лку, окруженному охотниками. Смею сказать, Уа-та-Уа: ты много раз  ви-
дела это зрелище, и, однако, тебе никогда не пришло на ум спросить,  ка-
кая этому может быть причина.
   Чингачгук и его невеста с недоумением поглядели на великое светило  и
затем обменялись взглядами, как бы отыскивая решение внезапно  возникшей
загадки. Привычка притупляет непосредственность чувства  даже  там,  где
речь идет о великих явлениях природы.
   Эти простые люди до сих пор еще ни разу не пытались  объяснить  собы-
тие, повторяющееся перед ними ежедневно.  Однако  внезапно  поставленный
вопрос поразил их обоих, как новая  блестящая  гипотеза  может  поразить
ученого.
   Чингачгук один решился ответить.
   - Бледнолицые все знают, - сказал он. - Могут они объяснить нам,  по-
чему солнце скрывает свое лицо, когда оно уходит на ночь?
   - Ага, вот к чему сводится вся наука краснокожих!  -  сказал  охотник
смеясь; ему было небезразлично, что он может доказать превосходство сво-
его народа, разрешив эту трудную проблему. - Слушай, Змей,  -  продолжал
он более серьезно и совершенно просто, - это объясняется гораздо  легче,
чем воображаете вы, индейцы. Хотя нам кажется, будто солнце Путешествует
по небу, оно на самом деле не двигается с места, а земля вертится вокруг
него. Всякий может понять это,  если  встанет,  к  примеру  сказать,  на
мельничное колесо, когда оно движется: тогда он будет поочередно то  ви-
деть небо, то нырять под воду. Во всем этом нет никакой тайны, действует
одна только природа. Вся трудность в том, чтобы привести землю в  движе-
ние.
   - Откуда мой брат знает, что земля вертится? - спросил индеец. -  Мо-
жет ли он видеть это?
   - Ну, признаюсь, это хоть кого собьет с толку, делавар. Много  раз  я
пробовал, и мне это никогда по-настоящему не удавалось. Иногда мне мере-
щилось, что я могу это видеть, но потом опять  вынужден  был  сознаться,
что это невозможно. Однако земля действительно вертится, как говорят все
наши люди, и ты должен верить им, потому  что  они  умеют  предсказывать
затмения и другие чудеса, которые приводят в ужас индейцев.
   - Хорошо! Это правда: ни один краснокожий не станет  отрицать  этого.
Когда колесо вертится, глаза мои могут это видеть, но они не видят  вра-
щения земли.
   - Это зависит от упрямства наших чувств. Верь только  тому,  что  ви-
дишь, говорят они, и множество людей действительно  верят  только  тому,
что видят. И, однако, вождь, это совсем не такой хороший довод, как  ка-
жется на первый взгляд. Я знаю, ты веришь в Великого  Духа.  И,  однако,
ручаюсь, ты не смог бы показать, где ты видишь его.
   - Чингачгук может видеть Великого Духа во всех  добрых  делах,  Злого
Духа - в злых делах. Великий Дух -  на  озере,  в  лесу,  в  облаках,  в
Уа-та-Уа, в сыне Ункаса, в Таменунде, в Зверобое. Злой Дух -  в  мингах,
Но нигде я не могу видеть, как вертится земля.
   - Неудивительно, что тебя прозвали Змеем! В твоих словах всегда видны
острый ум и глубокая проницательность. А между тем твой ответ уклоняется
от моей мысли. По делам Великого Духа ты заключаешь, что он  существует.
Белые заключают о вращении земли по тем последствиям, которые происходят
от этого вращения. Вот и вся разница. Подробностей я тебе  Объяснить  не
могу. Но все бледнолицые убеждены, что так оно и есть.
   - Когда солнце поднимется завтра над вершиной этой сосны,  где  будет
мой брат Зверобой? - спросил делавар торжественно.
   Охотник встрепенулся и поглядел на своего друга  пристально,  хотя  и
без всякой тревоги. Потом знаком велел ему следовать за собой в  ковчег,
чтобы обсудить этот вопрос вдали от тех, чьи  чувства,  как  он  боялся,
могли бы возобладать над рассудком. Там он остановился и продолжал бесе-
ду в более доверительном тоне.
   - Не совсем осторожно с твоей стороны, Змей, - начал он, - спрашивать
меня об этом в присутствии Уа-таУа. Да и белые девушки могли  нас  услы-
шать. Ты поступил неосторожно, вопреки всем твоим  обычаям.  Ну  ничего.
