обы сказать мне  все,  что
нужно знать. Мой дядя тоже на острове. И если ты мне друг,  то  должна  быть
другом и ему, мы не забудем, что  ты  сделала  для  нас,  когда  вернемся  в
Осуиго.
   - Кто знать, может быть, никогда не вернуться? - Роса  произнесла  это  с
сомнением, как бы взвешивая шансы весьма неверного предприятия, а вовсе не с
насмешкой или с угрозой.
   - На то воля провидения. Но ты можешь помочь нам.
   - Блокгауз очень хорошо, - только  повторила  индианка,  напирая  на  два
последних слова.
   - Я это хорошо поняла. Роса, и проведу там ночь. Но ведь я  могу  сказать
дяде, что это ты мне велела?
   Июньская Роса вздрогнула и стала проявлять явные признаки беспокойства.
   - Нет, нет, нет, нет!  -  зачастила  она  со  стремительностью  и  пылом,
перенятым у канадских французов. - Нельзя  говори  Соленый  Вода.  Он  много
болтай, длинный язык. Думай лес - вода, не понимай  ничего.  Говори  Разящий
Стрела, и Роса - умереть.
   - Ты несправедлива к дяде, он тебя не предаст.
   - Не понимай. Соленый Вода только язык, глаза нет, уши  нет,  нос  нет  -
только язык, язык, язык!
   Мэйбл не совсем разделяла это мнение, но, видя,  что  Кэп  не  пользуется
доверием молодой индианки, не стала настаивать, чтобы дядя присутствовал при
их разговоре.
   - Ты, как видно, думаешь, что все о нас знаешь, - продолжала Мэйбл. -  Ты
что, уже раньше была на этом острове?
   - Только пришел.
   - Почему же ты так уверенно говоришь? А может быть, батюшка.  Следопыт  и
Пресная Вода тут рядом и я, если захочу, могу позвать их.
   - Все ушла, - убежденно произнесла индианка с благодушной улыбкой.
   - Ну, ты этого никак не можешь знать, если не осмотрела весь остров.
   - Хороший глаза видел, ушла  лодка  с  солдаты,  видел,  ушла  корабль  с
Пресной Вода.
   - Значит, ты давно следишь за нами. Но ведь  тех,  кто  остался,  ты  все
равно не могла сосчитать.
   Роса рассмеялась, опять  показала  четыре  пальца,  а  потом  только  два
больших; указывая на четыре пальца, она  сказала:  "красный  кафтан",  а  на
большие: "Соленый Вода", "офицер". Сведения были настолько точны, что  Мэйбл
стала сомневаться, вправе ли она отпустить свою гостью, если та  не  захочет
объясниться подробнее. Но ей настолько претила мысль злоупотребить доверием,
которое явно питало к ней это кроткое  и  любящее  существо,  что  едва  она
надумала  позвать  дядюшку,  как  тотчас  отвергла  этот  план,  считая  его
недостойным и несправедливым по отношению к индианке. К  тому  же  она  была
уверена, что Роса, если ее станут принуждать, будет упорно  отмалчиваться  и
ничего не откроет.
   - Так ты  думаешь.  Роса,  -  продолжала  Мэйбл,  отказавшись  от  своего
намерения, - что мне лучше жить в блокгаузе?
   - Блокгауз хороший  место,  скво.  Блокгауз  скальп  не  снимай.  Толстый
дерево.
   - Ты говоришь с такой уверенностью, будто сама  побывала  в  блокгаузе  и
осматривала стены.
   Роса засмеялась, и, хотя ничего не ответила, вид у нее был лукавый.
   - Знает ли еще кто-нибудь, кроме тебя, об этом острове? Ирокезы бывали на
нем?
   Роса помрачнела и осторожно  огляделась,  словно  боясь,  как  бы  ее  не
подслушали.
   - Тускарора везде - Осуиго, здесь, Фронтенак, Мохок, - везде. Если  видит
Роса - убей.
