ни при чем, решительно ни при чем, - сказал, подойдя. Следопыт. -
Это удача Джаспера и его подарок. Оцените же его по  заслугам.  У  меня  еще
будет случай наверстать упущенное, у меня и у квартирмейстера - он, кажется,
очень огорчен, что приз достался мальчику, хотя, зачем ему капор, мне трудно
понять - ведь у него нет супруги.
   - А разве у Джаспера есть супруга? Или у вас у самого,  Следопыт?  Капор,
пожалуй, нужен мне, чтобы обзавестись женой, или  же  в  память  о  минувшем
счастье, или как свидетельство моего уважения к прекрасному  полу,  или  как
напоминание о нем, или по другим столь же веским мотивам.  Человек  мыслящий
не похвалит глупца, как и тот,  кто  был  хорошим  мужем,  не  станет  долго
скучать  во  вдовцах,  а  поищет  достойную  замену.  Любовь  -   это   дар,
ниспосланный провидением, и кто преданно любил  одну  жену,  торопясь  найти
себе другую, лишь доказывает, сколь многого он лишился.
   - Возможно, возможно, у меня нет такого опыта, как у вас, и я не берусь с
вами спорить. Но сержантова дочка  Мэйбл,  я  думаю,  сумеет  вам  ответить.
Пойдем, Джаспер, хоть мы с тобой и вышли из игры, не мешает и нам поглядеть,
как управляются с ружьем другие.
   Следопыт с товарищем пошли смотреть  возобновившиеся  состязания.  Однако
дамы были не настолько увлечены стрельбой, чтобы забыть о капоре.  Он  долго
переходил из рук в руки, все щупали  его,  определяя  добротность  шелка,  и
обсуждали фасон, и критиковали работу, и обменивались под шумок  замечаниями
о том, как мало такая прелестная вещица подходит дочери унтер-офицера.
   - Вы, может  быть,  захотите  продать  капор,  Мэйбл,  когда  вдоволь  им
налюбуетесь? - спросила жена капитана. - Носить его, как я понимаю,  вам  не
придется.
   - Я, может, и не решусь его надеть, сударыня, - скромно ответила Мэйбл, -
но и продавать не стану.
   - Ну, разумеется, сержант Дунхем не  нуждается  в  том,  чтобы  дочь  его
продавала свои туалеты; но ведь это же просто мотовство - держаться за вещь,
которую сама не носишь.
   - Мне не хотелось бы расстаться с подарком друга.
   - Так ведь и молодой человек будет лучшего мнения о вашем благоразумии  -
завтра, когда никто уже не вспомнит о сегодняшнем торжестве. Такой миленький
капор - что ему без толку пропадать!
   - Он у меня не пропадет, сударыня, я буду свято его хранить.
   - Как угодно,  милочка!  Девушки  в  вашем  возрасте  часто  не  понимают
собственной пользы. Но, если вы все же надумаете продать капор, не забудьте,
что я первая с вами заговорила и что я не возьму капор, если вы хоть раз его
наденете.
   - Хорошо, сударыня, - сказала Мэйбл смиренно; но глаза ее  сверкали,  как
два бриллианта, а щеки горели  ярче  роз,  когда  она  на  минуту  приложила
запретное украшение к своим точеным плечикам, словно желая его примерить,  а
потом как ни в чем не бывало сняла.
   Продолжение  состязаний  не  представляло  большого  интереса.  Стреляли,
правда, неплохо, но требования предъявлялись не бог весть  какие,  и  вскоре
зрители разошлись. Сначала отбыли офицеры с женами, за ними потянулись и те,
кто поскромнее.