Уа, кажется, не поняла, а остальные не  услышали...  Легче  задать  этот
вопрос, чем ответите на него. Ни один смертный не может сказать, где  он
будет, когда завтра подымется солнце. Я задам тебе тот, же вопрос, Змей,
и хочу послушать, что ты ответишь.
   - Чингачгук будет со своим другом Зверобоем. Если Зверобой удалится в
страну духов. Великие Змей поползет вслед за ним; если Зверобой останет-
ся под солнцем, тепло и свет будут ласкать их обоих.
   - Я понимаю тебя, делавар, - ответил охотник,  тронутый  простодушной
преданностью друга. - Такой язык понятен, как и всякий другой; он  исхо-
дит из сердца и обращается прямо к сердцу. Хорошо так думать и, быть мо-
жет, хорошо так говорить, но совсем нехорошо будет, если ты  так  посту-
пишь, Змей. Ты теперь не один на свете - хотя нужно еще переменить хижи-
ну и совершить другие обряды, прежде чем Уа-та-Уа станет твоей женой,  -
вы уже и теперь все равно что обвенчаны и должны вместе делить радость и
горе. Нет, нет, нельзя бросать Уа-та-Уа только потому, что между мной  и
тобой прошло облако немного темнее, чем мы могли предвидеть!
   - Уа-та-Уа-дочь могикан, она знает, что надо повиноваться мужу.  Куда
пойдет он, пойдет и она. Мы оба будем  с  великим  охотником  делаваров,
когда солнце поднимется завтра над этой сосной.
   - Боже тебя сохрани, вождь! Это сущее безумие!
   Неужели вы можете переделать  натуру  мингов?  Неужели  твои  грозные
взгляды или слезы и красота Уа-та-Уа превратят волка в белку или сделают
дикую кошку кроткой, как лань? Нет, Змей, образумься и  предоставь  меня
моей судьбе. В конце концов, нельзя уж так быть уверенным, что эти  бро-
дяги непременно будут пытать меня.
   Они еще могут жалиться, хотя, говоря по правде, трудно ожидать, чтобы
минг отказался от злобы и позволил милосердию восторжествовать  в  своем
сердце. И все же никто не знает, что может случиться,  и  такое  молодое
существо, как Уа-та-Уа, не смеет зря рисковать своей жизнью. Брак совсем
не то, что воображают о нем некоторые молодые люди. Если бы ты  был  еще
не женат, делавар, я бы, конечно, ждал, что от восхода солнца до  заката
ты неутомимо, как собака, бегущая по следу, станешь рыскать вокруг лаге-
ря мингов, подстерегая удобный случай помочь мне и сокрушить врагов.  Но
вдвоем мы часто бываем слабее, чем в одиночку, и надо принимать все вещи
такими, каковы они есть в действительности, а не такими, какими нам  хо-
телось бы их видеть.
   - Случай, Зверобой, - возразил индеец с важным и решительным видом, -
что сделал бы мой бледнолицый брат, если бы Чингачгук попал в руки гуро-
нов? Пробрался бы в деревни делаваров и там сказал бы вождям, старикам и
молодым воинам: "Глядите, вот Уа-та-Уа, она цела и невредима, хотя  нем-
ного устала; а вот Зверобой: он меньше устал, чем Жимолость, потому  что
он гораздо сильнее, но он тоже цел и невредим!" Неужели ты так  поступил
бы на моем месте?
   - Ну, признаюсь, ты меня озадачил! Даже минг не додумался бы до такой
хитрости. Как это тебе пришло в голову задать такой вопрос!.. Что  бы  я
сделал? Да, вопервых, Уа-та-Уа вряд ли оказалась бы в моем обществе, по-
тому что она осталась бы возле тебя, и, стало быть, все, что ты говоришь
о ней, не имеет никакого смысла. Если бы она не ушла со мной, то не мог-
ла бы и устать; значит, я не мог бы произнести ни единого слова из  всей
твоей речи. Итак, ты видишь, Змей, рассудок говорит против тебя.  И  тут
нечего толковать, так как восставать против рассудка не пристало вождю с
твоим характером и твоей репутацией.
   - Мой брат изменил самому себе - он забыл, что говорит  с  человеком,
заседавшим у костров совета своего народа, - возразил индеец ласково.  -
Когда люди говорят, они не должны произносить слов которые входят в одно
ухо и выходят из другого. Слова их не должны быть пушинками, такими лег-
кими, что ветер, неспособный даже вызвать рябь на воде, уносит их прочь.
