вадрупедиум означает "животное о четырех ногах" - то есть "зверь".
   - Зверь! Так вы полагаете, что Ишмаэл Буш возит за собою зверя в клетке?
   - Я это знаю. Склоните ко мне свой слух -  нет,  не  буквально,  друг,  -
добавил  он,  встретив  недоуменный  взгляд  Поля,  -  а  фигурально,  через
посредство уха, и вы кое-что услышите. Я уже поставил вас в известность, что
в силу некоего компактума я путешествую с вышеозначенным  Ишмаэл  ом  Бушем;
но, хотя и обязался исполнять известные функции, пока путешествие не  придет
к  концу,  не  было  такого  условия,  что  оное  путешествие  должно   быть
семпитернум, то есть вечным.  Далее,  хотя  про  этот  край  едва  ли  можно
сказать, что он всесторонне изучен, ибо, в  сущности,  он  представляет  для
естествоведа девственную область, все же нельзя не признать, что  он  крайне
беден сокровищами растительного царства. А посему я  давно  удалился  бы  на
несколько сот миль  к  востоку,  если  бы  некое  внутреннее  побуждение  не
склоняло меня ознакомиться с животным, о котором шла у нас речь, и,  должным
образом описав его, внести в классификацию. И я питаю некоторую  надежду,  -
он понизил голос, как будто собираясь сообщить важную тайну, - что  я  смогу
уговорить Ишмаэла Буша, чтобы он позволил  мне  ради  этой  цели  произвести
диссекцию.
   - Вы видели это существо?
   - Я с ним ознакомился не через органы зрения, а  менее  обманчивым  путем
умозрения:  через  заключения  разума  и  дедуктивные  выводы   из   научных
предпосылок. Я наблюдал привычки животного, молодой человек,  и  смело  могу
утверждать  -  на  основе  доказательств,  какими   пренебрег   бы   рядовой
наблюдатель, - что оно крупных размеров, малоподвижно, возможно, находится в
состоянии  спячки,  весьма  прожорливо  и,  как  установлено  сейчас  прямым
свидетельством уважаемого охотника, свирепо и плотоядно.
   - Хотел бы я,  приятель,  -  сказал  Поль,  на  которого  выводы  доктора
произвели сильное впечатление, - узнать наверняка, вправду ли это зверь!
   - На этот счет сомнения отпадают:  помимо  многочисленных  доказательств,
явствующих из привычек животного, мы имеем утверждение самого Ишмаэла  Буша.
Каждое мельчайшее звено в моей дедукции вполне обосновано.
   Молодой человек, мною движет отнюдь  не  праздное  любопытство,  ибо  мои
изыскания, как я скромно  надеюсь,  во-первых,  служат  прогрессу  науки,  а
во-вторых, приносят пользу моим ближним.  Я  томился  желанием  узнать,  что
содержится в палатке, которую Ишмаэл так заботливо охраняет и от которой  по
нашему договору в течение известного срока я должен держаться не  ближе  чем
на расстоянии стольких-то локтей, в  чем  меня  заставили  свято  поклясться
юраре пер деос <Поклясться богами (лат.).>. Всякий обет - юс юрандум -  дело
нешуточное, нельзя легко относиться к клятве. Но,  так  как  мое  участие  в
экспедиции зависело от этого условия, я  дал  согласие,  сохранив  за  собой
возможность в любое время наблюдать издалека. Дней десять назад Ишмаэл, видя
мое состояние, сжалился над скромным служителем  науки  и  сообщил  мне  как
факт, что в повозке содержится за завесой некое животное, которое он везет в
прерию как приманку: он  рассчитывает,  используя  его,  подманивать  других
животных того же вида или даже рода. С этого часа  моя  задача  упростилась:
оставалось наблюдать привычки животного и записывать результаты  наблюдений.
Когда мы прибудем в намеченное место, где эти животные водятся,  говорят,  в
изобилии, я буду допущен к свободному осмотру данной особи.
   Поль слушал по-прежнему в глубоком молчании,  пока  доктор  не  довел  до
конца свое странное объяснение; только  тогда  бортник  недоверчиво  покачал
головой и счел удобным возразить:
   - Эх, приятель! Старик Ишмаэл запихнул вас в дупло, на самое дно, где вам
от ваших глаз не больше пользы, чем трутню от жала. Я тоже кое-что  знаю  об
этой крытой повозке. Ваш скваттер просто лжец, и я вам  сейчас  это  докажу.
Посудите сами, разве стала бы такая девушка, как Эллен Уэйд, водить дружбу с
диким зверем?
   - А почему? Вполне могла бы! - сказал  естествовед.  -  Нелли  не  лишена
любознательности и часто с  удовольствием  подбирает  те  сокровища  знаний,
которые я поневоле разбрасываю в этой пустыне. Почему она не  может  изучать
привычки какого-либо животного, пусть даже носорога?
   - Полегче, полегче! - осадил бортник, столь же уверенный в себе и если не
столь образованный, как доктор, то  все  же  не  хуже  его  осведомленный  в
затронутом вопросе. - Эллен храбрая девушка и такая, что  имеет  собственное
мнение, или я в ней ошибаюсь! Но при всем своем мужестве и смелости суждений
она все-таки только женщина. Точно я не видел частенько, как она плачет!..
