казать
или просишь чтонибудь сделать в эту страшную минуту?
   В это время зрение окончательно изменило Хетти. Тем не  менее  смерть
приближалась к ней не в сопровождении своих обычных ужасов, а как бы ох-
ваченная нежной жалостью. Девушка была бледна, как труп, но дышала легко
и ровно; ее голос, понизившийся  почти  до  шепота,  оставался,  однако,
по-прежнему ясным и отчетливым. Когда сестра задала этот вопрос, румянец
разлился по щекам Хетти, впрочем, такой слабый, что его почти невозможно
было заметить. Никто, кроме Джудит, не уловил этого  выражения  женского
чувства, не побежденного даже смертью. Джудит сразу поняла,  в  чем  тут
дело.
   - Непоседа здесь, дорогая Хетти, - прошептала она, низко склонив свое
лицо к умирающей, чтобы слова эти не долетели до посторонних ушей. - Хо-
чешь, я позову его попрощаться с тобой?
   Нежное пожатие руки было утвердительным  ответом,  и  тогда  Непоседу
подвели к ложу умирающей. Вероятно, этот красивый, но  грубый  обитатель
лесов никогда не бывал в таком неловком положении, хотя склонность,  ко-
торую питала к нему Хетти, была слишком чиста и ненавязчива, чтобы в уме
его могли зародиться хотя бы малейшие подозрения на этот счет. Он позво-
лил Джудит вложить свою огромную жесткую руку в руки Хетти и стоял, ожи-
дая дальнейшего, в стесненном молчании.
   - Это Гарри, милочка, - прошептала Джудит, склоняясь над  сестрой.  -
Поговори с ним и позволь ему уйти.
   - Что я должна ему сказать, Джудит?
   - Все, что подскажет тебе твоя чистая душа, моя дорогая.  Верь  своей
душе и ничего не бойся.
   - Прощайте, Непоседа, - прошептала девушка, ласково пожимая ему руку.
- Мне бы хотелось, чтобы вы постарались  сделаться  немного  похожим  на
Зверобоя.
   Слова эти были произнесены с большим трудом; на один миг слабый румя-
нец окрасил щеки девушки, затем пальцы ее разжались,  и  Хетти  отверну-
лась, как бы покончив все счеты с миром. Скрытое чувство, которое связы-
вало ее с этим молодым человеком, чувство, такое слабое, что  оно  оста-
лось почти незаметным для нее самой и никогда не  могло  бы  зародиться,
если бы рассудок обладал большей властью над ее сердцем, уступило  место
возвышенным мыслям.
   - О чем ты думаешь, милая сестрица? - прошептала Джудит. - Скажи мне,
чтобы я могла помочь тебе.
   - Мать... я вижу теперь мать... она стоит над озером, вся  окруженная
светом... Почему там нет отца?.. Как странно, я могу видеть мать,  а  не
вижу тебя... Прощай, Джудит.
   Последние слова она произнесла после некоторой паузы. Сестра  склони-
лась над ней с тревожным вниманием, пока наконец не заметила, что  крот-
кий дух отлетел. Так умерла Хетти Хаттер.


   Глава XXXII

   Не опорочь барона дочь! Ей надо честь блюсти:
   Венчаться ей с тобой, злодей! Всесильный бог, прости!
   Барон силен, и с ним закон, мне лучше в лес уйти,
   Чем в день святой с надеждой злой стать на ее пути,
   Нет, прочь мечты! Послушай ты, тому не быть,
   Поверь, -
   Я лучше в темный лес уйду, один, как дикий зверь!
   "Девушка с каштановыми локонами".
   (Старинная баллада)

   Следующий день был очень печальным, хотя прошел в хлопотах.  Солдаты,
которые недавно зарывали тела своих жертв, собрались теперь, чтобы похо-
ронить своих товарищей. Эта церемония произвела на всех  тягостное  впе-
чатление. Время тянулось медленно, пока наконец не наступил вечер, когда
решили отдать последний долг останкам бедной Хетти Хаттер. Тело ее опус-
тили в озеро рядом с матерью, которую она так любила и почитала.  Хирург
Грэхэм, несмотря на все свое вольнодумство, согласился прочитать молитву
над ее могилой. Джудит и Уа-та-Уа заливались слезами, а Зверобой не  от-
рываясь смотрел влажными глазами на прозрачную  воду,  колыхавшуюся  над
телом той, чей дух был чище, чем горные родники. Даже делавар  отвернул-
ся, чтобы скрыть свое волнение.