Брат мой не ответил на мой вопрос: когда вождь задает вопрос своему дру-
гу, не подобает толковать о другом.
   - Я понимаю тебя, делавар, я достаточно хорошо понимаю, что ты имеешь
в виду, и уважение к правде не позволяет мне отрицать это. Все же  отве-
тить тебе не так легко, как ты, по-видимому, думаешь,  и  вот  по  какой
причине. Ты хочешь знать, что бы я сделал, если бы у меня на озере  была
невеста, как у тебя, и если бы мой друг находился в лагере гуронов и ему
угрожали пытки. Не так ли?
   Индеец молча кивнул головой, как всегда невозмутимый и степенный, хо-
тя глаза его блеснули при виде смущения собеседника.
   - Ну так вот: у меня никогда не было невесты, я никогда не питал ни к
одной молодой женщине тех нежных чувств, какие ты  питаешь  к  Уа-та-Уа,
хотя довольно хорошо отношусь к ним всем,  вместе  взятым.  Все  же  мое
сердце, как это говорится, свободно, и, следовательно, я  не  могу  ска-
зать, что бы я сделал в этом случае. Друг сильно тянет в  свою  сторону,
Змей, это я могу сказать по опыту, но, судя по всему, что я видел и слы-
шал о любви, я склонен думать, что невеста тянет сильнее.
   - Правда, но невеста Чингачгука не тянет его к хижинам делаваров, она
тянет к лагерю гуронов.
   - Она благородная девушка; ножки и ручки у нее не больше, чем  у  ре-
бенка, а голосок звонкий, как у дрозда-пересмешника; она благодарная де-
вушка и достойна своих предков, но что из этого следует, Змей? Я все-та-
ки полагаю, что она не изменила своего решения и не  хочет  стать  женой
гурона. Чего же ты добиваешься?
   - Уа-та-Уа никогда не будет жить в вигваме ирокеза! - ответил Чингач-
гук резко. - У нее маленькие ножки, но они могут увести ее к деревням ее
народа; у нее маленькие ручки, но великая душа. Когда  придет  -  время,
брат мой увидит, что мы можем сделать, чтобы не  позволить  ему  умереть
под томагавками мингов.
   - Не действуй опрометчиво, делавар, - сказал охотник серьезно. -  Ве-
роятно, ты поступишь по-своему, и, в общем, это правильно, потому что ты
никогда не будешь счастлив, если ничего не попытаешься  сделать.  Но  не
действуй опрометчиво. Я знаю, что ты не покинешь озеро, пока не  решится
моя судьба. Но помни, Змей, ни одна из пыток, которые способны изобрести
минги, не может смутить мой дух, как мысль, что ты и Уа-та-Уа  попали  в
руки врагов, стараясь сделать что-нибудь для моего спасения.
   - Делавары осторожны. Зверобой не должен бояться, что они бросятся во
вражеский лагерь с завязанными глазами.
   На этом разговор и кончился. Хетти вскоре объявила, что завтрак ртов,
и все уселись вокруг простого, накрашенного стола. Джудит последняя  за-
няла свое место.
   Она была бледна, молчалива, и по лицу ее легко было заметить, что она
провела мучительную, бессонную ночь.
   Завтрак прошел в молчании. Женщины почти не прикасались к еде,  но  у
мужчин аппетит был обычный.
   Когда встали из-за стола, оставалось еще несколько часов  до  момента
прощания пленника со своими друзьями.
   Горячее сочувствие Зверобою и желание быть поближе к  нему  заставило
всех собраться на платформе, чтобы в последний раз поговорить  с  ним  и
выказать свое участие, предупреждая его малейшие желания.
   Сам Зверобой внешне был совершенно  спокоен,  разговаривал  весело  и
оживленно, хотя избегал всяких намеков на важные события, ожидавшие  его
в этот день.
   Только по тону, которым он говорил о смерти, можно  было  догадаться,
что мысли его невольно возвращаются к этой тяжелой теме.
   - Ах, - сказал он вдруг, - сделайте мне одолжение, Джудит, сойдем  на
минутку в ковчег! Я хочу поговорить с вами.
   Джудит повиновалась с радостью, которую едва могла скрыть.
   Пройдя за охотником в каюту, она опустилась на стул. Молодой  человек
сел на другой стул, взяв в руки стоявший в углу "оленебой", который  она
подарила ему накануне, и положил его себе на колени. Еще раз осмотрев  с
любовным вниманием дуло и затвор, он отложил карабин в сторону  и  обра-
тился к предмету, ради которого и завел этот разговор.