   Мэйбл направлялась домой мимо гряды невысоких  скал,  окаймлявших  озеро,
покачивая на лентах красивый  капор,  висевший  у  нее  на  пальчике,  когда
навстречу ей попался Следопыт. Он вскинул  на  плечо  карабин,  из  которого
давеча стрелял, но не было  в  его  движениях  обычной  легкости  беспечного
охотника, а глаза угрюмо и рассеянно глядели куда-то вдаль. После  того  как
они обменялись незначительными замечаниями по поводу озера, лежавшего  у  их
ног. Следопыт сказал:
   - Джасперу нетрудно было добыть для вас этот капор, Мэйбл!
   - Он его честно заслужил. Следопыт!
   - Ну конечно, конечно. Пуля пробила картофелину, а  больше  ничего  и  не
требовалось. Тут большого искусства не нужно.
   - Но ведь другие и того не сделали, - запальчиво сказала Мэйбл и сразу же
пожалела о своей горячности,  увидев,  как  огорчился  Следопыт,  причем  не
столько смыслом ее слов, сколько тоном, каким они были сказаны.
   - Верно, верно, Мэйбл, никто этого  не  сделал,  но  я  не  вижу  причины
отрекаться от таланта, дарованного мне господом богом. Никто не сделал этого
там, а вот посмотрите, что можно сделать здесь. Видите этих чаек у  нас  над
головой?
   - Конечно, Следопыт, их так много, что трудно их не видеть.
   - Нет, вы посмотрите на тех двух, что  все  время  обгоняют  друг  друга,
кружа по поднебесью. А теперь - внимание!
   И в то самое мгновение, когда две птицы, летевшие на изрядном  расстоянии
друг от друга, оказались на  одной  линии.  Следопыт  поднял  ружье.  Грянул
выстрел, и пуля пронзила тела обеих жертв. Не успели чайки  упасть  в  воду,
как Следопыт залился своим беззвучным  смехом  -  на  его  честном  лице  не
оставалось больше ни тени обиды или уязвленной гордости.
   - Вот это выстрел так выстрел! Жаль только, у меня нет капора, чтобы  вам
подарить. Да вы спросите  у  Джаспера!  Джаспер  вам  скажет  -  ведь  более
честного малого не найти во всей Америке.
   - Значит, Джаспер не виноват, что приз достался ему?
   - Нет, Джаспер тут ни при  чем.  Он  старался  как  мог.  Для  того,  чей
промысел вода, а не земля, Джаспер стреляет отлично, а уж лучшего  помощника
и спутника что на воде, что на земле вы нигде не  найдете.  Это  я  виноват,
Мэйбл, что Джаспер выиграл приз, хотя, в  сущности,  какая  разница  -  ведь
капор достался той, кому следовало.
   - Мне кажется, я поняла вас, Следопыт, - сказала Мэйбл, невольно краснея.
- Теперь я понимаю, что это общий подарок - ваш и Джаспера.
   - Сказать так - значит обидеть парня. Он выиграл эту вещь  и  был  вправе
подарить ее кому хотел. Лучше думайте о том, Мэйбл, что, если бы  я  выиграл
приз, я подарил бы его той же молодой особе.
   - Я запомню это, Следопыт, и  постараюсь  и  другим  рассказать  о  вашем
искусстве, в котором я убедилась на судьбе злополучных чаек.
   - Боже вас упаси, Мэйбл! Рассказывать здесь, на границе, о моем искусстве
- это все равно что расхваливать воду  в  озере  или  солнце  в  небе.  Всем
знакомо мое искусство, и вы только зря потратите  слова,  как  тот  француз,
который вздумал объясняться с американским медведем.
   - Стало быть, Джаспер знал, что вы  предоставляете  ему  преимущество,  и
воспользовался им? - спросила Мэйбл. Глаза ее затуманились, а на лице  легла
тень от каких-то невеселых мыслей.
