красиво говорит, но есть ли толк в словах!
Шекспир.
"Как вам это понравится"
Целая неделя прошла в обычных, повседневных занятиях. Мэйбл постепенно
освоилась со своим положением, которое хоть и забавляло ее новизной, но уже
слегка наскучило томительным однообразием; да и офицеры и рядовые гарнизона
стали привыкать к присутствию цветущей молодой девушки, чьи одежда и манеры
носили отпечаток скромного изящества, приобретенный нашей героиней в доме
своей покровительницы; гарнизонная молодежь уже меньше докучала Мэйбл плохо
скрытым восхищением и скорее радовала подчеркнутой почтительностью; наша
скромница неизменно относила ее за счет популярности своего отца, но то была
скорее дань ее собственному сдержанно приветливому и располагающему
обращению, нежели авторитету, каким пользовался сержант.
Знакомства, завязавшиеся в лесу или в какой-нибудь другой такой же не
совсем обычной обстановке, очень скоро исчерпывают себя. Недели пребывания в
крепости оказалось достаточно, чтобы Мэйбл решила, с кем она не прочь
сойтись поближе и кого ей лучше избегать. То промежуточное положение, какое
занимал ее отец, который, не будучи офицером, все же значительно возвышался
над простыми рядовыми, держало ее на отшибе от двух больших каст, на которые
делится военная среда, и это, естественно, сужало круг людей, с коими ей
приходилось общаться, и значительно облегчало ей выбор. И все же она скоро
заметила, что даже кое-кто из тех, кто мог претендовать на место за столом
самого коменданта, был склонен закрыть глаза на разделяющие их условности
ради удовольствия созерцать изящную женскую фигурку и очаровательное личико.
Не прошло и двух-тpex дней после ее прибытия в крепость, как у нее завелись
поклонники и среди офицеров. В особенности квартирмейстер гарнизона, мужчина
средних лет, не раз уже связывавший себя узами брака, но недавно вновь
овдовевший, явно старался поближе сойтись с сержантом, хотя они и без того
постоянно встречались по службе; даже самые молодые его сотрапезники вскоре
заметили, что этот напористый человек - кстати, шотландец, по фамилии Мюр, -
что-то зачастил к своему подчиненному. Однако, кроме безобидной шутки или
намека на очаровательную "сержантову дочку", никто ничего не позволял себе
по его адресу, хотя Мэйбл Дунхем вскоре стала признанной "богиней" молодежи
и в офицерской столовой за нее постоянно поднимались бокалы.
Как-то в конце недели после вечерней переклички Дункан Лунди послал за
сержантом Дунхемом для разговора по делу, видимо, требовавшему свидания с
глазу на глаз. Старый майор жил в фургоне, который можно было перевозить с
места на место, смотря по надобности, что позволяло ему кочевать по всей
крепостной территории. Сейчас фургон стоял в центре главной пощади, где и
нашел его сержант. Войдя, он был тут же принят без обычного в таких случаях
выстаивания в передней. Надо заметить, что командный состав крепости и
простые рядовые жили примерно в равных условиях, если не считать того, что
офицерам отводились более просторные помещения, так что Мэйбл с отцом
пользовались почти теми же удобствами, что и сам комендант.
- Входите, сержант, входите, дорогой друг, - приветствовал гостя майор
Лунди, когда его подчиненный почтительно остановился у порога комнаты,
представлявшей нечто среднее между спальней и библиотекой. - Входите и
садитесь на этот стул. Сегодня я позвал вас по делу, не имеющему отношения
ни к платежным ведомостям, ни к расписанию дежурств. Мы с вами старые боевые
товарищи и стойко пережили вместе, что это может сроднить даже майора с его
вестовым и шотландца с янки. Садитесь же, дружище, и чувствуйте себя как
дома. Сегодня, кажется, выдался погожий денек?
- Так точно, майор Дункан! - подтвердив сержант, присаживаясь на кончик
стула; как многоопытный служака, он не поддавался на начальственную ласку,
сохраняя должную почтительность - Отличный денек, сударь, и есть надежда,
что хорошая погода постоит. Дай-то бог! Урожай обещает быть хорошим.
Увидите, наши молодцы из Пятьдесят пятого еще покажут себя такими же
дельными фермерами, как и солдатами. Я никогда не видал в Шотландии такого
картофеля, какой мы, должно быть, соберем на новом поле. Да, майор Дункан,
картофеля будет вдоволь, нынешняя зима авось будет у нас полегче той.
- Жизнь не стоит на месте, сержант - растет благополучие, но растут и
потребности. Вот и мы стареем, и я уже подумываю, что пора оставить службу и
немного пожить для себя. С меня х