   - Насколько я понимаю, Джудит, вы подарили мне это  ружье,  -  сказал
он. - Я согласен взять его, потому что молодой женщине ни к чему огнест-
рельное оружие. У этого карабина славное имя, и его по праву должен  но-
сить человек опытный, с твердой рукой, - ведь самую добрую  славу  легко
потерять из-за беспечного и необдуманного поведения.
   - Ружье не может находиться в лучших руках, чем сейчас, Зверобой. То-
мас Хаттер редко давал из него промах, а у вас оно будет...
   - "Верной смертью", - перебил охотник смеясь.  -  Я  знавал  когда-то
охотника на бобров, у него было ружье, которому дали такое прозвище,  по
все это было лишь бахвальство, ибо я видел делаваров, которые на близком
расстоянии посылали свои стрелы так же метко. Однако я не  отрицаю  моих
способностей... ибо это способности, Джудит, а не натура... я не отрицаю
моих способностей и, следовательно, готов признаться, что ружье не может
находиться в лучших руках, чем сейчас. Но как долго оно в них останется?
Говоря между нами,  мне  не  хотелось  бы,  чтобы  это  слышали  Змей  и
Уа-та-Уа, но вам можно сказать всю правду, потому что ваше  сердце  вряд
ли будет так страдать от этой мысли,  как  сердца  людей,  знающих  меня
дольше и лучше. Итак, спрашиваю я: долго ли мне  придется  владеть  этим
ружьем? Это серьезный вопрос, над которым стоит подумать, и,  если  слу-
чится то, что, по всей вероятности, должно случиться,  "оленебой"  оста-
нется без хозяина.
   Джудит слушала  его  с  кажущейся  невозмутимостью,  хотя  внутренняя
борьба почти до конца истощила ее силы. Зная своеобразный нрав Зверобоя,
она заставила себя сохранять внешнее спокойствие, хотя, если бы его вни-
мание не было  приковано  к  ружью,  человек  с  такой  острой  наблюда-
тельностью вряд ли мог не заметить душевной муки, с которой девушка выс-
лушала его последние слова. Тем не менее необычайное самообладание  поз-
волило ей продолжать разговор, не обнаруживая своих чувств.
   - Что же вы мне прикажете делать с этим оружием, -  спросила  она,  -
если случится то, чего вы, по-видимому, ожидаете?
   - Именно об этом хотел я поговорить с вами, Джудит, именно  об  этом.
Вот Чингачгук, правда,  далек  от  совершенства  по  части  обращения  с
ружьем, но все же он достоин уважения и постепенно овладевает  этим  ис-
кусством. Кроме того, он мой друг - быть может, самый близкий друг,  по-
тому что мы никогда не ссорились, хоть у нас и разные  природные  склон-
ности. Так вот, мне бы Хотелось оставить "оленебой" Змею,  если  что-ни-
будь помешает мне прославить своим искусством ваш  драгоценный  подарок,
Джудит.
   - Оставьте его кому хотите, Зверобой: ружье ваше и вы можете распоря-
жаться им как угодно. Если таково ваше  Желание,  то  Чингачгук  получит
его, в случае если вы не вернетесь обратно.
   - А спросили вы мнения Хетти по этому поводу? Право собственности пе-
реходит от родителей ко всем детям, а не к одному из них.
   - Если вы желаете руководствоваться велениями закона,  Зверобой,  то,
боюсь, что ни одна из нас не имеет права на это ружье. Томас  Хаттер  не
был отцом Хетти, так же как он не был и моим отцом. Мы только  Джудит  и
Хетти, у нас нет другого имени.
   - Быть может, так говорит закон, в этом я мало смыслю. По вашим  обы-
чаям, все вещи принадлежат вам, и никто здесь не станет  спорить  против
этого. Если Хетти скажет, что она согласна, я окончательно успокоюсь  на
этот счет. Правда, Джудит, у вашей сестры нет ни вашей красоты, ни ваше-
го ума, но мы должны оберегать права даже обиженных богом людей.
   Девушка ничего не ответила, но, подойдя к окошку,  подозвала  к  себе
сестру. Простодушная, любящая Хетти с радостью согласилась уступить Зве-
робою право собственности на драгоценное  ружье.  Охотник,  по-видимому,
почувствовал себя совершенно счастливым, по крайней мере до поры до вре-
мени; снова и снова рассматривал он ценный подарок и наконец выразил же-
лание испытать на практике все его достоинства, прежде чем сам  он  вер-
нется на берег. Ни один мальчик не спешил испробовать  новую  трубу  или
новый лук со стрелами с таким восторгом, с каким наивный  лесной  житель
принялся испытывать свое новое ружье. Выйдя на платформу, он прежде все-
го отвел делавара в сторону и сказал ему, что  это  прославленное  ружье
станет его собственностью, если какая-нибудь беда случится со Зверобоем.
