- Оружие?
   - Останется в ваших руках. Никто не может пользоваться им лучше,  чем
вы.
   - Наше выступление и сдача крепости?
   - Все будет сделано самым почетным для вас образом.
   Дункан обратился к Мунро и объяснил ему предложения  Монкальма.  Пол-
ковник слушал с изумлением и, казалось, был тронут необыкновенным и нео-
жиданным великодушием.
   - Идите, Дункан, - сказал он. - Идите с маркизом в его палатку и  там
покончите дело. Никогда я не думал, что мне придется увидеть  англичани-
на, боящегося поддержать друга, и француза, слишком честного, чтобы вос-
пользоваться выгодами своего положения.
   Проговорив это, ветеран снова опустил голову на грудь и медленно вер-
нулся к форту. Его уныние сразу показало встревоженному  гарнизону,  что
он несет печальные вести.
   Мунро уже не было суждено оправиться от этого неожиданного  удара.  С
того мгновения в его твердом характере наметился резкий перелом, который
ускорил его смерть.
   Дункан остался с Монкальмом,  чтобы  определить  условия  капитуляции
форта. Во время первых ночных караулов он вернулся в  крепость  и  после
короткого совещания с комендантом снова вышел из ее ворот. Когда он вто-
рично ушел, было объявлено о прекращении военных действий и о  том,  что
Мунро подписал договор, в силу которого форт утром должен был перейти  в
руки врага, гарнизон - сохранить оружие, знамена, снаряжение и, следова-
тельно, согласно воинским понятиям, свою честь.


   Глава XVII
   Мы ткем, мы ткем.
   Прядем мы нить,
   Спешим мы
   Паутину свить.
   Грэй

   Оба вражеских войска в пустыне близ Хорикэна провели ночь  9  августа
1757 года приблизительно так же, как, вероятно, они  употребили  бы  эти
часы, если бы находились на равнинах Европы. Побежденные были молчаливы,
мрачны, унылы; победители торжествовали. Но как у печали, так и у радос-
ти есть предел: еще до наступления утра все смолкло, тишина безграничных
лесов нарушалась только криком какого-нибудь молодого француза с передо-
вых пикетов или угрозой, которая звучала со стен форта и  мешала  врагам
приближаться к бастионам раньше назначенного мгновения.  Однако  даже  и
эти случайные отрывистые окрики замолкли в унылый, туманный час, предше-
ствующий рассвету.
   И вот среди глубокой тишины полотняные полы одной просторной  палатки
во французском лагере раздвинулись, и из шатра вышел высокий человек. Он
был закутан в плащ, который мог ему служить защитой от  холодной  лесной
росы и в то же время закрывал всю его фигуру. Гренадер, который  охранял
сон французского командира, свободно пропустил его. Солдат даже  отсалю-
товал ему в знак военного почтения. Офицер быстро прошел через маленький
город палаток, направляясь к форту Уильям-Генри.
   Когда неизвестный встречал одного из многочисленных часовых,  которые
загораживали ему дорогу, он давал быстрые и, как казалось,  удовлетвори-
тельные ответы на их вопросы; по крайней мере,  никто  не  препятствовал
ему идти дальше.
   За исключением этих часто повторявшихся, но  коротких  остановок,  он
непрерывно и молча двигался из середины лагеря к аванпостам; наконец по-
дошел к солдату, который стоял на карауле, оберегая  самый  ближайший  к
неприятельскому форту пост. Послышался обычный вопрос:
   - Кто идет?
   - Франция! - был ответ.
   - Пароль?
   - Победа, - ответил идущий и подошел к  часовому  так  близко,  чтобы
солдат мог услышать его громкий шепот.
   - Хорошо, - ответил часовой, вскинув ружье на плечо. - Вы очень  рано
гуляете.
   - Необходимая бдительность, дитя мое, - ответил тот. Затем откинул  с
лица плащ, заглянул в глаза часовому и пошел дальше, по-прежнему направ-
ляясь к английской крепости.
   Часовой вздрогнул, опустил свое ружье и выставил его вперед,  отдавая
незнакомцу самый почтительный воинский салют; когда же солдат снова взял
ружье на плечо и, сделав поворот, двинулся к своему посту,  он  невольно
пробормотал сквозь зубы:
   - Действительно, необходимо быть бдительным! Мне кажется, наш генерал
никогда не спит.
