го руки. Однако в ту минуту  ею  владело
одно только чувство, и  она  отвернулась,  чтобы  предаться  горю,  едва  ли
сознавая, что произошло. Следопыт взял под руку Пресную Воду и вышел  с  ним
из блокгауза.
   Оба друга в глубоком молчании прошли мимо костра и  дальше  по  прогалине
чуть ли не до противоположного берега. Здесь они  остановились,  и  Следопыт
первым нарушил тишину.
   - Все кончено, Джаспер, - сказал он,  -  сержантова  песенка  спета.  Эх,
горе, горе! Бедняга Дунхем завершил свой земной поход, погиб от руки подлого
минга. Никто не знает своей судьбы! Завтра или послезавтра то же самое может
случиться с тобой или со мной.
   - А Мэйбл, что будет с Мэйбл, Следопыт?
   - Ты слышал последние слова сержанта? Он поручил свое дитя моим  заботам.
Он возложил на меня серьезную обязанность, очень серьезную, Джаспер!
   - Это обязанность,  Следопыт,  от  которой  многие  бы  с  радостью  тебя
освободили, - возразил юноша с горькой усмешкой.
   - Я и сам не раз думал, что мне она  не  по  плечу.  Ведь  я  не  слишком
высокого о себе мнения, Джаспер, право же, нет, но если Мэйбл Дунхем простит
мне мое невежество и прочие мои недостатки, я не стану ее отговаривать, хоть
кому и знать их, как не мне.
   - Никто не осудит тебя, Следопыт, если ты женишься на Мэйбл  Дунхем,  все
равно как если бы ты стал носить  на  груди  драгоценный  алмаз,  подаренный
щедрым другом.
   - Ты хочешь сказать, что  осудить  могут  Мэйбл?  Были  у  меня  и  такие
опасения, мой друг. Ведь не все склонны смотреть на меня твоими глазами  или
глазами сержантовой дочки. (Тут Джаспер - Пресная Вода вздрогнул, словно  от
внезапной боли, но больше ничем не выдал своих чувств).  Люди  завистливы  и
недоброжелательны, особенно в наших гарнизонах. Я часто думаю, Джаспер,  как
было бы хорошо, если бы ты приглянулся Мэйбл и она бы приглянулась  тебе.  Я
не могу отделаться от мысли, что такой человек, как ты, скорее  составил  бы
ее счастье...
   - Не будем говорить об этом. Следопыт, - нетерпеливо прервал его Джаспер;
голос его зазвучал глухо. - Мужем Мэйбл будешь ты, и не к чему  представлять
на твоем месте другого. Что до  меня,  то  я  собираюсь  последовать  совету
мастера Кэпа - наймусь вместе с ним на корабль, а там посмотрим, сделает  ли
меня человеком соленая вода.
   - Ты, Джаспер Уэстерн? Ты оставишь озера, леса и нашу армию? И  это  ради
суетной жизни в городах и поселениях и какой-то незаметной разницы во  вкусе
воды! Разве нет у нас солонцов, если тебя тянет на соленое? И разве человеку
не следует мириться с тем, чем довольствуются другие божьи создания? А  я-то
рассчитывал на тебя, Джаспер, рассчитывал, что  теперь,  когда  мы  с  Мэйбл
заживем своим домком, ты, может, тоже  найдешь  себе  достойную  спутницу  и
поселишься где-нибудь поблизости. Я приглядел чудесное местечко  для  жилья,
милях в пятидесяти от крепости; тут же, лигах в десяти, есть удобная бухта -
ты мог бы в любую свободную минуту приезжать к нам на куттере. Каждый из нас
охотился бы на своих угодьях. Мне даже представлялось, что ты с женой и мы с
Мэйбл  со  временем  приобретем  эти  усадьбы  в  полную  собственность.  Мы
сохранили бы нашу дружбу и в разлуке, и, если бы господу было угодно,  чтобы
его творения узнали счастье на земле, не было  бы  никого  счастливее  нашей
четверки.
