аметив его намерения, мы не помогли ему, чтобы гуроны  дума-
ли, будто белый человек счел своего друга врагом? Ведь правда? О,  когда
Хитрая Лисица своей мудростью ослепил глаза гуронов, они  позабыли,  что
когда-то сделали ему много зла и заставили бежать к мохокам! Они остави-
ли Магуа на южном берегу с пленниками, а сами, как безумцы, двинулись  к
северу. Я знаю: Лисица хочет, как настоящая лиса, повернуться и  отвести
к седому богатому шотландцу его дочерей. Да, Магуа, я вижу все и уже по-
думал о том, как следует отплатить тебе за мудрость. Прежде всего  глава
форта Уильям-Генри даст Лисице то, что обязан дать такой  великий  вождь
за великую услугу: у Лисицы будет золотая медаль, его пороховницу  пере-
полнит порох, у него в сумке зазвенит столько долларов, сколько камешков
валяется на побережье Хорикэна, и олень станет лизать  ему  руки,  зная,
что ему не убежать от выстрела того ружья, которое получит вождь.  Я  же
не знаю, как превзойти щедрость шотландца... Погоди. Я... да, я тебе...
   - Что же даст мне молодой вождь, пришедший от восхода солнца? - спро-
сил гурон, заметив, что Хейворд запнулся.
   - С островов, которые лежат на Солнечном Озере, он проведет струю ог-
ненной воды. Эта жидкость потечет перед вигвамами Магуа и не  остановит-
ся, пока сердце индейца не станет легче перышка, а его дыхание не сдела-
ется слаще аромата дикой медуницы...
   Магуа серьезно слушал медленную речь Хейворда. Когда молодой  человек
упомянул о том, что ему кажется, будто индеец хитро обманул гуронов, ли-
цо его слушателя приняло выражение осторожной сдержанности.  Когда  Хей-
ворд напомнил об оскорблениях, которые изгнали гурона  из  вигвамов  его
племени, глаза Лисицы вспыхнули свирепым блеском, и Дункан понял, что он
затронул как раз ту самую струну, которой ему следовало коснуться. Когда
же он дошел до фраз, которыми хитро подстрекал и жажду мести  дикаря,  и
его алчность, он, во всяком случае, возбудил его глубокое внимание.  Ли-
сица задал свой последний, вопрос, о награде, спокойно, с  обычной  важ-
ностью индейца, однако, судя по задумчивому выражению его лица, ясно бы-
ло, что ему следовало ответить предусмотрительно хитро. Несколько  мгно-
вений гурон молчал, потом, положив свою руку на грубую перевязку,  кото-
рая прикрывала его раненое плечо, сказал:
   - Разве друзья оставляют такие знаки?
   - Неужели Длинный Карабин нанес бы такую легкую рану врагу?
   - А разве делавары подползают, как змеи, к тем, кого они любят, чтобы
нанести удар?
   - Неужели Великий Змей позволил бы услышать свое приближение к  тому,
кого желал бы видеть глухим?
   - А белый вождь часто жжет порох перед лицом своих собратьев?
   - Промахивается ли он, если действительно намерен убить? -  с  хорошо
разыгранной усмешкой ответил Дункан.
   После этих быстрых вопросов и ответов наступило долгое молчание. Дун-
кан заметил колебания Магуа и, желая довершить свою победу,  хотел  было
снова приняться за перечисление наград, но Магуа остановил  его  вырази-
тельным движением руки и произнес:
   - Довольно! Лисица - мудрый вождь, а то, что он сделает, будет видно.
Иди и не раскрывай губ. Когда Магуа заговорит, ты успеешь ответить ему.
   Хейворд заметил, что Лисица с опаской оглядывается на остальных гуро-
нов, и немедленно отошел, чтобы не дать им возможности заподозрить его в
сообщничестве с их предводителем. Магуа подошел к лошадям и сделал  вид,
что он очень доволен усердием своих подчиненных. Затем знаком  предложил
Хейворду помочь Коре и Алисе сесть на их нарраганзетов. Больше  не  было
подходящего предлога для задержки, и Хейворд был  вынужден  подчиниться.
Помогая Коре и Алисе, которые почти не поднимали глаз из боязни  увидеть
злобные лица гуронов, сесть на лошадей, Дункан шепнул им о своих оживших
надеждах.