   - Я этого не говорил, Мэйбл, мне это и в голову не  приходило!  Мы  часто
забываем  о  том,  что  хорошо  нам  известно,  когда  чего-нибудь  страстно
домогаемся. Джаспер знает, что мне ничего не стоит попасть в две картофелины
влет - вот так же, как в двух чаек, - и что это никому не удается здесь,  на
границе. Но он был увлечен мыслью о капоре, о том, чтобы подарить  его  вам,
и, может, на минуту переоценил свои силы. Нет, нет, Джаспер -  Пресная  Вода
славный малый, в нем нет и тени какой-то  непорядочности.  Каждому  молодому
человеку хочется казаться лучше в глазах хорошенькой девушки.
   - Я постараюсь все забыть и запомню только добрые чувства, с  какими  оба
вы отнеслись к бедной девочке, не знающей матери, - сказала Мэйбл, сдерживая
слезы, причины которых сама не понимала. - Поверьте, Следопыт, мне не забыть
всего, что вы для меня сделали - вы и Джаспер, - и это новое  доказательство
вашей доброты и чуткости я тоже сумею оценить. Вот брошка,  она  из  чистого
серебра, примите ее в знак того, что я обязана вам жизнью или свободой.
   - На что она мне, Мэйбл? -  спросил  озадаченный  Следопыт,  рассматривая
простенькую безделку, лежавшую у него на ладони. - Я не ношу ни пуговиц,  ни
пряжек, а  только  ремни  и  завязки  из  добротной  оленьей  шкуры.  Вещица
приятная, но всего приятнее видеть ее там, откуда вы ее сняли.
   - Приколите ее к своей  охотничьей  рубашке,  она  будет  там  на  месте.
Поймите же, Следопыт, это знак нашей с вами дружбы и того, что я никогда  не
забуду вас и ваших услуг.
   Сказав это, Мэйбл улыбнулась ему на прощание, взбежала на высокий берег и
вскоре исчезла за крепостным валом.

Глава 12

   Чу! Вдоль реки ползет туман седой,
   Поблескивают острые штыки.
   И над высокой крепостной стеной
   Далеких звезд мерцают огоньки.
   Байрон

   Несколько часов спустя Мэйбл Дунхем в  глубокой  задумчивости  стояла  на
бастионе, откуда открывался вид на реку и озеро.
   Был тихий, мягкий вечер. Экспедиция на Тысячу Островов должна была  ночью
сняться с якоря, но этому могло помешать полное отсутствие  ветра.  Припасы,
оружие, снаряжение и даже вещи Мэйбл находились уже на борту, но собравшийся
в путь небольшой отряд все еще  оставался  на  берегу,  так  как  надежд  на
отплытие куттера было мало.
   Джаспер отвел куттер из бухты вверх по реке на  такое  расстояние,  чтобы
течение в любую минуту могло вынести его из устья в озеро, но пока он  стоял
на месте на одном якоре. Назначенные в экспедицию люди, не зная точно, когда
можно будет отчалить, лениво бродили по берегу.
   После утренних стрелковых состязаний в гарнизоне наступила тишина, и она,
казалось, подчеркивала красоту окружающей  природы;  эта  чудесная  гармония
вызвала в Мэйбл незнакомые ей чувства, хотя, не имея обыкновения раздумывать
о подобных ощущениях, она не отдавала себе в них  отчета.  Все  вокруг  было
прекрасно и дышало покоем, а торжественное великолепие  безмолвного  леса  и
неподвижная гладь озера придавали ландшафту  своеобразное  величие.  Впервые
заметив, как ослабели узы, связывающие ее  с  городом  и  цивилизацией,  как
изменились ее привычки, пылкая девушка представила себе, что жизнь и  здесь,
среди такой красоты, тоже  могла  быть  счастливой.  О  том,  в  какой  мере
переживания последних десяти дней, а  не  только  тишина  и  прелесть  этого
вечера, помогли Мэйбл прийти к такой мысли, можно сейчас,  в  начале  нашего
повествования, скорее догадываться, чем утверждать.