   По приказанию старшего офицера, все рано легли спать, потому  что  на
рассвете решено было выступить в обратный поход. Впрочем,  часть  отряда
покинула "замок" еще днем, захватив с собой раненых, пленных  и  трофеи,
наблюдение за которыми было поручено Непоседе. Они высадились на том мы-
су, о котором так часто упоминалось на страницах  нашей  повести;  когда
солнце село, этот небольшой отряд уже расположился на  склоне  длинного,
неровного и обрывистого холма, который возвышался над долиной  реки  Мо-
хок. Это значительно упростило дело: оставшиеся не были стеснены  теперь
ранеными и багажом, и начальник мог действовать гораздо свободнее.
   После смерти сестры Джудит до самой ночи не разговаривала ни  с  кем,
кроме Уа-та-Уа. Все уважали ее горе, и девушки не отходили от  тела  по-
койницы. Когда печальный обряд закончился, барабанный бой нарушил  тиши-
ну, царившую над спокойной гладью озера, а в горах разнеслось эхо. Звез-
да, недавно служившая сигналом к бегству делаварки, поднялась над  таким
мирным пейзажем, как будто спокойствие  природы  никогда  не  нарушалось
трудами или страстями человека. На платформе всю ночь шагал одинокий ча-
совой, а утром, как обычно, пробили зорю.
   Вольный уклад жизни пограничных жителей сменился теперь военной  точ-
ностью и дисциплиной. Наскоро закончив скромную трапезу, весь  остальной
отряд в стройном порядке, без шума и суматохи  начал  переправляться  на
берег. Из офицеров остался только один Уэрли. Крэг командовал  передовым
отрядом, Торитон был среди раненых, а  Грэхэм,  разумеется,  сопровождал
своих пациентов. Сундук Хаттера и наиболее ценные вещи отправили с  обо-
зом; в доме осталась только старая рухлядь, которую не  стоило  брать  с
собой. Джудит была рада, что капитан, щадя ее чувства, занимается только
своими служебными обязанностями и не  мешает  ей  предаваться  печальным
размышлениям. Решено было, что девушка покинет "замок", но, помимо  это-
го, никаких объяснении ни с той, ни с другой стороны не последовало.
   Солдаты отплыли на ковчеге во главе с капитаном. Он спросил у Джудит,
что она собирается делать,  и,  узнав,  что  девушка  хочет  остаться  с
Уа-та-Уа до последней минуты, не докучал ей больше расспросами и совета-
ми. К берегам Мохока шел только один безопасный путь, и Уэрли не  сомне-
вался, что рано или поздно они встретятся по-дружески, если и не  возоб-
новят прежних отношений. Когда все собрались на борту, весла погрузились
в воду, и неуклюжий, как всегда, ковчег  двинулся  к  отдаленному  мысу.
Зверобой и Чингачгук вытащили из воды две пироги и спрятали их  в  "зам-
ке". Заколотив окна и двери, они выбрались из дома через трап  описанным
выше способом. У самого палисада в третьей пироге уже  сидела  Уа-та-Уа;
делавар тотчас же присоединился к ней и заработал веслом, оставив Джудит
на платформе. Благодаря этому несколько неожиданному  поступку  Зверобой
очутился наедине с плачущей девушкой. Слишком простодушный, чтобы  запо-
дозрить что-либо, молодой человек вывел лодку из дока, посадил в нее хо-
зяйку "замка" и отправился с ней по следам своего друга.
   Чтобы добраться до мыса, нужно было проехать мимо семейного кладбища.
Когда пирога поравнялась с этим местом, Джудит в первый раз за все  утро
заговорила со своим спутником.  Она  сказала  очень  немного:  попросила
только остановиться на минуту  или  на  две,  прежде  чем  они  двинутся
дальше.
   - Я, быть может, никогда больше не увижу  этого  места,  Зверобой,  -
сказала она, - а здесь покоятся мои мать и сестра. Как вы думаете:  быть
может, невинность одной спасет души двух других?
   - По-моему, это не так, Джудит, хоть я не миссионер и мало чему учил-
ся. Каждый отвечает за свои собственные грехи, хотя сердечное  раскаяние
может искупить любую вину.
   - О, если так, моя бедная мать попала на небеса  блаженства!  Горько,
ах, как горько каялась она в своих прегрешениях!
