ко держа делаварку за  руку.  Когда
она очутилась под деревом, за которым скрывались Чингачгук  и  Зверобой,
индеец  схватился  за  томагавк,  намереваясь  раскроить  голову  старой
ведьме. Но Зверобой понимал,  какой  опасностью  грозит  этот  поступок:
единственный вопль, вырвавшийся у жертвы, мог бы привлечь к ним внимание
всех воинов. Помимо всего, ему было противно это убийство и из соображе-
ний человеколюбия. Он удержал руку Чингачгука и предупредил  смертельный
удар. Когда женщины проходили мимо, снова раздалось верещание белки. Гу-
ронка остановилась и посмотрела на  дерево,  откуда,  казалось,  долетел
звук. В этот миг она была всего в шести футах от своих врагов. Она  выс-
казала удивление, что белка не спит в такой поздний час, и заметила, что
это не к добру. Уа-та-Уа отвечала, что за последние двадцать  минут  она
уже три раза слышала крик белки и что, вероятно, зверек  надеется  полу-
чить крошки, оставшиеся от недавнего ужина. Объяснение показалось стару-
хе правдоподобным, и они снова двинулись к роднику.
   Мужчины крадучись последовали за ними. Наполнив водой  тыквенную  бу-
тылку, старуха уже собиралась идти обратно, по-прежнему держа девушку за
руку, но тут ее внезапно схватили за горло с такой силой,  что  она  не-
вольно выпустила свою пленницу. Старуха едва  дышала,  и  лишь  хриплые,
клокочущие звуки вырывались из ее горла. Змей обвил  рукой  талию  своей
возлюбленной и понес ее через кустарники на северную  оконечность  мыса.
Здесь он тотчас же свернул к берегу и побежал к пироге. Можно было  выб-
рать и более короткий путь, но тогда ирокезы заметили бы место посадки.
   Зверобой продолжал, как на клавишах органа, играть на горле  старухи,
иногда позволяя ей немного передохнуть и затем опять крепко сжимая  свои
пальцы. Однако старая ведьма сумела воспользоваться передышкой и  издала
один или два пронзительных вопля, которые всполошили весь лагерь. Зверо-
бой явственно услышал тяжелый топот воинов, отбегавших от костра, и  че-
рез минуту двое или трое из них показались на вершине холма. Черные фан-
тастические тени резко выделялись на светлом фоне. Пришло и для охотника
время пуститься наутек. От досады еще раз стиснув горло старухи и дав ей
на прощание пинка, от которого она повалилась  навзничь,  он  побежал  к
кустам, держа ружье наизготовку и втянув голову в плечи, словно  затрав-
ленный лев.


   Глава XVII

   Вы, мудрые святоши разных стран,
   Вас ждал обман, вас покорил обман.
   Довольно? Иль покуда ваша грудь
   Трепещет, снова стоит вас надуть?
   Мyр

   Костер, пирога и ручей, подле которого Зверобой начал свое  отступле-
ние, образовали треугольник с более  или  менее  равными  сторонами.  От
костра до пироги было немного ближе, чем от костра  до  источника,  если
считать по прямой линии. Но для беглецов эта прямая линия не существова-
ла. Чтобы очутиться под прикрытием кустов, им пришлось сделать небольшой
крюк, а затем обогнуть все береговые извилины. Итак, охотник начал  отс-
тупление в очень невыгодных для себя условиях. Зная обычаи индейцев,  он
это отчетливо сознавал: в случае внезапной тревоги, особенно когда  дело
происходит в лесной чаще, они никогда  не  забывают  выслать  фланкеров,
чтобы настигнуть неприятеля в любом пункте, и по возможности обойти  его
с тыла.
   Несомненно, индейцы и сейчас прибегли к этому маневру. Топот ног  до-
носился и с покатого склона, и из-за холма. До  слуха  Зверобоя  долетел
звук удаляющихся шагов даже с оконечности мыса. Во что бы  то  ни  стало
надо было спешить, так как  разрозненные  отряды  преследователей  могли
сойтись на берегу, прежде чем беглецы успеют сесть в пирогу.
   - Фланкерами называются бойцы, выдвигаемые вперед но флангам главного
отряда.
   Несмотря на крайнюю опасность, Зверобой помедлил секунду, прежде  чем
нырнуть в кусты, окаймлявшие берег. На вершине холма все еще обрисовыва-
лись четыре темные фигуры. Они отчетливо выделялись на фоне  костра,  и,
по крайней мере, одного из этих индейцев нетрудно было уложить  наповал.
