немедленно  прикончили,  чтобы
завладеть скальпами, которых они более всего добивались.
   Как только  Джасперу  сообщили,  что  предварительные  условия  перемирия
выполнены и он может спокойно отлучиться, он повел куттер к тому месту,  где
пристали лодки, опять взял их на буксир и  привел  в  проток  с  наветренной
стороны. Здесь всех индейцев без проволочек  усадили  в  пироги,  Джаспер  в
третий раз взял их на буксир и, отведя примерно на милю от  острова,  пустил
по течению. Индейцам дали только по одном веслу на пирогу;  молодой  капитан
не сомневался, что, держась по ветру, они к  утру  доберутся  до  канадского
берега.
   Из всего  неприятельского  отряда  на  острове  остались  только  капитан
Санглие, Разящая Стрела и  Июньская  Роса.  Французский  офицер  должен  был
составить некоторые бумаги  и  подписать  их  вместе  с  лейтенантом  Мюром,
единственным,  кого  он  благодаря  его  офицерскому  званию  считал   здесь
правомочным. У тускароры были,  по-видимому,  причины  не  присоединяться  к
своим недавним друзьям - ирокезам. На  острове  были  оставлены  пироги,  на
которых, покончив со всеми делами, все трое должны были отплыть.
   Тем временем, пока "Резвый" уводил  на  буксире  пироги  с  краснокожими,
Следопыт и Кэп, взяв несколько человек на подмогу,  занялись  приготовлением
завтрака, так как большая часть отряда за последние сутки ничего не ела.
   Пока "Резвый"  отсутствовал,  молчание  у  костра  почти  не  нарушалось.
Следопыт нашел время навестить сержанта,  сказать  несколько  слов  утешения
Мэйбл и сделать  кое-какие  распоряжения,  которые,  по  его  мнению,  могли
облегчить последние  минуты  умирающего.  Он  настоял,  чтобы  Мэйбл  слегка
подкрепилась, и, поскольку миновала необходимость охранять  блокгауз,  убрал
часового, чтобы  девушка  могла  побыть  наедине  с  отцом.  Отдав  все  эти
распоряжения, наш герой вернулся  к  костру,  где  собрались  все  уцелевшие
участники похода, к которым уже присоединился Джаспер.

Глава 26

   А горя ты уже и не застал,
   Прошел великих бед девятый вал,
   И лишь волна усталая волне
   Нашептывает что-то в тишине.
   Драйден

   Люди, закаленные в подобных сражениях,  не  склонны  к  чувствительности,
пока они находятся на поле брани. Но на этот раз, против своего обыкновения,
многие воины всем сердцем сочувствовали  Мэйбл,  находившейся  в  блокгаузе,
пока происходили только что описанные события: и  даже  самые  огрубелые  из
солдат вкушали бы свой завтрак с большим аппетитом, не  будь  сержант  столь
близок к смерти.
   Выйдя из блокгауза. Следопыт встретился с  Мюром,  который  отвел  его  в
сторону для доверительной беседы. Квартирмейстер был приторно  любезен,  что
почти безошибочно указывает на скрытое лукавство. Ибо, хотя  физиогномика  и
френология  науки  весьма  несовершенные  и,  возможно,  в  одинаковой  мере
приводят  и  к  верным  и  к  ложным  выводам,  мы  убеждены,  что   улыбка,
появляющаяся на лице без всякого повода, или не в меру  медоточивые  речи  -
вернейшее доказательство лицемерия. Мюру была  свойственна  такая  приторная
любезность, а шотландский говорок, шотландские словечки и  акцент  создавали
впечатление искренности Своим чином квартирмейстер был обязан  Лунди  и  его
семейству, перед которым он в течение многих лет постоянно  заискивал,  хотя
майор был слишком проницателен, чтобы  обманываться  относительно  человека,
намного уступавшего ему по образованию и способностям, но  так  уж  водится,
что люди снисходительно  принимают  лесть,  даже  если  они  ясно  видят  ее
подоплеку и  прекрасно  разбираются  в  ее  истинных  мотивах.  На  сей  раз
столкнулись два человека, до того несходные по характеру, что являли  полную
противоположность  друг  другу.  Следопыт  был  настолько  же   простодушен,
насколько квартирмейстер хитер,  настолько  же  искренен,  насколько  второй
лицемерен, и настолько же прям, насколько тот изворотлив. Оба они отличались
хладнокровием и трезвым рассудком, и оба были храбры, но каждый на свой лад.