   - Ты забываешь, мой Друг, - отвечал Джаспер, взяв  Следопыта  за  руку  и
улыбаясь  ему  вымученной  улыбкой,  -  что   четвертой   участницы   нашего
содружества, той подруги, которую я должен холить и лелеять, пока  что  и  в
помине нет. И а сильно сомневаюсь, что полюблю кого-нибудь больше, чем  тебя
и Мэйбл.
   - Спасибо тебе, мой мальчик, большое спасибо! Но к Мэйбл у тебя, конечно,
просто дружеское чувство, не то, что у меня. Представь себе, ночами,  вместо
того чтобы крепко спать, как спит все живое, я только и грежу,  что  о  ней.
Вижу я, скажем, стайку резвящихся ланей и только навожу на них ружье,  чтобы
раздобыть себе дичинки на завтрак, как вдруг эти милые зверюшки оглядываются
на меня, и у каждой лицо Мэйбл,  и  все  они  смеются  мне  в  лицо,  словно
говорят:  "Стреляй  в  нас,  если  посмеешь!"  Слышу  ее  звонкий   голосок,
распевающий с  птицами  в  лесу.  А  этой  ночью  мне  приснилось,  будто  я
переправляюсь через Ниагарский водопад и крепко прижимаю ее к себе,  так  не
хочется мне с ней расставаться. Самые ужасные минуты моей жизни были,  когда
мне приснилось - то ли бес меня попутал, то ли  проклятый  чародей  минг,  -
будто Мэйбл навсегда для меня потеряна: не то сама меня покинула, не  то  ее
увели силой...
   - О, Следопыт, если утрата Мэйбл так печалит тебя во сне, каково  же  мне
переживать это на Деле - знать, что все это правда, ужасная, горькая правда!
   Эти  слова  вырвались  у  Джаспера  неожиданно  для  него  самого  -  так
выливается жидкость из внезапно разбитого сосуда. Он произнес их  невзначай,
почти бессознательно,  но  с  таким  подлинным  чувством,  что  нельзя  было
сомневаться в  их  глубокой  искренности.  Следопыт  вздрогнул  и  с  минуту
растерянно смотрел на друга. И  тут,  несмотря  на  все  простодушие  нашего
героя, его словно озарило. Кто не знает по собственному опыту, что, когда  у
нас собирается множество подкрепляющих друг друга доказательств,  достаточно
одного, еще неизвестного нам факта, чтобы мысль лихорадочно заработала и  из
смутных посылок родился ясный вывод. Следопыт был доверчив и  прямодушен,  а
главное, убежден, что друзья в той же мере желают ему счастья, как он желает
им, и до  этой  злосчастной  минуты  в  душе  его  ни  разу  не  пробудилось
подозрение, что Джаспер любит Мэйбл. Однако теперь он и сам узнал, что такое
пылкая страсть, а нечаянное признание друга было слишком непосредственным  и
бурным, чтобы  можно  было  еще  в  чем-то  сомневаться.  Чувство  глубокого
унижения и невыносимого страдания охватило Следопыта при этом открытии.  Ему
пришло на ум, как молод, как хорош собой Джаспер, - все говорило за то,  что
Мэйбл не может не предпочесть такого поклонника. И сразу же в Следопыте, как
всегда,  заговорило  душевное  благородство,  его  врожденная  скромность  и
склонность недооценивать себя - проснулось  уважение  к  правам  и  чувствам
других  людей,  уважение,  которое  было  как  бы  неотъемлемой  частью  его
великодушной натуры. Он взял Джаспера за руку,  подвел  его  к  лежащему  на
земле бревну, заставил своей железной рукой на него  опуститься  и  сам  сел
рядом.