   Офицер продолжал свой путь, не показав, что он слышал  слова  удивле-
ния, которые вырвались из уст часового, и не останавливался, пока не до-
шел до низкого берега озера и не очутился в опасном соседстве с западным
бастионом Уильям-Генри.
   Легкие облака заволокли луну, однако ее слабый свет позволял  видеть,
хотя и не вполне ясно, очертания окружающих предметов.  Из  предосторож-
ности офицер прислонился к стволу дерева и  довольно  долго  стоял  так,
по-видимому с глубоким вниманием созерцая темные и молчаливые валы  анг-
лийских укреплений.
   Он смотрел на крепость не так, как смотрит  любопытный  или  праздный
зритель; напротив, его взгляд переходил от одного пункта к другому,  до-
казывая, что человек знает военное дело.
   Наконец наблюдения, казалось, удовлетворили человека в плаще; он  не-
терпеливо поднял глаза к вершине восточной горы, точно в  ожидании  нас-
тупления утра, и уже собирался повернуть  обратно,  как  вдруг  какой-то
легкий шум над выступом ближайшего бастиона достиг его слуха и  заставил
снова остановиться.
   Как раз в эту минуту высокая фигура подошла к краю бастиона и замерла
на месте, очевидно, в свою очередь, глядя на  отдаленные  палатки  фран-
цузского лагеря. Голова этого человека была обращена  к  востоку;  каза-
лось, он тоже тревожно ждал утра. Потом его темная фигура прислонилась к
валу, как бы глядя на зеркальную гладь озера, которая,  точно  подводный
небосклон, блистала тысячами мерцающих  звезд.  Печальная  поза,  ранний
час, а также очертания фигуры рослого человека,  который  стоял  в  раз-
думье, прислонясь к английским укреплениям, ясно объяснили  наблюдателю,
кто это был. Чувство осторожности заставило офицера из французского  ла-
геря скрыться - он скользнул за ствол дерева. В эту секунду его внимание
привлек новый звук, и он снова замер на месте. До  него  донесся  тихий,
еле слышный плеск воды, вслед за тем скрипнули камешки на берегу. Темная
фигура вынырнула из озера и стала беззвучно красться к тому  месту,  где
стоял француз. Затем медленно поднялось дуло ружья, но, раньше чем  раз-
дался выстрел, рука французского офицера вытянулась и легла на курок.
   - У-у-ух! - громко вскричал пораженный индеец, предательский  выстрел
которого был остановлен таким странным и неожиданным образом.
   Вместо ответа французский офицер положил свою руку на  плечо  индейца
и, не произнося ни слова, оттащил его далеко от того места, где их  раз-
говор мог сделаться опасным для одного из них и где, по-видимому, индеец
отыскивал себе жертву. Раскрыв свой плащ и показав свой мундир и  орден,
висевший на его груди, Монкальм сурово спросил:
   - Что это значит? Разве мой сын не знает, что междуанглийскими и  ка-
надскими отцами зарыт томагавк?
   - А что же делать гуронам? - отвечал  индеец  По-французски,  хотя  и
неправильно. - Ни один из наших воинов еще не завоевал скальпа, а  блед-
нолицые уже подружились между собой.
   - Ага! Хитрая Лисица! Такое рвение излишне со стороны друга,  который
еще так недавно был нашим врагом. Сколько раз зашло солнце  с  тех  пор,
как Лисица покинул лагерь англичан?
   - Куда закатилось это солнце? - угрюмо спросил индеец. - За  гору,  и
везде стало темно и холодно. Но, когда оно снова покажется, будет светло
и тепло. Хитрая Лисица - солнце своего племени. Между ним и его  народом
стояло много туч, но теперь это солнце сияет и небо ясно.
   - Я отлично знаю, что Лисица имеет власть над своим племенем, -  ска-
зал Монкальм, - потому что еще вчера он старался добыть скальпы гуронов,
а сегодня они слушают его советы, сидя около костров.
   - Магуа - великий вождь.
   - Пусть он докажет это, научив свое племя правильно вести тебя с  на-
шими новыми друзьями.
   - Зачем глава канадцев привел своих молодых воинов в леса  и  стрелял
из своей пушки в земляной дом? - спросил хитрый индеец.
   - Для того, чтобы завоевать его. Мой господин владеет этой землей,  и
мне - твоему отцу - было приказано выгнать отсюда английских поселенцев.
