влялось ей великим  благом.  В  комнате  было
несколько бочек. Мэйбл забилась за ними и в  просвете  между  двумя  бочками
продолжала наблюдать  за  люком.  Она  снова  попыталась  молиться,  но  для
подобного утешения минута была слишком грозной.  К  тому  же  ей  послышался
легкий шорох, будто кто-то, крадучись, взбирался по лестнице и от  излишнего
старания не шуметь сам себя выдавал;  затем  совершенно  явственно  раздался
скрип - это могла быть только лестница. Мэйбл помнила, что одна  перекладина
точно так же заскрипела у нее  под  ногой,  когда  она  поднималась  наверх.
Бывают минуты, в которые перечувствуешь больше, чем за многие  годы.  Бытие,
смерть, вечность, нестерпимые физические страдания - все это  во  весь  рост
встает над однообразием повседневности. Мэйбл в  это  мгновение  можно  было
принять за прекрасное мраморное изваяние, безмолвное и  недвижимое.  Но  она
только казалась такой, никогда за всю ее недолгую жизнь слух  Мэйбл  не  был
таким чутким, зрение - зорким, а чувства - обостренными. Ничего еще не  было
видно, но глаза девушки,  которым  владевший  ею  страх  придал  невероятную
остроту, уже различали кого-то, кто находился в нескольких дюймах  от  люка.
Затем показались черные волосы индейца, который так медленно  поднимался  из
люка, что движение его головы можно было сравнить с ходом минутной  стрелки,
потом темный лоб и широкие скулы, и наконец на уровне пола появилось смуглое
лицо. Когда человеческая физиономия наполовину  скрыта,  она  редко  кажется
привлекательной, и,  по  мере  того,  как  голова  индейца  дюйм  за  дюймом
высовывалась из люка, Мэйбл, завороженной черными блуждающими глазами  и  их
свирепым взглядом, мерещились невесть какие ужасы. Но лишь только над  полом
показалась вся голова, Мэйбл, всмотревшись получше, поняла,  что  перед  ней
нежное, взволнованное и даже по-своему красивое личико Июньской Росы.

Глава 22

   Хоть я и дух,
   Но послан я не обмануть тебя,
   А наградить честнейшего из слуг.
   Вордсворт

   Когда Мэйбл выскочила из-за бочек на середину комнаты, трудно  даже  было
сказать, кто больше обрадовался  -  наша  ли  героиня,  обнаружившая  вместо
Разящей Стрелы его жену, или Июньская Роса, убедившаяся, что та, которую она
с такой тревогой, почти утратив  надежду,  повсюду  искала,  послушалась  ее
совета и укрылась в  блокгаузе.  Они  бросились  друг  другу  в  объятия,  н
простодушная индианка, заливаясь тихим  и  счастливым  смехом,  то  целовала
подругу, то, отстраняя, заглядывала ей в лицо, как бы желая  удостовериться,
что это в самом деле она.
   - Блокгауз хорошо, - сказала молодая индианка, - скальп не снимай.
   - Правда хорошо, - с содроганием отвечала Мэйбл, зажмуриваясь, словно для
того, чтобы отогнать ужасное зрелище, свидетельницей которого она только что
была. - Скажи, ради бога, что с дядей? Я  смотрела  повсюду,  его  нигде  не
видно.
   - Нет здесь блокгауз? - спросила Роса с некоторым любопытством.
   - Вот именно, что нет. Я тут одна. Дженни, которая была со мной, выбежала
к мужу и погибла из-за своей неосторожности.
   - Роса знай. Роса видел, очень худо. Разящий Стрела не жалей ничей жена -
не жалей свой жена.
   - Ах, Роса, твоя-то жизнь, по крайней мере, в безопасности?
   - Не знай. "Разящий Стрела убивай меня, если все знал.
   - Да благословит и защитит тебя бог, Роса! Он благословит и защитит  тебя
за то, что у тебя доброе сердце. Скажи, что мне делать, скажи, жив  ли  хоть
дядя?
   - Не знай. Соленый Вода есть лодка, может, ушел река.
   - Лодка как была, так и осталась у берега, а дяди и квартирмейстера нигде
не видно.
   - Роса не видел убивай. Прятайся. Красный человек прятайся, зачем  стыдно
бледнолицый?
   - Дело не в стыде, я просто боюсь, что они  не  успели  спрятаться.  Ваше
нападение было таким неожиданным.
   - Тускарора! - явно восхищаясь сметкой мужа, с ,улыбкой произнесла  Роса.
- Разящий Стрела великий воин!