   - А мы думали, что никто не знает об этом острове и что здесь нам  нечего
бояться врагов!
   - Ирокез глаза много.
   - Одних глаз мало. Роса. Остров скрыт со всех сторон, так просто  его  не
увидишь, из наших-то людей почти никто не знает к нему дорогу.
   - Человек мог говори: есть ингизы - знать французски.
   Мэйбл похолодела. Все подозрения, падавшие на Джаспера,  которые  она  до
сих пор с презрением отвергала, пришли ей теперь  на  ум,  и  это  было  так
страшно, что на мгновение ей чуть не стало дурно. Однако, пересилив  себя  и
вспомнив данное отцу обещание, Мэйбл  с  минуту  ходила  взад  и  вперед  по
комнате, думая, что ее нисколько не трогает предательство Джаспера,  хотя  в
глубине души страстно желала верить в его невиновность.
   - Я понимаю, что ты имеешь в виду. Роса, - сказала наконец  Мэйбл.  -  Ты
хочешь дать мне понять, что изменник сообщил твоим, где  и  как  найти  этот
остров?
   Индианка только усмехнулась - военная хитрость в ее  глазах  была  скорее
доблестью, чем позором; однако, верная своему  племени,  сама  Роса  открыла
только то, что казалось ей необходимым.
   Ее целью было спасти Мэйбл, одну лишь  Мэйбл,  и  она  почитала  излишним
"приводить  не  относящиеся  к  делу  аргументы",  как  принято  говорить  у
адвокатов.
   - Бледнолицая, теперь знай, - добавила она. -  Блокгауз  хорошо  девушка;
мужчина, воин - Роса все равно.
   - Но мне-то не все равно: один из них  мой  дядя,  которого  я  люблю,  а
другие - мои соотечественники и друзья. Я должна им сказать.
   - Тогда Роса умирай, - спокойно  возразила  молодая  индианка,  однако  в
голосе ее послышалась печаль.
   - Да нет же, они не узнают, что ты тут была! Но  пусть  будут  настороже,
тогда мы все сможем укрыться в блокгаузе.
   - Разящий Стрела знать - видеть все, и Роса умирай. Роса  пришла  сказать
друг, бледнолицая скво, не воин. Воин сам береги свой скальп.  Роса  скво  и
говори скво, не говори мужчин.
   Мэйбл очень огорчилась таким заявлением своей приятельницы-дикарки.  Роса
- теперь в этом не могло быть сомнения  -  считала,  что  все  сказанное  ею
должно остаться между ними. И Мэйбл  не  знала,  в  какой  мере  у  индейцев
соблюдение тайны считается вопросом чести, а главное, боялась, как бы  самой
не навлечь подозрений на  Росу  и  не  подвергнуть  ее  опасности.  Все  эти
соображения промелькнули у нее в голове,  и,  чем  больше  она  думала,  тем
больше терзалась. Роса тоже, должно быть, смотрела  на  дело  серьезно:  она
подобрала повязку, которую уронила, когда взяла Мэйбл за руку, и,  очевидно,
собиралась уходить. О том, чтобы задержать  ее,  нечего  было  и  думать,  а
оттолкнуть ее после того, как индианка стольким ради нее рискнула,  казалось
недостойным правдивой и честной Мэйбл.
   - Роса, мы с тобой друзья!  -  с  горячностью  воскликнула  она,  обнимая
благородную дикарку. - Тебе нечего меня бояться, никто  не  узнает,  что  ты
здесь была. Но если бы ты могла подать мне какой-нибудь знак,  предупредить,
когда настанет опасность,  чтобы  успеть  вовремя  укрыться  в  блокгаузе  и
постараться спастись...
   После недолгих колебаний - индианка в самом деле собиралась  уйти  -  она
тихо сказала:
   - Принеси Роса голубь.
   - Голубь? Но где же я возьму голубя?
   - Хижина рядом принеси старый. Роса иди пирога.