   Не успел юный матрос дать волю  своему  горю,  как  тут  же  испугался  и
устыдился себя самого. Он пожертвовал бы всем на свете, чтобы вычеркнуть  из
жизни  эту  минуту  слабости,  однако  природная  искренность  и   дружеская
откровенность, всегда связывавшие его со Следопытом, не позволили ему больше
таиться, избегая объяснений, которых, он знал, теперь не  миновать.  Заранее
содрогаясь перед тем, что последует,  он  все  же  и  мысли  не  допускал  о
каких-либо увертках и недомолвках.
   - Джаспер, - начал  Следопыт  таким  торжественным  тоном,  что  у  юноши
затрепетал каждый нерв,  -  ты  меня  удивил,  признаться!  Оказывается,  ты
питаешь к Мэйбл куда более нежные чувства,  чем  я  думал.  И,  если  только
тщеславие и самомнение меня не обманывают, я жалею тебя, мой мальчик,  жалею
от всей души. Кому и знать, как не мне, до чего несчастен тот,  кто  полюбил
такую девушку, как Мэйбл, - разве только он надеется, что  она  ответит  ему
взаимностью. Но в этом деле. Пресная Вода, нужна полная ясность, чтобы между
нами, как говорят делавары, не оставалось ни малейшего облачка.
   - Какой еще ясности тебе нужно. Следопыт? Я люблю Мэйбл Дунхем,  а  Мэйбл
Дунхем меня не любит, вот и вся недолга: она  предпочитает  выйти  за  тебя;
единственное, что мне остается, -  это  отправиться  в  дальнее  плавание  и
постараться забыть и тебя и ее.
   - Забыть меня, Джаспер? Это было  бы  наказанием,  которого  я  никак  не
заслужил. С чего ты взял, что  Мэйбл  меня  предпочитает?  Откуда  это  тебе
известно, мой друг? Мне это кажется маловероятным!
   - Но ведь она собирается за тебя замуж, а Мэйбл вряд  ли  согласилась  бы
выйти за человека, который ей не мил.
   - Да ведь на этом браке настаивал сержант. Мэйбл чересчур послушная дочь,
чтобы выйти из воли умирающего отца. Сам  Ты  когда-нибудь  говорил  с  ней,
объяснялся ей в любви?
   - Нет, Следопыт, я счел бы это подлостью по отношению к тебе.
   - Верю, мой мальчик, верю  каждому  твоему  слову.  И  у  тебя,  конечно,
хватило бы мужества уехать в дальние края и похоронить в себе  это  чувство.
Но этого не должно быть. Нет, Мэйбл обо всем должна узнать, и она  поступит,
как подскажет ей сердце, пусть это даже разобьет мое,  Джаспер.  Так  ты  ни
разу ей об этом не заикнулся, мой друг?
   - Ни разу  по-настоящему,  открыто  и  прямо.  И  все  же,  Следопыт,  уж
признаюсь тебе в своей ребяческой глупости,  мне  просто  трудно  что-нибудь
скрыть от такого великодушного друга. Я расскажу тебе все как есть, и  давай
поставим на этом крест. Ты ведь знаешь, как  молодые  люди  иногда  понимают
друг друга с полуслова - или думают, что понимают, - хотя между ними  ничего
не было сказано прямо. Как они угадывают мысли друг друга - или думают,  что
угадывают, - по сотне ничтожных намеков и признаков.
   - Нет, Джаспер, ничего этого я не знаю, - простодушно признался Следопыт;
и в самом деле, его невинные  авансы  никогда  не  встречали  у  Мэйбл  того
драгоценного сладостного поощрения, которое молчаливо отмечает  перерастание
тайной склонности в разделенную страсть. - Нет, нет, Джаспер, я ничего этого
не знаю. Мэйбл всегда обращалась со мной как должно и говорила все,  что  ей
нужно, простым и понятным языком.
   - А посчастливилось тебе услышать от нее, Следопыт, что она тебя любит?
