ем, как бы  он  ни  распускал
хвост.
   - Наконец-то я слышу от тебя разумное слово, Следопыт! Это верно,  потому
что я твердо решил, что моим зятем будешь ты,  и  никто  иной.  Будь  я  сам
офицером, Мюр мог бы на что-то надеяться, но время  и  так  воздвигло  стену
между мной и дочерью, и я не хочу, чтобы его офицерский чин разделил  нас  с
ней на всю жизнь.
   - Сержант, мы должны  позволить  Мэйбл  следовать  влечению  собственного
сердца. Она молода, и ее не гнетет пока никакое горе. Упаси  господь,  чтобы
по моей вине хотя бы одна пушинка заботы отяготила ее душу, полную  радости.
Пусть смех ее всегда будет таким же счастливым и звонким, как сейчас.
   - Скажи, ты объяснился начистоту с моей  дочерью?  -  быстро  и  довольно
резко спросил сержант.
   Следопыт был слишком  честен,  чтобы  не  ответить  правдиво  на  вопрос,
поставленный так прямо, и слишком благороден, чтобы выдать Мэйбл  и  навлечь
на нее гнев отца, который, как он хорошо знал,  рассердившись,  бывал  очень
горяч.
   - Да, сержант, мы поговорили откровенно, - ответил он, -  но  если  Мэйбл
можно полюбить с первого взгляда, то обо мне этого не скажешь!
   - Неужто девчонка посмела отказать тебе, лучшему другу своего отца!
   Следопыт  отвернулся,  чтобы  скрыть  гримасу  боли,  которая  -  он  это
почувствовал - исказила его черты, и продолжал, как  обычно,  своим  ровным,
спокойным голосом:
   - Мэйбл слишком добра, чтобы  оскорбить  человека,  она  даже  собаке  не
скажет грубого слова. Просто я не спрашивал так, чтобы  мне  могли  отказать
наотрез.
   - Уж не ждал ли ты, что Мэйбл первая бросится тебе на шею? Она не была бы
дочерью своей матери, если бы так повела себя, да и я  усомнился  бы  тогда,
моя ли это дочь. Дунхемы так же любят действовать  в  открытую,  как  и  его
величество король, но они никому  не  навязываются.  Предоставь  мне  самому
уладить это дело. Следопыт, и я не  буду  откладывать  его  в  долгий  ящик.
Сегодня же вечером я переговорю с Мэйбл от твоего имени,  ведь  здесь  ты  -
главное лицо.
   - Я бы тебе не советовал, сержант, я бы не советовал. Я  сам  потолкую  с
Мэйбл и, думаю, в конце концов все уладится. Молодые  девушки  пугливы,  как
птицы. Они не слишком любят, чтобы их торопили  и  говорили  с  ними  резко.
Предоставь это дело мне и Мэйбл.
   - С одним условием, дружище: дай руку честного разведчика, что при первой
же возможности поговоришь с Мэйбл без обиняков и не будешь ходить вокруг  да
около.
   - Я спрошу ее, сержант, непременно спрошу, но тоже при условии, что ты не
будешь вмешиваться. Да, я обещаю спросить Мэйбл, хочет  ли  она  стать  моей
женой, даже если она в ответ рассмеется мне в лицо.
   Сержант Дунхем весьма охотно обещал не вмешиваться, ибо он упорствовал  в
своем заблуждении, уверенный, что человек, столь любимый и уважаемый им,  не
может не быть угодным и его дочери. Сам он женился на девушке  много  моложе
себя и не находил ничего дурного в том, что между Следопытом  и  Мэйбл  была
большая разница в летах. Мэйбл была настолько выше  отца  по  образованию  и
воспитанию, что он даже не мог постичь всей разницы между нею и  собой;  ибо
такова  одна  из  прискорбнейших  особенностей  общения   образованности   с
невежеством, хорошего вкуса - с безвкусицей, утонченности - с вульгарностью,
что судить эти высокие качества неизбежно призваны те, кто не имеет о них ни
малейшего понятия. Так и сержант Дунхем был не способен вполне оценить вкусы
Мэйбл или хотя бы приблизительно представить себе ее чувства,  подчиняющиеся
не столько рассудку, сколько безотчетным порывам и страсти. Но при всем  том
наш почтенный служака был не так уж неправ в оценке  шансов  Следопыта,  как
это могло бы показаться на первый взгляд. Зная, как никто,  все  неоспоримые
достоинства этого человека -  его  правдивость,  чистоту  помыслов,  отвагу,
самоотверженность, бескорыстие, -  сержант  был  не  столь  уж  безрассуден,
полагая, что подобные качества должны  произвести  глубокое  впечатление  на
сердце каждой женщины, которой пришлось бы узнать их; величайшее заблуждение
отца состояло в том, что он  воображал,  будто  дочь  его  может  сразу,  по
наитию, угадать все эти качества, которые он изучил за долгие годы дружбы  и
совместных скитаний.
