райней мере, двое из них  най-
дут свою смерть.
   Они опустили свои ружья, как делают это охотники, готовясь  к  началу
действий, бросились вперед и вскоре исчезли во мраке леса.


   Глава XXVII
   Антоний. Я буду помнить. Ведь слово Цезаря - закон.
   Шекспир. "Юлий Цезарь"

   Любопытство дикарей, оставшихся у темницы Ункаса, одержало  верх  над
их страхом перед колдуном.
   Осторожно подкрались они к щели,  сквозь  которую  пробивался  слабый
свет огня. В продолжении нескольких минут они принимали Давида за своего
пленника, но затем случилось именно то, что  предвидел  Соколиный  Глаз.
Певец, утомленный долгим сидением  в  скорченном  положении,  постепенно
стал вытягивать свои ноги, и наконец одна из ног коснулась угасавших уг-
лей и отбросила их в сторону. Сначала гуроны подумали, что это сила  ча-
родейства так изуродовала могиканина. Но, когда  Давид,  не  подозревая,
что за ним наблюдают, повернул голову и показал свое простодушное  лицо,
всякие сомнения рассеялись даже у легковерных дикарей. Они  бросились  в
хижину и, накинувшись без всякой церемонии на  сидевшего  там  человека,
немедленно увидели обман. Тогда раздался первый крик,  который  услышали
беглецы. За ним последовал второй, в котором  зазвучали  злоба  и  жажда
мести. Как ни был тверд Давид в своем намерении прикрыть  бегство  своих
друзей, он все же подумал, что наступил его последний час. У него не бы-
ло ни книги, ни камертона; пришлось обратиться к памяти, редко  изменяв-
шей ему.
   Громким, полным вдохновения голосом  он  запел  первые  стихи  погре-
бального псалма, чтобы приготовиться к переходу в  другой  мир.  Индейцы
вовремя вспомнили о его безумии и, выбежав из хижины,  подняли  на  ноги
все население лагеря.
   Лишь только раздались звуки тревоги, двести человек уже были  на  но-
гах, готовые отправиться в бой  или  в  погоню  за  врагом.  Известие  о
бегстве пленника быстро распространилось, и все члены племени, с  нетер-
пением ожидая распоряжений начальников,  собрались  вокруг  хижины,  где
обычно происходили совещания. Понятно, что присутствие  хитрого,  умного
Магуа оказалось необходимым при таком неожиданном событии. Имя его  сей-
час же стало передаваться из уст в уста, и все с изумлением оглядывались
вокруг, не видя его среди толпы. За ним тут же послали,  с  требованием,
чтобы он явился немедленно.
   В то же время самым проворным и ловким из  молодых  воинов  приказано
было под прикрытием леса обойти прогалину, чтобы удостовериться, не  за-
мышляют ли чего-нибудь против гуронов их подозрительные соседи - делава-
ры. Женщины и дети бегали из стороны в сторону; во  всем  лагере  царило
страшное волнение. Но мало-помалу всеобщее  беспокойство  стало  ослабе-
вать, и через несколько минут старейшие вожди  собрались  в  хижине  для
важного совета.
   Громкий гул многочисленных голосов возвестил  о  приближении  отряда,
которому предстояло сообщить еще более удивительную новость. Толпа расс-
тупилась, и несколько воинов вошли в хижину, неся на руках  злополучного
колдуна, которого
   Соколиный Глаз так долго держал в неволе.
   Гуроны по-разному относились к этому человеку: некоторые из них слепо
верили в силу колдуна, другие считали его обманщиком. Но теперь все слу-
шали его с глубочайшим вниманием.
   Когда он окончил свой короткий рассказ, выступил отец больной женщины
и, в свою очередь, рассказал все, что было ему известно.
   Эти два рассказа дали надлежащее направление поискам, к которым гуро-
ны немедленно приступили со своей обычной осмотрительностью.
   Они поручили осмотреть пещеру самым умным и храбрым воинам.  Так  как
времени терять было нельзя, воины сейчас же встали и молча вышли из  хи-
жины. Когда они дошли до входа в пещеру, младшие пропустили вперед стар-
ших, и все пошли по низкой темной галерее, готовые в  случае  надобности
пожертвовать собой и в то же время опасаясь неизвестного противника.
