елием, подняла голову,  бросила  на  молодого  человека
быстрый взгляд и тут же вспыхнула от смущения. - Я догадываюсь,  что  вашему
отцу скоро потребуется посланец, и готов предложить свои услуги. Может быть,
это вас несколько успокоит...
   - Да, возможно, отцу придется ненадолго уехать. Но я постараюсь уговорить
его послать вместо себя кузена Ричарда, если поселок некоторое время  сможет
обойтись без шерифа.
   Юноша промолчал, краска медленно заливала его лицо. Затем он сказал:
   - Если дело такого рода, что я мог бы выполнить...
   - Оно может быть доверено только близкому  лицу,  человеку,  которого  мы
очень хорошо знаем.
   - Но неужели вы меня мало знаете, мисс  Темпл?  -  воскликнул  Эдвардс  с
горячностью, которую он хотя и редко, но все  же  проявлял  порой  во  время
откровенных, дружеских бесед с молодой девушкой. - Вот уже пять месяцев, как
я живу под вашей крышей, и я все еще для вас посторонний?
   Элизабет, как и Луиза,  занималась  шитьем.  Склонив  голову  набок,  она
делала вид, что приглаживает лежавшую у нее на коленях ткань, но рука у  нее
дрожала, щеки горели и слезы на глазах высохли: по  всему  было  видно,  что
девушка преисполнена живейшего интереса и любопытства.
   - Много ли мы знаем о вас, мистер Эдвардс? - сказала она.
   - Много ли? - повторил за ней юноша, переводя взгляд с лица  Элизабет  на
кроткое личико Луизы, выражавшее в этот момент такое же  любопытство.  -  Мы
столько времени знакомы - неужели вы не успели меня узнать?
   Элизабет медленно подняла голову, и выражение смущения и  любопытства  на
ее лице сменилось улыбкой:
   - Конечно, нам известно, что вас зовут Оливер Эдвардс. Как  вы,  кажется,
сами рассказывали моей подруге мисс Грант, вы уроженец здешних мест, и...
   - Элизабет! Мисс Темпл!.. - воскликнула Луиза, вспыхнув до корней волос и
задрожав, как осиновый лист. - Вы неправильно меня поняли... Я.., это  всего
лишь мои догадки. Но, даже если это правда и мистер Эдвардс действительно  в
родстве с туземцами, какое право мы имеем упрекать его? Чем мы  лучше  -  по
крайней мере я, дочь скромного, бедного священника?
   Элизабет с  сомнением  покачала  головой  и  даже  рассмеялась.  Заметив,
однако, печаль на лице подруги, задумавшейся о трудной, полной лишений жизни
своего отца, она сказала:
   - Смирение заводит вас слишком далеко, Луиза. Дочь духовного  лица  стоит
превыше всех. Ни я, ни мистер Эдвардс не можем  почесть  себя  равными  вам.
Впрочем, я вправе говорить так только в  отношении  себя.  Как  знать,  быть
может, мистер Эдвардс высокая особа, скрывающая свое подлинное имя.
   - Вы правы, мисс Темпл. Тот,  кто  является  верным  слугой  царя  царей,
занимает самое почетное место на земле, - ответила Луиза. -  Но  ведь  почет
принадлежит ему одному, а я лишь дитя бедного, одинокого человека и не  могу
претендовать ни на что большее. Почему же мне, в таком случае, считать  себя
выше мистера Эдвардса? Только  потому,  что  он,  возможно,  дальний,  очень
дальний родственник Джона Могиканина?
   Луиза невольно выдала подлинное свое отношение к предполагаемому  родству
Эдвардса со старым воином-индейцем, и Элизабет и Оливер  Эдвардс  обменялись
весьма выразительными взглядами, но ни та, ни другой не позволили себе  даже
улыбнуться простоте девушки.
   - Да, должен признать: мое положение в этом доме несколько  двусмысленно,
- сказал Эдвардс, - но я, можно сказать, приобрел его ценой своей крови.
   - И притом крови  потомка  туземных  властителей!  -  весело  воскликнула
Элизабет. Как  видно,  она  не  слишком  верила  в  индейское  происхождение
молодого человека.
   - Неужели моя внешность так красноречиво говорит  о  моем  происхождении?
Кожа у меня смуглая, это верно, по она ведь не очень  красная,  не  краснее,
чем у всех.
   - Нет, краснее, во всяком случае в данный момент.
   - Ах, мисс Темпл, вы недостаточно  разглядели  мистера  Эдвардса,  уверяю
вас! - воскликнула Луиза. - У него глаза  совсем  не  такие  черные,  как  у
могиканина, они даже светлее ваших. И волосы не так уж темны.