Мюр пошел бы навстречу опасности только  из  расчета,  тогда  как  проводник
признавал страх естественным чувством, которое надо уметь  подавлять,  когда
этого требует благая цель.
   - Мой дражайший друг, - начал Мюр, - ибо после ваших  последних  подвигов
вы стали нам вдвойне дороги и еще более упрочили свою славу! Правда, вас  не
произведут в офицеры, потому что такого рода отличие не  отвечает,  как  мне
кажется, ни вашему характеру, ни вашим вкусам, но зато вы всем известны  как
проводник, как надежный советчик, верный подданный короля и  непревзойденный
стрелок. Сомневаюсь, чтобы сам главнокомандующий стяжал себе в Америке такую
славу, какая выпала вам на долю. Теперь самое время вам осесть где-нибудь  и
остаток дней своих доживать спокойно. Женитесь,  дружище,  не  откладывая  в
долгий ящик, пора вам позаботиться и о себе, ибо о славе вам уже  заботиться
нечего. Прижмите к груди Мэйбл Дунхем, бога ради, и у вас  будет  прекрасная
невеста и не менее прекрасная репутация.
   - Что я слышу,  квартирмейстер!  Такой  совет  из  ваших  уст!  А  мне-то
говорили, что вы мой соперник?
   - Что ж, я и был им, дружище, и поверьте, достаточно грозным! Ни  разу  я
еще не оказывался  в  дураках,  а  ведь  сватался  к  пяти!  Лунди,  правда,
насчитывает четырех,  а  я  это  отрицаю.  Он  не  подозревает,  что  истина
превосходит даже его подсчеты. Да, да, Следопыт, у вас имелся  соперник,  но
теперь с этим покончено. От всей души желаю вам  успеха  у  Мэйбл,  и,  если
сержант, паче чаяния, останется жив, я,  разумеется,  замолвлю  ему  за  вас
словечко для верности.
   - Премного благодарен за дружбу, квартирмейстер, но, по совести говоря, я
не нуждаюсь в вашем заступничестве, ведь сержант Дунхем мой давний  друг.  Я
считаю это дело решенным, насколько можно загадывать вперед во время, войны.
Мэйбл и ее отец согласны, а раз так, то даже весь Пятьдесят  пятый  полк  не
помешает мне соединиться с ней Только вот горе - бедный отец вряд ли доживет
до события, которого так жаждало его сердце.
   - Зато, умирая, он будет утешен тем, что его заветное желание  непременно
сбудется. Ах, Следопыт, для уходящих в мир иной большая отрада - знать,  что
любимое, близкое существо не останется без опоры. Все миссис Мюр говорили об
этом перед своей кончиной.
   - И, конечно, все ваши жены находили в этом большое утешение?
   - Как вам не стыдно, дружище! Вот уж никогда бы не поверил, что вы  такой
шутник! Ну-ну, острое словцо  не  должно  портить  отношения  между  старыми
друзьями. Я не могу жениться на Мэйбл, но это не помешает мне уважать  ее  и
при всяком удобном случае, в любом обществе расхваливать ее, да и вас  тоже.
Но вы должны понять. Следопыт, что несчастливец, потерявший  такую  невесту,
нуждается  в  некотором  возмещении  -  Вполне  допускаю,  вполне  допускаю,
квартирмейстер, - отвечал простодушный проводник - Я представляю  себе,  как
мне было бы тяжко лишиться Мэйбл, и понимаю, что вам  нелегко  будет  видеть
нас  женатыми.  Но,  если  сержант  умрет,  нам,  скорее   всего,   придется
повременить со свадьбой, так что вы еще успеете привыкнуть к этой мысли.
   - Я справлюсь с  собой,  непременно  справлюсь,  хотя  сердце  мое  будет
разбито. Но вы можете  помочь  мне  рассеяться,  друг,  дав  мне  подходящее
занятие. Вы, конечно, понимаете, что с этой нашей экспедицией не  все  ладно
я, офицер,  нахожусь  здесь  только  в  качестве  волонтера,  а  нижний  чин
командует отрядом. По разным причинам мне  пришлось  подчиниться,  хотя  вся
кровь во мне кипела, так я рвался командовать вами, когда вы бились за честь
отчизны и права его величества - Квартирмейстер, - перебил его проводник,  -
вы так скоро угодили в  руки  врагов,  что  совесть  не  должна  вас  мучить
Послушайтесь моего совета: поменьше вспоминайте об этом - И я  того  мнения.
