об этом, когда
лежали в пещере здесь на острове, и оба пришли к убеждению, что только из-за
измены Джаспера попали в такой  дурацкий  переплет.  Но  теперь  тебе  лучше
собраться с мыслями, сержант, и подумать о другом. Когда  корабль  входит  в
незнакомую  гавань,  благоразумнее  подумать,  как  стать  на   якорь,   чем
перебирать все события, приключившиеся  в  пути;  на  то  имеется  вахтенный
журнал, куда все заносится, и что  там  вписано,  будет  говорить  "за"  или
"против" нас... А вот и Следопыт! Что-нибудь на  горизонте,  вы  мчитесь  по
лестнице, как индеец за скальпом?
   Проводник приложил палец к губам и поманил к себе Кэпа.
   - Нужно действовать осторожно и смело, - сказал он, понизив голос. -  Эти
гады всерьез решили поджечь блокгауз, теперь он им уже ни к чему. Я  слышал,
как бродяга Разящая Стрела подстрекал их  сделать  свое  черное  дело  нынче
ночью. Приготовимся, Соленая  Вода,  и  всыплем  им  как  следует.  На  наше
счастье, в блокгаузе припасено бочек  пять  воды,  а  это  при  осаде  много
значит. К тому же наш верный друг Змей на свободе; не может быть,  чтобы  он
нам не помог.
   Кэп,  не  дожидаясь  второго  приглашения,  на  цыпочках  последовал   за
Следопытом в верхнюю комнату, а Мэйбл заняла его  место  у  изголовья  отца.
Убрав свечу, чтобы не подставить себя под  предательский  выстрел  индейцев.
Следопыт открыл одну из бойниц и,  приблизившись  к  прорези,  ждал  оклика.
Наконец голос Мюра прервал наступившую тишину.
   - Мастер Следопыт, - крикнул  шотландец.  -  С  вами  желает  вступить  в
переговоры друг. Можете смело подойти  к  бойнице  -  пока  вы  беседуете  с
офицером Пятьдесят пятого полка, вам нечего опасаться.
   - Что вам угодно, квартирмейстер, что вам угодно Я знаю  Пятьдесят  пятый
полк и  считаю  его  храбрым  полком,  хотя  вообще-то  питаю  склонность  к
Шестидесятому, а делаваров предпочитаю  тому  и  другому.  Так  чего  же  вы
хотите, квартирмейстер? Должно быть, уж очень срочное поручение привело  вас
сюда, под блокгауз, в  такую  позднюю  пору,  хоть  вы  и  знаете,  что  тут
"оленебой" - Но вы же не причините вреда другу, Следопыт, и потому я  уверен
в своей безопасности. Вы человек рассудительный и своей  храбростью  стяжали
себе такую славу на границе, что вам незачем идти на безрассудный риск. Сами
понимаете, любезный, что в безвыходном  положении  более  похвально  сдаться
добровольно, нежели упорствовать наперекор законам войны. Неприятель слишком
силен, мой храбрый друг, и я пришел  посоветовать  вам  сдать  блокгауз  при
условии, что с вами обойдутся, как с военнопленными.
   - Благодарю вас за ваш бесценный совет, квартирмейстер, тем более что  он
ничего не стоит. Но не в моей натуре сдавать укрепление, пока там имеются  в
достатке и пища и вода.
   - О, я никогда не стал бы отговаривать вас от столь мужественного решения
если б видел малейшую возможность его выполнить.  Но  ведь  вы  знаете,  что
мастер Кэп пал!...
   - Ничего подобного! - гаркнул тот, о ком шла речь, из другой бойницы - Не
только не пал, но, как видите, поднялся на это вот укрепление и отнюдь, пока
это  от  меня  зависит,  не  расположен  опять  доверить  свои  кудри  таким
цирюльникам Я считаю блокгауз весьма добротным обстоятельством и намерен  им
воспользоваться.
   - Если это не голос выходца с того света, - ответил Мюр, -  я  очень  рад
его слышать, потому что все мы считав, что достойный моряк погиб в последней
перепалке. Но, мастер Следопыт, хотя вы  и  наслаждаетесь  обществом  вашего
друга Кэпа, а это действительно великое удовольствие, судя по тем двум  дням
и ночи, что я провел с ним в пещере, мы  потеряли  сержанта  Дунхема  -  его
убили вместе со всеми храбрецами, участниками вылазки. Лунди настоял на том,
чтобы он командовав, хотя было бы разумнее и приличнее послать офицера, а не
рядового. Тем не менее Дунхем был храбрым солдатом,  и  его  памяти  отдадут
должное. Словом, все мы не щадили себя, а большего не скажешь даже о  принце
Евгении, герцоге Мальборо или о самом великом графе Стэре.