   - Чудесный закат, Мэйбл! - раздался над самым ухом нашей  героини  зычный
голос ее дядюшки, да так неожиданно, что она вздрогнула. -  Чудесный  закат,
милочка, конечно, для пресноводного озера, - на море мы  бы  на  него  и  не
взглянули.
   - Разве природа не так же прекрасна на суше, как  и  на  море,  на  озере
вроде этого, как и на  океане?  Разве  солнце  не  светит  везде  одинаково,
дорогой дядюшка, и разве не должны мы возносить хвалу богу за его благость и
в этой глуши, на границе, и на нашем родном Манхеттене?
   - Девчонку совсем сбили  с  толку  маменькины  книжки,  хотя  едва  ли  в
следующем походе сержант станет таскать за собой в  обозе  весь  этот  хлам.
Природа везде одинакова! Ты еще, чего доброго,  вообразишь,  что  солдат  по
натуре ничем не отличается от моряка! У тебя есть родственники среди  тех  и
других, пора бы тебе в этом разбираться.
   - Но я подразумеваю натуру человека вообще, дядюшка.
   - И я тоже, милочка,  натуру  моряка  и  натуру  какого-нибудь  парня  из
Пятьдесят пятого или даже  твоего  родного  отца.  Сегодня  тут  происходили
стрелковые состязания, я бы назвал их стрельбой в цель. Это  совсем  не  то,
что стрельба по плавучей мишени! С дистанции самое малое в полмили  мы  дали
бы по цели бортовой залп из пушек, заряженных ядрами; а  картошка,  если  бы
она нашлась на корабле, что весьма  сомнительно,  осталась  бы  в  котлах  у
судового кока. Может быть, ремесло  солдата  и  очень  почтенно,  Мэйбл,  но
опытный глаз сразу  видит  множество  упущений  и  непорядков  в  устройстве
здешнего форта. А мое мнение об этой луже тебе известно, хоть и  не  в  моих
привычках смотреть на что-нибудь свысока. Ни один настоящий моряк не  станет
задирать нос, но будь я проклят, если в этом Онтарио, как его называют, воды
больше, чем в бачке на судне. А теперь послушай, если хочешь понять,  в  чем
различие между океаном и озером, я могу тебе это объяснить  наглядно.  Такое
безветрие, как сейчас, можно назвать и штилем, хотя, по правде говоря, я  не
считаю здешний штиль настоящим.
   - В воздухе ни дуновения, дядюшка! Ни один листик в лесу не шелохнется.
   - Листик! При чем тут листья, милочка! Листьев нет на океане.  Там,  если
хочешь узнать, наступил ли мертвый штиль, проверь на  горящей  свече,  -  по
пламени сразу увидишь, есть ветер или нет. Если бы ты очутилась  в  широтах,
где воздух так неподвижен, что даже трудно дышать, ты поняла бы, что  значит
полный штиль. В штилевых широтах людям  часто  не  хватает  воздуха.  Ну,  а
теперь взгляни на ,это озеро!  Вода  в  нем  будто  молоко  в  кастрюле,  ни
малейшего движения, как в полной бочке, пока из нее  не  выбили  затычку.  А
океан всегда, даже при полном безветрии, слегка колышется.
   - Разве океан никогда не бывает  неподвижен,  дядя  Кэп?  Даже  во  время
штиля?
   - Видит бог - нет, племянница! Океан дышит, словно живое существо, и, как
говорят поэты, грудь его вечно вздымается, хотя воздуха в ней не больше, чем
в обыкновенном сифоне. На океане не увидишь такой глади, как на этом  озере,
его поверхность подымается и опускается, словно у него есть легкие.
   - Озеро тоже не совсем спокойно, у берега вода покрыта  легкой  рябью,  а
иногда слышно, как бьет прибой о скалы.
   - Все это одна поэзия, будь она неладна! Ты еще назовешь  рябью  пузырьки
воздуха в полном стакане, а прибоем - плеск воды, которой окатывают  палубу.