   - Нет, Джаспер, таких слов я от нее не слышал. Она говорила мне, что  нам
не следует жениться, что она и мысли такой не допускает. Что она не достойна
быть моей женой, хотя уважает меня и ценит. Но сержант уверил меня, что  все
робкие юные девушки это твердят, то же самое говорила  ее  мать  задолго  до
рождения Мэйбл; пусть она только при любых условиях согласится  на  брак,  а
там все уладится. Я и подумал, что все в порядке.
   Хоть Джаспер и питал искреннюю дружбу к своему удачливому сопернику и  от
всей души желал ему счастья,  мы  поступили  бы  недобросовестно,  утаив  от
читателя, что сердце  юноши  чуть  не  выскочило  из  груди  от  невыразимой
радости, когда он услышал признание Следопыта. И не то  чтобы  его  поманила
какая-то надежда, - нет, с ревнивым своекорыстием влюбленного он  радовался,
что никто другой не  удостоился  того  сладостного  признания,  по  которому
тосковал он сам.
   -  Расскажи  мне,  как  разговаривают  без  слов,  -  попросил   внезапно
помрачневший Следопыт,  с  решимостью  человека,  который  уже  не  надеется
услышать ничего для себя  отрадного.  -  Мне  случалось  объясняться  так  с
Чингачгуком и его сыном  Ункасом  до  того,  как  беднягу  убили.  Но  я  не
представлял себе, что и молодым девицам знакомо это  искусство,  а  особенно
такой, как Мэйбл Дунхем.
   - Тут и рассказывать нечего. Следопыт!  Это  взгляд,  улыбка  или  легкий
кивок, это незаметная дрожь в руке или в плече,  когда  девушка  случайно  к
тебе прикоснется. А так как меня била дрожь от чуть слышного  дыхания  Мэйбл
или легчайшего прикосновения ее платья, то я бог весть что себе вообразил, и
эти пустые надежды ввели меня в заблуждение. Сам я ничего прямо  не  говорил
Мэйбл, а теперь уже и поздно, раз у меня никаких надежд не осталось.
   - Джаспер, - сказал  Следопыт  просто,  но  с  достоинством,  исключавшим
всякие попытки возражения, - нам надо условиться насчет похорон  сержанта  и
нашего отъезда отсюда. Как только мы все это уладим, у нас с тобой  найдется
время потолковать о сержантовой дочке.  Тут  надо  подумать  серьезно,  ведь
сержант доверил ее моим заботам.
   Джаспер был только рад переменить разговор, и вскоре оба друга  разошлись
в разные стороны, чтобы выполнить те обязанности, которые на каждого из  них
возлагали его положение и призвание.
   После полудня все умершие были  преданы  земле.  Сержанта  похоронили  на
самой середине прогалины, под сенью старого  вяза.  Мэйбл  плакала  навзрыд,
находя в слезах какое-то неизъяснимое облегчение. Ночь прошла спокойно,  как
и весь следующий день, - Джаспер отложил  отплытие  корабля  из-за  сильного
ветра, поднявшегося на озере. Такое же соображение задержало отъезд капитана
Санглие - он только  наутро  третьего  дня  после  смерти  сержанта  покинул
остров, когда погода изменилась и снова  подул  благоприятный  ветер.  Перед
отплытием он пожал Следопыту руку с  видом  человека,  считающего,  что  ему
посчастливилось встретиться с  незаурядной  личностью.  Оба  они  расстались
друзьями, исполненными взаимного уважения, хотя каждый продолжал  оставаться
для другого загадкой.

Глава 29

   Лукав был взор прелестных глаз,
   Она потупилась, мила,
   Но взоры встретились. Тотчас
   Тень на лицо ее легла.
   Мур.