Они согласились уйти, а он больше не называет их врагами.
   - Хорошо. Однако Магуа взял томагавк, чтобы окрасить  его  кровью.  А
теперь военный топор Лисицы блестит. Когда он покраснеет,  вождь  зароет
его.
   - Но Магуа дал слово не помрачать славы Франции! Враги великого коро-
ля, живущие по ту сторону Соленого Озера, также и его враги; его  друзья
должны быть друзьями Магуа и его племени.
   - "Друзьями"! - презрительно повторил индеец. - Пусть мой  отец  даст
руку Магуа.
   Монкальм, который чувствовал, что ему легче поддерживать свое влияние
на воинственные племена, которые он собрал себе на помощь,  путем  усту-
пок, нежели силы, исполнил, хотя и неохотно, требование  индейца.  Магуа
приложил палец французского генерала к глубокому шраму на своей груди  и
ликующим тоном спросил:
   - Знает ли мой отец, что это такое? Вот тут, в этом месте.
   - Конечно, каждый воин узнает следы ран. Это место было пробито свин-
цовой пулей.
   - А что это значит? - спросил индеец, повернув к Монкальму свою обна-
женную спину, против обыкновения не прикрытую плащом.
   - Это? Мой сын был жестоко оскорблен. Кто нанес ему такие удары?
   - Магуа крепко спал в вигваме англичан, и прутья  оставили  следы  на
его спине, - ответил индеец и засмеялся глухим смехом, не скрывая душив-
шей его свирепой злобы. Однако он скоро овладел собой и  надменно  доба-
вил: - Иди и скажи твоим солдатам, что наступил мир.  Хитрая  же  Лисица
знает, что говорить с воинами гуронов.
   Не дожидаясь ответа Монкальма, краснокожий взял свое ружье под  мышку
и медленно пошел к лесу, в котором притаились его соплеменники. В лагере
его на каждом шагу окликали часовые, но он мрачно шагал вперед, не обра-
щая никакого внимания на вопросы солдат, которые щадили его жизнь только
потому, что знали его походку, фигуру и непоколебимую смелость.
   Долго стоял Монкальм на том месте, где его покинул  краснокожий,  пе-
чально размышляя о непокорном характере, обнаружившемся в его диком  со-
юзнике.
   Наконец, отогнав от себя думы, казавшиеся ему слабостью в минуту  та-
кого торжества, он направился обратно к своей палатке и мимоходом прика-
зал караульным разбудить лагерь обычным сигналом.
   Раздались первые звуки французских барабанов,  лесное  эхо  повторило
их. Вся долина мгновенно наполнилась военной музыкой, звуки которой заг-
лушали аккомпанемент барабанной дроби. Трубы победителей весело и  бодро
оглашали французский лагерь, пока самый нерадивый солдат не занял своего
поста. Но, как только прозвучал пронзительный  сигнал  британцев,  фран-
цузские трубы смолкли.
   Скоро французы выстроились, готовясь  встретить  генерала,  и,  когда
Монкальм осматривал ряды своего войска, лучи яркого солнца  блистали  на
оружии его солдат. Он официально объявил им о тех успехах,  которые  уже
были хорошо известны всем. Тотчас же отделили почетный отряд для  охраны
форта, и он промаршировал перед своим начальником. Потом прозвучал  сиг-
нал, возвестивший англичанам о приближении французов.
   Совершенно другие сцены разыгрывались в англо-американской  крепости.
Едва замолк сигнал, предупреждающий о приближении победителей,  как  там
начались приготовления к быстрому выступлению. Солдаты угрюмо вскидывали
на плечи незаряженные ружья и становились по местам с видом людей, кровь
которых еще не остыла от недавней борьбы; казалось, они жаждали  возмож-
ности отомстить за обиду, нанесенную их самолюбию. Тем не менее  выступ-
ление англичан сопровождалось строгим выполнением военного этикета. Жен-
щины и дети перебегали с места на место; многие собирали остатки  своего
скудного имущества или отыскивали взглядом своих мужей и отцов.
   Солдаты стояли молчаливо, когда перед ними  явился  твердый,  но  пе-
чальный Мунро. Неожиданный удар, очевидно, поразил его в  самое  сердце,
хотя он силился мужественно вынести обрушившееся на него несчастье.