Следопыт, что этот эпизод следует предать забвению,  а  сержант  Дунхем  уже
hors du combat... <Вышел из игры (франц.)> - Что, что? - не понял проводник.
   - Да ведь сержанту не придется больше командовать, а оставлять  какого-то
капрала во главе победоносного отряда просто неудобно. Цветы распускаются  в
саду, но чахнут в пустыне. Я и подумал, что пора мне, как офицеру,  имеющему
чин лейтенанта, предъявить свои права. Что до  солдат,  то  они  не  посмеют
перечить, ну, а вы, дорогой друг, теперь, когда у вас есть и слава, и Мэйбл,
и сознание выполненного долга, что всего дороже,  -  вы,  я  уверен,  будете
сторонником, а не противником моего плана.
   - Я полагаю, лейтенант, что командовать солдатами Пятьдесят пятого  полка
- ваше право, и никто, пожалуй, не будет против этого  спорить,  хотя  и  то
сказать, вы были  военнопленным,  и  найдутся  ребята,  которые  не  захотят
подчиняться человеку, обязанному им своим освобождением. Но здесь, по-моему,
никто не станет открыто возражать против вашего желания.
   - Вот и прекрасно, Следопыт! И знайте: когда я буду составлять  рапорт  о
нашей успешной вылазке и захвате французских лодок, о защите блокгауза  и  о
прочих военных действиях, включая капитуляцию француза, я высоко оценю  ваши
заслуги и права.
   - Да бросьте говорить о моих заслугах и правах! Лунди знает, каков я, что
в лесу, что в крепости; а еще лучше знает об этом генерал. Не хлопочите  обо
мне; лучше расскажите о себе, да не забудьте воздать должное отцу Мэйбл,  он
как-никак все еще наш командир.
   Мюр был очень доволен, что все  уладилось  по  его  желанию,  и  пообещал
воздать  каждому  по  заслугам,  после  чего  они  направились   к   группе,
собравшейся у костра. И тут квартирмейстер,  впервые  с  тех  пор,  как  они
уехали из Осуиго, воспользовался властью, принадлежащей ему как старшему  по
чину: отведя в  сторону  капрала,  он  пояснил  этому  служаке,  что  отныне
командование переходит к нему, Мюру, как имеющему патент на офицерский  чин,
и приказал немедленно сообщить эту новость солдатам. Смена династии  на  сей
раз произошла без обычного в таких случаях брожения  умов:  все  признавали,
что требования лейтенанта вполне законны, и никто  не  собирался  оспаривать
его приказания. По причинам, известным лишь квартирмейстеру и Лунди, вначале
вышло другое распоряжение, но теперь обстоятельства изменились  и  лейтенант
почел нужным  занять  принадлежащее  ему  по  праву  место.  Солдаты  вполне
удовлетворились таким рассуждением, тем более что несчастье,  случившееся  с
сержантом Дунхемом, уже само по себе послужило бы  достаточным  объяснением,
если бы таковое понадобилось.
   Тем временем капитан Санглие продолжал готовить  себе  завтрак,  проявляя
при  этом  философскую  покорность  судьбе,  хладнокровие  бывалого   вояки,
искусство и ловкость француза и  прожорливость  страуса.  Этот  субъект  уже
тридцать лет околачивался в колониях, покинув родину  примерно  в  такой  же
должности, какую занимал  Мюр  в  Пятьдесят  пятом  полку.  Обладая  могучим
телосложением,  жестоким  и  очерствелым  сердцем,  известной  ловкостью   в
обхождении с индейцами и отчаянной храбростью,  он  скоро  обратил  на  себя
внимание главнокомандующего как незаменимый агент  по  руководству  военными
действиями дружественных иудейских племен. Так он дослужился до капитанского
чина; но вместе с тем он постепенно усваивал обычаи и нравы своих  союзников
- индейцев, приноравливаясь к ним с легкостью, особенно характерной для  его
соотечественников, находящихся в этой части  света.  Он  нередко  возглавлял
отряды ирокезов в их грабительских набегах, и действия его в  таких  случаях
были весьма непоследовательны: с одной стороны, он как бы старался облегчить
ужасные бедствия, причиняемые населению подобными войнами, с другой - сам же
их  усугублял  благодаря  своему  более  широкому  кругозору   и   средствам
цивилизации, коими он располагал.  Другими  словами,  он  составлял  военные
планы, которые по своему размаху и последствиям далеко превосходили все, что
могли  бы  придумать  индейцы,  но  одновременно  пытался  в  какой-то  мере
исправить зло, причиненное им же самим.  Короче  говоря,  это  был  искатель
приключений, силой  обстоятельств  поставленный  в  положение,  при  котором
грубость и  беспринципность  людей  подобного  сорта  могут  одинаково  ярко
проявляться и в добре и в зле. И, уж во всяком случае, он был не из тех, кто
упустит счастливый случай из-за неуместной щепетильности  или  бросит  вызов
фортуне,  заставляя  ее  без  нужды  хмуриться   из-за   его   бессмысленной
жестокости. Поскольку имя его неизменно связывалось со  многими  зверствами,
которые учиняли его  отряды,  он  прослыл  в  американских  колониях  Англии
последним негодяем, чьи  руки  обагрены  кровью  и  на  чьей  совести  лежат
бесчеловечные истязания беззащитных и невинных жертв; его  кличка  "Санглие"
<Кабан (франц.)>, выбранная им самим, или Каменное Сердце, как именовала его
вся граница, наводила не меньший ужас  на  женщин  и  детей  тех  мест,  чем
впоследствии имена Батлера и Брандта <Батлер и Брандт - главари разбойничьих
банд, наводивших ужас на  поселения  Северной  Америки  во  время  войны  за
независимость (1775 - (1783).>.
