же  к  их
собственной территории, чем Глиммерглас. Бежать прямо в  Канаду  значило
подвергнуться опасности немедленного преследования. Вожди предпочли  еще
дальше углубиться в угрожаемую область, надеясь, что им  удастся  отсту-
пить, передвигаясь в тылу своих преследователей, вместо того чтобы иметь
их у себя за спиной.
   Присутствие женщин делало необходимой эту военную хитрость;  наиболее
слабые члены племени не могли бы, конечно, уйти от преследования врагов.
Если читатель, вспомнит, как широко простирались  в  те  давние  времена
американские дебри, ему станет ясно, что даже целое племя могло в  тече-
ние нескольких месяцев скрываться в этой части страны. Встретить врага в
лесу было не более опасно, чем в открытом море во время решительных  во-
енных действий.
   Стоянка была временная и при ближайшем  рассмотрении  оказалась  все-
го-навсего наспех разбитым бивуаком,  который  был,  однако,  оборудован
достаточно хорошо для людей, привыкших проводить свою жизнь  в  подобной
обстановке. Единственный костер, разведенный посредине лагеря  у  корней
большого дуба, удовлетворял потребности всего табора. Погода стояла  та-
кая теплая, что огонь нужен был только для стряпни. Вокруг было  разбро-
сано пятнадцать - двадцать низких хижин - быть может, правильнее назвать
их шалашами, - куда хозяева забирались на ночь и  где  они  могли  укры-
ваться во время ненастья. Хижины были построены из древесных ветвей, до-
вольно искусно переплетенных и прикрытых сверху корой, снятой с  упавших
деревьев, которых много в каждом девственном лесу. Мебели в хижинах поч-
ти не было. Возле костра лежала самодельная кухонная утварь.  На  ветвях
висели ружья, пороховницы и сумки. На тех же крючьях, сооруженных  самой
природой, были подвешены две-три оленьи туши.
   Так как лагерь раскинулся посреди густого леса, его нельзя было  оки-
нуть одним взглядом: хижины, одна за другой, вырисовывались на фоне  уг-
рюмой картины. Если яте считать костра, здесь не было ни общего  центра,
ни открытой площадки, где могли бы собираться жители; все казалось пота-
енным, темным и коварным, как сами ирокезы. Кое-где ребятишки перебегали
из хижины в хижину, придавая этому месту некоторое подобие домашнего ую-
та. Подавленный смех и низкие голоса женщин нарушали  время  от  времени
сумрачную тишину леса. Мужчины ели, спали или чистили  оружие.  Говорили
они мало и держались особняком или небольшими группами в стороне от жен-
щин. Привычка к бдительности и сознание опасности, казалось, не покидали
их даже во время сна.
   Когда обе девушки приблизились к лагерю, Хетти  тихонько  вскрикнула,
заметив своего отца. Он сидел на земле, прислонившись спиной к дереву, а
Непоседа стоял возле него, небрежно помахивая прутиком. По-видимому, они
пользовались такой же свободой, как остальные обитатели лагеря: человек,
незнакомый с обычаями индейцев, легко мог бы принять их за гостей, а  не
за пленников.
   Уа-та-Уа подвела подругу поближе к обоим бледнолицым, а сама  скромно
отошла в сторону, не желая стеснять их. Но Хетти не привыкла ластиться к
отцу и вообще проявлять как-нибудь свою любовь к нему. Она просто подош-
ла к нему и теперь стояла, не говоря ни слова, как немая статуя, олицет-
воряющая дочернюю привязанность. Старика как будто нисколько не  удивило
и не испугало ее появление. Он давно привык подражать невозмутимости ин-
дейцев, хорошо зная, что лишь этим способом можно заслужить их уважение.
Сами дикари, неожиданно увидев незнакомку в своей среде, тоже не обнару-
жили ни малейших признаков беспокойства. Короче говоря,  прибытие  Хетти
при столь исключительных обстоятельствах произвело  не  больше  эффекта,
чем приближение путешественника к дверям салуна в  европейской  деревне.
Все же несколько воинов собрались а кучку и по тем взглядам, которые они
бросали на Хетти, разговаривая между собой, видно было, что  именно  г-н
является предметом их беседы. Это кажущееся равнодушие вообще характерно
для североамериканского индейца, но в  данном  случае  многое  следовало
приписать тому особому положению, в котором  находился  отряд.  Ирокезам
были хорошо известны все силы, находившиеся в "замке", кроме Чингачгука.