   - Все это превыше моего понимания, Джудит. Я полагаю,  что  поступать
хорошо в этой жизни - все-таки самый надежный способ устроить свои  дела
на том свете. Хетти была необыкновенная девушка,  в  этом  должны  приз-
наться все знавшие ее.
   - Я думаю, что вы правы. Увы, увы! Почему так  велика  разница  между
теми, которые были вскормлены одной и той же грудью, спали в одной  пос-
тели и обитали под одним кровом? Но все равно, отведите  пирогу  немного
дальше к востоку, Зверобой: солнце слепит мне глаза, и я не вижу  могил.
Могила Хетти вон там, справа от матери, не правда ли?
   - Да, Джудит. Вы сами так захотели; и все мы рады исполнять ваши  же-
лания, когда они справедливы.
   Девушка в течение одной минуты глядела на него с молчаливым  внимани-
ем, потом бросила взгляд назад, на покинутый "замок".
   - Это озеро скоро совсем опустеет, - сказала она, - и как  раз  в  то
время, когда на нем можно жить в безопасности, не то что раньше. События
последних дней надолго отобьют охоту у ирокезов снова возвратиться сюда.
   - Это правда! Да, это действительно так. Я не собираюсь  возвращаться
сюда, до тех пор пока идет война: по-моему, ни один гуронский мокасин не
оставит следа на листьях в этих лесах, пока в  их  преданиях  сохранится
память об этом поражении.
   - Неужели вы так любите насилие и кровопролитие? Я была о вас лучшего
мнения, Зверобой. Мне казалось, что вы способны найти счастье в  спокой-
ной домашней жизни, с преданной и любящей женой, готовой исполнять  ваши
желания. Мне казалось, что вам приятно окружить себя здоровыми,  послуш-
ными детьми, которые стремятся подражать вашему примеру и растут  такими
же честными и справедливыми, как вы сами.
   - Господи, Джудит, как вы красно говорите! Язык у вас под стать вашей
наружности, и чего не может достигнуть вторая, того, наверное,  добьется
первый. Такая девушка за один месяц может испортить самого отважного во-
ина в целой Колонии.
   - Значит, я ошиблась? Неужели, Зверобой, вы действительно больше  лю-
бите войну, чем домашний очаг и своих близких?
   - Я понимаю, что вы хотите сказать, девушка; да, я  понимаю,  что  вы
хотите сказать, хотя не думаю, чтобы вы как следует понимали  меня.  Мне
кажется, я теперь имею право называть себя воином, потому что я сражался
и победил, а этого достаточно, чтобы носить  такое  звание.  Не  отрицаю
также, что у меня есть склонность к этому делу,  которое  нужно  считать
достойным и почтенным, если заниматься и, как того требуют наши  природ-
ные дарования. Но я совсем не кровожаден. Однако молодежь всегда остает-
ся молодежью, а минги - мингами. Если бы все здешние молодые люди сидели
сложа руки по своим углам и позволяли бродягам шляться по реей стране  -
что же, тогда лучше нам всем сразу превратиться во французов и  уступить
им эту землю. Я не забияка, Джудит, и не люблю войну ради войны, но я не
вижу большой разницы между уступкой территории до войны из страха  перед
войной и уступкой ее после войны, потому что мы не в силах  дать  отпор,
если не считать того, что второй способ все-таки гораздо почетнее и  бо-
лее достоин мужчины.
   - Ни одна женщина не захочет, Зверобой, чтобы ее муж или брат сидел в
своем углу и покорно сносил обиды и оскорбления, однако  она  может  при
этом горевать о том, что он вынужден подвергаться всем опасностям войны.
Но вы уже достаточно сделали, очистив эту область от гуронов, ибо  глав-
ным образом вам обязаны мы славой недавней победы. Теперь выслушайте ме-
ня внимательно и ответьте со всей откровенностью, которую  тем  приятней
видеть у представителя вашего пола, чем реже она встречается.
   Джудит смолкла, ибо теперь, когда она уже готова была высказаться на-
чистоту, врожденная скромность снова взяла верх, несмотря на  все  дове-
рие, которое она питала к простодушию своего собеседника. Ее  щеки,  не-
давно такие бледные, зарумянились, и глаза загорелись  прежним  блеском.
Глубокое чувство придало необыкновенную выразительность ее лицу  и  мяг-
кость голосу; красота ее стала еще более пленительной.