   - Кажется, я поняла тебя. Роса, но  не  лучше  ли  мне  довести  тебя  до
кустов, не то еще наткнешься на солдат.
   - Выйди хижина - считай солдаты: раз, два, три, четыре,  пять,  шесть.  -
Тут Роса подняла шесть пальцев и засмеялась, - Все уходи с дорога -  хорошо;
все кроме один, - зови его в сторона. Потом петь и неси голубь.
   Мэйбл подивилась уму и находчивости девушки и приготовилась выполнить  ее
просьбу. В дверях, однако, она задержалась и умоляюще взглянула на индианку.
   - Может быть, ты мне все-таки еще что-нибудь скажешь, Роса?
   - Теперь все знать: блокгауз - хорошо; голубь сказать; Разящий  Стрела  -
убивай.
   Последних слов было достаточно: могла ли Мэйбл дальше  настаивать,  когда
гостья сама сказала, что расплатой  за  разоблачение  тайны  будет  для  нее
смерть от руки собственного  мужа?  Мэйбл  распахнула  дверь  и,  махнув  на
прощанье рукой, вышла из  хижины.  Чтобы  узнать,  где  находятся  обитатели
острова и не грозит ли Росе встреча с кем-нибудь  из  них,  она  прибегла  к
нехитрому  способу,  предложенному  молодой  индианкой.  Не  пытаясь  узнать
кого-либо в лицо или по одежде, она просто всех пересчитала:  трое  все  еще
сидели у костра, двое ушли в лодке, один из этих двух был  Мюр.  Шестой,  ее
дядя, неподалеку от костра  преспокойно  разбирал  свои  рыболовные  снасти.
Стряпуха, жена солдата, направлялась к себе в хижину, восьмая была она сама.
Тогда Мэйбл, притворившись, будто обронила какую-то вещь,  напевая  песенку,
повернула назад к хижине, нагнулась,  делая  вид,  что  поднимает  что-то  с
земли,  и  затем  уже  поспешила  к  указанной  Росой  лачуге.  Хижина  полу
развалилась, и солдаты поста обратили ее в птичник для своей  живности.  Там
помещалось и; несколько дюжин голубей. Когда Мэйбл вошла,  они  пировали  на
куче пшеницы, привезенной с одной из разграбленных на канадском берегу ферм.
Ее появление вызвало переполох, птицы захлопали  крыльями  и  заметались  по
всей хижине, подняв такой шум и треск, будто  забили  в  десяток  барабанов,
однако Мэйбл без особого труда  поймала  старого  сизяка  и,  сунув  его  за
пазуху, прошмыгнула  с  добычей  к  своей  хижине.  Достаточно  было  одного
взгляда, чтобы убедиться, что хижина  пуста,  и  Мэйбл,  не  заходя  в  нее,
побежала на мыс. Прячась за кусты и деревья,  ей  нетрудно  было  пробраться
туда незамеченной. Роса уже сидела в  пироге.  Она  взяла  у  Мэйбл  голубя,
запихнула его в  корзину  собственного  плетения  и,  повторив  "блокгауз  -
хорошо", так же бесшумно, как причалила, вывела пирогу из кустов и пересекла
узкую  протоку.  Мэйбл  немного  постояла,  тщетно  дожидаясь  какого-нибудь
прощального знака  или  дружескою  приветствия  индианки.  На  всех  ближних
островах царила такая мертвая тишина, словно  никто  и  не  нарушал  никогда
величественного покоя и безмолвия природы. Мэйбл не уловила  ни  шороха,  ни
звука, предвещавших близость опасности, о которой говорила Роса.
   Однако, когда Мэйбл возвращалась с мыса, ее поразило одно  незначительное
обстоятельство. В другое время она не обратила бы внимания на такой  пустяк,
но теперь, когда  у  нее  возникли  подозрения,  это  привлекло  к  себе  ее
настороженный взгляд.  С  нижней  ветки  низко-,  рослого  дубка  свешивался
лоскуток красной шерстяной серпянки, обычно  идущей  на  корабельные  флаги;
тряпица была привязана с таким расчетом,  чтобы  при  малейшем  ветерке  она
развевалась наподобие вымпела.