Они стояли, всматриваясь во мрак и пытаясь найти упавшую  старуху.  Будь
на месте охотника человек менее рассудительный, один  из  них  неизбежно
погиб бы. К счастью Зверобой проявил достаточно благоразумия. Хотя  дуло
его карабина было направлено в переднего преследователя, он  не  выстре-
лил, а бесшумно скрылся в кустах. Достигнуть берега и добежать  до  того
места, где его поджидал  Чингачгук,  уже  сидевший  в  пироге  вместе  с
Уа-та-Уа, было делом минуты. Положив ружье на дно ее, Зверобой уже  наг-
нулся, чтобы сильным толчком отогнать пирогу от берега, как вдруг здоро-
венный индеец, выбежавший из кустов, прыгнул, как пантера, ему на спину.
Все повисло на волоске. Один ложный шаг мог  все  погубить.  Руководимый
великодушным чувством, которое навеки обессмертило бы древнего  римляни-
на, Зверобой, чье простое и скромное имя, однако, осталось бы в безвест-
ности, если бы не наша непритязательная повесть, вложил всю свою энергию
в последнее отчаянное усилие и оттолкнул пирогу футов на сто от  берега,
а сам свалился в озеро, лицом вперед; его противник,  естественно,  упал
вместе с ним.
   Хотя уже в нескольких ярдах от берега было глубоко, вода в том месте,
где свалились оба врага, доходила им только по грудь.  Впрочем,  и  этой
глубины было совершенно достаточно, чтобы погнить Зверобоя, который  ле-
жал под индейцем. Однако руки его оставались свободными,  а  индеец  был
вынужден разомкнуть свои цепкие объятия, чтобы поднять над водой голову.
В течение полминуты длилась отчаянная борьба, похожая на барахтанье  ал-
лигатора, схватившего мощную добычу не по силам  себе.  Потом  индеец  и
Зверобой вскочили и продолжали бороться стоя. Каждый крепко держал  про-
тивника за руки, чтобы помешать ему воспользоваться в темноте смертонос-
ным ножом. Неизвестно еще, кто бы вышел победителем из страшного поедин-
ка, но тут с полдюжины дикарей бросились в воду на помощь своему товари-
щу, и Зверобой сдался в плен с достоинством столь же изумительным, как и
его самоотверженность.
   Через минуту новый пленник стоял уже у костра. Поглощенные борьбой  и
ее результатом, индейцы не заметили пирогу, хотя она стояла  так  близко
от берега, что делавар и его невеста слышали каждое слово, произнесенное
ирокезами.
   Итак, индейцы покинули место схватки. Почти все вернулись к костру, и
лишь немногие еще искали Уа-таУа в густых  зарослях.  Старуха  уже  нас-
только отдышалась и опамятовалась, что смогла рассказать, каким  образом
была похищена девушка. Но было  слишком  поздно  преследовать  беглецов,
ибо, как только Зверобоя увели в кусты, делавар погрузил весло в воду и,
держа курс к середине озера, бесшумно погнал легкое судно прочь от бере-
га, пока не очутился в полной безопасности от выстрелов. Затем он напра-
вился к ковчегу.
   Когда Зверобой подошел к костру, его окружили восемь  свирепых  дика-
рей, среди которых находился его старый знакомый, Расщепленный Дуб. Бро-
сив взгляд на пленника, индеец шепнул что-то своим товарищам,  и  разда-
лись тихие, но дружные восклицания радости и удивления. Они узнали,  что
тот, кто недавно убил одного из индейских воинов на другом берегу озера,
попался теперь в их руки и всецело зависит от их великодушия  или  мсти-
тельности. Со всех сторон на пленника устремились взгляды, полные злобы,
смешанной с восхищением. Можно сказать, что именно  эта  сцена  положила
начало той грозной славе, которой Зверобой, или Соколиный Глаз, как  его
называли впоследствии, пользовался среди индейских  племен  Нью-Йорка  и
Канады.
   Руки у охотника не были связаны, и, когда у него отобрали нож, он мог
свободно ими действовать. Единственные меры  предосторожности,  принятые
по отношению к нему, заключались в том, что за ним установили  неусыпный
надзор; ему стянули лодыжки крепкой лыковой веревкой, не столько с целью
помешать ходить, сколько для того, чтобы лишить его возможности спастись
бегством. Впрочем, Зверобоя связали лишь после того, как его опознали. В
сущности, это был молчаливый знак преклонения - перед его  мужеством,  и
пленник мог лишь гордиться подобным отличием. Если бы его связали  перед
тем, как воины улеглись спать, в этом не было бы ничего  необычного,  но
путы, наложенные тотчас же после взятия в плев, доказывали, что имя  его
уже широко известно. Когда молодые индейцы стягивали ему ноги  веревкой,
он спрашивал себя, удостоился ли бы Чингачгук такой же чести, попади  он
во вражеские руки.