   Следопыт  и  старый  солдат  спускались  с  холма  к   озеру,   продолжая
беседовать. Сержант старался убедить друга, что только робость помешала  ему
добиться успеха у Мэйбл и что настойчивость принесет  ему  победу.  Следопыт
был слишком  скромен,  слишком  неуверен  в  себе,  к  тому  же  его  сильно
обескуражило недавнее объяснение  с  Мэйбл,  и  он  не  очень  верил  словам
Дунхема. Но отец привел столько доводов, казавшихся  убедительными,  и  было
так отрадно надеяться, что девушка еще может принадлежать ему!  Читатель  не
должен удивляться,  что  ее  недавнее  поведение  уже  представлялось  этому
неискушенному сыну лесов в том свете, в каком ему хотелось  бы  его  видеть.
Правда, не все слова  сержанта  он  принимал  на  веру,  но  уже  готов  был
согласиться, что только девичья стыдливость и неумение разобраться  в  своих
чувствах побудили Мэйбл говорить с ним таким языком.
   - Квартирмейстер не по  нраву  Мэйбл,  -  заметил  Следопыт  в  ответ  на
какое-то замечание своего спутника. - Для нее он всегда останется волокитой,
у которого уже было четыре жены, если не все пять.
   - Да, многовато! Я допускаю, что мужчина может жениться  дважды,  это  не
оскорбляет добрых нравов и приличия, но четыре - это чересчур!
   - По моему разумению, и один-то раз жениться  -  целое  "обстоятельство",
как говорит мастер Кэп,  -  вставил  Следопыт,  заливаясь  своим  беззвучным
смехом. Он уже  немного  успокоился,  и  к  нему  возвращалась  его  обычная
жизнерадостность.
   - Так оно и есть, дружище, и даже очень важное "обстоятельство". Если  бы
я не предназначил тебе  в  жены  Мэйбл,  то  советовал  бы  тебе  всю  жизнь
оставаться холостяком. Но вот и моя дочка. А теперь - молчок!
   - Эх, сержант, боюсь, что ты все-таки ошибаешься!

Глава 19

   Таков был этот безмятежный
   И живописный сельский уголок.
   Мильтон

   Мэйбл ждала на берегу, и пирогу тотчас  же  спустили  на  воду.  Следопыт
переправил своих спутников через полосу  прибоя  с  таким  же  искусством  и
ловкостью, как раньше их высадил, и, хотя Мэйбл  порозовела  от  волнения  и
сердце у нее не раз сжималось от страха, ни капли воды не брызнуло  на  них,
пока они плыли к "Резвому".
   Озеро Онтарио похоже на вспыльчивого человека, который быстро  загорается
гневом, но так же быстро  остывает.  Волны  совершенно  улеглись,  и,  хотя,
насколько можно было окинуть глазом, у берега еще пенился прибой,  это  была
лишь узкая сверкающая полоска, которая то появлялась,  то  таяла,  как  тают
круги, расходящиеся от брошенного в пруд  камня.  Якорные  канаты  "Резвого"
едва виднелись над водой; Джаспер уже поднял  паруса,  готовые  к  отплытию,
чуть только их наполнит долгожданный попутный ветер.
   Солнце уже село,  когда  захлопал  грот,  и  форштевень  "Резвого"  начал
рассекать воду. Дул легкий южный ветерок, судно держало  курс  вдоль  южного
берега, намереваясь при первой возможности повернуть опять на  восток.  Ночь
прошла тихо, сон отдыхавших людей был глубок и покоен.