   - Ошибаетесь, квартирмейстер, опять-таки ошибаетесь. - ответил  Следопыт,
прибегая  к  хитрости,  чтобы  приумножить  силы  гарнизона.  -  Сержант   в
блокгаузе, где, можно сказать, теперь в сборе вся семья.
   - Что ж, рад это слышать, потому что мы  считали  сержанта  погибшим  Но,
если очаровательная Мэйбл все еще в блокгаузе, пусть,  ради  всего  святого,
уходит оттуда, и как можно скорее потому что враг намерен поджечь здание. Вы
ведь знаете силу этой грозной стихии и, сдав укрепление,  которое  немыслимо
защитить, скорее оправдаете свою  славу  чем  если  обречете  себя  и  своих
товарищей на бессмысленную гибель.
   -  Мне  знакома  сила  этой   грозной   стихии,   как   вы   выражаетесь,
квартирмейстер, и мне незачем в этот поздний час объяснять, что огонь  можно
использовать не только на едоку похлебки. Но я не сомневаюсь в том что и  вы
слышали о грозной силе "оленебоя", и всякий, кто попытается  подвалить  кучу
хвороста к этим стенам, отведает его свинца. А что касается  стрел,  то  ими
здание не зажжешь, кровля блокгауза крыта  не  дранкой,  а  толстыми  сырыми
бревнами, и воды у нас вдоволь. К тому же как вы знаете крыша  плоская,  гак
что по ней можно ходите, и, пока есть вода нам нечего бояться квартирмейстер
Я человек смирный, когда меня не трогают, но того,  кто  попытается  поджечь
над моей головой крышу, я заставлю погасить огонь его же кровью.
   - Это все романтическая болтовня, Следопыт, как вы сами,  признаете  если
трезво оценить обстановку. Я надеюсь вы не станете  отрицать  преданность  и
отвагу Пятьдесят пятого пока, так вот, я  совершенно  убежден,  что  военный
совет в данных условиях вынес бы решение  о  немедленной  капитуляции.  Нет,
нет. Следопыт, никому не  нужное  молодечество  столь  же  мало  походит  на
храбрость Уоллеса или Брюса как Олбани на Гудзоне на город Эдинбург.
   - Поскольку мы оба очевидно, остаемся при  своем  мнении,  квартирмейстер
разговаривать нам дальше бесполезно Если притаившиеся позади вас гады  хотят
приступить к выполнению своею  дьявольского  замысла,  незачем  откладывать.
Пусть себе жгут дерево, а я буду жечь порох. Будь я индейцем, я бы, вероятно
не хуже их бахвалился на костре, но так как я  и  от  природы  и  по  складу
характера белый, то более склонен действовать, чем болтать. А вы, как офицер
его величества, наговорили достаточно, и, если всех  нас  сожгут,  никто  не
будет на вас в претензии.
   - И вы, Следопыт, решитесь подвергнуть  Мэйбл,  прелестную  Мэйбл,  такой
опасности!
   - Мэйбл Дунхем ухаживает за раненым отцом, и господь бог защитит набожную
девушку. Ни один волос не упадет с ее головы, пока рука моя  тверда  и  глаз
верен; и, хотя вы,  как  видно,  доверяете  мингам,  мистер  Мюр,  я  им  ни
нисколечко не верю. Вы связались с  отъявленным  мошенником,  тускаророй,  у
которого хитрости и злобы хватит на то, чтобы совратить  целое  племя,  хотя
боюсь, что минги и до того, как с ним спутались,  были  испорчены  до  мозга
костей.  Но  довольно.  Пусть  каждый  действует  по  своему   разумению   и
способностям.
   Во  время  этого  разговора  Следопыт,  остерегаясь  предательской  пули,
держался подальше от амбразуры и теперь предложил Кэпу подняться  на  крышу,
чтобы подготовиться к первому натиску противника. Хотя моряк взобрался  туда
достаточно быстро, он обнаружил по меньшей мере с десяток торчащих в бревнах
зажженных  стрел.  Поляна  вокруг  блокгауза  огласилась  криками   и   воем
неприятеля. Сразу затем последовал ружейный залп, и пули защелкали о бревна,
свидетельствуя, что сражение началось не на шутку.
   Но эти звуки не устрашили ни Следопыта, ни Кэпа, а Мэйбл  была  настолько
поглощена своим горем, что ей было не до страха.  К  тому  же  она  обладала
достаточным здравым смыслом, чтобы понимать значение укреплений и  оценивать
их по достоинству.
