обратились  в  бегство.   Так,
разумеется, и поступили бы на их месте другие белые люди, но у наших  друзей
на руках была Мэйбл, и оба они были слишком  искушены  в  лесной  стратегии,
чтобы не попытаться отстоять единственный более или менее верный шанс на  ее
спасение.
   Как и сказал Следопыт, в пироге  было  три  ирокезских  воина;  двое,  на
коленях, держали ружья наготове,  собираясь  вот-вот  выстрелить,  а  третий
греб, стоя на корме. Надо заметить, что прежде чем отважиться на  переправу,
ирокезы оттащили лодку выше по течению, в более спокойную воду на  подступах
к порогам. С первого же взгляда было видно, что индеец,  правивший  пирогой,
мастер своего дела: под широкими, размеренными взмахами его весла лодка  так
плавно скользила по кристальной глади воды, словно парила в воздухе.
   - Ну как, стрелять? - спросил Джаспер, с нетерпением ждавший битвы.
   - Спокойнее, спокойнее, мой мальчик! Ведь их всего трое. Если мастер  Кэп
умеет обращаться с пугачами,  что  у  него  за  поясом,  мы  можем  дать  им
причалить к берегу, - по крайней мере, пирогу свою вернем.
   - А Мэйбл?
   - Не бойся за сержантову дочку. Ведь ты, говоришь,  спрятал  ее  в  дупле
дерева за кустами ежевики.  И,  если  ты  гак  хорошо  скрыл  ее  след,  как
уверяешь, она может просидеть там хоть месяц, смеясь над мингами.
   - Как знать: плохо, что она так далеко от нас.
   - Ничего тут нет плохого. Пресная Вода. Или ты  хотел  бы,  чтоб  над  ее
хорошенькой головкой свистели пули? Нет,  нет,  ей  там  лучше,  там  она  в
безопасности.
   - Как знать: мы  тоже  считали  себя  в  безопасности,  когда  сидели  за
кустами, а чем это кончилось?
   - Ну и что же из того? Негодяй минг поплатился за свое  любопытство,  эти
тоже поплатятся.
   В эту самую минуту грянул выстрел, и индеец, стоявший  на  корме,  высоко
подпрыгнув, свалился в воду вместе с веслом. Легкий виток дыма поднялся  над
кустами на левом берегу и рассеялся в воздухе.
   - Это Змей свистит! - воскликнул Следопыт торжествующе. - Другого  такого
мужественного и преданного сердца не  сыщешь  даже  среди  делаваров.  Жаль,
конечно, что он вмешался, но ведь он не знал, чем мы тут дышим.
   Лишившись кормчего, лодка, подхваченная  быстриной,  понеслась  прямо  на
пороги. Оба индейца, бессильные  бороться  с  течением,  дико  озирались  по
сторонам. К счастью для Чингачгука,  внимание  ирокезов  было  привлечено  к
судьбе товарищей, попавших в беду, а иначе ему трудно было  бы  и,  пожалуй,
даже невозможно спастись от их мщения. Никто  не  двинулся  с  места,  разве
только чтобы спрятаться за ближайшие кусты, - все взгляды были  обращены  на
обоих  индейцев.  Понадобилось  меньше  времени,  нежели  требуется,   чтобы
рассказать об этих событиях, как лодку уже швыряло и кружило  среди  камней,
меж тем как оба дикаря легли ничком - единственное, что можно было  сделать,
чтобы сохранить равновесие. Но и это не помогло: ударившись о скалу,  легкое
суденышко перевернулось, и оба воина свалились в реку. Вода в бродах  обычно
неглубокая, за исключением проток, вырытых течением, и  жизни  их  ничто  не
угрожало, но ружья свои они потеряли, и пришлось им кое-как,  где  вброд,  а
где и вплавь, добираться до дружественного берега, пирогу  же  выбросило  на
скалу посреди реки, где она до поры до времени и застряла без всякой  пользы
как для той, так и для другой стороны.
   - А теперь. Следопыт, дело за нами, - сказал  Джаспер,  увидев,  что  оба
ирокеза бредут по колено в воде - Я беру себе того, что выше по  течению,  а
тебе оставляю другого.
   Но юноша был, видимо,  взволнован  описанными  происшествиями,  рука  его
дрогнула, и пуля, должно быть, пролетела мимо, так как оба  ирокеза  подняли
руки и, выражая свое презрение, помахали ими в  воздухе.  Следопыт  не  стал
стрелять.