   В то время как эти своеобразные почести воздавались Зверобою,  он  не
избегнул и кое-каких неприятностей, связанных с его положением. Ему поз-
волили сесть на бревно возле костра, чтобы  просушить  платье.  Недавний
противник стоял против него, поочередно протягивая к огню  части  своего
незатейливого одеяния и то и дело ощупывая шею, на которой еще явственно
виднелись следы вражеских пальцев. Остальные воины совещались с  товари-
щами, которые только что вернулись с известием, что вокруг лагеря не об-
наружено никаких следов второго удальца. Тут старуха, которую звали Мед-
ведицей, приблизилась к Зверобою; она угрожающе сжимала кулаки, глаза ее
злобно сверкали. Она начала пронзительно визжать и не остановилась, пока
не разбудила всех, кто находился в пределах  досягаемости  ее  крикливой
глотки. Тогда она стала описывать ущерб,  который  ее  особа  понесла  в
борьбе. Ущерб был не материальный, но,  конечно,  должен  был  возбудить
ярость женщины, которая давно уже перестала привлекать мужчин какими-ли-
бо приятными свойствами и вдобавок была не прочь сорвать на всяком  под-
вернувшемся ей под руку свою злобу за суровое и пренебрежительное обхож-
дение, которое ей приходилось сносить в качестве бесправной жены и мате-
ри. Хотя Зверобой и не принадлежал к числу ее постоянных обидчиков,  все
же он причинил ей боль, а она была не такая женщина, чтобы забывать  ос-
корбления.
   - Бледнолицый хорек, - вопила разъяренная  фурия,  потрясая  кулаками
перед лицом смотревшего на нее с невозмутимым видом охотника. - Ты  даже
не баба! Твои друзья делавары - бабы, а ты их овца. Твой собственный на-
род отрекся от тебя, и ни одно краснокожее племя не пустит тебя  в  свои
вигвамы. Вот почему ты прячешься среди воинов, одетых в юбки.  Ты  дума-
ешь, что ты убил храбреца, покинувшего нас? Нет, его великая  душа  сод-
рогнулась от презрения при мысли о битве с тобой и предпочла лучше оста-
вить тело. Земля отказалась впитать кровь, которую ты пролил, когда  его
душа отлетела.
   Что за музыку я слышу? Это не вопль краснокожего.
   Ни один красный воин не будет стонать, как свинья. Эти стоны  вырыва-
ются из горла у бледнолицего, из груди ингиза, и этот звук приятен,  как
девичье пение! Пес! Вонючка! Сурок! Выдра! Еж! Свинья! Жаба!  Паук!  Ин-
гиз!
   Тут старуха, почти задохнувшись, истощила весь  запас  ругательств  и
вынуждена была на мгновение умолкнуть. Однако она по-прежнему размахива-
ла кулаками перед самым носом пленника, и ее сморщенная физиономия  кри-
вилась от свирепой злобы. Зверобой отнесся ко всем этим  бессильным  по-
пыткам оскорбить его со спокойной выдержкой.
   Впрочем, от дальнейших оскорблений его избавил Расщепленный Дуб,  ко-
торый отогнал ведьму, а сам спокойно опустился на бревно рядом с пленни-
ком. Старуха удалилась, но охотник знал, что отныне она  будет  всячески
досаждать ему.
   Расщепленный Дуб после короткой паузы заговорил со Зверобоем. Их диа-
лог мы, как всегда, переводим на наш язык  для  удобства  читателей,  не
изучавших североамериканских индейских наречий.
   - Мой бледнолицый брат - желанный гость здесь, - сказал индеец, кивая
головой и улыбаясь так дружелюбно, что  нужны  были  и  проницательность
Зверобоя, чтобы разгадать в этом  фальшь,  и  немало  философского  спо-
койствия, чтобы, разгадав, не оробеть. - Да, он желанный  гость.  Гуроны
развели жаркий костер, чтобы белый человек мог просушить свою одежду.
   - Благодарю, гурон или минг, как там тебя зовут! - возразил  охотник.