   - Зверобой, - сказала она после довольно длительной паузы,  -  теперь
не время притворяться, обманывать или лукавить. Здесь, над могилой  моей
матери, над могилой правдивой, искренней Хетти, всякое притворство  было
бы неуместно. Итак, я буду говорить с вами без всякого стеснения  и  без
страха остаться непонятой. Мы с вами встретились меньше недели назад, но
мне кажется, будто я знаю вас целые годы. За это короткое время произош-
ло множество важных событий. Скорби, опасности и удачи целой жизни стол-
пились на пространстве нескольких дней! И те, кому пришлось  страдать  и
действовать при подобных обстоятельствах, не могут чувствовать себя  чу-
жими друг другу. Знаю: то, что я хочу сказать вам, было бы ложно  понято
большинством мужчин, но надеюсь, что вы более великодушно истолкуете мое
чувство. Хитрость и обман, которые так часто бывают в городах, здесь не-
возможны, и мы с вами еще ни разу не обманывали друг друга. Надеюсь,  вы
меня понимаете?
   - Конечно, Джудит; не многие говорят лучше вас, и  никто  не  говорит
так приятно. Слова ваши под стать вашей красоте.
   - Вы так часто восхваляли мою красоту, что это дает мне смелость про-
должать. Однако, Зверобой, девушке моих лет нелегко позабыть  полученные
в детстве уроки, все свои привычки и прирожденную осторожность и открыто
высказать все, что чувствует ее сердце.
   - Почему, Джудит? Почему бы женщинам, как и  мужчинам,  не  поступать
совершенно открыто и честно со своими ближними? Не вижу причины,  почему
вы не можете говорить так же откровенно, как говорю я, когда нужно  ска-
зать что-нибудь действительно важное.
   Неодолимая скромность, которая до сих пор  мешала  молодому  человеку
заподозрить истину, вероятно, совсем обескуражила бы  девушку,  если  бы
душа ее не стремилась во что бы то ни стало сделать последнее  отчаянное
усилие, чтобы спастись от будущего, которое страшило ее тем сильнее, чем
отчетливее она его себе представляла. Это чувство преодолело все  другие
соображения, и она, сама себе удивляясь, продолжала упорствовать,  побо-
ров свое смущение.
   - Я буду, я должна говорить с вами так же откровенно, как говорила бы
с милой бедной Хетти, если бы эта кроткая девочка еще была жива, -  ска-
зала она, побледнев, вместо того чтобы покраснеть, как могла бы  покрас-
неть на ее месте другая девушка. - Да, я подчиню все мои чувства  самому
важному из них. Любите ли вы леса и жизнь, которую  мы  ведем  здесь,  в
пустыне, вдали от хижин и городов, где обитают белые?
   - Люблю, Джудит, люблю не меньше, чем любил моих родителей, когда они
были живы. Это место могло бы заменить мне целый  мир,  если  бы  только
война благополучно закончилась и бродяги держались отсюда подальше.
   - Тогда зачем же его покидать? У него нет хозяина,  по  крайней  мере
хозяина, имеющего на него больше прав, чем я, а я охотно отдаю его  вам.
Если бы это было целое королевство, Зверобой, я с восторгом  сказала  бы
то же самое. Вернемся сюда, после того как  нас  благословит  священник,
который живет в форте, и потом навсегда останемся здесь.
   Последовала долгая, многозначительная  пауза.  Заставив  себя  выска-
заться так откровенно, Джудит закрыла лицо обеими  руками,  а  Зверобой,
огорченный и удивленный, размышлял о том, что он только что услышал.
   Наконец охотник нарушил молчание, стараясь придать своему голосу лас-
ковое выражение, так как он боялся обидеть девушку.
   - Вы недостаточно хорошо обдумали все это дело, Джудит, - сказал  он.
- Нет, чувства ваши взволнованы тем, что недавно случилось, и,  полагая,
что у вас никого больше не осталось на свете, вы слишком торопитесь най-
ти человека, который занял бы место тех, кого вы потеряли.
   - Если бы  я  жила,  окруженная  целой  толпой  друзей,  Зверобой,  я
чувствовала бы то же, что чувствую теперь, и говорила бы то же, что  го-
ворю, - ответила Джудит, по-прежнему закрывая руками свое красивое лицо.
   - Спасибо, девушка, спасибо от всего сердца!
   Однако я не такой человек, чтобы воспользоваться этой  минутной  сла-
бостью, когда вы забыли все свои преимущества и  вообразили,  будто  вся
земля, со всем, что в ней заключается, сосредоточена  в  этой  маленькой
пироге. Нет, нет, Джудит, это было бы неблагородно с моей  стороны!  То,
что вы предлагаете, никогда не может произойти.