   Некоторые трудности  возникли  было  по  поводу  того,  кому  командовать
куттером, но все наконец уладилось, к общему согласию. Недоверие к  Джасперу
еще далеко не рассеялось, поэтому Кэп сохранил  право  надзора  над  молодым
капитаном, которого хотя и допустили к  управлению  судном,  но  только  при
условии, что старый моряк  будет  неусыпно  за  ним  наблюдать.  Джаспер  не
возражал, предпочитая не подвергать Мэйбл  новым  опасностям.  Он  прекрасно
понимал, что теперь, когда озеро утихомирилось, "Монкальм" непременно начнет
разыскивать куттер. У Джаспера, правда, хватило благоразумия  ни  с  кем  не
делиться своими опасениями, ибо уже случалось не раз, что меры,  к  которым,
ему казалось, лучше всего прибегнуть, чтобы ускользнуть от врага, чаще всего
возбуждали недоверие тех, кто мог расстроить  его  планы.  Другими  словами,
Джаспер предполагал, что храбрый молодой  француз,  капитан  неприятельского
корабля, снимется с якоря близ форта на Ниагаре, как только позволит  ветер,
и выйдет на озеро,  чтобы  дознаться,  какая  участь  постигла  "Резвый".  С
середины озера француз сможет просматривать  широкое  пространство;  поэтому
молодой капитан решил, что из предосторожности  следует  держаться  ближе  к
берегу: так будет легче избежать встречи с неприятельским кораблем.  К  тому
же на фоне берега паруса и  снасти  кут-тера  менее  заметны,  и  его  будет
трудней обнаружить. Джаспер предпочел идти ближе к южному берегу, потому что
то была наветренная сторона и, кроме того, француз меньше всего мог ожидать,
что встретит неприятельское судно так близко от своих поселений,  под  самым
носом у сильнейшего французского поста в этой части страны.
   Обо всем этом Кэп, к счастью, не имел понятия, а  сержант  был  настолько
занят мыслью о предстоящей военной операции, что не мог  входить  во  всякие
тонкости, не  имеющие  отношения  к  его  прямым  обязанностям.  Вот  почему
Джасперу никто не мешал. К утру он уже полностью забрал в свои руки  прежнюю
власть, без помехи  отдавал  распоряжения,  и  они  выполнялись  исправно  и
беспрекословно.
   Лишь только рассвело, все пассажиры собрались на палубе и, по обыкновению
путешествующих на кораблях, с любопытством обозревали широкий  горизонт.  По
мере того как отдельные предметы выступали из темноты, пейзаж  вырисовывался
все ясней в утреннем свете. На востоке, на западе и на севере не было  видно
ничего, кроме воды, золотившейся под лучами  восходящего  солнца:  но  вдоль
южного берега тянулась полоса леса, который в те времена как бы заключал все
озеро Онтарио в зеленую оправу. Вдруг в открывшемся впереди  просвете  между
деревьями  появились  массивные  стены  какого-то  дома,   своими   внешними
укреплениями, бастионами, блокгаузами и палисадами напоминавшего  замок.  Он
хмуро смотрел с мыса, сторожившего устье широкой реки. Как раз в ту  минуту,
когда показалась эта крепость, над ней поднялось маленькое  облачко,  и  все
разглядели белый французский флаг, развевавшийся на высоком флагштоке.
   Неприятно пораженный чтим зрелищем, Кэп крякнул и  бросил  подозрительный
взгляд на своего шурина.
   - Это французская грязная салфетка болтается на ветру, не будь  я  Чарльз
Кэп! - пробормотал он.  -  А  мы  так  стремимся  к  чертову  берегу,  будто
возвращаемся из путешествия в Индию и  нас  здесь  встречают  жены  и  дети!
Послушайте, Джаспер, что это вас так тянет к Новой Франции?  Или  вы  хотите
забрать здесь груз лягушек?
   - Я держусь ближе к берегу, сэр. Мне кажется, что неприятельский  корабль
нас здесь не заметит, а он  наверняка  носится  где-нибудь  у  подветренного
берега.
   - Так, так.., звучит правдоподобно! Хорошо, если  это  окажется  правдой.
Здесь-то, я полагаю, нет подводных течений?
   - Мы теперь у наветренного берега, - с улыбкой ответил Джаспер, -  но,  я
думаю, вы согласитесь, мастер Кэп,  что  сильное  подводное  течение  иногда
помогает стать на якорь. Вот на этом-то озере  подводное  течение  и  спасло
всем нам жизнь.
   - Врет, как француз! - буркнул Кэп, нимало не смущаясь тем,  что  Джаспер
может   его   услышать.   -   Мне   подавай   доброе,   честное,    открытое
англо-американское течение, которое можно увидеть с борта  корабля,  раз  уж
без него нельзя обойтись.  Не  нужно  мне  ваше  дурацкое  течение,  которое
прячется под водой, так что его не увидишь глазами и не пощупаешь руками.  И
вообще, если уж говорить без околичностей, то наше недавнее  спасение  -  не
что иное, как заранее подстроенный трюк!