   Что касается сержанта, то знакомые звуки пробудили его к жизни,  и  Мэйбл
больно было видеть, как у отца, прислушивающегося  к  шуму  боя,  загораются
остекленевшие глаза и кровь приливает к  бледным  щекам.  Тут  только  Мэйбл
поняла, что он бредит.
   - Пехота, вперед! - бормотал он. - Гренадеры, готовьсь! Как  они  посмели
напасть на форт! Почему молчит артиллерия?
   В это мгновение в тишине ночи прогрохотал  пушечный  выстрел.  В  верхнем
помещении, куда угодил снаряд, послышался  треск  рушащихся  балок,  и  весь
блокгауз сотрясся до основания. Бомба едва не задела Следопыта, и, когда она
взорвалась, Мэйбл закричала; она решила, что снесло  весь  верх  и  дядя  со
Следопытом погибли. К довершению ее ужаса, сержант завопил:
   - Огонь!..
   - Мэйбл! - закричал Следопыт, просунув  голову  в  люк.  -  Сразу  видать
работу мингов: много шуму, мало толку. Бродяги захватили гаубицу, которую мы
отняли у французов, и выстрелили в блокгауз: на  наше  счастье,  они  извели
единственный снаряд, так  что  теперь  им  пушка  бесполезна.  Бомба  только
разбросала запасы на чердаке, но никого не поранила. Ваш дядюшка все еще  на
крыше, а я так часто бывал под  обстрелом,  что  меня  никакой  гаубицей  не
запугаешь, да еще если она в руках индейцев.
   Мэйбл пролепетала слова благодарности и снова сосредоточила свое внимание
на отце, отчаянным усилиям которого подняться  препятствовала  лишь  крайняя
слабость. В последовавшие затем минуты она настолько была поглощена заботами
о раненом, что едва ли даже слышала поднявшийся вдруг гвалт. А вокруг  стоял
такой шум и гам, что, не  будь  мысли  девушки  заняты  другим,  они  скорее
оглушили бы ее, чем встревожили.
   Кэп сохранял  поразительное  хладнокровие.  Правда,  теперь  он  проникся
глубоким и всевозрастающим почтением к способностям дикарей и даже готов был
признать могущество  Пресной  Воды,  но  ужас  его  перед  индейцами  больше
проистекал от мысли, что с него  сдерут  скальп  и  начнут  мучить,  чем  от
малодушного страха смерти.  Кроме  того,  он  находился  если  не  на  борту
корабля, то на палубе дома и, понимая, что опасность быть взятым на  абордаж
вряд ли  ему  угрожает,  носился  по  крыше,  нимало  не  думая  о  себе,  с
легкомысленным бесстрашием, которое Следопыт, знай он о  его  безрассудстве,
первый бы осудил. Вместо того чтобы искать укрытия, как это принято в боях с
индейцами, Кэп появлялся то на одном, то на другом конце крыши, окатывая  ее
водой с деловитой невозмутимостью матроса, убирающего паруса в морском  бою.
Именно его поведение и вызвало такой шум среди осаждающих:  не  привыкшие  к
тому, чтобы враг столь явно пренебрегал опасностью, индейцы, приметив  Кэпа,
голосили, как свора гончих, завидевших лису. Он  был  словно  заколдован  от
пуль, они так и свистели вокруг него и  даже  в  нескольких  местах  опалили
одежду, но ни одна его даже не  задела.  Когда  бомба  угодила  в  чердачную
балку, старый моряк, отбросив  ведро,  троекратно  прокричал  "ура"  и  стал
крутить над головой своей  треуголкой.  За  этим-то  героическим  деянием  и
застиг его взрыв. Сей своеобразный  подвиг,  вероятно,  и  спас  ему  жизнь,
потому что с этой  минуты  индейцы,  единодушно  решив,  что  "Соленая  Вода
спятил", перестали в него стрелять  и  даже  пускать  зажженные  стрелы:  по
непонятному великодушию дикари никогда не поднимают руку на безумных.
   Следопыт вел себя совсем иначе. Все его действия  в  силу  приобретенного
опыта и привычной осторожности были точно рассчитаны. Он держался  вдали  от
бойниц, и место, избранное им для наблюдения, было  вне  досягаемости  пуль.
Знаменитому проводнику не раз  случалось  участвовать  в  смелых  операциях.