   Первое помещение  в  пещере  было  по-прежнему  мрачно  и  безмолвно.
Больная лежала на том же месте и в той же позе, хотя среди  отряда  были
очевидцы, уверявшие, что видели, как ее уносил в лес "лекарь  белых  лю-
дей". Тогда глаза всех присутствующих устремились на отца больной. Разд-
раженный этим немым обвинением и в глубине души смущенный таким непонят-
ным обстоятельством, вождь подошел к постели и  недоверчиво  взглянул  в
лицо больной, как бы сомневаясь, она ли это.
   Дочь его была мертва.
   Естественное чувство горя одержало на мгновение верх  над  всеми  ос-
тальными чувствами, и старый воин прикрыл глаза рукой. Потом он  овладел
собой, взглянул на своих товарищей и, указывая на труп, сказал на  языке
своего народа:
   - Жена моего молодого друга покинула нас! Великий  Дух  гневается  на
своих детей!
   Печальное известие было встречено торжественным безмолвием. После ко-
роткого молчания один из старейших индейцев только что хотел заговорить,
как вдруг из соседнего помещения выкатился какой-то темный предмет.  Все
невольно отшатнулись, не зная, с кем приходится иметь дело, и смотрели с
удивлением на этот незнакомый предмет, пока слабый свет не осветил иска-
женного, но по-прежнему свирепого и  угрюмого  лица  Магуа.  Общий  крик
изумления последовал за этим открытием.
   Но как  только  окружающие  поняли  истинное  положение  вождя,  ножи
мелькнули в воздухе, и вскоре Магуа был освобожден  от  связывавших  его
пут и получил возможность говорить. Гурон встал и отряхнулся,  как  лев,
выходящий из своего логовища. Однако ни одного слова не сорвалось с  его
уст, только рука судорожно играла ручкой ножа,  а  угрюмые  глаза  прис-
тально оглядывали всех присутствующих, как будто  ища,  на  кого  излить
первый порыв гнева.
   К счастью для Ункаса, разведчика и даже Давида,  рука  его  не  могла
достать их. Магуа задыхался от бешенства. Видя вокруг себя  только  дру-
жеские лица, он заскрежетал зубами и сдержал свою  ярость  за  неимением
жертвы, на которую мог бы излить ее. Однако проявление  его  гнева  было
замечено всеми окружающими, и прошло несколько минут, прежде чем  ктони-
будь произнес хотя бы одно слово: все боялись рассердить человека, и без
того взбешенного до безумия.  Когда  прошло  достаточно  времени,  самый
старший из вождей решился заговорить.
   - Мой друг встретил врага, - сказал он. - Скажи,  где  он  находится,
чтобы гуроны могли ему отомстить.
   - Пусть делавар умрет! - громовым голосом проговорил Магуа.
   Снова наступило долгое, выразительное молчание, прерванное через нес-
колько времени с должной осторожностью тем же вождем.
   - У молодого могиканина быстрые ноги, но мои воины идут по его следу.
   - Разве он ушел? - спросил Магуа глубоким гортанным голосом,  как  бы
выходившим из самой глубины груди.
   - Злой дух появился между нами и ослепил наши глаза.
   - "Злой дух"! - насмешливо повторил Магуа. - Это  дух,  который  взял
жизнь стольких гуронов, дух, который убил моих воинов у водопада,  кото-
рый скальпировал их у целебного источника и связал  теперь  руки  Хитрой
Лисице!
   - О ком говорит мой друг?
   - О собаке, у которой под белой кожей скрывается сердце и  хитрый  ум
гуронов, - о Длинном Карабине.
   Это ужасное имя произвело сильное впечатление  на  слушателей.  После
нескольких минут размышления, когда воины сообразили, что грозный,  сме-
лый враг только что был в их лагере, изумление уступило место ярости,  и
все бешенство, клокотавшее в груди Магуа, внезапно передалось его  това-
рищам. Некоторые из них скрежетали зубами от гнева, другие изливали свои
чувства в громких криках, иные бешено размахивали  кулаками  в  воздухе,
как будто враг мог пострадать от этих ударов. Но  этот  внезапный  взрыв
негодования вскоре утих, и все быстро погрузились в мрачное,  сдержанное
молчание, обычное для индейцев во время бездействия.