   - Но ты сама слишком добра и мягкосердечна для подобной жизни.  Роса;  ты
не можешь быть счастлива, когда такое творится.
   Роса помрачнела, и Мэйбл показалось, что глаза индианки засверкали гордым
и свирепым пламенем, когда она ей ответила:
   - Ингизы очень жадный - отнимай лес, охота; гони шесть  племя  туда,  где
солнце сядет; злой король, злой люди. Бледнолицый - ух как плохо!
   Даже в те отдаленные времена Мэйбл знала, что  в  словах  индианки  много
горькой правды, но она была достаточно осведомлена, чтобы  понимать,  что  в
этом, как и в сотне других случаев, монарха обвиняли в поступках, о  которых
он, скорее всего, даже не подозревал.  Слишком  живо  ощущая  справедливость
упрека, чтобы пытаться возразить, Мэйбл  обратилась  мыслями  к  собственной
участи.
   - Но что ж мне делать. Роса? - спросила  она  индианку.  -  С  минуты  на
минуту ваши могут напасть на блокгауз.
   - Блокгауз хорошо, скальп не снимай.
   - Но ирокезы скоро убедятся, что  в  нем  нет  никакого  гарнизона,  если
только они этого сейчас не знают. Ты же мне сама объявила,  сколько  человек
осталось на острове. Ведь это Разящая Стрела сказал тебе.
   - Разящий Стрела знай, -  отвечала  Роса,  подняв  шесть  пальцев,  чтобы
указать число мужчин. - Все красный человек знай.  Четыре  скальп  нет,  два
имей!
   - Молчи, Роса! От одной этой мысли у меня леденеет кровь. Ваши  могут  не
знать, что я здесь одна, они подумают, что со мной дядя и квартирмейстер,  и
подожгут блокгауз, чтобы выкурить их отсюда. Я  слышала,  что  в  деревянных
укреплениях больше всего надо опасаться огня.
   - Блокгауз не гори, - спокойно отвечала Роса.
   - Как знать, добрая моя Роса, и я ничем не могу им помешать.
   - Блокгауз не гори. Блокгауз хорошо, скальп не снимай.
   - Но объясни, почему, Роса! Я боюсь, они его, сожгут.
   - Блокгауз мокро, много дождь, дерево сырой - плохо гори. Красный человек
знай очень хорошо потом не гори, чтобы ингиз не знай  -  ирокез  был  здесь.
Отец вернуться, ищи, нет, блокгауз. Нет, нет, индей очень хитрый, ничего  не
трогай.
   - Понимаю, Роса, и очень бы хотела, чтобы ты оказалась права, потому  что
отец, если он останется жив.., но, может быть, он уже убит  или  захвачен  в
плен?
   - Отца не трогай - не знай, где ушел; вода следа нет, красный человек  не
находить. Блокгауз не гори. Блокгауз хорошо, скальп не снимай.
   - Ты думаешь, я буду здесь в безопасности до прихода отца ?
   - Не знай. Дочь лучше сказать, когда отец иди назад.
   Мэйбл смешалась под пристальным взглядом  черных  глаз  индианки;  у  нее
возникло неприятное подозрение, что Роса пытается выведать полезные  для  ее
соплеменников сведения, которые приведут и сержанта и его отряд к гибели. Но
не успела Мэйбл придумать,  что  ей  ответить,  как  тяжелый  удар  в  дверь
напомнил о близкой опасности.
   - Это они! - воскликнула девушка. - А может  быть,  Роса,  это  дядя  или
квартирмейстер. Сейчас я даже мистера Мюра обязана впустить.
   - Почему не посмотри? Много дырка - нарочно сделан,  Мэйбл  поняла  ее  с
полуслова и, подойдя к одной из нижних бойниц, прорезанных в той части пола,
что  выступала  над  первым  этажом,  осторожно  приподняла  брусок,  обычно
закрывавший отверстие, и посмотрела, что происходит внизу у двери. По  тому,
как Мэйбл вздрогнула и изменилась в лице, индианка догадалась,  что  там  ее
соплеменники.
   - Красный человек, - сказала Роса и предостерегающе подняла палец.
   - Четверо. Все страшно раскрашенные и с кровавой добычей. Разящая  Стрела
с ними.
   Роса, ринувшись в угол, где лежали запасные ружья, схватила карабин,  но,
услышав имя мужа, замерла на месте. Впрочем, она колебалась недолго, шагнула
к бойнице и хотела было уже просунуть в  нее  ствол,  но  возмущенная  Мэйбл
схватила ее за руку.
   - Что ты делаешь, Роса! - воскликнула девушка.  -  Не  поднимай  руки  на
мужа. Пусть уж лучше погибну я.
