погруженный в глубокое раздумье. Из этой задумчивости его  вы-
вел один из молодых индейцев. Он дотронулся до плеча разведчика и сказал
на ломаном английском языке:
   - Может ли бледнолицый выстрелить лучше?
   - Да, гурон! - воскликнул Соколиный Глаз, поднимая правой  рукой  ко-
роткое ружье и грозя им Магуа с такой легкостью, как будто это была  ка-
мышовая тросточка. - Да, гурон, я мог бы теперь убить  тебя,  и  никакая
земная сила не предотвратила бы этого! Парящий в воздухе сокол не  более
уверен в своей победе над горлицей, чем я в том, что мог бы сейчас  про-
бить тебе сердце пулей! И почему бы мне не сделать этого? Почему? Только
потому, что этим я мог бы навлечь беду на голову нежных, невинных созда-
ний!
   Разгоревшееся лицо разведчика, гневный взгляд, выпрямившаяся во  весь
рост фигура - все это вызвало чувство благоговейного страха у всех  слу-
шавших его. Делавары затаили дыхание в ожидании; но Магуа, хотя и не ве-
рил в снисхождение врага, продолжал стоять, словно прикованный к  месту,
среди окружавшей его толпы.
   - Попади туда, - повторил молодой делавар, стоявший рядом с разведчи-
ком.
   - "Попади туда"! Дурак! Куда? -  крикнул  Соколиный  Глаз,  продолжая
гневно размахивать ружьем над головой.
   - Если белый человек - тот воин, за которого он выдает себя, - прого-
ворил престарелый вождь, - пусть он попадет ближе к цели.
   Разведчик громко расхохотался, потом перебросил ружье в вытянутую ле-
вую руку; раздался выстрел - по-видимому, вследствие сотрясения, -  и  в
воздух взлетели осколки сосуда и рассыпались, во все стороны. Почти в то
же время раздался звук падения ружья, с презрением брошенного  на  землю
разведчиком.
   В первую минуту присутствующие были восхищены  и  изумлены.  Затем  в
толпе пронесся тихий, все усиливающийся шепот. Некоторые открыто выража-
ли свой восторг перед такой несравненной ловкостью, но большинство  были
склонны думать, что ловкий выстрел - простая случайность.  Хейворд  под-
держал мнение, которое было ему на руку.
   - Это простая случайность! - крикнул он. - Нельзя стрелять не  прице-
лясь!
   - Случайность! - повторил взволнованный житель лесов, не обращая вни-
мания на знаки, украдкой подаваемые ему Хейвордом, который молил,  чтобы
он не открывал обмана. - Что же, и тот лжец-гурон  считает  это  случай-
ностью? Дайте ему ружье, поставьте нас лицом к  лицу  прямо  без  всяких
уверток, и пусть провидение и наши собственные глаза решат спор.
   - Вполне ясно, что гурон - лгун, - хладнокровно возразил
   Хейворд. - Вы же сами слышали, что он назвал вас Длинным
   Карабином.
   Невозможно сказать, какие доводы привел бы  упрямый  Соколиный  Глаз,
чтобы удостоверить свою личность, если бы снова не вмешался старый дела-
вар.
   - Сокол, спускающийся с облаков, может вернуться, когда  пожелает,  -
сказал он. - Отдайте им ружья.
   На этот раз разведчик жадно схватил ружье; Магуа,  ревниво  следивший
за каждым движением стрелка, не видел уже причин для опасения.
   - Ну, докажем теперь перед лицом всего этого племени  делаваров,  кто
из нас лучший  стрелок!  -  крикнул  разведчик,  ударяя  по  дулу  ружья
пальцем, который столько раз спускал роковой курок. - Видите, майор, бу-
тыль из тыквы, что висит вон на том дереве? Если вы стрелок, годный  для
пограничной службы, то вы пробьете ее.
   Дункан взглянул на указанный ему предмет и приготовился к новому  ис-
пытанию. Это был маленький сосуд из тыквы, какие постоянно употребляются
индейцами. Он свешивался на кожаном ремне  с  высохшей  ветки  небольшой
сосны в сотне ярдов от спорящих. Как уже было сказано, Дункан был непло-
хим стрелком, а теперь он решил приложить все старания,  чтобы  показать
себя в полном блеске. Едва ли он проявил больше осмотрительности и  точ-
ности при прицеле, если бы от результата  этого  выстрела  зависела  его
жизнь. Он выстрелил: три-четыре индейца бросились к дереву,  на  котором
висела тыква, и громкими криками объявили, что пуля попала в дерево сов-
сем близко от цели. Воины  приветствовали  это  известие  одобрительными
возгласами и вопросительно взглянули на соперника молодого офицера.