Поблизости не было ни другого племени, ни отряда войск, и зоркие развед-
чики стояли на страже вокруг озера, день и ночь  наблюдая  за  малейшими
движениями тех, кого без всякого преувеличения можно было теперь назвать
осажденными.
   В глубине души Хаттер был очень тронут поступком Хетти, хотя и принял
его с кажущимся равнодушием. Старик припомнил кроткую  мольбу,  с  какой
она обратилась к нему, когда он покидал ковчег, и постигшая его  неудача
сообщила этой просьбе особый смысл, о чем он легко мог позабыть в случае
успеха. Хаттер знал непоколебимую преданность своей простодушной  дочери
и понимал, что ею руководило совершенное бескорыстие.
   - Нехорошо, Хетти, - сказал он укоризненно, имея в виду  дурные  пос-
ледствия, грозившие самой девушке. - Это очень свирепые дикари: они  ни-
когда не прощают оскорбления, нанесенного им, и не склонны помнить  ока-
занную им услугу.
   - Скажи мне, отец, - спросила девушка, украдкой оглядываясь по сторо-
нам, как бы опасаясь, что ее подслушают, - позволил ли вам бог совершить
то жестокое дело, ради которого вы пришли сюда? Мне это надо знать, что-
бы свободно говорить с индейцами.
   - Тебе не следовало приходить сюда, Хетти. Эти скоты не поймут  твоих
чувств и намерений.
   - Но все-таки чем кончилось это дело, отец? Как видно,  ни  тебе,  ни
Непоседе не удалось добыть скальпов?
   - На этот счет ты можешь быть совершенно спокойна,  дитя.  Я  схватил
молодую девушку, которая пришла с тобой, но ее визг быстро привлек целую
стаю диких кошек, бороться с которыми оказалось не под силу христианину.
Если это может утешить тебя, то мы оба так же невинны по части скальпов,
как, несомненно, останемся невинны и по части получения премий.
   - Спасибо тебе за это, отец! Теперь я смело буду говорить с  ирокезс-
ким вождем - совесть моя будет спокойна. Надеюсь, Непоседа тоже не успел
причинить никакого вреда индейцам? i: - На этот раз, Хетти, - откликнул-
ся молодой человек, - вы попали в самую точку. Непоседе  не  повезло,  и
этим все сказано. Много видывал я шквалов на воде и на суше, но, сколько
помнится, ни один из них не мог бы сравниться с тем, что налетел на  нас
позапрошлой ночью в обличье этих индейских горлопанов. Да что тут  гово-
рить, Хетти! Разума у вас мало, но все-таки и вы можете иметь  кое-какие
человеческие понятия. Теперь я вас попрошу вдуматься в  наше  положение.
Мы со стариком Томом, вашим батюшкой, явились сюда за законной  добычей,
о которой говорится в прокламации губернатора.
   Ничего худого мы не замышляли. Но тут на нас напали твари, больше по-
хожие на стаю голодных волков, чем на обыкновенных дикарей,  и  скрутили
нас обоих, словно баранов; и произошло это гораздо скорее,  чем  я  могу
рассказать вам эту историю.
   - Но ведь вы теперь свободны, Гарри, -  возразила  Хетти,  застенчиво
поглядывая на молодого великана. - У вас не связаны ни руки, ни ноги.
   - Нет, Хетти, руки и ноги у меня свободны, но этого мало, потому  что
я не могу пользоваться ими так, как мне бы хотелось.  Даже  у  этих  де-
ревьев есть глаза и язык.
   Если старик или я вздумаем тронуть хотя бы один прутик  за  пределами
нашей тюрьмы, нас сгребут раньше, чем мы успеем пуститься наутек. Мы  не
сделаем и двух шагов, как четыре или пять ружейных пуль полетят за  нами
с предупреждением не слишком торопиться. Во всей колонии нет  такой  на-
дежной кутузки. Я имел случай познакомиться на опыте  с  парочкой-другой
тюрем и потому знаю, из какого материала они построены и что за  публика
их караулит.