   - Это, Змей, для тебя лишнее основание быть осторожным и без нужды не
подвергать себя опасности, - прибавил охотник. - Для вашего племени  об-
ладание таким ружьем стоит хорошей победы. Минги позеленеют от  зависти,
и, что еще важнее, они уже не посмеют больше бродить без  опаски  вокруг
деревни, где хранится это ружье; поэтому береги его, делавар,  и  помни,
что на твоем попечении теперь находится вещь,  обладающая  всеми  досто-
инствами живого существа без его недостатков. Уа-та-Уа должна быть -  и,
без сомнения, будет очень дорога тебе, но  "оленебой"  станет  предметом
любви и поклонения всего вашего народа.
   - Одно ружье стоит другого, Зверобой, -  возразил  индеец,  несколько
уязвленный тем, что друг оценил его невесту ниже, чем ружье. -  Все  они
убивают, все сделаны из дерева и железа. Жена мила сердцу; ружье  хорошо
для стрельбы.
   - А что такое человек в лесу, если ему нечем стрелять? В самом лучшем
случае он становится жалким траппером, а не то ему приходится вязать ве-
ники и плести корзины. Такой человек умеет сеять хлеб, но никогда не уз-
нает вкуса дичи и не отличит медвежьей ветчины от кабаньей... Ну  ладно,
друг! Подобный случай, быть может, никогда не представится нам, и я неп-
ременно хочу испытать это знаменитое ружье. Принеси-ка сюда  твой  кара-
бин, а я испробую "оленебой", чтобы мы могли узнать все его скрытые дос-
тоинства.
   Это предложение, отвлекшее присутствующих  от  тяжелых  мыслей,  было
принято всеми с удовольствием.
   Девушки с готовностью вынесли на платформу весь запас  огнестрельного
оружия, принадлежавшего Хаттеру. Арсенал старика был довольно  богат:  в
нем имелось несколько ружей, всегда заряженных на тот  случай,  если  бы
пришлось внезапно пустить их в ход. Оставалось только подсыпать на полки
свежего пороху, что и было сделано общими силами очень быстро,  так  как
женщины по части оборонительных приготовлений обладали не  меньшим  опы-
том, чем мужчины.
   - Теперь, Змей, мы начнем помаленьку:  сперва  испытаем  обыкновенные
ружья старика Тома и только потом - твой карабин, а затем -  "оленебой",
- сказал Зверобой, радуясь тому, что снова держит в руках ружье и  может
показать свое искусство. - Птиц здесь видимоневидимо:  одни  плавают  на
воде, другие летают над озером и как раз на нужном расстоянии от  замка.
Покажи нам, делавар, пичужку, которую ты намерен пугнуть. Да вон,  прямо
к востоку, я вижу, плывет селезень. Это проворная тварь, она  умеет  ны-
рять в мгновение ока; на ней стоит попробовать ружье и порох.
   Чингачгук не отличался многословием. Лишь только ему  указали  птицу,
он прицелился и выстрелил. При вспышке выстрела селезень мгновенно  ныр-
нул, как и ожидал Зверобой, и пуля скользнула по поверхности озера, уда-
рившись о воду в нескольких дюймах от места, где недавно плавала  птица.
Зверобой рассмеялся своим сердечным смехом, но в то же время приготовил-
ся к выстрелу и стоял, зорко наблюдая за спокойной водной гладью. Вот на
ней показалось темное пятно, селезень вынырнул, чтобы перевести  дух,  и
взмахнул крыльями. Тут пуля ударила ему прямо в грудь,  и  он,  мертвый,
опрокинулся на спину. Секунду спустя Зверобой уже стоял, опираясь  прик-
ладом своего ружья о платформу, так спокойно, как будто ничего не случи-
лось, хотя он и смеялся своим обычным беззвучным смехом.
   - Ну, это еще не бог весть какое испытание для ружей,  -  сказал  он,
как бы желая умалить свою собственную заслугу. - Это не  свидетельствует
ни за, ни против ружья, поскольку все зависело от быстроты руки  и  вер-
ности глаза. Я захватил птицу врасплох, иначе она могла  бы  снова  ныр-
нуть, прежде чем пуля