   - Недурно для королевского гвардейца! - сказал Соколиный
   Глаз, смеясь своим беззвучным задушевным смехом. -  Но  если  бы  мое
ружье часто позволяло себе подобные уклонения от настоящей цели, то мно-
го куниц, мех которых пошел на дамские муфты, гуляло бы  в  лесах  и  не
один лютый минг, отправившийся за окончательным расчетом  на  тот  свет,
выкидывал бы еще и теперь свои дьявольские шутки! Надеюсь, что у  женщи-
ны, которой принадлежит эта тыква, есть еще много таких в запасе в  виг-
ваме, потому что этой уже не суждено больше хранить воду!
   Соколиный Глаз, говоря эти слова, насыпал пороху на полку и взвел ку-
рок. Окончив свою речь, он отставил ногу и стал медленно поднимать  дуло
от земли ровным, плавным движением.
   Когда дуло оказалось на одном уровне с  глазом,  разведчик  остановил
его на мгновение и стал недвижим, словно человек и ружье были изваяны из
камня. Сверкнуло яркое, блестящее пламя. Молодые индейцы бросились  впе-
ред, но по их тревожным поискам и разочарованным взглядам ясно было вид-
но, что они не нашли никаких следов пули.
   - Ступай, - сказал старый вождь разведчику тоном, полным  отвращения,
- ты волк в собачьей шкуре! Я поговорю с Длинным Карабином ингизов.
   - Ах! Будь у меня в руках то ружье, которое дало мне прозвище, я обя-
зался бы прострелить ремень и уронить тыкву, не разбивая ее, -  заметил,
нисколько не смущаясь. Соколиный Глаз. - Дураки, если  вы  хотите  найти
пулю искусного стрелка здешних лесов! Вы должны искать ее в самом  пред-
мете, а не вокруг него.
   Индейские юноши сразу поняли смысл его слов - на этот раз он  говорил
на делаварском языке, - сняли тыкву с дерева и высоко подняли ее  кверху
с восторженными криками, показав толпе дырку в дне сосуда; пуля, войдя в
горлышко сосуда, вышла с противоположной его стороны. При этом неожидан-
ном зрелище громкие крики восторга вылетели из уст воинов. Этот  выстрел
разрешил вопрос и подтвердил молву о меткости Соколиного Глаза. Любопыт-
ные восхищенные взоры, только что обратившиеся было на Хейворда,  устре-
мились теперь на крепкую фигуру разведчика. Когда несколько стихло  вне-
запное шумное возбуждение, старый вождь снова принялся за расспросы.
   - Зачем ты хотел заткнуть мне уши? - обратился он к Дункану. -  Разве
делавары так глупы, что не сумеют отличить молодого барса от кошки?
   - Они еще поймут, какая лживая птица - гурон, - сказал Дункан, стара-
ясь подделаться под образный язык туземцев.
   - Хорошо, мы узнаем, кто заставляет людей закрыть уши. Брат, - приба-
вил вождь, обращая свой взор на гурона, - делавары слушают. 1
   Призванный этими прямыми  словами  объяснить  свои  намерения,  гурон
встал со своего места. С решительным, величественным видом  он  вошел  в
самый центр круга, остановился перед пленниками в позе оратора и  приго-
товился говорить. Но, прежде чем открыть рот,  он  обвел  взглядом  круг
напряженных лиц, как бы обдумывая выражения,  соответствующие  пониманию
его слушателей. Он бросил на  разведчика  взгляд,  полный  враждебности,
смешанной с уважением; на Дункана взглянул с чувством непримиримой нена-
висти; еле удостоил заметить дрожавшую фигуру Алисы; но, когда взор  его
упал на непреклонную, властную и в то же время красивую фигуру Коры,  он
остановился на ней с выражением, определить которое было бы очень  труд-
но. Потом, полный своих темных замыслов, он заговорил на языке, употреб-
ляемом в Канаде, так как знал, что он понятен для большинства его слуша-
телей.