   - Не трогай муж, - отвечала Роса с легкой внутренней дрожью. - Не  трогай
красный человек. Их не стреляй - пугай только.
   Поняв намерение Росы, Мэйбл не стала более противиться. Просовывая  ружье
в  прорезь,  индианка  старалась  наделать  побольше  шуму,  чтобы  привлечь
внимание индейцев,  и  только  затем  спустила  курок.  Но,  едва  прогремел
выстрел, Мэйбл стала укорять подругу, хотя та сделала это только ради нее.
   - Ты же сказала, что не будешь стрелять, - сказала она. -  А  если  б  ты
попала в мужа?
   - Роса еще не стреляй, а они все беги, - с улыбкой отвечала  индианка  и,
подойдя к другой бойнице, чтобы взглянуть, что делают  ее  соплеменники,  от
души расхохоталась. - Гляди, гляди, все спрягайся кусты,  все  воин.  Думай,
Соленый Вода и офицер тут. Теперь осторожна будет.
   - Слава богу! У меня есть хоть несколько минут,  чтобы  помолиться  и  не
умереть, как Дженни, помышляя лишь о жизни и земном благополучии.
   Роса  отложила  ружье  и  уселась  возле  ящика,  на  который  опустилась
обессилевшая  Мэйбл;  радость,  как  известно,  вызывает  не  менее  сильную
реакцию, чем горе. Индианка устремила испытующий взгляд на нашу  героиню,  и
Мэйбл показалось, что лицо Росы стало суровым и вместе с тем озабоченным.
   - Разящий Стрела великий воин, - важно произнесла жена тускароры.  -  Все
девушки племя на него гляди. Бледнолицый красавица тоже имей глаз?
   - Что ты хочешь сказать, Роса? Почему ты так на меня смотришь?
   - Зачем бойся Роса стреляй Разящая Стрела?
   - Да ведь это страшно, когда жена убивает собственного мужа!  Нет,  Роса,
пусть уж лучше меня убили бы.
   - А бледнолицый скво ничего больше не думал?
   - Видит бог, ничего! Да разве этого мало? Нет, нет,  и  без  того  хватит
ужасов на сегодня. А что же ты еще подозреваешь?
   - Не знай. Бедный  девушка  тускарора  очень  глупый.  Разящий  Стрела  -
великий вождь и смотри все кругом. Когда спи, звать  бледнолицый  красавица.
Великий вождь люби много жена.
   - А разве. Роса, у вашего народа вождь может иметь несколько жен?
   - Сколько корми - большой охотник часто  жениться.  Разящий  Стрела  имей
сейчас  только  Роса,  но  он  много  смотри,  много  думай,  много   говори
бледнолицый девушка!
   Мэйбл это сама заметила во время  путешествия  и  немало  огорчалась,  но
теперь ей было  вдвойне  неприятно  услышать  подобный  намек  из  уст  жены
индейца. Девушка понимала, как много значат обычаи  и  взгляды  в  подобного
рода делах, но, помимо тягостного и  унизительного  чувства  сознавать  себя
невольной соперницей Росы, она  опасалась,  что  ревность  в  теперешнем  ее
положении  -  сомнительная  гарантия   безопасности.   Однако,   внимательно
посмотрев на Росу, Мэйбл  успокоилась:  на  лице  не  привыкшей  таить  свои
чувства бесхитростной индианки легко было прочесть горечь  отринутой  любви,
но  даже  тяжелые  подозрения  не  могли  исказить  ее  простодушные   черты
выражением коварства или ненависти.
   - Ты ведь не предашь меня, Роса? - с присущей благородной натуре прямотой
спросила Мэйбл, сжимая руку индианки. - Не захочешь подвести другую  женщину
под томагавк?
   - Томагавк тебя не трогай. Разящий Стрела не давай. Если Роса надо  иметь
сестра-жена, Роса желай тебя.
   - Нет, Роса, моя вера, мои чувства этого не дозволяют, а если б я  вообще
могла стать женой индейца, то ни за что не заняла бы твоего места в вигваме.
   Роса ничего не ответила, но, казалось, была  довольна,  даже  благодарна.