   "Лалла Рук"

   Бурные  события  последних  дней  потребовали  от  нашей  героини  такого
душевного напряжения, что она не могла предаться отчаянию. Мэйбл  оплакивала
гибель отца, она невольно содрогалась, вспоминая  смерть  Дженни  и  все  те
ужасы, свидетельницей которых ей пришлось стать; и все же ей удалось немного
прийти в себя, освободиться от глубокой угнетенности,  неизменного  спутника
тяжелых потрясений. Возможно, скорбь, поразившая Июньскую Росу и ввергшая ее
почти на сутки в какое-то оцепенение,  помогла  Мэйбл  справиться  со  своим
горем. На нее легла обязанность утешать молодую  индианку,  и  она  по  мере
своих сил  выполняла  этот  человеческий  долг  с  тем  ласковым,  бережным,
ненавязчивым участием, какое проявляют обычно женщины в подобных случаях.
   Отплытие "Резвого"  было  назначено  на  утро  третьего  дня,  и  Джаспер
завершил уже все необходимые приготовления. Вещи  были  погружены,  и  Мэйбл
простилась с Июньской Росой - грустное,  трогательное  расставание!  Словом,
все было готово  к  отъезду,  и  на  острове  не  оставалось  никого,  кроме
индианки. Следопыта, Джаспера и нашей героини. Роса забралась в лесную чашу,
чтобы выплакаться вволю, а трое наших друзей направились туда, где лежали на
песке три пироги; одна из них принадлежала Росе, а две  другие  должны  были
доставить  на  судно  наших  путешественников.  Следопыт  шел  впереди,  но,
приблизившись к берегу, он, вместо  того  чтобы  подойти  к  лодкам,  сделал
остальным знак следовать за ним и повернул к поваленному  дереву,  лежавшему
на самом краю прогалины, где их не могли видеть с куттера. Сев на ствол,  он
знаком предложил Мэйбл и Джасперу места справа и слева от себя.
   - Садитесь, Мэйбл. Сядь и ты. Пресная Вода, - начал  он,  усевшись.  -  У
меня на душе лежит одна забота, и сейчас самое время  от  нее  освободиться,
пока не поздно. Сядьте же, Мэйбл, и помогите мне снять этот камень с души  -
если не с совести, - пока еще хватает сил.
   Две-три минуты прошли в тягостном молчании.  Молодые  люди  с  удивлением
ждали - мысль, что у Следопыта что-то на совести, казалась  обоим  одинаково
невероятной.
   - Мэйбл, - продолжал Следопыт, - нам надо объясниться  начистоту,  прежде
чем мы присоединимся к вашему дяде на  куттере.  Кстати,  известно  ли  вам,
друзья, что Соленая Вода после того побоища днюет и  ночует  на  "Резвом"  -
это, говорит, единственное место, где человек может  не  опасаться  за  свой
скальп. Эх, дети, дети, до шуток ли мне сейчас.  Я  стараюсь  быть  веселым,
выбросить все из головы, но человек не может повелеть реке течь  вспять.  Вы
знаете, Мэйбл, что, умирая, сержант завещал нам стать мужем  и  женой,  жить
вместе и любить друг друга, сперва на земле,  доколе  будет  угодно  господу
богу, а потом и за гробом.
   От утренней свежести щеки Мэйбл порозовели, напоминая ее прежний здоровый
румянец, но при этом неожиданном обращении кровь отпила от  ее  лица,  и  на
него снова легла печать восковой бледности, которую придала  ему  скорбь.  И
все же она ласково и серьезно взглянула на Следопыта и даже  попыталась  ему
улыбнуться.
   - Вы правы, дорогой друг, - ответила она, - таково было  желание  бедного
батюшки, и я уверена, что целая жизнь, посвященная  служению  вам,  вряд  ли
будет достаточной наградой за все, что вы для нас сделали.
   - Боюсь, Мэйбл, что мужа и жену должно связывать более  сильное  чувство,
чем простая благодарность. Вот чего я боюсь. Вы-то ведь ничего для  меня  не
сделали, во всяком случае ничего особенного, а между тем сердце мое  тянется
к вам, понимаете, тянется; и, значит,  похоже,  что  чувство  это  не  имеет
ничего общего со спасением скальпов и службой проводника.