   - Дух, создавший людей, дал им различную окраску, - начал хитрый  гу-
рон. - Некоторые из них чернее неповоротливого медведя. Эти должны  быть
рабами, и он велел им работать всегда, подобно бобру. Вы можете  слышать
их стоны, когда дует южный ветер, стоны более громкие, чем рев  бизонов;
они раздаются вдоль берегов большого Соленого Озера, куда за ними прихо-
дят большие лодки и увозят их толпами.  Некоторых  он  создал  с  лицами
бледнее лесного горностая: этим он  приказал  быть  торговцами,  слугами
своих женщин и волками для своих рабов. Он дал этому народу крылья голу-
бя - крылья, которые никогда не устают летать, - детенышей  больше,  чем
листьев на деревьях, и алчность, готовую поглотить всю Вселенную. Он дал
им голос, похожий на крик дикой кошки, сердце, похожее на  заячье,  хит-
рость свиньи - но не лисицы - и руки длиннее ног оленя. Своим языком бе-
лый человек затыкает уши индейцам; сердце бледнолицого учит его нанимать
за плату воинов, чтобы они сражались за белых людей;  хитрость  помогает
ему собирать блага земли, а руки его захватывают всю  землю  от  берегов
соленой воды до островов Большого Озера. Великий Дух дал ему достаточно,
а он хочет иметь все. Таковы бледнолицые. Других людей Великий Дух  сот-
ворил с кожей более блестящей и красной, чем это солнце, - продолжал Ма-
гуа, выразительно указывая вверх, на  огненное  светило,  лучи  которого
пробивались сквозь туман на горизонте. - Он отдал им  эту  землю  такой,
какой сотворил ее: поросшей лесом, наполненной дичью.  Краснокожие  дети
Великого Духа жили привольно. Солнце и дождь растили для них плоды, вет-
ры освежали их летом. Если  они  сражались  между  собой,  то  для  того
только, чтобы доказать, что они мужчины. Они были  храбры,  справедливы,
они были счастливы...
   Тут оратор остановился, снова глядя вокруг, чтобы  узнать,  возбудила
ли его легенда сочувствие слушателей. Всюду  он  встречал  глаза,  жадно
впивавшиеся в его глаза, высоко поднятые головы, раздувавшиеся ноздри.
   - Если Великий Дух дал разные языки своим краснокожим, - продолжал он
тихим, печальным голосом, - то для того, чтобы все животные могли  пони-
мать их. Некоторых он поместил среди снегов вместе с их двоюродным  бра-
том - медведем. Других он поместил вблизи заходящего солнца по дороге  к
счастливым полям охоты, иных - на землях вокруг пресных  вод,  но  самым
великим, самым любимым он дал пески Соленого Озера. Знают ли мои  братья
имя этого счастливого народа?
   - Это были ленапы! - поспешно крикнуло голосов двадцать.
   - Это были ленни-ленапы, - сказал Магуа, склоняя голову с  притворным
благоговением перед их былым величием. - Это были племена ленапов! Солн-
це вставало из соленой воды и садилось в пресную воду, никогда не  скры-
ваясь с их глаз. Но к чему мне, гурону лесов, рассказывать мудрому наро-
ду его предания! Зачем напоминать ему о вынесенных  им  оскорблениях,  о
его былом величии, о подвигах, славе, счастье, о его потерях,  поражени-
ях, несчастьях! Разве между этим народом нет того, кто видел все  это  и
знает, что это правда?.. Я кончил. Мой язык молчит,  потому  что  свинец
давит мне сердце. Я слушаю.
   Когда голос оратора умолк, лица и глаза повернулись в сторону  старца
Таменунда. С той минуты, как он сел на свое место, и до этого  мгновения
патриарх не открывал рта. Согбенный от слабости и, по-видимому, не  соз-
навая, где находится, он безмолвно сидел во время всей этой суеты. Одна-
ко при звуках приятного, размеренного голоса гурона он обнаружил некото-
рые признаки сознания и поднял раза два голову, как будто  прислушиваясь
к его словам. Но когда хитрый Магуа назвал имя его народа, старик взгля-
нул на толпу пустым, ничего не выражающим взглядом, словно  призрак.  Он
сделал усилие, чтобы подняться, и, поддерживаемый стоявшими  около  него
вождями, встал на ноги в величественной позе, несмотря на то что шатался
от слабости.
   - Кто вспоминает о детях ленапов? - сказал он глубоким гортанным  го-
лосом, прозвучавшим со страшной силой благодаря гробовой тишине,  царив-
шей в толпе. - Кто говорит о том, что прошло? Разве из яйца  не  выходит
червь, из червя - муха, чтобы погибнуть? Зачем говорить делаварам о  хо-
рошем прошлом? Лучше возблагодарить Маниту за то, что осталось.