Она знала, что мало кто, а может быть, и ни одна из известных Разящей Стреле
индейских девушек не может сравниться с  ней  красотой,  и  вздумай  ее  муж
обзавестись даже дюжиной жен, никто ей не страшен, кроме Мэйбл. Однако  Росу
настолько покорили красота, обаяние,  доброта,  женственная  прелесть  нашей
героини, что вспыхнувшая ревность не только не охладила ее чувств к ней,  но
даже их усилила, побудив индианку пойти на огромный риск, чтобы спасти  свою
воображаемую соперницу от нападения ирокезов. Словом, Роса  со  свойственной
любящей жене интуицией догадалась, что Разящая Стрела восхищается Мэйбл, но,
вместо того чтобы терзаться ревностью и возненавидеть соперницу, как сделала
бы всякая женщина, не привыкшая безропотно покоряться воле своего  господина
и повелителя, она стала присматриваться к наружности и характеру бледнолицей
красавицы и, не найдя в ней ничего отталкивающего, а, напротив, очень  много
привлекательного, сама прониклась  к  ней  восхищением  и  любовью,  которые
отличались, естественно, от чувств ее  мужа,  но  были,  пожалуй,  не  менее
пылкими. Разящая Стрела сам послал Росу предупредить Мэйбл об опасности,  но
он не знал, что жена прокралась на остров вслед за нападающими и укрылась  в
цитадели вместе с предметом их общих забот. Напротив,  он,  как  и  говорила
индианка, решил, что с Мэйбл в блокгаузе Кэп и Мюр и что  это  они  отогнали
его воинов выстрелом.
   - Роса жалей, что Лилия, - так индианка  называла  на  своем  поэтическом
языке нашу героиню, - не бери муж Разящий Стрела. Великий вождь имей большой
вигвам, много места, надо много жена.
   - Спасибо, Роса, на добром слове, но мы, белые женщины,  на  это  смотрим
по-другому, - отвечала Мэйбл, невольно улыбаясь,  несмотря  на  ужас  своего
положения. - К тому же я, возможно, даже  скорее  всего,  никогда  не  выйду
замуж.
   - Надо хороший муж, - сказала Роса. - Разящий Стрела нет на сердце,  бери
Пресный Вода.
   - О чем ты говоришь. Роса? Разве я могу думать о таких вещах, когда  даже
не уверена, буду ли еще жива через час! Ах, если бы как-нибудь  узнать,  жив
ли и невредим мой дорогой дядюшка!
   - Роса ходи смотри.
   - Ты можешь? Ты согласна? А что, если тебя увидят? Разве воины знают, что
ты здесь? И будут ли они довольны, что  женщина  вышла  с  ними  на  военную
тропу?
   Все  это  Мэйбл  выпалила   одним   духом,   словно   страшась   услышать
нежелательный ответ.  Она  никак  не  могла  поверить,  что  Роса  заодно  с
ирокезами,  и,  хотя  это  было  совершенно  невероятно,  вообразила,  будто
индианка тайком последовала за индейцами  в  своей  пироге  и  опередила  их
единственно затем, чтобы  ее  предостеречь  и  спасти  ей  жизнь.  Но  Мэйбл
заблуждалась, что и выяснилось со слов Росы, которая с грехом пополам ей все
объяснила.
   Разящая Стрела, хоть и вождь, был в немилости у  собственного  племени  и
заключил временный союз с ирокезами. Правда, у него был свой вигвам,  но  он
редко жил в нем; притворяясь другом англичан, он все  лето  делал  вид,  что
служит им, тогда как в действительности шпионил в пользу французов,  и  жена
сопровождала его во всех переходах, которые они большей частью  совершали  в
пироге. Короче говоря, ее присутствие не составляло тайны, поскольку Разящая
Стрела редко отправлялся в путь без нее. Все это Роса как  умела  разъяснила
подруге, чтобы Мэйбл без опасения отпустила  ее  разузнать  о  судьбе  Кэпа.
Решено было, что  индианка  выйдет  из  блокгауза,  лишь  только  для  этого
представится малейшая возможность.
   Сперва они через бойницы тщательно осмотрели весь  остров  и  обнаружили,
что победители, захватив припасы англичан и разграбив  хижины,  готовятся  к
пиршеству. Большая часть запасов хранилась в блокгаузе, но  и  без  того  их
оказалось достаточно, чтобы вознаградить индейцев за  легкую  победу.  Трупы
уже убрали, и Мэйбл заметила, что оружие побежденных сложено  в  кучу  возле
места, где собирались устроить пир. Роса высказала предположение, что убитых
отнесли в кусты и там либо зарыли, либо спрятали. Ни одно из заметных с воды
строений не было  разрушено,  поскольку  победители  хотели  заманить  отряд
сержанта в засаду, когда он вернется. Роса указала Мэйбл на индейца,  по  ее
словам - дозорного; он взобрался  на  самую  макушку  высокой  сосны,  чтобы
загодя предупредить своих соплеменников о  приближении  шлюпок,  хотя  отряд
выступил совсем недавно и только какое-нибудь непредвиденное  обстоятельство
могло заставить его так быстро возвратиться. Атаковать блокгауз  пока  никто
не собирался. Напротив, по мнению Росы, все  говорило  за  то,  что  индейцы
будут держать его в осаде до прихода отряда, чтобы следы штурма  не  открыли
истины наметанному глазу Следопыта.  Шлюпку,  однако,  индейцы  захватили  и
переправили к кустам, где были спрятаны их пироги.