   Спокойное и величавое горе старика тронуло Дункана.  Исполнив  возло-
женную на него обязанность, он подошел к полковнику и спросил  его,  чем
он мог бы послужить ему лично.
   - Мои дочери, - лаконично, но выразительно ответил Мунро.
   - Благое небо! Да разве не сделано все, чтобы облегчить их положение?
   - Сегодня я только военный, майор Хейворд, - сказал ветеран.  -  Все,
кто тут есть, имеют одинаковое право считаться моими детьми.
   Этого было достаточно для Дункана. Не теряя ни одной драгоценной  ми-
нуты, он побежал к помещению Мунро, чтобы отыскать Кору и Алису. Но Дун-
кан застал их уже на пороге низкого дома полковника. Они были  готовы  к
отъезду; вокруг них теснились плачущие женщины. Кора была бледна, и в ее
чертах выражалась тревога, но она не утратила ни доли  своей  твердости;
глаза же Алисы покраснели, и это доказывало, как долго и горько она пла-
кала. Обе девушки встретили Дункана  с  нескрываемым  удовольствием,  и,
против обыкновения, первой заговорила Кора.
   - Форт погиб, - сказала она, и грустная улыбка тронула ее губы, - но,
я надеюсь, наша честь не затронута.
   - Она сияет ярче, чем когда бы то ни было. Однако, дорогая мисс  Мун-
ро, теперь вам следует меньше думать о других и больше заботиться о  са-
мих себе. Военные обычаи требуют, чтобы ваш отец и я некоторое время ос-
тавались с солдатами.
   Скажите же, где мы найдем верного покровителя для вас во время смяте-
ния и различных случайностей, которые могут сопровождать выступление?
   - Нам никого не нужно, - ответила Кора. - Кто в подобную минуту осме-
лится оскорбить или обидеть дочерей такого отца, как наш!
   - Я не согласился бы оставить вас одних, - продолжал молодой человек,
торопливо оглядываясь кругом, - хотя бы за то  мне  сулили  командование
лучшим королевским полком! Вспомните, наша Алиса не одарена такой  твер-
достью, как вы, Кора, и один господь знает, что ей предстоит пережить...
   - Может быть, вы правы, - ответила Кора, улыбаясь еще печальнее,  чем
прежде. - Слышите? Случайность уже нам посылает друга  в  такую  минуту,
когда мы особенно нуждаемся в нем.
   Дункан прислушался и тотчас же понял, что она хотела сказать.
   До его слуха долетела  спокойная,  торжественная  мелодия  священного
гимна. Хейворд вошел в соседний дом, уже покинутый его прежними обитате-
лями, и там застал Давида, который изливал  свои  благочестивые  чувства
пением - единственным способом, в котором  отражались  его  переживания.
Дункан подождал до той минуты, когда по движению руки Гамута ему показа-
лось, что гимн окончен, и, тронув певца за плечо,  кратко  высказал  ему
свою просьбу.
   - Вот именно, - ответил простосердечный последователь царя Давида,  -
в этих девушках много привлекательного,  гармонического.  Мы,  связанные
пережитыми опасностями, должны теперь, в  минуты  мира,  держаться  друг
друга. К моим утренним хвалам нужно прибавить только  славословие,  и  я
пойду к ним.
   Не угодно ли тебе, друг, исполнить второй голос? Размер очень  прост,
а напев всем известен.
   Протянув маленькую книжку и дав тон  камертоном,  Гамут  снова  начал
гимн с такой решительностью, которая не допускала помехи. Хейворду приш-
лось выждать окончания священной песни. Наконец, увидев, что Давид  сни-
мает очки ненова прячет книжку в карман, Дункан сказал:
   - Ваш долг заботиться о том, чтобы никто не осмелился подходить к де-
вушкам, желая оскорбить их или посмеяться над несчастьями  их  отважного
отца. Их слуги помогут вам выполнять эту задачу.
   - Вот именно!
   - Но все же, может быть, индейцы или какие-нибудь проходимцы из  неп-
риятельского войска прорвутся к вам; в таком случае напомните им об  ус-
ловиях капитуляции и пригрозите донести об  их  поведении  Монкальму.  Я
уверен, что одного вашего слова будет достаточно, чтобы смирить их.