- Благодарю и за привет и за огонь. И то и другое хорошо в своем роде, а
огонь особенно приятен человеку, искупавшемуся только что в таком холод-
ном озере, как Мерцающее Зеркало. Даже гуронское тепло может быть прият-
но тому, в чьей груди бьется делаварское сердце.
   - Бледнолицый... Но есть же у моего брата какоенибудь имя? Такой  ве-
ликий воин не мог прожить, не получив прозвища!
   - Минг, - сказал охотник, причем маленькая человеческая слабость ска-
залась в блеске его глаз и в румянце, покрывшем его щеки, -  минг,  один
из ваших храбрецов дал мне прозвище Соколиный Глаз - я полагаю, за быст-
роту и меткость прицела, - когда голова его покоилась на  моих  коленях,
прежде чем дух отлетел в места, богатые дичью.
   - Хорошее имя! Сокол разит без промаха. Соколиный Глаз - не баба. По-
чему же он живет среди делаваров?
   - Я понимаю тебя, минг. Но все это ваши дьявольские выдумки и  пустые
обвинения. Я поселился с делаварами еще в юности и надеюсь жить  и  уме-
реть среди этого племени.
   - Хорошо! Гуроны такие же краснокожие, как и делавары. Соколиный Глаз
скорее похож на гурона, чем на женщину.
   - Я полагаю, минг, ты знаешь, куда клонишь. Если же нет, то  это  из-
вестно только сатане. Однако, если ты хочешь добиться чего-нибудь от ме-
ня, говори яснее, так как в честную сделку нельзя вступать с завязанными
глазами или с кляпом во рту.
   - Хорошо! У Соколиного Глаза не лживый язык, и  он  привык  говорить,
что думает. Он знаком с Водяной Крысой  (этим  именем  индейцы  называли
Хаттера). Он жил в его вигваме, но он не друг ему. Он не ищет  скальпов,
как несчастный индеец, но сражается, как мужественный бледнолицый. Водя-
ная Крыса ни белый, ни краснокожий, он ни зверь, ни рыба  -  он  водяная
змея: иногда живет на озере, иногда на суше. Он охотится  за  скальпами,
как отщепенец. Соколиный Глаз может вернуться и рассказать ему, что  пе-
рехитрил гуронов и убежал. И когда глаза Водяной Крысы затуманятся, ког-
да из своей хижины он не сможет больше видеть лес, тогда Соколиный  Глаз
отомкнет двери гуронам. А как мы поделим добычу, спросишь ты? Что ж, Со-
колиный Глаз унесет все  самое  лучшее,  а  гуроны  подберут  остальные.
Скальпы можно отправить в Канаду, так как бледнолицый в них не  нуждает-
ся.
   - Ну что ж, Растепленный Дуб, все это достаточно ясно, хотя и сказано
по-ирокезски. Я понимаю, чего ты хочешь, и отвечу тебе,  что  это  такая
дьявольщина, которая превзошла самые сатанинские выдумки мингов.  Конеч-
но, я легко мог бы вернуться к Водяной Крысе  и  рассказать,  будто  мне
удалось удрать от вас. Я мог бы даже нажить кое-какую славу этим  подви-
гом.
   - Хорошо! Мне и хочется, чтобы бледнолицый это сделал.
   - Да, да, это достаточно ясно. Больше не нужно слов.
   Я понимаю, чего ты от меня добиваешься. Войдя в дом, поев хлеба Водя-
ной Крысы, пошутив и посмеявшись с его хорошенькими дочками, я могу  на-
пустить ему в глаза такого густого тумана, что он не разглядит даже соб-
ственной двери, не то что берега.
   - Хорошо! Соколиный Глаз должен был родиться гуроном.  Кровь  у  него
белая только наполовину.
   - Ну, тут ты дал маху, гурон. Это все равно, как если  бы  ты  принял
волка за дикую кошку. Так, значит, когда глаза старика  Хаттера  затума-
нятся и его хорошенькие дочки крепко заснут, а Гарри Непоседа, или Высо-
кая Сосна, как вы его здесь окрестили, не подозревая об опасности, будет
уверен, что Зверобой бодрствует на часах, мне придется только  поставить
где-нибудь факел в виде сигнала, отворить двери и позволить гуронам про-
ломить головы всем находящимся в доме?
   - Именно так, мой брат не ошибся. Он не может быть белым! Он  достоин
стать великим вождем среди гуронов!
   - Смею сказать, это было бы довольно верно, если бы я  мог  проделать
все то, о чем мы говорили... А теперь, гурон, выслушай хоть раз в  жизни
несколько правдивых слов из уст простого человека. Я родился  христиани-
ном и не могу и не хочу участвовать в подобном злодействе.