   - Так вы знакомы с Нелли?
   - Черт возьми! Конечно, нет! Но  женщина,  я  знаю,  всегда  женщина;  и,
прочти она все книги в Кентукки, Эллен Уэйд  не  войдет  одна  в  палатку  к
хищному зверю!
   - Мне думается, - спокойно сказал траппер,  -  что  тут  что-то  нечисто.
Скваттер, я сам тому свидетель,  не  терпит,  чтобы  кто-либо  заглядывал  в
палатку, и у меня есть верное доказательство - куда вернее ваших,  -  что  в
повозке нет клетки со зверем. Вот вам Гектор. Он собака из доброго  рода,  и
нюх у него такой, что лучшего не бывает. Будь там зверь, уж Гектор давно  бы
сказал об этом своему хозяину.
   - Вы решитесь противопоставить  собаку  человеку?  Невежество  -  знанию?
Инстинкт - разуму? - вспылил доктор. - Каким способом, смею спросить, гончая
может распознать привычки, вид или хотя бы род животного, как распознает  их
мыслящий, образованный человек,  оснащенный  научными  знаниями,  покоритель
природы?
   -  Каким  способом?   -   хладнокровно   повторил   старый   лесовик.   -
Прислушайтесь. И, если  вы  думаете,  что  школьный  учитель  может  научить
уму-разуму лучше господа бога, вы увидите сами, как вы  глубоко  ошибаетесь.
Слышите, в заросли что-то шевелится? Уже минут пять доносится хруст  ветвей.
Скажите же мне, кто там таится?
   - Полагаю, кровожадный зверь! - воскликнул доктор, еще не  забывший  свою
недавнюю встречу с веспертилио хоррибилис.  -  Вы  при  ружьях,  друзья:  не
зарядите ли их осторожности ради? На мой дробовик надежда плохая.
   - Тут он, пожалуй, прав! - отозвался траппер и взял ружье,  отложенное  в
сторону на время обеда. - А все-таки назовите мне эту тварь.
   - Это лежит вне пределов человеческого познания! Сам Бюффон не сказал бы,
принадлежит ли это животное к четвероногим или к отряду змей! Овца  это  или
тигр!
   - Так ваш Бюффон дурак  перед  моим  Гектором!  Ну-ка,  песик.  Кто  там,
собачка? Погонимся за ним или дадим пройти?
   Собака,  уже  известившая  траппера  подрагиванием  ушей,   что   почуяла
приближение какого-то  животного,  подняла  покоившуюся  на  передних  лапах
голову и слегка раздвинула губы, как будто собираясь оскалить остатки зубов.
Но вдруг, отбросив свое враждебное намерение,  она  потянула  носом,  широко
зевнула, отряхнулась и вновь мирно улеглась.
   - Ну, доктор, - сказал, торжествуя, траппер, - я уверен, что в  чаще  нет
ни дичи, ни хищного зверя; знать об этом  очень  существенно  для  человека,
когда он слишком стар, чтобы зря растрачивать свои силы, а все же  не  хочет
пойти на обед пантере!
   Собака перебила хозяина громким ворчанием, но и сейчас не подняла головы.
   - Там человек! - пояснил траппер и встал. -  Там  человек,  если  я  хоть
что-то смыслю в повадке моей собаки. С Гектором у нас разговоры недолгие, но
редко бывает, чтобы мы друг друга не поняли!
   Поль  Ховер  вскочил  с  быстротою  молнии  и,  вскинув  ружье,   крикнул
угрожающе:
   - Если друг, подходи; если враг, не жди добра!
   - Друг, белый человек и, посмею утверждать, христианин! - отозвался голос
из чащи. В тот же миг кусты раздвинулись, и секундой позже говоривший  вышел
на поляну.

Глава 10

   Отойди в сторону, Адам: ты услышишь, как он на меня накинется.
   Шекспир, "Как вам это понравится"

   Известно, что еще задолго до того, как бескрайние  просторы  Луизианы  во
второй и, будем надеяться, последний раз переменили хозяев, на ее  никем  не
охраняемую территорию часто  проникали  всевозможные  искатели  приключений.
Едва знакомые с цивилизацией охотники  из  Канады,  люди  того  же  разбора,
только   чуть   просвещенней,   из    Штатов,    да    метисы,    то    есть
полубелые-полуиндейцы, причислявшие себя к белым,  жили,  затерявшись  среди
различных индейских племен, или же добывали себе скудное пропитание,  селясь
в  одиночестве  на  угодьях  бобра  да  бизона  -  по-местному,  буйвола  <В
добавление к признакам, устанавливающим в науке различие между  двумя  этими
видами, следует отметить (с должной ссылкой на доктора Батпиуса) как едва ли
не важнейшую  особенность,  что,  в  то  время  как  мясо  бизона  вкусно  и
питательно, буйволятина малосъедобна. (Примеч. автора.)>.