   Магуа, который успел между тем обдумать все случившееся, изменил свое
поведение и принял вид человека, знающего, что делать и как поступать  с
достоинством в таком важном вопросе.
   - Пойдем к моему народу, - сказал он, - он ожидает нас.
   Его товарищи молча согласились с ним, и все вышли из пещеры и  верну-
лись в хижину совета. Когда они сели, все глаза устремились на Магуа,  и
по этому движению он понял, что должен рассказать о том, что произошло с
ним. Он встал и рассказал все, ничего не  прибавляя  и  не  скрывая.  Он
изобличил хитрость, пущенную в ход Дунканом и Соколиным Глазом,  и  даже
самые суеверные из индейцев не могли усомниться в истине его слов. Слиш-
ком очевидно было, что они обмануты самым дерзким, оскорбительным  обра-
зом.
   Когда Магуа окончил свой рассказ, все собравшееся племя - так как,  в
сущности, тут были все его воины - осталось на своих местах: гуроны  пе-
реглядывались, как люди, пораженные в равной мере и дерзостью и  успехом
своих врагов. Затем все стали обдумывать способ мести.
   По следу беглецов послали еще новый отряд  преследователей,  а  вожди
приступили к совету. Старшие воины один за другим  предлагали  различные
планы. Магуа выслушивал их в почтительном молчании. К изворотливому  гу-
рону вернулись вся его хитрость, все самообладание, и он шел к своей це-
ли с осмотрительностью и искусством.  Только  тогда,  когда  высказались
все, желавшие говорить, он приготовился поделиться  своим  мнением.  Его
соображения приобрели особую важность, потому что как раз  в  это  время
вернулись некоторые из отправившихся на разведку и сообщили,  что  следы
беглецов ведут прямой дорогой в лагерь их союзников -  делаваров.  Магуа
осторожно изложил перед товарищами свой план. Как и можно было предпола-
гать, благодаря его красноречию план был принят единогласно.
   Некоторые из вождей предлагали совершить неожиданное нападение на де-
лаваров, - с тем чтобы одним ударом захватить их лагерь и завладеть сво-
ими пленниками. Магуа нетрудно было отклонить это предложение, представ-
лявшее так много опасностей и так мало надежд на успех. А потом он изло-
жил свой собственный план действий.
   Он начал с того, что польстил самолюбию слушателей. Перечислив много-
численные случаи, в которых гуроны выказывали свою храбрость  и  отвагу,
он перешел к восхвалению их мудрости. Он  сказал,  что  именно  мудрость
составляет главное различие между бобром и другими зверями, между людьми
и животными и, наконец, между гуронами и всем  остальным  человечеством.
Превознося благоразумие, он принялся изображать, каким образом оно  при-
менимо к настоящему положению дел. С одной стороны, говорил он, их вели-
кий белый отец, губернатор Канады, смотрит суровыми глазами на своих де-
тей с тех пор, как томагавки их окрасились кровью; с другой стороны, на-
род, такой же многочисленный, как их народ, но говорящий на другом  язы-
ке, имеющий другие интересы, не любящий гуронов, будет рад всякому пред-
логу вызвать немилость к ним великого белого вождя. Потом он заговорил о
нуждах гуронов, о дарах, которых они вправе ожидать за свои прежние зас-
луги, об утраченных ими охотничьих областях и местах поселений и о необ-
ходимости в подобных критических обстоятельствах следовать более советам
благоразумия, чем влечению сердца. Заметив,  что  старики  одобряют  его
умеренность, но многие из самых ярых и знаменитых  воинов  хмурятся,  он
заговорил об окончательном торжестве над врагами. Он даже намекнул,  что
при достаточной осторожности можно будет истребить всех делаваров. Коро-
че говоря, он так искусно смешал воинственные  призывы  со  словами  ко-
варства и хитрости, что угодил склонностям обеих сторон, причем ни  одна
сторона не могла бы сказать, что вполне понимает его намерения.
   Нисколько не удивительно, что мнение Магуа одержало верх. Индейцы ре-
шили действовать осмотрительно и единогласно предоставили ведение  всего
дела вождю, предложившему им такие мудрые советы.
   Теперь Магуа достиг наконец цели всех своих хитростей. Он  не  только
возвратил утраченное расположение своего народа, но и стал даже его вож-
дем. Он отказался советоваться с другими вождями и принял властный  вид,
чтобы поддержать достоинство своего положения.