   - Нет, нет. Пресная Вода, - сказал он, - я не проливаю крови попусту. Моя
пуля не для баловства аккуратно обернута кожей и забита шомполом,  а  только
на самый крайний случай. Я не люблю мингов, как  оно  и  следует  тому,  кто
долго жил с делаварами, их заклятыми прирожденными врагами, но я  никого  из
этих аспидов не стану убивать, если не увижу ясно, что  это  необходимо  для
дела. Просто так, из озорства, я и оленя не трону.  Когда  живешь  в  лесной
глуши наедине с господом богом, чувствуешь, что это единственно правильные и
справедливые мысли. Одного убитого индейца с нас пока хватит, тем более  что
"оленебою", может, еще представится случай выручить Змея - ведь  вот  же  не
побоялся человек дать знать этим злодеям, что он тут, у них под самым боком.
Но так же верно, как то,  что  я  неисправимый  грешник,  вон  один  из  них
крадется по берегу в эту самую  минуту,  точно  наш  гарнизонный  мальчишка,
прячущийся за поваленное дерево, чтобы подстрелить белку!
   Острый взгляд Джаспера без труда заметил  на  другом  берегу  фигуру,  на
которую указывал Следопыт. Один из молодых  вражеских  воинов,  по-видимому,
разбираемый желанием отличиться, потихоньку отделился от своих и приблизился
к  кустам,  где  укрылся   Чингачгук.   Обманутый   кажущимся   безразличием
неприятеля, а  может  быть,  и  занятый  какими-то  своими  приготовлениями,
Великий Змей, очевидно, неосторожно высунулся и попался  на  глаза  молодому
воину. Это явствовало из  того,  что  тот  готовился  выстрелить,  -  самого
делавара с  западного  берега  не  было  видно.  Река  в  этом  месте  текла
излучиной, и  восточный  берег  образовал  такую  широкую  дугу,  что,  хотя
Чингачгук был недалеко от ирокезов, считая по прямой, его  отделяло  от  них
берегом несколько сот ярдов: да и от Следопыта  с  Джаспером  было  до  него
примерно столько же, сколько от них до ирокезов. И если ширина реки  в  этом
месте была без малого двести ярдов, то такое же  расстояние  отделяло  обоих
наблюдателей от крадущегося ирокеза.
   - Змей, должно быть, там, - заметил Следопыт, не отрывая  глаз  от  юного
воина. - Но чем же он так занят, что позволяет гаденышу  мингу  пялиться  на
него, - ведь ясно, что малый замышляет убийство...
   - Посмотри, - прервал его Джаспер. - А вот и труп  убитого  индейца.  Его
прибило к скале, лежит - голова запрокинута.
   - Да, так оно и есть, мой мальчик, так оно и есть! Человек - что плавучее
бревно, когда дыхание жизни от него отлетело. Этот ирокез больше  никому  не
причинит зла; но вон тот гаденыш дикарь охотится за  скальпом  моего  самого
верного, испытанного друга...
   Следопыт так и не кончил: подняв свое необычайно длинное ружье вровень  с
глазами, он точно и уверенно выстрелил, почти не  прикладываясь.  Ирокез  на
противоположном берегу как раз прицелился в свою жертву,  когда  его  настиг
роковой свинец - посланец "оленебоя". Ружье дикаря выстрелило, но в  воздух,
а сам он свалился в кусты, по-видимому, раненный, если не убитый.
   - Подлый  гаденыш  сам  накликал  на  себя  беду,  -  сурово  пробормотал
Следопыт, опустив ружье и старательно его перезаряжая. -  Мы  с  Чингачгуком
дружны с детских лет, вместе воевали на Хорикэне, Мохоке, Онтарио,  на  всей
этой  кровью  политой  земле  между  французами  и  нами:  неужто  же  дурак
вообразил, что я позволю пристрелить моего лучшего друга в какой-то  дрянной
засаде!
   - Что ж, мы поквитались со Змеем за его услугу. Но  негодяи  встревожены.
Следопыт, и прячутся по своим укрытиям, увидев, что мы можем настичь  их  на
том берегу.
   - Пустяковый выстрел, Джаспер, о  нем  и  говорить  не  стоит.  Спроси  в
Шестидесятом полку - там тебе скажут, на что способен "оленебой"  и  как  он
себя показал, когда пули градом сыпались у нас над головами. А этот  выстрел
выеденного яйца не стоит, бездельник сам навлек его на себя.
   - Глянь,  что  это,  собака  или  олень  плывет?  Следопыт  встрепенулся.