   - В таком  случае,  быть  может,  и  я  имею  основания  претендовать  на
индейское происхождение. Я была бы искренне рада, окажись это  действительно
так. Должна признаться, меня печалит вид могиканина, когда он бродит одиноко
и уныло, словно загробный дух какого-нибудь древнего владыки здешнего  края,
и я чувствую, как мало у меня прав владеть этими землями.
   - Да? Вы в самом деле так думаете? - воскликнул юноша столь взволнованным
тоном, что обе девушки были поражены.
   - Разумеется, - ответила Элизабет, как только опомнилась от удивления.  -
Ну что я могу тут сделать? И что может сделать мой отец? Если  мы  предложим
старому индейцу кров и средства к существованию, он  от  них  откажется.  Он
привык к иной жизни и не в состоянии изменить свои привычки. И мы не в силах
также, будь мы даже столь безумны, что пожелали бы этого,  вновь  превратить
распаханные поля и благоустроенные поселения в  глухие,  непроходимые  леса,
отраду охотника, как того хотелось бы Кожаному Чулку.
   - Вы правы, мисс Темпл, -  ответил  ей  Эдвардс.  -  Что  вы  можете  тут
изменить? Но есть все  же  нечто,  что  вы  сможете  сделать  и,  я  уверен,
сделаете,  когда  станете  полновластной  хозяйкой  этих  прекрасных  долин:
пользуйтесь вашими благами, но не забывайте о сирых и неимущих, будьте к ним
щедры. А больше этого вы действительно сделать не в состоянии.
   - И  это  тоже  будет  немало!  -  воскликнула  Луиза,  улыбаясь.  -  Но,
несомненно, найдется некто, кто возьмет из  рук  Элизабет  управление  всеми
этими благами.
   - Я не собираюсь отвергать замужество, как  на  словах  поступают  глупые
девушки, которые сами только о том и мечтают с утра до вечера. Но, не  давая
обета безбрачия, я все равно монахиня, ибо как мне найти себе мужа  в  наших
дремучих лесах?
   - Да, здесь вам нет пары, мисс Темпл, - ответил  Эдвардс  с  живостью.  -
Здесь нет никого, кто посмел бы надеяться снискать  вашу  благосклонность  и
назвать вас своей женой. Я уверен, вы будете ждать, пока  не  появится  тот,
кто будет вам ровня. А если он так никогда и  не  появится,  вы  предпочтете
прожить жизнь  без  спутника,  вот  так,  как  вы  сейчас  живете,  -  всеми
уважаемой, почитаемой и любимой.
   Очевидно решив, что он высказал все, что  от  него  требовала  учтивость,
молодой человек  встал,  взял  шляпу  и  поспешно  вышел.  Луизе,  возможно,
показалось,  что  он  сказал  даже  больше,  чем  того   требовала   простая
любезность, ибо она вздохнула - вздох был так тих, что  она  сама  едва  его
расслышала, - и вновь склонилась над шитьем. Возможно также, что мисс  Темпл
не прочь была услышать еще что-нибудь, -  во  всяком  случае,  взгляд  ее  с
минуту был прикован к двери, в которую вышел молодой человек, но  затем  она
быстро взглянула на подругу. Затянувшееся молчание показало,  какую  остроту
может придать разговору молоденьких девушек, не достигших  еще  восемнадцати
лет, присутствие двадцатитрехлетнего молодого человека.
   Первым, кто попался навстречу  мистеру  Эдвардсу,  когда  он  вышел  или,
вернее, выбежал из дома судьи, был низенький и коренастый стряпчий с большой
связкой бумаг под мышкой. На носу у него красовались  зеленые  очки,  словно
владелец  их  стремился  усилить  ими  свою  зоркость,   когда   приходилось
раскрывать обманы и плутовство.
   Мистер Вандерскол был человек достаточно хорошо образованный, но тугодум.
Что бы он ни говорил, что бы ни делал, он всегда был настороже, потому что в
свое время пострадал от своих более  шустрых  и  ловких  собратьев,  которые
начинали свою карьеру в судах Восточных штатов и которые всосали хитрость  с
молоком матери. Осторожность  этого  джентльмена  сказывалась  во  всех  его
поступках, проявляясь в необычайной методичности, пунктуальности, а также  и
в некоторой робости. Речь стряпчего так изобиловала вводными  предложениями,
что слушатели еще долго потом доискивались ее смысла.