   - В противном случае я сумею подействовать на буянов, -  самоуверенно
ответил Давид, показывая свою книгу. - Если произнести,  вернее  прогре-
меть известный стих с надлежащим увлечением и в соответствующий  момент,
он успокоит самый буйный нрав. Вот эти слова: "Почему так свирепо бушуют
язычники?"
   - Довольно, - сказал Хейворд, прерывая Гамута.  -  Мы  понимаем  друг
друга, и теперь каждому из нас пора заняться выполнением  своих  обязан-
ностей.
   Гамут с готовностью согласился с Хейвордом, и они вместе  отправились
к сестрам. Кора встретила своего нового и довольно странного покровителя
если не радостно, то любезно. И даже бледное личико Алисы снова  осветил
отблеск ее обычной веселости, когда она благодарила Хейворда за его  за-
ботливость. Дункан уверил их, что сделано все для обеспечения  душевного
спокойствия, опасность же, по его словам, не грозила. Затем  он  сказал,
что намерен присоединиться к ним, едва пройдет несколько миль с  передо-
вым отрядом, и наконец простился с Алисой, и Корой.
   В это время раздался сигнал к выступлению, и передовая часть английс-
кой колонны двинулась. Трубный звук заставил вздрогнуть сестер; они  ог-
ляделись кругом и увидели белые мундиры французских гренадеров, уже  за-
нявших ворота крепости. Над их головой пронеслось как бы громадное обла-
ко, и, взглянув вверх,  они  заметили,  что  остановились  под  широкими
складками французского знамени.
   - Идем, - сказала Кора. - Дочерям английского солдата не годится  ос-
таваться в этом месте.
   Алиса прижалась к сестре, и, окруженные густой толпой,  обе  покинули
плац крепости.
   Когда девушки выходили из ворот, французские офицеры низко  кланялись
им, однако не предлагали никаких услуг, которые, как они понимали, могли
быть только неприятны для дочерей Мунро. Все экипажи, все вьючные живот-
ные были заняты больными и ранеными, и Кора предпочла испытать все труд-
ности пешего перехода, но не отнимать места  у  более  слабых.  Действи-
тельно, вследствие недостатка в необходимых средствах передвижения  мно-
гие изувеченные и больные солдаты принуждены были тащиться на своих сла-
бых ногах позади отряда. Раненые стонали; их товарищи шагали молчаливо и
угрюмо; женщины и дети дрожали от ужаса перед неизвестностью. Когда роб-
кая толпа вышла из ворот форта на открытую низменность, перед ней откры-
лась печальная картина: невдалеке, с правой стороны, стояла  французская
армия, так как, едва солдаты Монкальма заняли укрепление, генерал стянул
к форту все свои отряды. Французы молчаливо, но внимательно наблюдали за
движением побежденных, отдавая им установленные воинские почести;  никто
из победителей в сознании своего успеха не бросил врагам ни насмешки, ни
оскорбления.
   Отряды англичан, численностью около трех тысяч Человек, медленно дви-
гались через низменность, стекаясь к оборонному пункту в том месте,  где
дорога к Гудзону сворачивала в лес. На густой опушке леса показались ин-
дейцы. Краснокожие пристально смотрели на своих врагов; некоторые, точно
коршуны, двигались вслед за ними и, казалось, не смели броситься на  до-
бычу только потому, что присутствие многочисленного французского  войска
сдерживало их. Некоторые гуроны все-таки замешались в ряды побежденных и
с мрачными и недовольными лицами  внимательно  наблюдали  за  движущейся
толпой, хотя и не смели открыто проявить свою враждебность.
   Авангард под предводительством Хейворда дошел до ущелья и  постепенно
исчез из виду. Вдруг Кора услышала звуки перебранки и повернулась в сто-
рону раздраженных голосов. Один из солдат отстал от своего отряда и  был
наказан за свое непослушание тем, что кто-то отнял у него подобранные им
пожитки.
   Это был очень рослый малый, достаточно алчный, для того чтобы не  ус-
тупить без борьбы захваченное им добро. В  дело  вмешались  посторонние:
одни стали на сторону солдата, другие - на сторону его обидчика.  Голоса
делались все громче, озлобленней. Явилось около сотни дикарей; они, точ-
но по волшебству, выросли там, где за минуту перед тем было человек две-
надцать гуронов. Вскоре Кора заметила, что Магуа скользнул в толпу своих
соотечественников и обратил