   Индейцы, отправившиеся за исполином, увели с собой лошадь  Давида,  а
потому Гамут и Дункан были принуждены идти  пешком.  Однако  Хейворд  не
особенно жалел об этом, так как, двигаясь медленно, он  мог  задерживать
весь отряд. Его взгляд все еще с надеждой обращался в сторону форта  Эд-
вард, и он ждал, что из леса донесется шум, который  даст  ему  знать  о
приближении избавителей.
   Когда все было готово, Магуа двинулся впереди всех. За ним шел Давид,
который, по мере того как рана перестала давать себя  знать,  постепенно
начинал осознавать свое истинное положение. Дальше ехали сестры. Хейворд
держался рядом с ними, а индейцы шагали по обеим  сторонам  пленников  и
замыкали шествие. Бдительность их не ослабевала ни на минуту.
   Все молчали, только Дункан время от времени обращался со словами уте-
шения к Алисе и Коре да Гамут изливал свою душу в жалобных восклицаниях.
   Путники направились к югу по дороге, совершенно противоположной  пути
к форту Уильям-Генри. Несмотря на это, Хейворд все же не допускал мысли,
чтобы Магуа так скоро позабыл о предложенной ему награде; к тому же  гу-
рону была необходима осторожность.
   Миля за милей двигались путники по бесконечному лесу, но конца  этому
утомительному переходу не предвиделось.
   Хейворд следил за полуденными лучами  солнца,  пробивавшимися  сквозь
ветви деревьев, и жаждал того мгновения, когда  Магуа  пойдет  по  пути,
благоприятному для путешественников.
   Кора, помня прощальные наставления разведчика, при  малейшей  возмож-
ности протягивала руку, чтобы заломить ветвь,  но  бдительность  гуронов
мешала ей выполнить это трудное и опасное намерение.  Встречая  насторо-
женные взгляды дикарей, девушка притворялась испуганной чем-то или начи-
нала поправлять свой костюм. Только один раз она заломила ветку; в ту же
минуту ей пришло в голову уронить на землю перчатку. Этот знак, предназ-
начавшийся для друзей, был замечен одним из гуронов; индеец  подал  Коре
перчатку и тотчас же измял и изломал все остальные  ветви  куста,  чтобы
казалось, будто они были обезображены каким-нибудь животным, запутавшим-
ся в чаще. После этого гурон положил, руку на свой томагавк с таким мно-
гозначительным видом, что Коре пришлось отказаться  от  мысли  оставлять
метки на кустах.
   В обоих отрядах индейцев были лошади, а потому пленники лишились  на-
дежды, что их найдут по лошадиным следам.
   Если бы угрюмый Магуа хоть чем-нибудь ободрил Хейворда, майор, конеч-
но, заговорил бы с ним. Но Лисица редко оборачивался назад и ни разу  не
произнес ни слова. Руководствуясь только солнцем  да  теми  еле  видными
приметами, которые известны одним туземцам,  Лисица  шел  по  обнаженной
почве соснового леса или переправлялся через ручьи; чутье  помогало  ему
двигаться почти по такой же прямой линии, как летит птица. Он ни разу не
задумался. Была ли перед ним еле заметная тропинка, пропадала ли она со-
вершенно или тянулась вполне отчетливой торной дорожкой, он ни  разу  не
замедлил и не ускорил шаг. Казалось, что, ему неведома усталость. И ког-
да бы глаза путешественников ни отрывались от дороги, устланной опавшими
листьями, и ни устремлялись бы вперед - между стволами деревьев все вре-
мя виднелась темная фигура Магуа. Он шел, не поворачивая головы, и свет-
лые перья в его волосах колебались от его собственных шагов.
   Наконец Магуа прошел через низкую ложбину, по которой  бежал  веселый
ручей, и начал подниматься на гору по такому крутому склону, что Кора  и
Алиса принуждены были сойти с лошадей. Когда  путники  достигли  вершины
холма, они оказались на ровной площадке, скудно поросшей деревьями.  Под
одним из них распростерлась темная фигура Магуа, которому, очевидно, хо-
телось воспользоваться отдыхом, необходимым и для всех остальных.


   Глава XI
   Проклят будь мой род,
   Когда ему прощу я.
   Шекспир. "Венецианский купец"

   Индеец выбрал местом стоянки один из крутых пирамидальных, похожих на
искусственные насыпи холмов, которые так часто встречаются на американс-
ких равнинах. Вершина этой возвышенности представляла собой ровную  пло-
щадку, а один из склонов отличался необыкновенной крутизной. Холм казал-
ся позицией, исключавшей всякую возможность неожиданного  нападения,  и,
видимо, поэтому хитрый Магуа выбрал его местом стоянки.  Хейворд  равно-
душно и безучастно осмотрел этот холм, не надеясь  больше  на  появление
помощи, потом всецело отдался заботам о своих спутницах, стараясь  успо-
коить их, ободрить.