Озеро Онтарио так же похоже на Атлантический океан, как индейская  пирога  -
на военный корабль. Ну, а что  касается  Джаспера,  конечно,  он  парень  не
промах, но ему еще надо кое-чему поучиться, чтобы стать настоящим человеком.
   - Вы считаете его невеждой,  дядюшка?  -  смутившись,  спросила  Мэйбл  и
отвернулась, делая вид, что поправляет волосы. - На мой  взгляд,  Джаспер  -
Пресная Вода знает больше, чем многие молодые люди его  звания.  Правда,  он
мало читал - где тут достанешь книги, - но он для своих лет много размышлял,
- по крайней мере так мне кажется.
   - Он невежда, невежда, как всякий, кто плавает по внутренним водам  вроде
этого озера. Пусть он сумеет сделать прямой узел, даже удавку, но он  ни  за
что не срастит концы и не сделает рифовый узел, так же как и ты не  выберешь
якорь на кат!  Да,  да,  Мэйбл!  Мы  с  тобой  немалым  обязаны  Джасперу  и
Следопыту, и я как раз думал о том, чем их отблагодарить, ибо я считаю,  что
неблагодарными могут быть только свиньи,  хотя  некоторые  люди  приписывают
этот порок королям. Посади свинью за стол, а она - ноги на стол.
   - Правда, правда, дорогой дядюшка! Мы должны  постараться  доказать  этим
смелым людям, как мы им благодарны.
   - Ты говоришь совсем как твоя мать, девочка, и чувства твои делают  честь
семье Кэп. Послушай, я напал на  правильный  курс;  моя  мысль  должна  всем
понравиться. Я намерен сделать им одно предложение, как только  мы  вернемся
после этой прогулки по озеру на Тысячу Островов  и  я  соберусь  в  обратный
путь.
   - Дядюшка, дорогой! Какой вы чуткий и какой справедливый! Скажите, что же
вы хотите предложить?
   - Не вижу причины скрывать это от  тебя,  Мэйбл,  но  твоему  отцу  лучше
ничего не говорить; у сержанта - свои причуды, и он может стать нам  поперек
дороги. Ни Джаспер, ни его Друг Следопыт не добьются здесь  ничего  путного;
пусть они отправляются вместе со мной на  побережье  и  поступают  во  флот.
Джаспер уже через две недели сможет устоять на ногах  при  любом  шторме,  а
после того, как год проплавает, стане!  заправским  моряком.  Со  Следопытом
придется повозиться дольше; пожалуй, он никогда не станет настоящим моряком,
но из него тоже может выйти толк: у него на редкость зоркий глаз, и он будет
хорошим впередсмотрящим.
   - И вы думаете, дядюшка, что кто-нибудь  из  них  согласится  на  это?  -
улыбаясь, спросила Мэйбл.
   - Да неужели они такое  дурачье,  чтобы  отказаться?  Какой  же  разумный
человек упустит свое счастье? Дай только Джасперу выбраться на дорогу, и  он
станет со временем капитаном большого судна с прямыми парусами.
   - Будет ли он от этого счастливее, дорогой дядюшка? Так ли уж важно  быть
капитаном судна с прямыми, а не с косыми парусами?
   - Тьфу! Твои рассуждения о судах, Магии, годятся  только  для  изнеженных
барышень! Ты сама не  знаешь,  что  говоришь.  Предоставь  это  мне,  и  все
уладится. А вот и сам Следопыт. Я намекну ему о том, что собираюсь для  него
сделать. Надежда - великий утешитель.
   Кэп решительно тряхнул головой и умолк. Охотник приближался к ним, но  не
с обычным для него приветливым, непринужденным видом, а с легким  смущением,
словно не был уверен в приеме, который его ожидает.
   - Дядя и племянница толкуют о семейных делах, - сказал Следопыт,  подойдя
к ним, - и посторонний человек может оказаться лишним.