   Даже Роса не могла бы быстрее сопоставить факты и  оценить  все  значение
этой находки для безопасности отряда, чем это сделала  встревоженная  Мэйбл.
Она сразу сообразила, что  лоскут  виден  с  соседнего  острова,  что  дубок
находится по пути от ее хижины к пироге, и что Роса,  конечно,  должна  была
пройти мимо него, или даже под ним, и что это, по всей вероятности,  сигнал,
сообщающий какие-нибудь важные сведения о лучшем способе нападения тем,  кто
притаился в  засаде  где-то  неподалеку.  Сорвав  тряпицу  с  дерева,  Мэйбл
поспешила к лагерю, сама еще не зная, как велит поступить ей  долг.  Неужели
Роса хитрила? Но все поведение, облик, нежное внимание индианки, да и  самый
нрав  ее,  который  полюбился  Мэйбл  еще  в  пути,   противоречили   такому
предположению.  Затем  ей  вспомнились  намеки  о  бледнолицых   красавицах,
которыми восхищается Разящая Стрела, смутно представился его тяжелый взгляд,
и явилось неприятное сознание  того,  что  мало  найдется  супруг,  питающих
особую приязнь к своим соперницам. Эти не отличавшиеся  ни  стройностью,  ни
четкостью образы и  обрывки  мыслей  беспорядочно  пронеслись  в  уме  нашей
героини, учащая биение ее сердца и ускоряя шаг,  но  не  принесли  за  собой
быстрого и ясного решения, которыми обычно  завершались  размышления  Мэйбл.
Она торопливо направлялась к хижине стряпухи с намерением немедленно забрать
ее с собой в блокгауз, раз уж ей нельзя предупредить  остальных,  как  вдруг
голос Мюра заставил ее замедлить шаг.
   - Куда вы спешите, очаровательная Мэйбл? - окликнул он  ее.  -  И  почему
чураетесь общества? Уважаемый сержант сочтет  меня  попросту  невежей,  если
узнает, что дочка его гуляет по утрам одна, без провожатого, тем  более  что
ему хорошо известно мое страстное желание с утра до вечера сопровождать  вас
и быть вашим рабом.
   -  Мистер  Мюр,  вы  ведь  имеете  здесь  какую-то  власть?  -   сказала,
останавливаясь, Мэйбл. - Скажите, должен  капрал  подчиняться  вам,  раз  вы
старше его чином?..
   - Не знаю, право, не знаю... - прервал  ее  Мюр  с  нетерпением  и  явным
беспокойством, которые Мэйбл в другую  пору  не  преминула  бы  отметить.  -
Приказ есть приказ, дисциплина есть  дисциплина,  а  власть  -  власть.  Ваш
почтенный батюшка обидится и будет на меня в претензии, если  я  вмешаюсь  и
посягну, так сказать, на лавры, которые он надеется стяжать;  а  я  не  могу
приказывать капралу,  не  приказывая  одновременно  сержанту.  Посему  самое
разумное для меня в этой экспедиции - держаться в тени,  как  частное  лицо.
Так оно, собственно, и было предусмотрено всеми, начиная с самого Лунди.
   - Я это знаю. Может быть, это и правильно. Да я и не хотела  бы  чем-либо
огорчать батюшку, но вы могли бы повлиять на капрала для его же блага.
   - Это как сказать, - ответил Мюр с чисто шотландской уклончивостью.  -  Я
куда с большей  уверенностью  пообещал  бы  повлиять  на  капрала,  если  бы
уговаривал его действовать  себе  во  вред.  Человек  -  странное  существо,
обворожительная Мэйбл, и влиять на своего ближнего для его же блага -  самая
трудная из задач, тогда как обратное -  необыкновенно  легко.  Не  забывайте
этого, дорогая, и пусть это послужит вам в назидание. Но что это вы  вертите
в  своих  пальчиках,  как  вертите,  да  будет  дозволено  заметить,   всеми
мужчинами?