Действительно, по реке выше бродов, куда его сносило течением, плыл какой-то
предмет  неясных  очертаний.  Впрочем,  при   более   внимательном   взгляде
обнаружилось, что это человек, по-видимому, индеец,  но  только  в  каком-то
чудном головном уборе. Опасаясь подвоха или военной хитрости,  оба  приятеля
удвоили внимание и глаз не сводили с пловца.
   - Он что-то толкает перед собой, а голова  -  ну  в  точности  дрейфующий
куст, - сказал Джаспер.
   - Все это их шаманские штучки, мой мальчик, но пусть это тебя не смущает,
христианская честность восторжествует над их подколодной хитростью.
   По  мере  того  как  пловец  приближался,  оба  наблюдателя   стали   уже
сомневаться в верности  своего  первого  впечатления,  и,  только  когда  он
проплыл две трети разделявшего их расстояния, глаза у них наконец открылись.
   - Да это же Великий Змей, честное слово! - воскликнул Следопыт, заливаясь
счастливым смехом, восхищенный удавшейся хитростью своего друга. -  Привязал
к голове целый сад, сверху  пристроил  пороховницу,  а  ружье  приторочил  к
бревну и гонит перед собой. Ах ты, мой милый!  Каких  только  мы  с  ним  не
устраивали проказ под носом у проклятых мингов, жаждавших нашей крови, еще в
окрестностях Тайя и на большой дороге.
   - А вдруг это не Змей, Следопыт! Я не вижу на этом лице ни одной знакомой
черточки!
   - Сказал тоже! Какие еще черточки! Нет, нет,  мой  мальчик,  все  дело  в
раскраске, а эти  цвета  ты  увидишь  только  у  делавара.  Это  его  боевая
раскраска, Джаспер, все равно как на твоем судне, что  на  озере,  полощется
флаг с крестом святого Георгия <Старый английский  флаг:  красный  крест  на
белом поле.>, а у  французишек  развевается  по  ветру  грязная  салфетка  с
пятнами от рыбьих костей и жареной дичины. Вон и глаза видать, мой милый,  и
это глаза нашего вождя. Но, Пресная Вода, как ни свирепо горят они в  бою  и
как ни тускло мерцают, выглядывая из-за листьев, - тут Следопыт легонько, но
выразительно коснулся пальцем рукава собеседника, -  мне  случалось  видеть,
как из них градом катились слезы. Верь мне: несмотря на красную кожу, у него
есть душа и сердце, хотя его душа и сердце устроены не  так,  как  у  белого
человека.
   - Всякий, кому знаком вождь, никогда в этом не сомневался.
   - Но я-то знаю, - возразил Следопыт г гордостью. - Ведь мы с  ним  делили
горе и радость; как бы тяжко ни карала  его  судьба,  он  никогда  не  терял
мужества; и знал, этакий проказник и бедокур, что женщины его племени  любят
веселую шутку. Но что это я разливаюсь соловьем,  словно  городская  кумушка
перед соседками! У Змея острый слух. И не то чтоб он  на  меня  рассердился:
Змею известно, как я его люблю и всегда хвалю за спиною. Но душа у  делавара
стыдливая, и, только посаженный на  кол,  он  сквернословит,  как  последний
грешник.
   Тут Змей доплыл до берега - как раз к тому  месту,  где  сидели  оба  его
дружка, - видно, он еще на том берегу углядел их; выйдя из воды,  он  только
встряхнулся, как собака, и издал свое обычное: "У-у-ух!"

Глава 6

   Все перемены - дело рук творца,
   Мир - воплощенный бог.
   Джеймс Томсон.
   "Гимн"

   Когда вождь вышел на берег, Следопыт  обратился  к  нему  на  его  родном
наречии.
   - Хорошо ли это, Чингачгук, - сказал он с укоризной, - одному ввязываться
в драку с дюжиной мингов!  Правда,  "оленебой"  обычно  меня  слушается,  но
попасть в цель на таком расстоянии не просто, тем более что у этого нехристя
только и видно было над кустами,  что  голову  да  плечи,  и  менее  опытный
стрелок мог бы промахнуться. Не мешало бы тебе об этом подумать,  вождь,  не
мешало бы подумать!
   - Великий Змей - могиканский воин:  на  военной  тропе  он  видит  только
врагов. Воды еще не начинали течь, а его отцы уже колотили мингов.
   - Я знаю твою натуру, я знаю твою натуру и уважаю ее.  Никто  никогда  не
услышит от меня  жалоб  на  то,  что  краснокожий  верен  своей  натуре,  но
осмотрительность так же подобает воину, как и храбрость: ведь  если  бы  эти
черти ирокезы не глядели  на  своих  товарищей,  упавших  в  воду,  тебе  бы
несдобровать.