   Разведчики были разосланы в разные стороны: шпионам приказали  отпра-
виться в лагерь делаваров и выведать все, что нужно; воины были отпущены
по домам с предупреждением, что их услуги скоро понадобятся; женщинам  и
детям было приказано удалиться, с указанием, что их удел - молчание.
   Покончив со всеми этими распоряжениями, Магуа прошел по лагерю, захо-
дя во все хижины, где, как он рассчитывал, посещение его могло иметь ус-
пех. Он поддержал уверенность своих друзей и успокоил колебавшихся.  По-
том он отправился в свою хижину. Жена, которую  вождь  гуронов  покинул,
когда народ изгнал его, уже умерла. Детей у него не было,  и  теперь  он
оставался одиноким в своей хижине. Это было то полуразрушенное жилище, в
котором поселился Давид. В тех редких случаях,  когда  они  встречались,
Магуа выносил его присутствие с презрительным равнодушием. Сюда удалялся
Магуа, когда заканчивал все дела свои.
   Хотя все другие спали, Магуа не знал и не хотел знать отдыха.
   Если бы кто-нибудь полюбопытствовал узнать, что делает вновь  избран-
ный вождь, он увидел бы, что Магуа просидел  в  углу  хижины,  обдумывая
свои планы, всю ночь, вплоть до того времени, когда  он  назначил  соби-
раться воинам. По временам ветер, пробивавшийся сквозь  щели  в  хижину,
раздувал слабое пламя, поднимавшееся над пылающими углями, и тогда  отб-
лески пламени освещали своим колеблющимся светом мрачную фигуру одиноко-
го индейца.
   Задолго до рассвета воины один за другим стали входить  в  уединенную
хижину Магуа, пока не собралось двадцать человек. Каждый из них имел при
себе ружье и все боевые принадлежности, несмотря на то, что раскраска  у
всех была мирная.
   Эти свирепые на вид люди входили тихо, совсем бесшумно; некоторые са-
дились в темный угол, другие стояли, словно неподвижные статуи.
   Когда собрался весь избранный отряд, Магуа встал, жестом руки  прика-
зал воинам идти за собой и сам двинулся впереди  всех.  Воины  пошли  за
вождем поодиночке, в порядке, известном под названием "индейская  шерен-
га". Они прокрались из лагеря тихо и незаметно, походя скорее на призра-
ки, чем на воинов, жаждущих военной  славы,  ищущих  подвигов  отчаянной
смелости.
   Вместо того чтобы направиться по дороге прямо к лагерю делаваров, Ма-
гуа в продолжение некоторого времени вел свой отряд по извилистым  бере-
гам ручья и вдоль запруды бобров.
   Начало уже рассветать, когда они  пришли  на  прогалину,  расчищенную
этими умными и трудолюбивыми животными. Магуа облачился в  свое  прежнее
одеяние из звериных шкур, на котором виднелось  изображение  лисицы.  На
одежде одного из воинов красовалось изображение бобра; это был его  осо-
бый символ - тотем.
   Со стороны этого воина было бы своего рода кощунством пройти мимо мо-
гущественной общины своей предполагаемой родни,  не  выказав  ей  знаков
почтения. Поэтому он остановился и сказал несколько ласковых,  дружеских
слов, как будто обращаясь к разумным существам. Он назвал бобров  своими
братьями, напомнил им, что благодаря его покровительству и  влиянию  они
остаются до сих пор невредимы, тогда как жадные торговцы давно уже  под-
говаривают индейцев лишить их жизни.
   Он обещал и впредь не оставлять их без своего покровительства.
   Эту необычайную речь товарищи воина слушали  так  серьезно  и  внима-
тельно, как будто слова его производили на всех одинаково  сильное  впе-
чатление. Раз или два над поверхностью воды показывались какие-то черные
тени, и гурон выказывал удовольствие, что слова его  не  пропали  даром.
Как раз в ту минуту, как он закончил свое обращение,  из  хижины,  стены
которой были в таком жалком виде, что дикари сочли ее необитаемой,  выг-
лянула голова большого бобра. Оратор счел такой необычайный знак доверия
чрезвычайно благоприятным предзнаменованием и, хотя животное  сейчас  же
спряталось, рассыпался в благодарностях и похвалах.