   - Всего-навсего шерстяную тряпочку, что-то  вроде  флажка,  -  пустяк,  о
котором и говорить бы не стоило в такую важную минуту.., если б...
   - Пустяк! Не такой уж это пустяк, как  вам,  может  быть,  кажется,  мисс
Мэйбл. - И, взяв у нее лоскут, Мюр расправил его в руках,  причем  лицо  его
сделалось серьезным, а взгляд озабоченным. - Ведь не в овсяной  же  каше  вы
его нашли, Мэйбл Дунхем?
   Мэйбл коротко  рассказала,  как  и  где  нашла  лоскут.  Слушая  девушку,
квартирмейстер беспрестанно переводил взгляд с лоскута налицо нашей  героини
и снова на лоскут. Было совершенно очевидно, что у  него  возникли  какие-то
подозрения, а на кого эти  подозрения  направлены,  он  и  сам  не  замедлил
сказать.
   - В этом отдаленном краю, Мэйбл  Дунхем,  навряд  ли  разумно  выставлять
напоказ наши знамена и флаги, -  сказал  он,  со  зловещим  видом  покачивая
головой.
   - Я и сама так  думаю,  мистер  Мюр,  и  унесла  этот  флажок,  чтобы  он
невзначай не открыл наше присутствие неприятелю, пусть даже тряпицу повесили
без всякого злого умысла. Вы  не  считаете,  что  нужно  уведомить  об  этом
обстоятельстве дядю?
   - Не вижу  необходимости,  прелестная  Мэйбл,  ибо,  как  вы  справедливо
заметили, это "обстоятельство", а обстоятельства и без того  не  дают  покоя
почтенному моряку. Но этот флаг, если  его  можно  назвать  флагом,  взят  с
судна. Такая вот реденькая шерстяная ткань, так называемый флагдук, идет  на
корабельные флаги, а наши знамена,  знамена  пехоты,  шьются  из  шелка  или
крашеного полотна. Между прочим, он удивительно походит на вымпел "Резвого".
И теперь я припоминаю, что одна из косиц вымпела была отрезана.
   У Мэйбл упало сердце, однако у нее хватило самообладания промолчать.
   - Это надо будет расследовать, - продолжал Мюр.  -  Может  быть,  все  же
стоит обсудить это дело с мастером Кэпом - ведь более верного подданного его
величества трудно сыскать во всей Британской империи.
   - Я сочла это столь серьезным предупреждением,  что  хочу  перебраться  в
блокгауз вместе с нашей стряпухой.
   - Не считаю эго разумным, Мэйбл. При нападении враг прежде всего  атакует
блокгауз, а здание, надо сознаться,  плохо  приспособлено,  чтобы  выдержать
осаду. Если вы разрешите  мне  высказать  свое  мнение  в  столь  щекотливом
вопросе, то я посоветовал бы  вам  бежать  к  лодке  -  она,  как  вы  могли
заметить, стоит как нельзя более удобно, чтобы  уйти  через  противоположную
протоку, где через две-три минуты ее скроют из виду острова. На воде  следов
не остается, как сказал  бы  Следопыт,  а  здесь,  по-видимому,  такая  уйма
проток, что скорее можно надеяться на спасение. Я всегда считал,  что  Лунди
идет на слишком большой риск, занимая такой далеко выдвинутый и незащищенный
пост.
   - Сейчас поздно об  этом  сожалеть,  мистер  Мюр,  нам  надо  подумать  о
собственной безопасности.
   - И о чести короля, прелестная Мэйбл. Да, славой оружия его величества  и
его славным именем ни в коем случае нельзя пренебрегать.