   Нарраганзетов разнуздали и дали им  возможность  пощипать  ветки  де-
ревьев и кустов, рассеянных по вершине холма.  Дункан  разложил  остатки
съестных припасов в тени высокого бука, горизонтальные  ветви  которого,
точно большой балдахин, нависли над девушками.
   Несмотря на то что путники двигались безостановочно, один из индейцев
все же успел пустить стрелу в запутавшуюся в чаще молодую  косулю,  убил
ее и, отрезав наиболее вкусные части животного, терпеливо нес их на сво-
их плечах. Теперь он и его товарищи поедали сырое мясо, разрывая его ру-
ками; только Магуа не принимал участия в этом пире; он сидел, по-видимо-
му, всецело погруженный в глубокие думы.
   Такая воздержанность, странная в индейце, особенно когда он может без
труда утолить свой голод, привлекла внимание Хейворда.  Молодой  человек
предположил, что гурон в эту минуту придумывает вернейший  способ  изба-
виться от бдительности своих товарищей. Желая  помочь  гурону  придумать
ловкий план, подсказав ему какую-нибудь мысль, Дункан вышел из тени бука
и как бы без цели направился к Лисице.
   - Разве Магуа недостаточно долго шел лицом к солнцу и все еще  боится
канадцев? - спросил Хейворд, делая вид, что он вполне уверен в дружеском
расположении индейца. - Разве начальник форта Уильям-Генри не с  большим
удовольствием увидит своих дочерей раньше, чем новая ночь затмит  в  его
сердце печаль о них, и он станет менее щедр на вознаграждение?
   - Неужели к утру бледнолицые любят детей  меньше,  чем  с  вечера?  -
хладнокровно спросил Магуа.
   - Конечно, нет, - ответил Хейворд,  желая  поправить  свою  невольную
ошибку. - Правда, иногда белые забывают могилы своих праотцев, но привя-
занность родителей к детям никогда не умирает.
   - А мягко ли сердце седовласого отца? Думает ли он,  печалится  ли  о
детях, которых ему дали жены? Он жестоко обращается со своими воинами, и
у него каменный взгляд.
   - Он бывает суров с лентяями и нерадивыми солдатами, но для трезвых и
храбрых Мунро - справедливый и человеколюбивый начальник. Я знавал  мно-
гих ласковых и любящих отцов, но мне никогда  не  приходилось  встречать
человека с сердцем, более полным отеческой любви. Конечно,  Магуа,  тебе
случалось видеть старика только во главе воинов, я же видел, как на  его
глазах выступали слезы, когда он говорил о своих дочерях...
   Хейворд оборвал свою речь; он не знал, чем объяснить странное выраже-
ние, которое внезапно мелькнуло на лице индейца, внимательно  слушавшего
его слова. Сперва молодому человеку почудилось, будто в душе дикаря про-
будилась мысль о подарках, обещанных ему, но мало-помалу  выражение  ра-
дости сменилось на лице индейца отпечатком свирепого, злобного  торжест-
ва, порожденного, очевидно, не алчностью, а другой страстью.
   - Послушай, - сказал гурон, и лицо его снова застыло  в  невозмутимом
спокойствии, - пойди к темноволосой дочери седовласого и скажи  ей,  что
Магуа хочет с ней говорить. Отец будет помнить, что обещает его дитя.
   Дункан подумал, что корыстолюбивый индеец хочет услышать новое  подт-
верждение обещанных наград, и хотя медленно и неохотно, но все  же  дви-
нулся к тому месту, где теперь отдыхали девушки. Подойдя к ним,  Хейворд
сообщил Коре о желании Магуа.
   - Вам уже известно, чего хочет Магуа, - сказал Дункан, провожая ее  к
гурону, - поэтому не скупитесь, обещая порох и чепраки. Но помните,  что
спиртные напитки они ценят больше всего. Хорошо, если вы пообещаете дать
ему также что-нибудь и от себя. Помните, Кора, что от вашего самооблада-
ния и изобретательности зависит ваша жизнь и жизнь Алисы.
   - И ваша, Хейворд!
   - Моя жизнь - дело неважное. Меня не ждет отец, не многие друзья  по-
жалеют о моей печальной участи... Но довольно, мы подошли  к  индейцу...