   Дабы у читателя не создалось преувеличенного  представления  о  безн-
равственности Непоседы, нужно сказать, что преступления его  ограничива-
лись драками и скандалами, за которые он несколько раз сидел  в  тюрьме,
откуда почти всегда убегал, проделывая для себя двери в местах, не  пре-
дусмотренных архитектором. Но Хетти ничего не знала о  тюрьмах  и  плохо
разбиралась в разного рода преступлениях, если не считать того,  что  ей
подсказывало бесхитростное и почти инстинктивное понимание различия меж-
ду добром и злом. Поэтому грубая острота Непоседы до нее не дошла.  Уло-
вив только общий смысл его слов, она ответила:
   - Так гораздо лучше, Непоседа. Гораздо лучше, бели отец и  вы  будете
сидеть смирно, пока я не поговорю с ирокезом. И тогда все мы  будем  до-
вольны и счастливы. Я не хочу, чтобы вы следовали за мной. Нет,  предос-
тавьте мне действовать по-моему. Как только я все улажу и  вам  позволят
возвратиться в замок, я приду и скажу вам об этом.
   Хетти говорила с такой детской серьезностью и так была уверена в  ус-
пехе, что оба ее собеседника невольно начали рассчитывать на благополуч-
ный исход ее ходатайства, не подозревая, на чем оно основывалось. Поэто-
му, когда она захотела покинуть их, они не стали ей перечить, хотя виде-
ли, что девушка направилась к группе вождей, которые совещались  в  сто-
ронке, видимо обсуждая причины ее внезапного появления.
   Оставив свою новую подругу, Уа-та-Уа приблизилась к двум-трем старей-
шим воинам; один из них был всегда ласково ней и даже предлагал  принять
ее в свой вигвам как родную дочь, если она  согласится  стать  гуронкой.
Направив свои шаги в их сторону, девушка рассчитывала, что к  ней  обра-
тятся с расспросами. Она была слишком хорошо воспитана, согласно поняти-
ям своего народа, чтобы самовольно поднять голос в  присутствии  мужчин,
но врожденный такт и хитрость позволили ей привлечь внимание воинов,  не
оскорбляя их гордости. Ее притворное равнодушие возбудило любопытство, и
едва Хетти подошла к своему отцу, как делаварская девушка уже  очутилась
в кружке воинов, куда ее подозвали почти  незаметным,  но  выразительным
жестом. Здесь ее стали расспрашивать о том, где встретилась она со своей
товаркой и почему привела ее в лагерь. Только это и нужно было Уа-та-Уа.
Она объяснила, каким образом заметила слабоумие Хетти,  причем  постара-
лась преувеличить его степень, и затем вкратце рассказала, зачем девушка
явилась во вражеский стан. Слова ее произвели то самое  впечатление,  на
которое она и рассчитывала. Добившись своего, делаварка отошла в сторону
и принялась готовить завтрак, желая предложить его гостье. Однако бойкая
девушка ни на минуту не переставала  следить  за  обстановкой,  подмечая
каждое изменение в лицах вождей, каждое движение Хетта и все  мельчайшие
подробности, которые могли иметь отношение к  ее  собственным  интересам
или к интересам ее новой приятельницы.
   Когда Хетти приблизилась к вождю, кружок индейцев  расступился  перед
ней с непринужденной вежливостью, которая сделала бы честь и самым  бла-
говоспитанным белым людям. Поблизости лежало упавшее дерево,  и  старший
из воинов неторопливым жестом предложил девушке усесться на нем,  а  сам
ласково, как отец, занял место рядом с ней. Остальные столпились  вокруг
них с выражением серьезного достоинства, и девушка, достаточно  наблюда-
тельная, чтобы заметить, чего ожидают от нее, начала излагать цель свое-
го посещения.
   Однако в тот самый миг, когда она уже раскрыла рот, чтобы заговорить,
старый вождь ласковым движением руки предложил ей помолчать еще немного,
сказал несколько слов одному из своих подручных и затем терпеливо  дожи-
дался, пока молодой человек привел к нему Уа-та-Уа.
   Вождю необходимо было иметь переводчика: лишь немногие из находивших-
ся здесь гуронов понимали поанглийски, да и то с трудом.
   Уа-та-Уа была рада присутствовать при разговоре, особенно в  качестве
переводчицы. Девушка знала, какой опасностью грозила всякая попытка  об-
мануть одну из беседующих сторон, тем не менее решила  использовать  все
средства и пустить в ход все уловки, какие могло подсказать ей индейское
воспитание, чтобы скрыть появление своего жениха на озере и  цель,  ради
которой он туда пришел. Когда она приблизилась, угрюмый  старый  воин  с
удовольствием посмотрел на нее, ибо он с тайной гордостью лелеял надежду
вскоре привить этот благородный росток к стволу своего собственного пле-
мени. Усыновление чужих детей так же часто практикуется и так же безого-
ворочно признается среди американских племен, как и среди тех наций, ко-
торые живут под сенью гражданских законов.