   - Что ж,  нам,  по  крайней  мере,  выдался  удобный  случай  обследовать
важнейший пост неприятеля на Ниагаре, братец Кэп, - вставил сержант. -  Надо
нам глядеть в оба и помнить, что мы можем вот-вот столкнуться с противником.
   Этот совет был, пожалуй, излишним:  появление  уголка  земли,  обитаемого
людьми, и без  того  было  встречено  с  живейшим  любопытством  пассажирами
"Резвого", затерянными среди величавой, пустынной природы. Ветер посвежел  и
гнал куттер с большой скоростью, а когда открылась  река,  Джаспер  повернул
руль и подвел судно почти к самому устью Ниагары, этого крупнейшего пролива,
который здесь называют рекой. Порывы  ветра  доносили  глухой,  непрерывный,
тяжелый гул; он напоминал звучание басовых нот гигантского органа,  и  порою
чудилось, будто вся земля содрогается от этих звуков.
   - Такой сильный грохот, точно  прибой  обрушивается  на  пологий  морской
берег! - вскричал Кэп, когда странный шум достиг его ушей.
   - Да, да, но здесь единственное место в  этой  части  света,  где  бывает
такой прибой, - отозвался Следопыт. - Это не подводное течение, нет,  мастер
Кэп, но все воды, которые ударяются о скалы, задерживают  тут  свой  бег,  и
кажется, будто они возвращаются вспять. Вы  слышите  голос  старой  Ниагары,
величественнейшего потока, который низвергается с горы.
   - Неужели у кого-нибудь хватит наглости уверять, будто  эта  великолепная
широкая река падает с той горы?
   - И тем не менее это так, мастер Кэп, да, это так. А все оттого, что  для
нее не приготовили удобной лестницы или дороги, чтобы спускаться  вниз.  Вот
какая природа в наших краях, хотя я верю вам,  что  на  океане  все  гораздо
красивее. Ах, Мэйбл, как было бы прекрасно, если бы вы могли пройти со  мной
вдоль берега миль десять - двенадцать вверх по  течению  и  полюбоваться  на
чудеса, какие создал здесь господь!
   - Значит, вы видели этот  знаменитый  водопад?  -  живо  заинтересовалась
девушка.
   - Да, я его видел и даже стал там свидетелем ужасного происшествия. Мы  с
Великим Змеем выслеживали в этих  местах  французов,  и  он,  между  прочим,
рассказывал мне, что, по преданиям его народа, неподалеку отсюда должен быть
могучий водопад, и уговорил меня сделать небольшой крюк, чтобы взглянуть  на
это диво. Я уже слыхал небылицы о водопаде от  солдат  Шестидесятого  полка,
ведь я постоянно числился  при  нем,  а  в  Пятьдесят  пятом  состою  совсем
недавно; но я знал, что в любом полку вралей хоть  отбавляй,  и  мало  верил
этим россказням. Итак, пошли  мы  в  надежде  набрести  на  водопад  по  его
страшному реву, тому самому,  что  доносится  до  нас  сейчас.  Но  мы  были
разочарованы: тогда он не грохотал так сильно, как сейчас. Бывает и  в  лесу
так, мастер Кэп: бог разгневается, разбушуется там  у  себя  на  небесах,  а
потом кругом воцаряется тишина, точно дух его снова мирно витает над  землей
Вдруг мы вышли к реке повыше водопада. Один  молодой  делавар,  который  шел
вместе с нами, отыскал на берегу пирогу и решил переплыть в ней реку,  чтобы
добраться  до  островка,  видневшегося  на  самой  середине  водоворота.  Мы
убеждали его,  что  затея  эта  сумасбродна.  Да,  мы  говорили  ему  это  и
доказывали, что грешно искушать судьбу, без всякой нужды бросаясь  навстречу
смертельной опасности, но молодые делавары очень  похожи  на  наших  молодых
солдат - такие же они отчаянные и тщеславные. Чего только мы ему не говорит.