   Встреча Следопыта и Санглие  несколько  напоминала  пресловутое  свидание
Веллингтона  и  Блюхера  <Веллингтон  и  Блюхер.  -  Английский   полководец
Веллингтон (1769 - 185l),  командовавший  английскими  войсками  в  битве  с
Наполеоном при Ватерлоо (1815), одержал победу благодаря поддержке прусского
генерала Блюхера (1742 - 1819)>, столь часто и столь  красочно  описанное  в
наших анналах. Встреча эта произошла у костра, и  обе  стороны,  прежде  чем
заговорить, с живейшим интересом разглядывали  друг  друга.  Каждый  из  них
знал, что перед ним - непримиримый враг; и каждому  было  ясно,  хотя  он  и
считал себя обязанным относиться к другому с уважением,  какого  заслуживает
испытанный воин, что как в их характере, так  и  в  склонностях  очень  мало
схожего. Один служил ради денег и чинов, другой, связавший свою жизнь с этим
диким лесным краем, знал, что родная страна нуждается в его  верной  руке  и
опытности.  Стремление  подняться  на  более  высокую  ступень  общественной
лестницы никогда не  смущало  покой  Следопыта;  он  не  ведал  честолюбивых
замыслов, пока не встретился с Мэйбл. С  этой  минуты  его  неуверенность  в
себе, благоговейная любовь к девушке, желание доставить ей положение лучшее,
чем  он  занимал  до  сих  пор,  причиняли  ему  немалые  огорчения;  однако
искренность и прямота натуры  помогли  ему  преодолеть  сомнения  и  обрести
желанный покой. Следопыт рассудил, что если девушка захочет отдать ему  свою
руку, то она не побоится разделить с ним его участь, сколь она  ни  скромна.
Он уважал в Санглие храброго солдата и благодаря своему житейскому опыту был
достаточно   терпим,   чтобы   лишь   наполовину   верить   дурным   слухам,
распространяемым о французе, ибо в любой области самыми нетерпимыми  ханжами
являются наиболее невежественные люди;  но,  конечно,  Следопыт  не  мог  не
осуждать его себялюбие и холодную расчетливость, а самое главное -  то,  что
он  совершенно  отступился  от  "призвания  белого  человека"  и   воспринял
качества, свойственные только краснокожим. Со своей стороны, и Следопыт  был
для Санглие загадкой. Для капитана были непостижимы побуждения, руководившие
проводником. Он много  слышал  о  бескорыстии,  справедливости  и  честности
Следопыта, и эти его качества  порой  заставляли  Санглие  совершать  важные
промахи; недаром говорят, что откровенный и болтливый дипломат иногда  более
умело хранит свои тайны, чем немногословный и лукавый  После  того  как  оба
героя внимательно осмотрели друг друга, мосье Санглие  дотронулся  рукой  до
своей шляпы; грубые пограничные нравы еще не совсем вытравили из его  памяти
правила вежливости, усвоенные  в  молодости,  не  стерли  с  лица  выражения
любезности, врожденной черты всех французов - Мосье  Следопыт,  -  начал  он
весьма решительным тоном,  хотя  и  с  дружеской  улыбкой,  -  un  militaire
<Военный (франц.)> чтит le  courage  et  la  loyaute  <Мужество  и  верность
(франц.)>. Вы говорите по-ирокезски?