   Лишь только делаварка села рядом с Хетти, старый вождь  предложил  ей
спросить "у красивой бледнолицей", зачем она явилась к  ирокезам  и  чем
они могут служить ей.
   - Скажи им, что я младшая дочь Томаса Хаттера. Томас Хаттер - старший
из пленников; ему принадлежат замок и ковчег, и  он  больше  всех  имеет
право считаться хозяином этих холмов и этого озера, потому что давно по-
селился в здешних местах, давно тут охотится и ловит рыбу.  Они  поймут,
кого ты называешь Томасом Хаттером, если ты им объяснишь. А потом скажи,
что я пришла сюда убедить их не делать ничего худого отцу и Непоседе, но
отпустить их с миром и обращаться с ними как с братьями, а не как с вра-
гами. Скажи им все это и не бойся ни за себя, ни за меня. Бог нас  защи-
тит.
   Делаварка исполнила ее желание, постаравшись по возможности буквально
точно передать слова своей подруги на ирокезском наречии, которым владе-
ла совершенно  свободно.  Вожди  выслушали  это  заявление  с  величавой
серьезностью; двое или трое, немного знавшие  поанглийски,  беглыми,  но
многозначительными взглядами выказали свое одобрение переводчице.
   - А теперь, Уа-та-Уа, - продолжала Хетти, лишь только ей дали понять,
что она может говорить дальше, - а теперь мне хочется, чтобы ты слово  в
слово передала краснокожим то, что я скажу. Сначала скажи им, что отец и
Непоседа явились сюда, желая добыть как можно больше скальпов. Злой  гу-
бернатор обещал деньги за скальпы, независимо  от  того,  будут  ли  это
скальпы воинов или женщин, мужчин или детей, и любовь к золоту была  так
сильна в их сердцах, что они не могли ей противиться. Скажи им это,  ми-
лая Уа-та-Уа, как ты слышала от меня, слово в слово.
   Сначала делаварка не решалась дословно перевести эту речь. Но,  заме-
тив, что индейцы, говорящие по-английски, отчасти  поняли  слова  Хетти,
она вынуждена была повиноваться. Вопреки всему, что мог бы ожидать циви-
лизованный человек, откровенное признание в том, что замыслили пленники,
не произвело дурного впечатления на слушателей. Они,  вероятно,  считали
подобный поступок проявлением доблести и не хотели  осуждать  других  за
то, что без всякого колебания могли сделать сами.
   - А теперь, Уа-та-Уа, - продолжала Хетти, заметив что вожди поняли ее
слова, - ты должна сказать им коечто поважнее. Они знают, что отец и Не-
поседа не успели причинить им зло, поэтому нельзя на  них  за  это  сер-
диться. Впрочем, если бы они даже убили нескольких детей или женщин, это
ничего бы не изменило, и то, что я хочу сказать, осталось  бы  в  полной
силе. Но сперва спроси, Уа-та-Уа, знают ли они, что существует бог,  ца-
рящий над всей землей, верховный владыка всех людей - красных и белых.
   Делаварка, видимо, была несколько удивлена этим вопросом, однако  пе-
ревела его по возможности точно и получила утвердительный ответ,  выска-
занный с величайшей серьезностью.
   - Очень хорошо, - продолжала Хетти, - теперь мне легче  будет  испол-
нить мой долг. Великий Дух, как вы называете нашего бога, приказал напи-
сать книгу, которую мы называем библией. В этой книге содержатся его за-
поведи и правила, которыми должны руководствоваться все люди не только в
своих поступках, но даже в помыслах и желаниях. Вот  эта  святая  книга.
Скажи вождям, что я сейчас им прочитаю кое-что, начертанное на ее  стра-
ницах.
   Так Хетти вынула из коленкорового чехла маленькую английскую библию с
таким благоговением, с каким католик мог бы прикоснуться к  частице  мо-
щей. Пока она медленно раскрывала книгу, угрюмые вожди, не  сводя  глаз,
следили за каждым ее движением. Когда они  увидели  маленький  томик,  у
двух или трех вырвалось тихое восклицание. Хетти с торжеством  протянула
им библию, как бы ожидая, что один вид ее должен произвести чудо.