   -  Доброе  утро,  мистер  Вандерскол,  -  приветствовал  его  Эдвардс.  -
Сегодняшний день судья Темпл, как видно, целиком посвятил делам.
   - Доброе утро, мистер Эдвардс, - если вас действительно зовут именно так,
у нас ведь нет тому никаких доказательств, ничего, кроме вашего собственного
утверждения, и, если не ошибаюсь, именно под этим именем вы и  вошли  в  дом
судьи Темпла, - доброе утро, сэр. Да, судья Темпл сегодняшний день  посвятил
делам, хотя об этом, собственно, можно было бы и не  упоминать,  вы  и  сами
успели о том догадаться, как человек наблюдательный,  -  впрочем,  внешность
обманчива. Да, судья Темпл посвятил сегодняшний день делам, это верно.
   - Вы несете с собой важные бумаги? Не надо ли что переписать? Я  к  вашим
услугам.
   - Да, я несу с собой важные бумаги, как вы успели  это  заметить  -  ведь
глаза у вас молодые, - и бумаги эти надо переписать.
   - В таком случае я сейчас же пройду вместе с  вами  в  контору  и  возьму
наиболее срочные из бумаг. К вечеру будет сделано все, что необходимо.
   - Сэр, я всегда рад видеть вас у себя в конторе, как по делу, так и не по
делу, хотя вовсе не обязательно принимать у себя на дому каждого: наш дом  -
наша крепость. Если желаете, готов видеть вас у  себя  или  в  любом  другом
месте, почту это долгом вежливости, но данные бумаги строго  конфиденциальны
и без личного распоряжения на то самого судьи Темпла - согласно  строжайшему
его предписанию - их не  разрешается  видеть  никому,  кроме  тех  лиц,  для
которых это является прямой обязанностью, я хочу сказать - долгом службы.
   - Как я понимаю, сэр, я ничем не могу быть вам полезен,  и  мне  остается
лишь еще раз пожелать вам  доброго  утра.  Но  прошу  вас  передать  мистеру
Темплу, что я сейчас решительно ничем не занят и целиком в его распоряжении,
поэтому я охотно приму  поручение  отправиться  хоть  на  край  света,  если
только.., если только это не будет слишком далеко от Темплтона.
   - Я передам ваше поручение,  сэр,  я  повторю  ему  все  слово  в  слово.
Счастливо оставаться, сэр. Впрочем, одну минуту, мистер Эдвардс, - во всяком
случае, все вас называют именно так, - одну минуту. Вы  рассматриваете  ваше
предложение как часть ваших секретарских обязанностей, оговоренных  в  вашем
контракте ,с судьей Темп-лом - с предварительной выплатой аванса, - или  это
предложение услуг  должно  быть  оплачено  согласно  новому  договору  между
сторонами и уже по исполнении поручения?
   - Как будет угодно мистеру Темплу. Я вижу  только,  что  он  озабочен,  и
стремлюсь помочь ему.
   - Побуждения ваши похвальны,  сэр,  насколько  можно  судить  по  первому
впечатлению, которое часто бывает  обманчиво,  и  делают  вам  честь.  Я  не
премину  сообщить  мистеру  Темплу  об  изъявленной  вами  готовности,  юный
джентльмен - полагаю, вы имеете право так именоваться,  -  и  извещу  вас  о
результатах переговоров не позднее пяти часов пополудни сего дня, если  богу
будет угодно и если вы предоставите мне к сему возможность.
   Причиной  особой  подозрительности  стряпчего   на   этот   раз   явилась
неопределенность  личности  и  положения  Эдвардса,  но   юноша   привык   к
настороженному и недоверчивому к себе отношению, и разговор этот не вызвал в
нем досады. Он  тотчас  сообразил,  что  стряпчий  упорно  желает  сохранить
порученное ему судьей дело в тайне  от  всех,  в  том  числе  и  от  личного
секретаря судьи. Эдвардс слишком хорошо знал, как трудно понять точный смысл
сказанного мистером Вандерсколом, даже когда  этот  джентльмен  стремится  к
ясности своих высказываний, а теперь, видя, что стряпчий намеренно  избегает
расспросов, юноша вовсе оставил мысль  разгадать  тайну.  Они  расстались  у
ворот, и стряпчий, напустив на себя необыкновенно важный и озабоченный  вид,
направился в контору, крепко прижимая к боку толстую связку бумаг.
   Наши читатели, надо полагать, давно заметили, что  юноша  питал  к  судье
какую-то необычайно сильную и глубокую неприязнь. Но сейчас, уже побуждаемый
совсем иными чувствами, он испытывал острый интерес к состоянию духа  своего
патрона и жаждал разузнать причину его непонятной тревоги.