   - Тогда, мне  кажется,  всем  нам  следует  обратить  наши  взоры  на  то
укрепление, которое было выстроено для  поддержания  этой  славы,  а  не  на
лодку, - произнесла с улыбкой Мэйбл. - А потому, мистер Мюр, я за блокгауз и
намерена ждать там возвращения отца  с  его  отрядом.  Он  очень  огорчится,
когда, вернувшись после удачной вылазки в полной уверенности, что и  мы  так
же честно выполнили свой долг, обнаружит наше бегство...
   - Нет, нет, бога ради, не поймите меня превратно. Мэйбл! - всполошившись,
перебил ее Мюр. - Я вовсе не хочу сказать, что кто-либо, кроме вас,  женщин,
должен бежать в лодке. Долг мужчин достаточно ясен,  и  я  с  самого  начала
решил отстаивать блокгауз или же пасть в бою.
   - И вы полагали,  мистер  Мюр,  что  мы,  две  женщины,  сможем  уйти  от
преследования индейской пироги на этой тяжеленной шлюпке, когда нам и  весел
даже не поднять...
   - Ах, прелестная  Мэйбл,  любовь  редко  уживается  с  логикой,  страх  и
беспокойство за дорогое существо хоть кого лишат рассудка. Глядя на  вас,  я
помышлял только о средствах вашего спасения и не  подумал,  в  силах  ли  вы
управиться с ними. Но не будьте жестоки, дивное создание, и не вменяйте  мне
в вину мучительную тревогу за вас!
   Мэйбл надоели его излияния. Мысли  ее  были  слишком  поглощены  утренним
происшествием и грозящей опасностью, чтобы выслушивать объяснения  в  любви,
которые даже в веселые минуты  показались  бы  ей  докучными.  Она  поспешно
простилась со своим вздыхателем и двинулась было к хижине стряпухи,  но  тут
Мюр, положив ей на плечо руку, остановил ее.
   - Еще одно слово, прежде чем вы меня покинете, Мэйбл, - сказал он. - Этот
флажок может иметь, а может и не иметь никакого скрытого значения. Если  это
сигнал, то не лучше ли, поскольку теперь мы о нем  знаем,  повесить  его  на
старое место и понаблюдать, не случится ли чего, что помогло бы нам раскрыть
заговор? Ну, а если он ничего не обозначает, то ничего и не случится.
   - Все это так, мистер Мюр, но, даже если лоскут попал туда  случайно,  он
может указать неприятелю, где расположен пост.
   Не тратя больше времени на разговоры. Мэйбл бегом  устремилась  к  хижине
стряпухи и вскоре скрылась из виду. Квартирмейстер с минуту стоял на том  же
месте и в той же позе, в какой Мэйбл  его  оставила,  глядя  вслед  поспешно
удалявшейся девушке, потом перевел взгляд на лоскут флагдука, который он все
еще держал в руках, всем своим видом являя нерешительность. Однако  на  этом
его колебания  кончились.  Вскоре  он  уже  стоял  под  дубом  и  привязывал
миниатюрный флажок к ветке. Однако, не зная,  откуда  Мэйбл  его  сняла,  он
приладил тряпицу так, что  она  была  еще  виднее  с  воды  и  почти  совсем
незаметна с острова.

Глава 21

   Но вот окончился обед,
   Сыр снова лег в стенной буфет,
   А кружки и кастрюли в ряд
   На кухонной стене висят.
   Коттон

   Направляясь к хижине за женой солдата. Мэйбл Дунхем размышляла о том, как
странно, что все в лагере так спокойны, а на ее плечах лежит ответственность
за жизнь  и  смерть  этих  людей.  Правда,  уверения  Росы,  что  она  может
поплатиться  головой  за  малейшую  нескромность  подруги,  перемежались   и
некоторыми сомнениями в подлинных мотивах  ее  поступков,  но,  когда  Мэйбл
вспоминала, как дружелюбно и просто держала себя  с  ней  молодая  индианка,
вспоминала прямодушие и искренность, которые та не раз проявляла в пути, она
с присущим благородной натуре нежеланием думать дурно о