   Военная хитрость вполне законна. Но хитрость, обман  и  измена  среди
друзей созданы только для дьяволов. Я знаю, найдется немало белых людей,
способных дать вам, индейцам, ложное понятие о нашем народе; но эти люди
изменили своей крови, это отщепенцы и бродяги Ни один настоящий белый не
может сделать то, о чем ты просишь, и уж если говорить начистоту,  то  и
ни один настоящий делавар. Разве что минги на это способны.
   Гурон выслушал эту отповедь с явным неудовольствием. Однако он еще не
отказался от своего замысла и был настолько  хитер,  чтобы  не  потерять
последние шансы на успех, преждевременно выдав свою досаду.  Принужденно
улыбаясь, он слушал внимательно и затем некоторое время что-то молча об-
думывал.
   - Разве Соколиный Глаз любит Водяную Крысу? -  вдруг  спросил  он.  -
Или, может быть, он любит дочерей?
   - Ни то, ни другое, минг. Старый Том не такой человек,  чтобы  заслу-
жить мою любовь. Ну, а если говорить о дочках, то они, правда,  довольно
смазливы, чтобы приглянуться молодому человеку. Однако есть причины,  по
каким нельзя сильно полюбить ни ту, ни другую. Хетта - добрая  душа,  но
природа наложила тяжелую печать на ум бедняжки.
   - А Дикая Роза? - воскликнул гурон, ибо слава о красоте Джудит  расп-
ространилась между скитавшимися по лесной пустыне индейцами  не  меньше,
чем между белыми колонистами. - Разве Дикая Роза недостаточно благоухан-
на, чтобы быть приколотой к груди моего брата?
   Зверобой был настоящим рыцарем по натуре и не хотел ни единым намеком
повредить доброму имени беспомощной девушки, поэтому, не желая лгать, он
предпочел молчать. Гурон не понял его побуждений и подумал, что в основе
этой сдержанности лежит отвергнутая любовь. Все еще  надеясь  обольстить
или подкупить пленника, чтобы овладеть сокровищами, которыми его  фанта-
зия наполнила "замок", индеец продолжал свою атаку.
   - Соколиный Глаз говорит как друг, - промолвил он.  -  Ему  известно,
что Расщепленный Дуб хозяин своего слова. Они уже торговали  однажды,  а
торговля раскрывает душу. Мой друг пришел сюда на веревочке, за  которую
тянула девушка, а девушка способна увлечь за собой даже самого  сильного
воина.
   - На этот раз, гурон, ты немножко ближе к истине, чем в начале нашего
разговора. Это верно. Но никакой конец этой веревочке  не  прикреплен  к
моему сердцу, и Дикая Роза не держит другой конец.
   - Странно! Значит, мой брат любит головой, а не сердцем. Неужели Сла-
бый Ум может вести за собой такого сильного воина?
   - И опять скажу: отчасти это правильно, отчасти ложно.  Веревочка,  о
которой ты говоришь, прикреплена к сердцу великого делавара, то есть,  я
разумею, одного из членов рода могикан, которые  живут  среди  делаваров
после того, как истребили их собственное племя, - отпрыска  семьи  Унка-
сов. Имя его Чингачгук, или Великий Змей. Он-то и пришел сюда,  притяну-
тый веревочкой, а я  последовал  за  ним  или,  вернее,  явился  немного
раньше, потому что я первый прибыл на озеро.  Влекла  меня  сюда  только
дружба. Но это достаточно сильное побуждение для всякого, кто имеет  ка-
кие-нибудь чувства и хочет жить немножко  и  для  своих  ближних,  а  не
только для себя.
   - Но веревочка имеет два конца; один был прикреплен к сердцу  могика-
нина, а другой...
   - А другой полчаса назад был здесь, возле этого костра. Уа-та-Уа дер-
жит его в своей руке, если не в своем сердце.
   - Я понимаю, на что ты намекаешь, брат мой, -  важно  сказал  индеец,
впервые как следует поняв действительный смысл вечернего приключения.  -
Великий Змей оказался сильнее: он потянул крепче, и Уа-та-Уа была вынуж-
дена покинуть нас.
   - Не думаю, чтобы ему пришлось  сильно  тянуть,  -  ответил  охотник,
рассмеявшись своим обычным тихим смехом, и притом с такой сердечной  ве-
селостью, как будто он не находился в плену и ему  не  грозили  пытки  и
смерть. - Не думаю, чтобы ему пришлось сильно тянуть, право,