   Эдвардс стоял, глядя вслед стряпчему,  пока  тот  не  скрылся  за  дверью
конторы вместе со своими таинственными бумагами, потом  медленно  направился
обратно к дому и там постарался заглушить любопытство,  углубившись  в  свои
повседневные секретарские обязанности.
   Когда  судья  вновь  появился   в   кругу   семьи,   к   его   всегдашней
жизнерадостности примешивалась  какая-то  печаль,  не  покидавшая  его  и  в
последующие дни. Но наступившая благодатная летняя пора заставила Мармадьюка
Темпла очнуться от временной апатии, и к нему вернулась его обычная бодрость
духа.
   Жаркая погода и  частые  дожди  содействовали  невероятно  бурному  росту
растений, который так долго задерживала поздняя в  том  году  весна.  Теперь
леса сверкали всеми оттенками зелени, которой может похвалиться американская
флора. Пни на вырубках скрылись в густой пшенице - она колыхалась от каждого
дуновения ветерка, сверкая и переливаясь, как бархат.
   Все то время, пока судья  был  погружен  в  мрачные  думы,  шериф  весьма
тактично старался ему не докучать и даже не заговаривал о "деле",  хотя  оно
все больше занимало его воображение и, судя по частым  совещаниям  шерифа  с
человеком, который под именем Джотема уже был представлен читателю в кабачке
"Храбрый драгун", становилось действительно важным. Как-то вечером в  начале
июля шериф  решился  наконец  вновь  намекнуть  судье  о  "важном  деле",  и
Мармадьюк согласился на следующее  же  утро  осуществить  обещанную  Ричарду
поездку.

Глава 26

   О говори, отец любимый!
   Твои слова - как вешний ветерок.
   Милмен

   Утро следующего дня выдалось ясное и  теплое.  Едва  Мармадьюк  и  Ричард
успели сесть на коней, чтобы отправиться наконец в поездку,  которую  шерифу
так не терпелось осуществить, как из дому вышли Элизабет и Луиза, обе одетые
для пешей прогулки.
   На мисс Грант был изящный капор из зеленого  шелка;  ее  скромные  глазки
глядели из-под него с присущими им мягкостью и кротостью. Мисс Темпл  шагала
по владениям отца уверенной  и  независимой  походкой  хозяйки;  с  руки  ее
свисала на ленте широкополая шляпа, которой предстояло скрыть  густую  массу
блестящих темных локонов, обрамлявших гладкий белый лоб.
   - Вот как, вы решили погулять? - спросил судья и  с  отцовской  гордостью
улыбнулся дочери, любуясь ее красотой и девичьей грацией. -  Помни,  дружок,
теперь наступила  пора  июльской  жары,  не  заходите  далеко  и  к  полудню
постарайтесь вернуться домой. А почему ты без  зонтика,  дочка?  Твой  белый
лобик потемнеет под солнцем и южным ветром, если ты  не  будешь  старательно
его оберегать.
   - По крайней мере,  тогда  я  больше  уподоблюсь  моим  родственникам,  -
возразила дочь, тоже улыбнувшись. - У кузена Ричарда такой цвет лица, какому
позавидует любая девушка. Сейчас сходство  между  нами  весьма  невелико,  и
никто не признает нас за близких родственников...
   - Пора, однако, ехать, Дьюк, - прервал ее Ричард. - Время не  ждет.  Если
послушаешься меня и примешь мои деловые советы, ровно через год  ты  сможешь
заказать своей дочке такой зонтик, чтобы верх его был из кашемировой шали, а
остов - из чистого серебра. Самому-то мне ничего не  надо,  ты  это  знаешь,
Дьюк. Да и, кроме того, все, что я имею, в один печальный  день  перейдет  к
Бесс, так что совершенно безразлично, кому достанутся  богатства,  тебе  или
мне... Но впереди у нас долгий день езды. Поедем же, а коли не хочешь ехать,
так прямо и скажи и слезай с коня.
   - Терпение, терпение, Ричард, - сказал судья  и,  придержав  коня,  снова
обратился к дочери:
   - Если вы собираетесь идти в горы, то умоляю  тебя,  дочка,  не  заходите
слишком глубоко в лес. Хотя обычно  здесь  ничего  не  случается,  некоторая
опасность все-таки есть.
   - Но не в летнее же время! - возразила Элизабет. - Да, должна признаться,
мы с Луизой действительно собрались побродить в горах.