   Затем, видимо нисколько не  удивленная  и  не  обиженная  равнодушием
большинства индейцев, она с живостью обратилась к делаварке:
   - Вот эта святая книга, Уа-та-Уа. Эти слова и строчки,  эти  стихи  и
главы - все исходит от самого бога.
   - А почему Великий  Дух  не  дал  этой  книге  индейцам?  -  спросила
Уа-та-Уа с прямотой неискушенного ума.
   - Почему? - ответила Хетти, несколько сбитая с толку этим неожиданным
вопросом. - Как - почему? Да ведь ты знаешь, что индейцы  не  умеют  чи-
тать.
   Делаварку, может быть, и не удовлетворило это объяснение, но  она  не
сочла нужным настаивать на своем. Она терпеливо сидела, ожидая  дальней-
ших доводов бледнолицей энтузиастки.
   - Ты можешь сказать вождям, что в этой  книге  людям  ведено  прощать
врагов, обращаться с ними как с братьями,  никогда  не  причинять  вреда
ближним, особенно из мести или по внушениям злобы. Как ты  думаешь,  мо-
жешь ли ты перевести это так, чтобы они поняли?
   - Перевести могу, но понять им будет трудно.
   Тут Уа-та-Уа, как умела, перевела слова Хетти насторожившимся  индей-
цам, которые отнеслись к этому с таким же удивлением, с каким  современ-
ный американец услышал бы, что великий властитель всех человеческих  дел
- общественное мнение - может заблуждаться. Однако два-три индейца,  уже
встречавшиеся с миссионерами, шепнули несколько слов своим товарищам,  и
вся группа приготовилась внимательно слушать дальнейшие пояснения. Преж-
де чем продолжать, Хетти серьезно спросила у делаварки, понятны ли  вож-
дям ее слова, и,  получив  уклончивый  ответ,  была  вынуждена  им  удо-
вольствоваться.
   - А теперь я прочитаю воинам несколько  стихов,  которые  им  следует
знать, - продолжала девушка еще более торжественно и серьезно, чем в на-
чале своей речи. - И пусть они помнят, что это собственные слова Велико-
го Духа. Во-первых, он заповедал всем: "Люби ближнего, как самого себя".
Переведи им это, милая Уа-та-Уа.
   - Индеец не считает белого человека своим ближним, -  ответила  дела-
варская девушка гораздо более решительно,  чем  прежде,  -  для  ирокеза
ближний - это ирокез, для могиканина-могиканин, для бледнолицего - блед-
нолицый. Не стоит говорить об этом вождю.
   - Ты забываешь, Уа-та-Уа, что это собственные слова Великого Духа,  и
вожди обязаны повиноваться им так же, как все прочие люди. А вот и  дру-
гая заповедь: "Если кто ударит тебя в правую щеку, подставь ему левую".
   - Что это значит? - торопливо переспросила Уата-Уа.
   Хетти объяснила, что эта заповедь повелевает не гневаться  за  обиду,
повелевает быть готовым вынести новые насилия со стороны оскорбителя.
   - А вот и еще, Уа-та-Уа, - прибавила она,  -  "Любите  врагов  ваших,
благословляйте проклинающих вас, творите добро ненавидящим вас, молитесь
за тех, кто презирает и преследует вас".
   Сильное возбуждение охватило Хетти: глаза ее заблестели, щеки зарумя-
нились, и голос, обычно такой тихий и певучий, стал  сильнее  и  вырази-
тельнее. Уже давно мать научила ее читать библию, и теперь она  перелис-
тывала страницы с изумительным проворством. Делаварка не могла бы  пере-
вести и половины того, что Хетти говорила в своем благочестивом  азарте.
Удивление сковало язык Уа-та-Уа так же, как и вождям, и юная энтузиастка
совсем обессилела от волнения, прежде чем переводчица  успела  пробормо-
тать хотя бы слово. Но затем делаварка вкратце перевела главную сущность
сказанного, ограничившись, впрочем, тем, что всего  больше  поразило  се
собственное воображение.
   Вряд ли нужно объяснять здесь читателю, какое впечатление могло  про-
извести все это на  индейских  воинов,  которые  считали  своим  главным
нравственным долгом никогда не забывать благодеяний и никогда не прощать
обид. К счастью, зная уже о слабоумии Хетти, гуроны о