   - Что это делавар затеял? - воскликнул Джаспер,  заметив,  что  Чингачгук
круто повернулся и опять пошел к реке с явным  намерением  снова  полезть  в
воду. - Уж не рехнулся ли он и не собирается ли плыть назад за  какой-нибудь
забытой пустяковиной?
   - Ну нет, это на него не похоже; обычно он так  же  осмотрителен,  как  и
храбр, и только давеча на него что-то нашло, и он забыл и думать  о  себе...
Послушай, Джаспер, - добавил Следопыт, отводя юношу в  сторону  в  ту  самую
минуту, как плеск воды поведал им, что индеец бросился вплавь,  -  послушай,
парень: Чингачгук не белый человек и  не  христианин,  как  мы  с  тобой,  а
могиканский вождь: у него свои законы и обычаи; и если ты водишься с людьми,
которые не всем на тебя похожи, умей уважать  чужую  натуру  и  чужой  нрав.
Королевский солдат ругается и пьет,  и  было  бы  напрасной  тратой  времени
стараться его исправить; ребенок падок на сладости, а женщина - на наряды, и
бороться с этим бесполезно; натуру же индейца  и  его  повадки  еще  труднее
побороть, и, надо думать, бог создал его для некой мудрой цели, хотя ни мне,
ни тебе в этих тонкостях не разобраться.
   - Что бы это значило? Гляди, делавар подплыл к трупу,  который  выбросило
на камень. Ради чего он идет на такую опасность?
   - Ради чести, ради славы, ради доблестного подвига, все равно как знатные
джентльмены за морем оставляют свои уютные  дома,  где  им,  как  говорится,
только птичьего молока не хватает - я имею в  виду  не  маменькиных  сынков,
конечно, -  и  бросают  все,  чтобы  ехать  сюда  бить  дичь  и  колошматить
французов.
   - А-а, понимаю: твой приятель отправился за скальпом!
   - Это его цель в жизни, пусть ею тешится. Мы, белые,  не  станем  увечить
мертвого врага; а в глазах краснокожего это великая  честь.  Верь  не  верь.
Пресная Вода,  а  я  знавал  белых  людей  с  громкими  именами  и  немалыми
достоинствами, у которых были еще более странные представления о чести.
   - Дикарь останется дикарем, Следопыт, с кем бы он ни водил компанию.
   - Это только так говорится, парень; как я сказал,  у  белых  тоже  бывают
странные представления о чести, противно разуму и божьей воли. Я много думал
об этом один в лесной тиши и пришел к выводу, мой мальчик, что уж раз  миром
правит провидение, значит, людям их наклонности даны для мудрой  и  разумной
цели. Кабы индейцы были никчемный народ, бог не создал бы индейцев.  Я  иной
раз думаю: если б удалось нырнуть на самое дно и заглянуть в  корень  вещей,
оказалось бы, что даже племена мингов созданы для разумной  и  благой  цели,
хотя, признаюсь, у меня не хватает смекалки догадаться, для какой именно.
   - Змей  чересчур  рискует,  чтобы  добыть  скальп,  -  боюсь,  это  плохо
кончится.
   - Но он не так смотрит, Джаспер. Для него один-единственный скальп значит
больше, чем целое поле сражения, усеянное трупами, - вот как он представляет
себе войну и честь солдата! Помнишь молодого капитана Шестидесятого полка? В
нашей последней стычке он жизни не  пожалел,  чтобы  захватить  у  французов
трехфунтовую пушку, считая это для себя  делом  чести;  а  я  знавал  совсем
молоденького прапорщика - истекая кровью, он завернулся в полковое знамя  да
так и затих, бедняга, воображая, что ему  лежится  мягче,  чем  на  бизоньих
шкурах.
   - Что ж, удержать знамя - это, я понимаю, заслуга!
   - А для Чингачгука скальп врага - его полковое знамя. Он сохранит  его  и
будет показывать еще и детям своих детей... Впрочем... - Тут Следопыт осекся
и, грустно покачав головой, раздумчиво добавил:
   - Бедняга! На  старом  стволе  не  осталось  ни  единого  ростка!  Нет  у
могиканина детей, что порадовались бы его трофеям, нет  и  племени,  которое
чтило бы его дела. Один как перст на свете - и хранит верность  взглядам,  в
которых его растили и воспитали. Согласись,  Джаспер,  в  этом  есть  что-то
честное и достойное уважения, какая-то настоящая порядочность.