Магуа, вот та, с которой ты хотел говорить.
   Индеец медленно поднялся и с минуту стоял молча и  неподвижно,  потом
знаком показал Хейворду, чтобы он отошел, и холодно проговорил:
   - Когда гурон беседует с женщинами, его племя закрывает слух свой.
   Дункан колебался, не желая повиноваться, но Кора со спокойной улыбкой
сказала:
   - Вы слышали, Хейворд, чего желает индеец. Подите к  Алисе,  ободрите
ее и расскажите о наших планах.
   Кора выждала, пока молодой человек отошел, потом обратилась к  гурону
и с большим достоинством произнесла:
   - Что Хитрая Лисица желает сообщить дочери Мунро?
   - Слушай, - ответил индеец, опустив руку на плечо девушки, точно  си-
лясь заставить ее с особенным вниманием отнестись к словам,  которые  он
намеревался ей сказать; однако Кора решительно, хотя и  совершенно  спо-
койно, отстранилась от дикаря. - Магуа рожден вождем  и  воином  племени
красных приозерных гуронов. Он двадцать раз  видел,  как  летнее  солнце
растопляло снег двадцати зим, обращая сугробы в ручьи, прежде чем встре-
тил первого бледнолицего. Он был счастлив тогда! Потом белые люди ворва-
лись в его леса, научили его пить огненную  воду,  и  он  сделался  без-
дельником. Тогда гуроны выгнали Магуа из лесов его отцов и преследовали,
как косматого бизона. Он бежал к берегам озера и  наконец  увидел  Город
Пушек. Тут он охотился и ловил рыбу, пока местные жители не выгнали  его
из леса и не ввергли в руки его врагов. Магуа, рожденный вождем гуронов,
сделался воином своих врагов мохоков.
   - Я уже слышала об этом, - сказала Кора, заметив, что гурон замолчал.
   Он старался подавить в себе бурное волнение,  которое  начало  разго-
раться в нем ярким пламенем при воспоминании о нанесенных ему обидах.
   - Но виноват ли Хитрая Лисица, что голова его сделана  не  из  камня?
Кто дал ему огненную воду? Кто превратил его в низкого человека? Бледно-
лицые, люди твоего цвета!
   - А разве я виновата, что на свете встречаются  бессовестные  люди  с
тем же цветом лица, как у меня? - спокойно спросила Кора.
   - Нет. Магуа - воин, а не глупец. Я знаю, такие, как ты,  никогда  не
раскрывают губ, чтобы выпить огненной жидкости.  Великий  Дух  дал  тебе
мудрость.
   - Что же я могу сделать или сказать, чтобы облегчить последствия тво-
их несчастий или заблуждений?
   - Слушай, - повторил индеец, снова приняв спокойный и горделивый вид.
- Когда французские и английские отцы вырыли из  земли  свои  томагавки.
Лисица встал в ряды мохоков и выступил против своего собственного племе-
ни. Бледнолицые выгнали краснокожих из тех лесов, в которых  они  охоти-
лись, и теперь, когда индейские племена воюют, их ведет  белый  человек.
Великий вождь при Хорикэне, твой отец, стоял во главе нашего отряда.  Он
приказывал мохокам делать то одно, то другое, и они  его  слушались.  Он
объявил: что индеец напьется огненной воды и придет в полотняные вигвамы
его воинов, это не будет забыто. Магуа неосмотрительно раскрыл свой рот,
и жгучий напиток привел его в хижину Мунро. Пусть дочь седовласого  ска-
жет, что сделал вождь.
   - Он не забыл своих обещаний и поступил справедливо, наказав виновно-
го, - ответила бесстрашная девушка.
   - "Справедливо"! - повторил индеец, бросая злобный взгляд на ее  спо-
койное лицо. - Разве справедливо, сделав зло, наказывать за него?  Магуа
был сам не свой, говорила и действовала огненная вода, а не он. Не пове-
рил этому Мунро. Вождя гуронов связали при бледнолицых  воинах  и  били,
точно собаку!
   Кора молчала, не зная, что ответить на эти слова.
   - Смотри! - продолжал Магуа,  срывая  легкий  лоскут  ситца,  который
скрывал его раскрашенную грудь. - Смотри: вот рубцы от  ран,  нанесенных
ножами и пулями. Этими шрамами воин может хвалиться перед своими  сопле-
менниками, но, по милости седовласого, на спине вождя  гуронов  остались
знаки, которые он должен скрывать под разноцветными материями белых.