   - Вы нам не посторонний, мастер Следопыт, - возразил Кэп, - и  вы  пришли
как  нельзя  более  кстати.  Мы  только  что  вспоминали  вас.  А  когда  об
отсутствующем говорят друзья, нетрудно догадаться, как они о нем отзываются.
   - Я не любопытен, нет, не любопытен. У каждого человека есть недруги, и у
меня тоже, но я не причисляю к ним ни вас, мастер Кэп, ни прелестную  Мэйбл.
Не скажу того о мингах, хотя, по справедливости, и у  них  нет  причин  меня
ненавидеть.
   - В этом я готов поручиться.  Следопыт!  Мне  сразу  показалось,  что  вы
человек прямой и добрый. Однако у вас есть  средство  избавиться  от  вражды
этих самых мингов, и, если вы захотите  воспользоваться  им,  никто  вам  не
укажет его с большей готовностью, чем я, и  вдобавок  ничего  не  возьму  за
совет.
   - Не хочу я иметь врагов. Соленая  Вода,  -  ответил  Следопыт,  невольно
назвав Кэпа прозвищем, которое ему дали индейцы,  жившие  в  крепости  и  ее
окрестностях. - Не хочу я иметь врагов и готов захоронить томагавк с мингами
и французами <Готов захоронить томагавк с мингами и французами - то есть, по
выражению индейцев, заключить мир с теми и  другими.>,  но  вы  знаете,  что
только всемогущий, а не  мы  с  вами,  внушает  человеку  добрые  чувства  и
избавляет его от врагов.
   - Снимайтесь-ка с якоря, дружище Следопыт!  Как  только  мы  вернемся  из
нашего короткого плавания, отправляйтесь вместе со мной на побережье,  и  вы
больше не услышите боевого клича индейцев и вас не настигнет индейская пуля.
   - А что мне там делать, на  соленой  воде?  Охотиться  в  ваших  городах?
Выслеживать людей, идущих на рынок и с рынка, устраивать засады на  собак  и
домашнюю птицу? Нет, вы не друг мне, мастер Кэп, если хотите увести меня  из
тенистых лесов на солнцепек городских площадей.
   - Я вовсе не собираюсь оставлять вас в городе, Следопыт, я  хочу  забрать
вас с собой в море, только там можно свободно дышать, Мэйбл подтвердит,  что
таково было мое намерение еще прежде, чем я с вами заговорил.
   - А что думает Мэйбл о такой перемене? Она знает, что у каждого  человека
свое призвание и желать другого - значит идти наперекор воле  всевышнего.  Я
охотник, разведчик, проводник. Соленая Вода, и не  такой  я  человек,  чтобы
противиться божьей воле. Разве я неправ, Мэйбл? Или вы судите так же  легко,
как другие женщины, и хотите, чтобы человек изменил своей натуре?
   -  Я  не  хочу,  чтобы  вы  изменились,  Следопыт,  -  ответила  Мэйбл  с
сердечностью и простотой, растрогавшими охотника. - И, как бы  мой  дядя  ни
восхищался морем, как ни велики блага, которых он ждет от моря, я не  желала
бы, чтобы лучший и благороднейший лесной  охотник  превратился  в  адмирала.
Оставайтесь тем, кем вы были до сих пор, и не бойтесь ничего, кроме  божьего
гнева, мой добрый друг.
   - Слышите, Соленая Вода? Слышите, что говорит дочь сержанта?  Она,  такая
прямая, такая справедливая и пригожая, всегда говорит только то, что думает.
Пока она довольна мною таким,  каков  я  есть,  я  не  стану  отрекаться  от
талантов, данных мне богом, и  пробовать  изменить  свою  судьбу.  Здесь,  в
гарнизоне, я не такой уж нужный человек, но там, на Тысяче Островов, у меня,
наверное, будет случай доказать, как может пригодиться доброе ружь