   - Да, я понимаю язык этих гадов и в случае нужды могу объясниться на нем,
- правдиво отвечал Следопыт, - но я не  выношу  ни  этого  племени,  ни  его
языка. Что ни минг, то плут, вот каково мое мнение, мастер Каменное  Сердце.
Мне уже приходилось встречать  вас,  правда,  только  в  сражениях,  и  надо
сказать - вы всегда были там, где всего жарче Да и наши пули  вам,  конечно,
знакомы?
   - Только не ваши,  сэр.  Une  balle  <Пуля  (франц.).>,  посланная  вашей
славной рукой, - это верная смерть. Вы убили на островах  одного  из  лучших
моих воинов - Все может быть, все может быть, хотя,  осмелюсь  сказать,  все
они отчаянные канальи. Не в обиду вам будет сказано, мастер Каменное Сердце,
вы попали в прескверную компанию!
   - Да, сэр, - ответил  ему  француз,  стараясь  быть  вежливым;  с  грехом
пополам понимая по-английски, он решил, что ему  говорят  любезности.  -  Вы
очень хороший. Впрочем, un brave <Храбрец (франц).> всегда comme  ca  <Таков
(франц)>. Но позвольте! Что это значит? Чем  провинился  этот  jeune  homme?
<Мордой человек (франц).> Следопыт посмотрел в  ту  сторону,  куда  указывал
рукой капитан Санглие, и увидел, что два солдата грубо схватили  Джаспера  и
по приказанию Мюра скручивают ему руки - Это еще  что  такое?  -  воскликнул
проводник, бросившись к ним и с силой оттолкнув  обоих  стражей.  -  У  кого
хватает духу так бессовестно обращаться с Пресной Водой, да еще  у  меня  на
глазах?
   - Это мой приказ, Следопыт, - заметил  квартирмейстер,  -  и  я  за  него
отвечаю. Неужели вы возьмете на себя смелость оспаривать законность приказа,
отданного офицером его величества?
   - Я стал  бы  оспаривать  даже  собственные  слова  короля,  если  бы  он
утверждал, что Джаспер заслуживает такого обхождения. Кто, если не он,  спас
наши скальпы? Кто избавил нас от поражения и принес нам  победу?  Нет,  нет,
лейтенант, если вы собираетесь с самого начала показывать свою власть  таким
образом, то я первый не буду ей подчиняться.
   - Это  уже  попахивает  неповиновением!  -  сказал  Мюр.  -  Впрочем,  от
Следопыта можно многое стерпеть. Действительно,  Джаспер  делал  вид,  будто
помогает нам, но нельзя из-за этого забывать его прошлые прегрешения.  Разве
сам майор Дункан не предостерегал против него сержанта Дунхема  перед  нашим
отправлением из крепости? Разве то,  что  мы  видели  собственными  глазами,
недостаточно указывает на измену в  наших  рядах!  И  разве  не  естественно
заподозрить в предательстве только Джаспера Уэстерна и никого  другого?  Эх,
Следопыт, никогда из вас не выйдет ни великий  государственный  деятель,  ни
великий полководец, - вы слишком доверяетесь внешности  людей!  Накажи  меня
господь, если я не  уверен,  да  и  вы  сами  частенько  твердили  это,  что
лицемерие еще более распространенный порок, нежели даже зависть, -  это  бич
человеческой природы!
   Капитан Санглие передернул плечами.  Он  внимательно  посматривал  то  на
Джаспера, то на квартирмейстера.
   - Я и слышать не хочу вашей болтовни о зависти и о лицемерии и  вообще  о
человеческой природе! - рассердился Следопыт. - Джаспер - Пресная  Вода  мой
друг; Джаспер - Пресная  Вода  храбрый  парень,  честнейший  и  преданнейший
человек, и ни один солдат Пятьдесят пятого полка не  посмеет  коснуться  его
пальцем без личного приказа майора Лунди, пока я  в  силах  помешать  этому!
Распоряжайтесь своими людьми, но не Джаспером и не мной, мистер Мюр!
   - Bon! <Хорошо! (франц.)> - во всю глотку закричал Санглие.
   - Итак, вы не намерены слушаться голоса рассудка,  Следопыт!  Неужели  вы
забыли наши подозрения и раздумья? Тогда вот вам  еще  одна  убедительная  и
отягчающая вину улика. Посмотрите на этот лоскуток флагдука -  Мэйбл  Дунхем
обнаружила его здесь  поблизости,  на  в