Рассказывали, что однажды индейцы привязали его к столбу, чтобы сжечь, и он,
не дрогнув, снес жестокие пытки и надругательства свирепых и изобретательных
дикарей. По всей границе, всюду, где только ни обитали и ни сражались  люди,
ходили легенды о подвигах, хладнокровии и отваге Следопыта. Но на  этот  раз
сторонний наблюдатель, незнакомый с его прошлым и репутацией, мог бы принять
такую чрезмерную осторожность и  заботу  о  самосохранении  за  обыкновенную
трусость. Однако подобная оценка была бы неверна. Следопыт думал о Мэйбл,  о
том, что ждет  несчастную  девушку,  если  его  убьют.  Но  эта  мысль  лишь
заставляла его быстрее соображать, не изменяя  своей  обычной  осторожности.
Как всякий истинно храбрый человек, он не задавался вопросом, как  истолкуют
его поступки окружающие. Действуя в трудную  минуту  с  мудростью  змеи,  он
вместе с тем был простодушен, как дитя.
   Первые десять минут осады Следопыт ни  разу  даже  не  оторвал  ружейного
приклада от пола, разве только когда менял  положение,  а  так  как  он  сам
участвовал в захвате гаубицы, то ему было известно, что у дикарей нет другой
бомбы, помимо обнаруженной отрядом в стволе пушки. Поэтому у  него  не  было
никаких причин опасаться  огня  нападающих,  разве  что  в  бойницу  залетит
какая-нибудь шальная пуля. Раза два это  случалось,  но  пули  попадали  под
таким углом, что,  пока  индейцы  держались  вблизи  здания,  они  не  могли
причинить никакого вреда, а с большого  расстояния  Шанс  попадания  был  не
более одного на сто. Но, когда Следопыт услышал топот обутых в мокасины  ног
и треск сучьев, которые индейцы стаскивали к стенам блокгауза, он понял, что
они опять собираются подпалить вышку. Он вызвал Кэпа  с  крыши,  где  всякая
опасность миновала, и указал ему на  бойницу,  возле  которой  старый  моряк
должен был стоять наготове с водой.
   Человек менее опытный,  чем  наш  герой,  конечно,  поспешил  бы  пресечь
опасную затею индейцев и преждевременно прибег  бы  к  оружию.  Следопыт  же
поступил не так. Цель его заключалась не только в том, чтобы погасить огонь,
которого он не очень-то страшился, но и проучить врага:  заставить  индейцев
весь остаток ночи держаться на почтительном расстоянии от блокгауза. Но  для
этого надо было подождать, пока свет костра даст ему возможность как следует
прицелиться   и   бить   без   промаха.   Поэтому   он   позволил   ирокезам
беспрепятственно набрать валежник, сложить его в кучу у блокгауза, поджечь и
:вернуться в кусты. Единственное, что было разрешено Кэпу, -  это  подкатить
бочку с водой к бойнице над самым костром с тем, чтобы в нужную минуту  вода
была под рукой. Однако пора эта настала, по мнению Следопыта,  только  когда
вспыхнувшее  пламя  озарило  окружающие  кусты  и  острый,  наметанный  глаз
проводника ясно различил силуэты трех-четырех дикарей, следивших за тем, как
занимается  огонь,  с  холодным  бесстрастием  людей,  привыкших  равнодушно
наблюдать человеческие страдания. Лишь тогда Следопыт заговорил.
   - Вы готовы, дружище Кэп? - спросил он. - Огонь уже выбивается из щели, и
хотя сырые бревна не вспыхивают, как некоторые раздражительные люди, но  кто
поручится, что они не загорятся, если их хорошенько подогреть. Бочонок у вас
наготове? Проверьте, над той ли он бойницей, чтобы ни  одной  капли  зря  не
пролить.
   - Есть! - отвечал Кэп, как обычно говорят флотские.
   - Тогда ждите сигнала. Никогда не следует горячиться в критическую минуту
и безрассудно лезть в бой. Ждите сигнала.
   Отдавая  эти  распоряжения.   Следопыт,   видя,   что   наступает   время
действовать, готовился и сам. Он приложил к плечу "оленебой",  прицелился  и
выстрелил. Все это заняло не более нескольких секунд,  и,  только  убрав  из
амбразуры ружье, он выглянул.
   -  Одной  гадиной  меньше,  -  пробормотал  про  себя  Следопыт.  -   Ты,
безжалостная скотина, уже как-то мне попадался! Ну что ж, поступил по  своим
способностям, по способностям и получил! Уложу-ка я еще  одного  подлеца,  и
хватит с меня на сегодня. На рассвете, может быть, работенка будет пожарче.
   Разговаривая сам с собой, Следопыт заряжал  ружье,  а  когда  замолк,  на
земле корчился еще один индеец. Этого и в самом  деле  оказалось  достаточно
притаившаяся в кустах ватага, в ожидании третьего удара карающей десницы, не
зная, кто на виду, а кто нет, разбежалась в поисках более надежного укрытия.