   - Летом, дочка, опасность, конечно, не так велика, как зимой, но  все  же
не забирайтесь в лесную чащу. Я знаю, Бесс, ты девушка смелая,  но  надеюсь,
ты унаследовала от своей матери ее осторожность.
   Судья неохотно отвел взгляд от дочери и вместе с шерифом медленно  выехал
на улицу. Вскоре они скрылись за домами поселка.
   Во  время  краткого  разговора  между  отцом  и  дочерью  Эдвардс   стоял
неподалеку и внимательно к  нему  прислушивался.  В  руках  молодой  человек
держал удочку, прекрасная погода и его выманила из дому  на  свежий  воздух.
Девушки подходили к воротам,  когда  Эдвардс  нагнал  их  и  уже  готов  был
окликнуть, как вдруг Луиза остановилась и быстро сказала:
   - Элизабет; кажется, мистер Эдвардс хочет сказать нам что-то...
   Элизабет обернулась и посмотрела на юношу вежливо, но несколько  холодно,
и это сразу сдержало его порыв.
   - Ваш  отец  недоволен  тем,  что  вы  отправляетесь  в  горы  одни,  без
провожатых, мисс  Темпл,  -  начал  Эдвардс.  -  Если  мне  будет  позволено
предложить себя в роли телохранителя, то я...
   - Я не знала, мистер Эдвардс, что отец уполномочил вас выражать мне  свое
родительское неудовольствие, - высокомерно прервала его молодая особа.
   - Упаси боже! Вы меня неверно поняли, мисс Темпл. Мне  следовало  сказать
иначе: "Ваш отец беспокоится за вас". Я состою у него на службе, а тем самым
и у вас, мисс Темпл, и потому повторяю: с вашего разрешения, я охотно  сменю
удочку на дробовик и буду сопровождать вас в горы.
   - Благодарю вас, мистер Эдвардс. Но, когда не предвидится опасности,  нет
нужды и в охране. Пока нам еще дозволено бродить в горах без телохранителей.
А если уж телохранитель и в самом деле необходим, так вон он: сюда, сюда, ко
мне. Воин! Ко мне, мой храбрый, верный Воин!
   Огромный мастиф, лениво зевая и потягиваясь, вылез из конуры.
   Хозяйка позвала его вторично:
   - Идем, идем,  славный  мой  Воин!  Когда-то  ты  неплохо  служил  своему
господину. Посмотрим, как-то ты будешь выполнять свой долг  по  отношению  к
его дочери.
   Пес завилял хвостом, как будто поняв смысл  обращенных  к  нему  слов,  с
важным видом подошел к Элизабет, уселся на земле у ее ног и поглядел в  лицо
своей юной хозяйке умным, почти человеческим взглядом.
   Элизабет  шагнула  вперед,  но  тут  же  опять  остановилась  и   сказала
примирительным тоном:
   - А вы, мистер Эдвардс, могли бы оказать нам услугу, только иную и  более
для вас приятную: принесите нам к обеду связку ваших излюбленных окуней.
   И, даже не сочтя нужным взглянуть, как принял Эдвардс эту колкость,  мисс
Темпл решительно пошла вперед, ни разу  больше  не  обернувшись.  Зато  мисс
Луиза не раз еще поглядывала назад, пока они не дошли до ворот.
   - Боюсь, Элизабет, что мистер Эдвардс обиделся на нас, - сказала  она.  -
Он все еще стоит, не двигаясь с места и опершись о свою удочку. Быть  может,
он принял ваши слова за проявление гордости.
   - В таком случае он не  ошибся!  -  воскликнула  мисс  Темпл,  выходя  из
состояния задумчивости. - Да, мы не можем принимать услуг молодого человека,
занимающего такое сомнительное положение в обществе. Как! Пригласить  его  с
собой на уединенную прогулку? Да, это гордость, Луиза, но у  женщины  должны
быть гордость и чувство собственного достоинства.
   Прошло  несколько  минут,  прежде  чем  Оливер  очнулся  от   оцепенения.
Пробормотав что-то, он  вскинул  удочку  на  плечо,  вышел  за  ворота  и  с
величественным видом зашагал по улице. Дойдя до озера, где стояли у  причала
лодки судьи Темпла, молодой человек вскочил в легкий ялик, схватил весла  и,
яростно ударяя ими по воде, понесся через озеро к  противоположному  берегу,
туда, где стояла хижина Кожаного  Чулка.  Только  пройдя  с  четверть  мили,
Эдвардс успокоился, мысли его понемногу утратили горечь, а к  тому  времени,
когда пер