   - Это говорит вейандот, - сказал Магуа, подходя ближе к  тому  месту,
на котором стояли старики, - друг Таменунда.
   - "Друг"! - повторил мудрец, мрачно нахмурившись; в глазах  его  поя-
вился суровый блеск, делавший их когда-то такими страшными. - Разве минг
управляет землей? Что привело сюда гурона?
   - Жажда справедливости. Его пленники здесь, у его братьев, и он  при-
шел за тем, что принадлежит ему.
   Старец обернулся к одному из поддерживавших его вождей и выслушал его
краткое объяснение. Потом он взглянул на  просителя,  несколько  времени
рассматривал его с глубоким вниманием и наконец проговорил тихо и как бы
нехотя:
   - Правосудие - закон великого Маниту. Дети  мои,  накормите  чужезем-
ца... А потом, гурон, возьми свое и уходи.
   Высказав это торжественное решение, патриарх сел и снова закрыл  гла-
за, словно больше радуясь видениям своего богатого прошлого, чем событи-
ям и людям реального мира. Не нашлось  ни  одного  делавара,  достаточно
смелого, для того чтобы возроптать против этого приговора. Едва Таменунд
произнес свое решение, четверо или пятеро молодых  воинов  стали  позади
Хейворда и разведчика и ловко и быстро опутали им  руки  ремнями.  Магуа
обвел присутствующих торжествующим взглядом. Видя, что его пленники-муж-
чины не в состоянии противиться ему, он перевел свои глаза на ту,  кото-
рой дорожил больше всех. Кора  встретила  его  взгляд  таким  спокойным,
твердым взглядом, что решимость его поколебалась. Припомнив свою прежнюю
уловку, он взял Алису из рук воина, на которого она опиралась, и, сделав
знак Хейворду, чтобы он следовал за ним, двинулся в толпу, расступившую-
ся перед ним. Но Кора, вместо того чтобы повиноваться ему, как  он  ожи-
дал, бросилась к ногам патриарха и громко воскликнула:
   - Справедливый, почтенный делавар, мы взываем  к  твоему  милосердию,
полагаясь на твою мудрость и могущество! Останься глухим к словам  этого
коварного, безжалостного чудовища! Он отравляет твой слух  ложью,  чтобы
насытить свою жажду крови.
   Ты, который жил долго и видел много зла, должен знать,  как  смягчить
бедствия несчастных!
   Глаза старика тяжело раскрылись, и он снова взглянул на толпу.  Когда
голос просительницы достиг его ушей, он медленно перевел глаза в ее сто-
рону и наконец остановил их на девушке. Кора стояла на  коленях;  прижав
руки к груди, она оставалась в этом положении и с благоговением смотрела
на поблекшие, но все еще величественные черты патриарха. Лицо
   Таменунда постепенно изменялось, выражение восхищения  показалось  на
нем, и черты его озарились умом, который за сто лет перед тем умел зара-
жать своим юношеским пылом многочисленные племена  делаваров.  Он  встал
без поддержки, по-видимому без усилия,  и  спросил  голосом,  поразившим
своею твердостью слушателей:
   - Кто ты?
   - Женщина из ненавистного тебе племени ингизов, но  женщина,  которая
никогда не делала зла тебе и не могла бы, если б и захотела, сделать зло
твоему народу. Она просит твоей помощи.
   - Скажите мне, дети мои, - продолжал патриарх хриплым голосом,  обра-
щаясь к окружающим, но не отрывая глаз от коленопреклоненной Коры, - где
стоят теперь лагерем делавары?
   - В горах ирокезов, за прозрачными источниками Хорикэна.
   - Много раз приходило и уходило знойное лето, с тех пор как я пил во-
ду моей родной реки, - продолжал мудрец. - Белые жители Хорикэна - самые
справедливые из белых людей, но они ощущали жажду и взяли себе реку. Не-
ужели они хотят преследовать нас и здесь, в нашем лагере?
   - Мы никого не преследуем, ничего не домогаемся, - ответила
   Кора. - Мы приведены к вам как пленники и  просим  только  позволения
отправиться мирно к нашим родным. Разве ты не
   Таменунд, отец, судья, я бы сказала - пророк этого народа?
   - Я Таменунд, удрученный годами.
   - Семь лет назад один из твоих воинов попал в руки  белого  вождя  на
границе этих владений. Он утверждал свою принадлежность к роду доброго и
справедливого Таменунда. "Ступай, - сказал белый вождь, -  ты  свободен,
потому что происходишь из рода
   Таменунда". Помнишь ли ты имя этого английского воина?