   Щеки Мэйбл снова вспыхнули. Она старалась улыбаться,  но  голос  ее  чуть
дрогнул, когда она произнесла:
   - Не лучше ли отложить этот разговор, Следопыт? Мы с вами не одни, а  для
стороннего слушателя  не  может  быть  ничего  неприятнее,  нежели  семейные
объяснения, ничем ему не интересные.
   - Я потому и затеял этот разговор, Мэйбл, что мы не одни и  что  здесь  с
нами Джаспер. Сержант считал меня подходящим для  вас  спутником  жизни,  и,
хоть у меня и были на этот счет сомнения, - да, серьезные сомнения, - все же
он убедил меня, и вы знаете, к  чему  это  привело.  Но,  когда  вы,  Мэйбл,
обещали вашему батюшке выйти за меня замуж и так скромно, так мило протянули
мне руку, вам не было  известно  одно  обстоятельство,  как  выражается  ваш
дядюшка, и я считаю правильным рассказать вам о нем, прежде чем у нас с вами
что-нибудь решится. Мне часто приходилось утолять голод жесткой олениной  за
неимением ничего лучшего, но стоит ли мириться с тем, что никуда не годится,
когда можешь получить то, что тебе по вкусу?
   - Вы говорите загадками. Следопыт,  и  я  вас  плохо  понимаю.  Если  это
объяснение действительно необходимо, я просила бы вас выражаться яснее.
   - Видите ли, Мэйбл, мне пришло  в  голову,  что,  согласившись  выполнить
желание сержанта, вы не подозревали, какие  чувства  питает  к  вам  Джаспер
Уэстерн.
   - Следопыт! - воскликнула Мэйбл.
   Она все время менялась в лице и дрожала всем телом, словно  в  лихорадке.
Но Следопыт был слишком поглощен своими  рассуждениями,  чтобы  заметить  ее
волнение, тогда как Пресная Вода закрыл лицо руками, боясь встретиться с ней
взглядом.
   - Я говорил с Джаспером и, сравнивая  его  мечты  с  моими  мечтами,  его
чувства с моими чувствами, его желания с моими желаниями, понял, что оба  мы
слишком вас любим, чтобы обоим нам суждено было счастье.
   - Вы забываете, Следопыт! Вспомните,  ведь  мы  обручены!  -  пролепетала
Мэйбл так тихо, что только при большом напряжении можно было ее расслышать.
   Неудивительно, что проводник  не  разобрал  последнего  слова  и  тут  же
признался в своем невежестве обычным: "Что вы сказали?" - Вы забываете,  что
мы жених и невеста, и ваши намеки неуместны, не говоря уж  о  том,  что  они
всем нам крайне неприятны.
   - Уместно то, что правильно,  Мэйбл,  а  правильно  то,  что  приводит  к
справедливым и честным поступкам. Что же до неприятности всего этого,  то  я
чувствую это прежде всего на себе. Так вот, Мэйбл, знали бы вы, что  Джаспер
- Пресная Вода относится к вам примерно так же,  как  я,  вы,  может,  и  не
согласились бы связать свою жизнь с таким некрасивым, старым хрычом, как я?
   - К чему эта пытка, Следопыт, чего вы добиваетесь? Джаспер Уэстерн ничего
подобного не думает. Он ничего не говорит и ничего не чувствует.
   - Мэйбл!
   Этот  крик  души  вырвался  у  молодого  человека  против  воли,  выдавая
накипевшие чувства. Правда, больше он их ничем не обнаружил.
   Мэйбл закрыла лицо руками; оба сидели,  словно  провинившиеся  школьники,
смертельно боящиеся  огорчить  любимого  наставника.  В  этот  миг  Джаспер,
кажется, готов был отречься о