   В толпе ирокезов послышались возмущенные крики, за  которыми  последовала
частая ружейная пальба. Неприятельским воинам  так  не  терпелось  отнять  у
делавара его  жертву  и  помешать  его  намерению,  что  человек  двенадцать
бросились в воду, а кое-кто доплыл даже футов за сто  до  кипящей  быстрины,
точно и в самом деле рассчитывал добраться до торжествующего врага.
   Однако Чингачгук, хладнокровно внимая угрозам, проклятьям и  пению  пуль,
от которых он, казалось, был заговорен, с привычной ловкостью продолжал свою
работу. Но вот он ее закончил и, размахивая трофеем,  издал  победный  клич,
прозвучавший так неистово и дико, что еще долгую  минуту  своды  молчаливого
леса  и  глубокая  долина,  проложенная  быстрым  течением  реки,  полнились
ужасными воплями, и бедняжка Мэйбл поникла головой в неудержимом страхе, а у
ее дядюшки мелькнуло желание бежать без оглядки.
   - Такого мне еще не приходилось слышать от этих  извергов!  -  воскликнул
Джаспер, с ужасом и отвращением затыкая уши.
   - Для индейцев это музыка, мой милый, это их барабан и флейта, их трубы и
литавры. Они, должно быть, любят эти звуки, пробуждающие в  них  свирепые  и
кровожадные чувства, - спокойно ответил Следопыт. -  Мальчишкой  я  тоже  их
боялся, а теперь они для меня что свист козодоя или крики пересмешника.  Эти
вопли уже не действуют мне на  нервы,  хотя  бы  здесь  собралось  несметное
множество этих орущих чертей - отсюда и до самого гарнизона. Я  не  хвалюсь,
Джаспер, а просто хочу сказать, что только слабые  люди  поддаются  действию
криков.  Так  можно  запугать  женщин  и  детей,  но   не   зрелых   мужчин,
разведывающих лесную чащу и лицом к лицу встречающих  врага.  Надеюсь,  Змей
теперь доволен, вон он идет со скальпом у пояса.
   Джаспер отвернулся, чтобы не видеть  делавара,  выходившего  из  реки,  -
такое отвращение внушил юноше этот его последний подвиг; Следопыт же смотрел
на  друга  с  невозмутимостью  философа,  умеющего  не  замечать  того,  что
представляется ему мелким и неважным. Направляясь  за  кусты,  чтобы  выжать
одежду и перезарядить ружье, делавар с торжеством посмотрел на товарищей,  и
на этом эпизод, так всех взволновавший, был закончен.
   - Джаспер, - сказал Следопыт, - сходи-ка за мастером  Кэпом,  позови  его
сюда к нам. Время не терпит, а нам надо еще посоветоваться, как быть дальше,
ведь минги не будут сидеть сложа руки, а непременно что-нибудь предпримут.
   Молодой человек отправился за  Кэпом,  и  вскоре  все  ,  четверо  мужчин
собрались на берегу, чтобы выработать общий план действий: с того берега  их
не было видно, тогда как сами они внимательно следили за противником.
   День  клонился  к  вечеру,  и  надвигавшаяся  ночь  обещала  быть  темнее
обычного. Солнце уже село,  и  густые  сумерки  средних  широт  должны  были
смениться непроглядной тьмой. На это, собственно, и возлагали  надежды  наши
путники, хотя и здесь таилась опасность  -  ведь  тот  самый  мрак,  который
должен был благоприятствовать их спасению, грозил  скрыть  от  них  коварные
маневры врага.
   - Друзья, - сказал Следопыт, - нам надо  спокойно  обдумать  наши  планы,
чтобы  каждый  знал,  что  ему  предстоит  делать  в  соответствии   с   его
способностями и опытом. Спустя какой-нибудь час в  лесу  будет  стоять  тьма
кромешная, и, если мы хотим еще сегодня добраться  до  гарнизона,  нам  надо
воспользоваться этим преимуществом. Что скажете вы, мастер Кэп? Хоть  вы  не
самый из нас опытный по части лесных походов и сражений,  ваш  возраст  дает
вам право первым говорить на таком совете.
   - Не забывайте, Следопыт, что я близкий родственник Мэйбл,  с  этим  тоже
надо считаться.
   - Ну, как  сказать,  как  сказать...  Неважно,  чем  вызвано  уважение  и
сердечная склонность - родственными чувствами  или  свободным  предпочтением
ума и сердца. Я не буду говорить от имени Змея - ему уже не пристало  думать
о женщинах, - но мы с Джаспером готовы  грудью  стать  за  сержантову  дочку
против мингов, как это сделал бы ее храбрый отец. Скажи, мальчик, разве я не
правду говорю?
   - Мэйбл может н