   - Помню, когда я был веселым мальчиком, - сказал патриарх  с  обычной
для глубокой старости ясностью воспоминаний, - я стоял на песках морско-
го берега и видел большую лодку с крыльями белее, чем у лебедя, и  шире,
чем у орла, она шла от восходящего солнца.
   - Нет-нет, я говорю не о таком отдаленном времени, а о милости,  ока-
занной недавно одним из моих родственников воину из твоего рода.
   - Может быть, это было тогда,  когда  ингизы  и  голландцы  сражались
из-за охотничьих полей делаваров? Тогда Таменунд был вождем и  в  первый
раз оставил лук для молнии бледнолицых...
   - Нет, не тогда, - прервала его Кора, - гораздо  позже.  Я  говорю  о
том, что случилось совсем недавно, можно сказать - вчера. Нет, ты не мог
этого забыть!
   - Только вчера, - сказал старик с трогательным пафосом, - дети  лена-
пов были владыками мира! Рыбы Соленого Озера, птицы и лесные звери приз-
навали их своими сагаморами!
   Кора в отчаянии опустила голову и в продолжение минуты боролась с тя-
желым горем. Потом, подняв свое красивое лицо с блестящими глазами,  она
продолжала:
   - Скажи мне, есть ли у тебя дети?
   Старик взглянул на нее со своего возвышения с добродушной улыбкой  на
истощенном лице, потом медленно обвел глазами всех присутствующих и  от-
ветил:
   - Я отец целого народа.
   - Для себя я ничего не прошу, я готова нести кару за грехи моих пред-
ков. Но та, что стоит рядом со мной, до сих пор  не  испытывала  тяжести
небесного гнева. Она дочь старого человека, дни которого близятся к кон-
цу. Многие, очень многие любят ее! Она слишком добра, слишком дорога для
многих, чтобы стать жертвой этого негодяя!
   - Я знаю, что бледнолицые - гордое, алчное племя. Я знаю, что они  не
только заявляют права на землю, но считают, что самые низшие из людей их
цвета лучше сагаморов красного человека. Собаки и вороны их  племени,  -
продолжал старик, - стали бы лаять и каркать, если бы они взяли  в  свои
вигвамы женщину, цвет кожи которой не был бы белее снега. Но  пусть  они
не слишком похваляются перед лицом Маниту! Они пришли  в  эту  землю  со
стороны восходящего солнца и могут уйти в сторону  заходящего.  Я  часто
видел, как саранча объедала листья деревьев,  но  время  цветения  снова
наступало для них.
   - Это так, - сказала Кора, глубоко вздыхая, как будто выходя из  оце-
пенения. - Но тут есть еще один человек из твоего собственного  племени,
которого не привели к тебе. Выслушай его, прежде чем позволить гурону  с
торжеством удалиться отсюда.
   Заметив, что Таменунд с недоумением оглядывается вокруг, один из соп-
ровождавших его сказал:
   - Это змея, краснокожий наемник ингизов. Мы оставили  его  чтобы  пы-
тать.
   - Пусть он придет, - сказал мудрец.
   Он снова сел на свое место, и, пока воины ходили, чтобы исполнить его
приказание, стояла такая тишина, что ясно был слышен  шелест  листьев  в
соседнем лесу.


   Глава XXX
   Откажете - позор законам вашим!
   Тогда в Венеции бессильно право.
   Так отвечайте: будет он моим?
   Шекспир. "Венецианский купец"

   Тревожное молчание длилось несколько минут. Потом толпа заколыхалась,
расступилась и снова сомкнулась. В ее живом кругу стоял Ункас. Глаза, до
сих пор с любопытством изучавшие черты старца, теперь устремились с тай-
ным восхищением на стройную, гибкую фигуру пленника. Ни присутствие все-
ми почитаемого старца, ни исключительное внимание, возбуждаемое  им,  не
нарушили самообладания молодого могиканина. Лицо Ункаса не утратило сво-
его выражения спокойного внимания и детской  любознательности  и  тогда,
когда, обведя глазами присутствующих,  он  встретил  враждебные  взгляды
вождей. Но, когда взгляд его упал на фигуру Таменунда, юноша медленными,
неслышными шагами прошел к тому месту, где сидел мудрец,  и  остановился
прямо перед ним. Тут он стоял, зорко наблюдая за всем происходящим  вок-
руг него, пока