   Когда Магуа нашел, что на изъявление родственной любви воина потраче-
но достаточно времени, он дал сигнал отправиться дальше: Индейцы  двину-
лись все вместе осторожным шагом, не слышным для  людей  с  обыкновенным
слухом.
   Если бы гуроны оглянулись, то увидели бы, что животное, снова высунув
голову, следило за их движениями с наблюдательностью и интересом,  кото-
рые легко можно было принять за проявление  разума.  Действительно,  все
движения животного были так отчетливы и разумны, что даже самый  опытный
наблюдатель не в состоянии был бы объяснить это явление; но в ту минуту,
когда отряд вошел в лес, все объяснилось. Животное вышло  из  хижины,  и
из-под меховой маски показалось мрачное лицо Чингачгука.


   Глава XXVIII
   Только покороче, прошу вас,
   Сейчас время для меня очень хлопотливое.
   Шекспир. "Много шума из ничего"

   Племя делаваров - или, вернее, половина племени, - расположившееся  в
данное время лагерем вблизи временного поселения гуронов,  могло  выста-
вить приблизительно то же число воинов, что и гуроны. Подобно своим  со-
седям, делавары последовали за Монкальмом на территорию,  принадлежавшую
английской короне, и производили смелые набеги на охотничью область  мо-
хоков. Однако с обычной сдержанностью, свойственной индейцам, они  отка-
зались от помощи чужеземцам в тот самый момент, когда те особенно нужда-
лись в ней; делавары велели посланным Монкальма передать ему, что топоры
их притупились и необходимо время, чтобы их отточить. Командующий  Кана-
ды, как тонкий политик, решил, что умнее  иметь  пассивных  друзей,  чем
превратить их в открытых врагов неуместно суровыми мерами.
   В то же время, когда Магуа вел в лес свой молчаливый  отряд,  солнце,
вставшее над лагерем делаваров, осветило людей, предававшихся  занятиям,
свойственным более позднему времени дня. Женщины бегали из хижины в  хи-
жину: одни - приготовляя утреннюю еду, другие  -  прибирая  внутренность
хижины; большинство останавливались, чтобы перекинуться между собой нес-
колькими словами. Воины стояли отдельными группами; они больше  раздумы-
вали о чем-то, чем говорили, а если и произносили несколько слов,  то  с
видом людей, дорого ценящих свое мнение. Повсюду между  хижинами  видне-
лось множество принадлежностей для охоты, но Никто не брался за них. Там
и сям какой-нибудь воин осматривал свое оружие. Иногда глаза многих вои-
нов сразу устремлялись на большую хижину в центре  поселка,  словно  она
составляла предмет размышлений всех этих людей.
   На самом краю плоской возвышенности, на которой  был  расположен  ла-
герь, внезапно появился какой-то человек. Он был безоружен, и разрисовка
скорее смягчала, чем увеличивала природную суровость его строгого  лица.
Когда он приблизился настолько, что делавары могли видеть его, он сделал
жест, выражавший его дружественные намерения, сначала подняв руку к  не-
бу, а затем выразительно прижав ее к груди. Жители поселения ответили на
его приветствие и пригласили подойти ближе.
   Ободренный этой встречей, смуглый незнакомец покинул  край  природной
террасы, где он стоял, резко выделяясь на фоне заалевшего утреннего  не-
ба, и важной поступью пошел к середине стана.
   По мере того как он приближался, слышалось легкое бряцание серебряных
украшений на его руках и шее да звон маленьких  бубенчиков,  окаймлявших
его кожаные мокасины. Он любезно приветствовал мужчин, не обращая  ника-
кого внимания на женщин.
   Когда незнакомец дошел до группы людей, по гордым лицам которых можно
было догадаться, что это вожди племени, он остановился, и делавары  уви-
дели статную, стройную фигуру хорошо знакомого вождя гуронов, известного
под именем Хитрая Лисица.
   Его встретили серьезно, молчаливо и  настороженно.  Стоявшие  впереди
воины расступились, пропустив лучшего делаварского оратора,  говорившего
на всех языках северных туземцев.
   - Добро пожаловать, мудрый гурон! - сказал делавар на языке макуасов.
- Он прише