   - А я думала, - сказала Кора, - что индейский вождь терпелив, что его
дух не чувствует и не знает боли, которую выносит его тело.
   - Когда чиппевеи привязали Магуа к столбу и нанесли ему вот эту рану,
- ответил краснокожий, показывая пальцем на глубокий шрам, - гурон  сме-
ялся им в глаза, говоря, что только женщины способны так нежно колоть. В
те минуты его дух был в облаках. Но, когда он ощущал  удары  Мунро,  его
приниженный дух лежал под березой. Дух гурона никогда  не  опьяняется  и
никогда ничего не забывает.
   - Но его можно успокоить. Если мой отец несправедливо поступил с  то-
бой, покажи ему, что индеец способен простить оскорбление и вернуть  ему
его дочерей. От майора Хейворда ты уже слышал...
   Магуа сурово покачал головой: он не хотел снова выслушивать то, что в
душе презирал.
   - Чего же ты требуешь? - продолжала Кора после нескольких минут томи-
тельного молчания, чувствуя, что благородный и великодушный  Дункан  был
жестоко обманут хитростью дикаря.
   - Я требую того, что в обычаях гурона: добра за добро, зла за зло.
   - Значит, ты хочешь отомстить беззащитным дочерям за обиду,  нанесен-
ную тебе Мунро? Разве не достойнее храброго мужа пойти прямо  к  нему  и
потребовать удовлетворения?
   - Руки бледнолицых длинны, их ножи остры, - ответил дикарь  и  злобно
засмеялся. - Зачем Лисице становиться под выстрелы воинов Мунро, когда в
руках гурона душа седовласого!
   - Скажи, Магуа, что ты хочешь сделать? - произнесла Кора, делая вели-
чайшее усилие, чтобы говорить твердо и спокойно. - Хочешь ли ты  отвести
нас куда-нибудь в лесные чащи или ты задумал еще большее зло? Разве  нет
таких подарков, которые могли бы загладить нанесенное тебе оскорбление и
смягчить твое сердце? Прошу тебя, по крайней мере, освободить мою  крот-
кую сестру, излей на одну меня всю твою злобу.
   Приобрети богатство, отпустив ее;  удовлетвори  свою  месть,  обрушив
твой гнев лишь на одну жертву. Если старик потеряет обеих  дочерей,  он,
вероятно, сойдет в могилу. Кто же тогда даст Лисице щедрые дары?
   - Слушай, - снова сказал гурон. - Светлоглазая вернется на берег  Хо-
рикэна и все расскажет старому вождю, если только  темноволосая  девушка
поклянется именем Великого Духа своих праотцев не солгать.
   - А что я должна обещать? - спросила Кора, сдерживая  ярость  туземца
своей женской гордостью и спокойствием.
   - Когда Магуа покинул гуронов, его жену отдали другому вождю.  Теперь
Магуа снова подружился с ними и вернется обратно к могилам своего племе-
ни, туда, на берега Великого Озера. Дочь английского вождя должна идти с
ним и навсегда поселиться в его вигваме.
   Подавляя в себе возмущение, гордая Кора спокойно спросила индейца:
   - Приятно ли будет Магуа делить свое жилище с женой,  которую  он  не
любит, с женой чуждого ему племени бледнолицых?  Я  думаю,  он  поступит
лучше, приняв золото Мунро и купив своими дарами сердце какой-нибудь гу-
ронской девушки.
   С минуту индеец молчал, глядя в лицо Коры с таким выражением, что  ее
глаза стыдливо опустились. Потом он ответил с особенным злорадством:
   - В таком случае, снова почувствовав удары на своей спине, гурон знал
бы, где найти женщину, которой он передал бы  свое  страдание.  Красивая
дочь Мунро носила бы для него воду, жала его хлеб, жарила пищу. Тело се-
дого вождя спало бы среди пушек, но Хитрая Лисица держал бы его сердце в
своих руках.
   - Чудовище! Ты вполне заслуживаешь своего прозвища! - вскрикнула  Ко-
ра, охваченная порывом негодования. - Только дьявол может придумать  та-
кую месть! Но ошибаешься: ты считаешь себя слишком  сильным.  Правда,  в
твоих руках сердце Мунро, но оно не побоится твоей злобы, как бы  велика
она ни была!
   Смелые слова девушки вызвали на лице гурона зловещую улыбку,  которая
обличала непоколебимость его намерений; он знаком показал, что перегово-
ры окончились. Кора уже пожалела о своей резкости, но Магуа  поднялся  с
м