   Роса объявила, что сейчас самое  для  нее  время  выйти  из  блокгауза  и
присоединиться к своим. Мэйбл с некоторым недоверием спускалась за индианкой
по лестнице, но ей тут же стало  стыдно  своих  подозрений,  недостойных  ее
самой и несправедливых по отношению к  своей  спасительнице,  и,  когда  они
сошли вниз, все ее сомнения рассеялись.  Дверь  они  отпирали  с  величайшей
осторожностью, и, когда  оставалось  открыть  последний  запор.  Роса  стала
наготове у косяка. Чуть приподняв щеколду, дверь приоткрыли ровно настолько,
чтобы можно было протиснуться  бочком,  и  Роса  не  замедлила  выскользнуть
наружу. Тотчас же Мэйбл  судорожным  движением  захлопнула  дверь  и,  когда
щеколда стала на  место,  явственно  услышала  громкое  биение  собственного
сердца. Теперь  она  могла  считать  себя  в  сравнительной  безопасности  и
остальные  два  засова   задвинула   уже   спокойнее.   Когда   дверь   была
крепко-накрепко  заперта,  она  поднялась  наверх  взглянуть,  что  творится
снаружи.
   Потянулись томительно долгие, мучительные часы ожидания. Индианка  как  в
воду канула. Мэйбл слышала вопли перепившихся  дикарей  -  ром  заставил  их
забыть об осторожности, - порой видела через бойницы их буйную оргию, и  эти
крики и разнузданные телодвижения, от которых  кровь  застыла  бы  у  нее  в
жилах, не явись она перед тем свидетельницей  неизмеримо  более  чудовищного
зрелища, все время напоминали девушке о страшном соседстве. Около полудня на
острове появился какой-то новый человек,  которого  Мэйбл  по  одежде  и  не
совсем обычной внешности сперва было приняла за дикаря.  Но,  разглядев  его
смуглое от природы и к тому же сильно обветренное лицо, она  убедилась,  что
его белый, и даже несколько воспрянула духом: ей казалось, что  в  крайности
ома сможет рассчитывать на помощь человека, близкого  ей  по  цвету  кожи  и
цивилизации. Но, увы, наша героиня не ведала,  что  не  так-то  легко  белым
остановить своих свирепых союзников, коль скоро они почуют запах крови,  да,
собственно, в расчеты белых и не входило удерживать их от зверств.
   День показался Мэйбл месяцем, и только  минуты,  проведенные  в  молитве,
пролетали незаметно. Доводы Росы  казались  Мэйбл  убедительными,  она  тоже
думала, что блокгауз,  видимо,  не  тронут  до  возвращения  отца,  которого
ирокезы хотели заманить в засаду,  так  что  на  какое-то  время  она  могла
считать себя в сравнительной безопасности. Зато будущее Представало в  самом
мрачном свете, и Мэйбл мысленно уже рисовала себе ужасы, которые ее ожидают,
если она попадет в плен. В такие минуты Мэйбл мерещился Разящая Стрела и его
оскорбительное  внимание:  наша  героиня  знала,  что   индейцы,   если   не
приканчивают пленных на месте, уводят их  в  свои  селения,  чтобы  передать
племени, и случалось, что белые  женщины  проводили  остаток  своих  дней  в
вигвамах победителей. Чтобы отогнать подобные  мысли,  Мэйбл  опускалась  на
колени и принималась молиться.
   Пока было светло, положение нашей героини внушало тревогу, когда  же  над
островом начали сгущаться сумерки, оно стало действительно опасным. К  этому
времени дикари дошли до  полного  исступления,  чему  немало  способствовали
захваченные у англичан  запасы  рома,  и  выкриками  своими  и  жестами  они
напоминали настоящих бесноватых.  Все  попытки  французского  начальника  их
унять оказались тщетными, и он благоразумно удалился  на  ближайший  остров,
где устроил себе нечто вроде бивака, предпочитая держаться  на  почтительном
расстоянии от своих союзников, от которых можно было всего ожидать.  Однако,
перед тем как уйти, французский офицер с опасностью для жизни погасил костер
и унес все, чем можно было разжечь огонь.  Он  боялся,  как