   - Все это возможно, но я никогда не буду в этом раскаиваться! -  воз-
разила Джудит с неудержимым порывом, который заставил ее  оторвать  руки
от глаз. - Мы попросим солдат оставить наши вещи на дороге; а  когда  мы
вернемся, их легко будет перенести обратно в дом; враги не покажутся  на
озере по крайней мере до конца войны; ваши меха легко продать  в  форте.
Там вы можете купить все, что нам понадобится, ибо  я  не  хочу  возвра-
щаться туда; и, наконец, Зверобой, -  прибавила  девушка,  улыбаясь  так
нежно и искренне, что решимость молодого человека едва не  поколебалась,
- в доказательство того, как сильно я хочу быть вашей, как  стремлюсь  я
быть лишь вашей женой, в первый огонь, который мы разведем по  возвраще-
нии, я брошу парчовое платье и все вещи, которые вы считаете  неподходя-
щими для вашей жены.
   - Ах, какое вы очаровательное существо, Джудит! Да, вы очаровательное
существо: никто не может отрицать этого, не прибегая  ко  лжи.  Все  эти
картины приятны воображению, но в действительности могут оказаться вовсе
не такими приятными. Итак, позабудьте все это, и поплывем вслед за Змеем
и Уа-та-Уа, как будто между нами ничего не было сказано.
   Джудит испытывала чувство жестокого унижения и - что  значит  гораздо
больше - была глубоко опечалена. В твердости и спокойствии Зверобоя было
нечто, подсказавшее ей, что все ее надежды  рухнули  и  ее  удивительная
красота не произвела на этот раз своего обычного действия. Говорят, буд-
то женщины редко прощают тех, кто отвергает их предложения. Но эта  гор-
дая, пылкая девушка ни тогда, ни впоследствии не выказала даже тени  до-
сады на честного и простодушного охотника. В ту минуту ей  важнее  всего
было убедиться, что между ними не осталось взаимного непонимания.  Итак,
после мучительной паузы она довела дело до конца, задав вопрос до  такой
степени прямо, что он не допускал никаких двусмысленных толкований.
   - Не дай бог, чтобы когда-нибудь впоследствии мы пожалели о том,  что
нам сегодня не хватило искренности, - сказала она. - Надеюсь, что  мы  с
вами наконец поймем друг друга. Вы не хотите взять меня в  жены,  Зверо-
бой?
   - Будет гораздо лучше для нас обоих, если  я  не  воспользуюсь  вашей
слабостью, Джудит. Мы никогда не сможем пожениться.
   - Вы не любите меня... Быть может, в глубине души вы даже не уважаете
меня, Зверобой?
   - Если речь идет о дружбе, Джудит, я готов для вас на все, готов при-
нести вам в жертву даже мою собственную жизнь. Да, я готов рисковать ра-
ди вас, так же как ради Уа-та-Уа, а больше этого я не  могу  обещать  ни
одной женщине. Но не думаю, чтобы я любил вас  или  какую-нибудь  другую
женщину - вы слышите: я говорю,  какую-нибудь  другую,  Джудит!  -  нас-
только, чтобы согласиться покинуть отца и мать, если бы они были живы...
Впрочем, они умерли, но это все равно: я не чувствую себя готовым  поки-
нуть родителей ради какой-нибудь женщины и прилепиться к ней, как  гово-
рит писание.
   - Этого довольно, - ответила Джудит упавшим голосом. - Я понимаю, что
вы хотите сказать: вы не можете жениться без любви, а любви ко мне у вас
нет. Не отвечайте, если я угадала, - я пойму ваше молчание. Это само  по
себе будет достаточно мучительно.
   Зверобой повиновался и ничего не ответил. В течение целой минуты  де-
вушка молчала, вперив в него свои ясные глаза, как будто  хотела  прочи-
тать, что делалось у него в душе. А он сидел, поигрывая веслом, с  видом
провинившегося школьника. Затем Джудит опустила весло в  воду,  Зверобой
тоже налег на весло, и легкая пирога понеслась вслед за делаваром.
   По дороге к берегу Зверобой не обменялся больше ни  словом  со  своей
красивой спутницей. Джудит сидела на носу  пироги,  спиной  к  охотнику,
иначе, вероятно, выражение ее лица заставило бы Зве