Он все равно не послушался нас и сделал по-своему. Мне кажется,  Мэйбл,  что
истинно великое деяние всегда исполнено спокойного достоинства и что  совсем
не то, когда человеком владеют пустые и суетные помыслы. Так было  и  в  тот
раз на водопаде. Как только пирога попала в стремнину, она  понеслась  почти
так же быстро, как надутый парус по  воздуху,  и  при  всей  своей  ловкости
делавар не справился с течением. Все  же  он  мужественно  боролся  за  свою
жизнь. Он работал веслом до самого конца, напоминая молодого оленя,  который
в воде ищет спасения от собак. Вначале он очень быстро пересек поток,  и  мы
уже было подумали, что он  одолеет  течение,  но  он  неправильно  рассчитал
расстояние, а когда заметил свой промах, то  повернул  пирогу  носом  против
течения, и тут началась такая борьба, что страшно было глядеть. Я бы пожалел
его, будь он даже минг! Несколько минут парень так бешено сопротивлялся, что
и в самом деле на короткое время победил мощь водопада. Но  есть  же  предел
человеческим силам! Один неверный взмах  весла  -  и  его  отбросило  назад;
пирогу стало сносить вниз фут за футом, дюйм за дюймом, пока она не достигла
того места, где поверхность  реки  кажется  гладкой  и  зеленой,  будто  она
соткана из миллиона водяных нитей, натянутых над  огромной  скалой;  тут  он
помчался стрелой в обратном направлении и вдруг  исчез  из  виду,  лишь  нос
пироги торчал из воды, ясно показывая нам, что  случилось  с  юношей.  Через
несколько лет я встретил одного мохока, который видел все это, стоя внизу по
ту сторону водопада. Он рассказал мне, что делавар, летя в ,воздухе, все еще
продолжал размахивать веслом, пока пучина не поглотила его.
   -  Что  же  стало  с  беднягой?  -  спросила  Мэйбл,   которую   захватил
безыскусственный, но красочный рассказ Следопыта.
   - Он, конечно, переселился в блаженную страну, где охотятся его  праотцы.
Хоть он и был отчаянным и тщеславным малым, ему нельзя отказать в  честности
и храбрости. Да, он погиб глупо, но Маниту краснокожих  так  же  милостив  к
своим творениям, как бог христиан - к своим.
   В эту минуту с блокгауза возле  крепости  раздался  пушечный  выстрел,  и
небольшого калибра ядро просвистело над мачтой куттера, словно предупреждая,
чтобы он не подходил ближе. Джаспер стоял у руля и держал корабль на должном
расстоянии  от  крепости.  Он  улыбался,  его  нисколько  не   раздосадовала
неучтивая  встреча  "Резвый"  теперь  попал  в  полосу  речного  течения,  и
надувшиеся паруса  унесли  его  так  далеко,  что  ему  больше  не  угрожали
выстрелы; затем он спокойно поплыл вдоль берега. Как  только  открылся  весь
вид на реку, Джаспер уверился, что "Монкальм" не стоит там на якоре; матрос,
которому было приказано влезть на верхушку мачты, спустился и  доложил,  что
на горизонте нет ни единого паруса. Итак, маневр Джаспера удался, можно было
надеяться,  что  капитан  французского  корабля  проглядел  куттер,  держась
середины озера и направляясь к верхней его части.
   Весь день ветер дул к югу.  "Резвый"  продолжал  свой  путь,  держась  Но
расстоянии одной мили от  берега  и  делая  от  шести  до  восьми  узлов  по
совершенно спокойной воде. Местность не обличалась разнообразием - без конца
и края тянулся лес, - и вместе с тем она была  не  лишена  своей,  особенной
прелести. Утесы самых причудливых очертаний  возникали  один  за  другим,  и
куттер бежал мимо них, пересекая  бухты,  такие  глубокие,  что  они  вполне
заслуживали названия заливов. Однако нигде  глаз  не  замечал  ни  малейшего
признака цивилизации. Время от времени реки вливали свою  лепту  в  огромный
бассейн озера, но и по их берегам на целые мили в  глубь  страны  ничего  не
было видно, кроме той же стены  леса;  даже  окаймленные  деревьями  широкие
заливы, которые сообщались с Онтарио лишь  узкими  протоками,  появлялись  и
вновь исчезали, не обнаруживая и следа человеческого жилья на своих берегах.
   Никто из пассажиров, стоявших на палубе, не  любовался  этой  картиной  с
таким нескрываемым восхищением, как Следопыт. Глаза  его  были  прикованы  к
бесконечной линии леса; и, несмотря на то, что для  него  было  наслаждением
стоять так близко к Мэйбл, слушать ее милый голосок и откликаться хотя бы  в
душе на ее веселый смех, он всем существом своим стремился под высокие своды
кленов,  дубов  и  лип,  ибо  знал,  что  только  там  его  ждут   истинные,
непреходящие радости. Совсем иначе смотрел на  окружающее  Кэп.  Не  раз  он
выражал неудовольствие по поводу того, что на  их  пути  не  встречаются  ни
маяки, ни колокольни, ни бакены, ни  стоящие  на  рейде  корабли.  Нигде  на
свете, утверждал он, не найдешь такого побережья.