   - Ну, а теперь заливай, мастер Кэп, - бросил Следопыт. - Я поставил  свое
тавро на этих  подлецах,  и  нынешнюю  ночь  нам  нечего  опасаться  огня  -
Берегись, ошпарю! - закричал Кэп, опрокидывая бочку  так  ловко,  что  сразу
залил огонь.
   На том и закончился  этот  необыкновенный  бой,  и  остаток  ночи  прошел
спокойно.  Следопыт  и  Кэп  дежурили  по  очереди,  но  ни  один   из   них
по-настоящему не спал. Да они особенно и не нуждались в  сне,  так  как  оба
привыкли к длительному бодрствованию. Следопыт, тот в иную  пору,  казалось,
был просто нечувствителен к голоду и  жажде,  и  никакая  усталость  его  не
брала.
   Дежуря у ложа отца, Мэйбл постепенно начинала понимать, насколько счастье
в этом мире иллюзорно. Собственно, она и прежде жила без отца и связь  ее  с
единственным родным человеком была  скорее  воображаемой,  чем  реальной,  а
теперь, когда ей предстояло  потерять  его,  ей  казалось,  что  со  смертью
родителя мир совсем опустеет и она никогда уже не будет счастлива.

Глава 25

   Был ночью ветер, грозен и могуч,
   И падал дождь потоками с небес,
   Но вот сверкает солнца первый луч,
   И птичий щебет оглашает лес.
   Вордсворт

   На рассвете Следопыт и Кэп  опять  поднялись  на  крышу,  чтобы  еще  раз
осмотреть остров.  Вокруг  плоской  кровли  блокгауза  шел  низкий  парапет,
служивший надежной защитой для стоявших на ней людей и устроенный для  того,
чтобы можно было стрелять поверх него из укрытия. Из-за этой  невысокой,  но
весьма прочной ограды обоим наблюдателям был хорошо виден остров и почти все
ведущие к нему протоки; они не могли разглядеть только то, что  было  скрыто
кустарником. С юга все еще дул, сильный ветер, и  река,  кое-где  зеленая  и
сердитая, бурлила, хотя шквал ослабел и вода больше  не  пенилась.  Островок
имел форму почти правильного овала, вытянутого с востока на запад.  Поэтому,
двигаясь по омывающим его протокам, любое судне благодаря различным течениям
и направлениям ветра могло идти с надутыми парусами. Кэп это сразу  понял  и
объяснил Следопыту, они оба надеялись теперь только на помощь из  Осуиго.  И
вот они стояли, тревожно озираясь  по  сторонам,  как  вдруг  Кэп  громко  и
радостно воскликнул:
   - Парус!
   Следопыт быстро обернулся в ту сторону,  куда  смотрел  старый  моряк,  и
заметил предмет, вызвавший  его  восторг.  С  возвышения,  где  они  стояли,
ближайшие  низкие  острова  были  видны  как  на  ладони,  и  сквозь  кусты,
окаймлявшие берег острова,  расположенного  к  юго-западу  от  них,  мелькал
парус. Судно шло, как говорят моряки, с малой парусностью, но ветер гнал его
с быстротой скачущей во весь опор лошади, и белый парус пробегал в просветах
зелени, словно летящее по небу облако.
   - Нет, это не может быть Джаспер, - разочарованно проговорил Следопыт, не
узнав куттера своего друга в этом несущемся  корабле.  -  Нет,  нет,  парень
опаздывает,  Это  судно  французы  посылают   на   помощь   своим   друзьям,
распроклятым мингам.
   - Ну, уж на сей раз, дружище Следопыт, вы  промахнулись  как  никогда,  -
возразил Кэп, нисколько не утративший в этом критическом  положении  обычной
самоуверенности. - Пресная вода или  соленая,  но  это  верхний  угол  грота
"Резвого", он скроен более узким клином, чем полагается, да и гафель у  него
вздернут. Хоть и надо признать, что  стоит  он  совсем  недурно,  но  гафель
все-таки вздернут.
   - Правду сказать, ничего я  тут  не  разберу,  -  ответил  Следопыт,  для
которого даже одни эти названия были китайской грамотой.
   - Как же так! Удивительно, а я-то думал,  что  от  ваших  глаз  ничто  не
укроется. Но мне этот грот и этот гафель хорошо знакомы. Должен  признаться,
мой друг, что на вашем месте я бы опасался, не слабеют ли у меня глаза.
   - Раз Джаспер и вправду здесь, опасаться вообще нечего.  Еще  восемь  или
десять часов мм вполне продержимся в блокгаузе  да