   Поэтому не  так  уж  было  необычно  встретить  незнакомца  на  пустынных
равнинах Запада. По признакам, которых  не  заметил  бы  ненаметанный  глаз,
житель окраинных земель узнавал о появлении по соседству соотечественника и,
сообразно своему нраву или интересам,  либо  искал  сближения  с  непрошеным
гостем, либо уклонялся от встречи. По большей части такая встреча  проходила
мирно; белым следовало опасаться общего врага - исконных и,  пожалуй,  самых
законных хозяев страны. Нередки, бывали и случаи, когда зависть  и  жадность
приводили к  печальной  развязке  -  к  прямому  насилию  или  безжалостному
предательству. Поэтому два охотника при встрече в Американской пустыне  (как
мы находим иногда удобным называть эту область) обычно приближались  друг  к
другу подозрительно и настороженно, подобно двум кораблям в кишащем пиратами
море: ни одна из сторон не желает выдать свою слабость,  выказав  недоверие,
ни одна не склонна  сделать  первый  дружеский  шаг,  который  ее  свяжет  и
затруднит отступление.
   В  известной  степени  такова  была  и  описываемая  встреча.  Незнакомец
довольно решительно двинулся вперед, но при  этом  зорко  следил  за  каждым
движением трех сотрапезников и то и дело  замедлял  шаг,  опасаясь,  как  бы
приближение  не  оказалось  излишне  поспешным.  А  Поль  между  тем  стоял,
поигрывая  курком  ружья;  гордость  не  позволяла   ему   дать   незнакомцу
заподозрить,  что  они  трое  могут  бояться  одного,  но  в  то  же   время
благоразумие   не   позволяло   ему   вовсе   пренебречь   обычными   мерами
предосторожности. Заметное различие в приеме, какой устроители пира  оказали
двум своим гостям, было обусловлено различием в  облике  первого  и  второго
пришельца.
   Если натуралист казался рассеянным чудаком и безусловно мирным человеком,
то вновь прибывший был с виду силен, а по выправке и поступи  нетрудно  было
признать в нем военного.
   На голове он носил синюю суконную шапочку  военного  образца,  украшенную
замусоленной золотой кистью и почти тонувшую в копне  курчавых,  черных  как
смоль волос. Вокруг шеи была небрежно обмотана полоска черного  шелка.  Тело
облегала темно-зеленая охотничья блуза с желтой бахромой и позументом, какие
можно было иногда увидеть  на  солдатах  пограничных  войск.  Из-под  блузы,
однако, выглядывали воротник и лацканы  куртки  того  же  синего  добротного
сукна, что и шапка. На ногах у незнакомца были длинные, оленьей кожи гетры и
простые индейские мокасины. Прямой и грозный, с богатой отделкой кинжал  был
заткнут  за  шелковый  вязаный  красный  кушак;  второй  пояс  или,  точнее,
сыромятный ремень нес пару совсем маленьких пистолетов в изящных кобурах.  А
за плечом висело короткое, тяжелое военное ружье; сумка для пуль и  рог  для
пороха занимали свое обычное место - под левой и правой руками. На  спине  у
него был ранец, помеченный всем известными инициалами, из-за  которых  позже
правительство  Соединенных  Штатов  стали  в  шутку  именовать  дядей  Сэмом
<Соединенные  Штаты  -  United  States,  или  в   сокращении   US,   что   и
расшифровывалось в шутку как "Uncle Sam" - то есть "дядя Сэм".>.
   - Я не враг, - сказал незнакомец, слишком привычный к виду оружия,  чтобы
испугаться нелепой воинственной  позы,  какую  счел  нужным  принять  доктор
Батциус. - Я пришел как друг, как человек, чьи цели и намерения не  помешают
вашим.
   - Слушай, приятель, - резко сказал Поль Ховер,  -  сумеешь  ты  выследить
пчелу от этого открытого места до ее лесного улья, может быть, в  двенадцати
милях и больше?
   - За такою птицей, как пчела, у  меня  еще  не  было  нужды  гоняться,  -
рассмеялся незнакомец, - хотя  и  я  в  свое  время  был  в  некотором  роде
птицеловом.
   - Так я и подумал! - воскликнул Поль и дружески протянул руку с  истинной
свободой обращения, по  которой  сразу  узнаешь  американца  из  пограничной
полосы. - Значит, пожмем друг другу лапы! Делить нам с тобою нечего, раз  ты
не ищешь меда. А теперь, если найдется у тебя в животе пустой уголок и  если
ты умеешь глотать росу, когда она каплет прямо в рот, так  вот  перед  тобой
лежит недурной кусок. Отведай, приятель, и если, отведав, ты не скажешь, что
это самый вкусный обед, какой ты едал со времени... Скажи-ка,  ты  давно  из
поселений?".
   - Уже много недель, и, боюсь, назад попаду не  так-то  скоро.  Во  всяком
случае, я принимаю приглашение, потому что пощусь со вчерашнего дня; к  тому
же я знаю, как хорош бизоний горб, и от такой еды не откажусь.
   - Ага, тебе это блюдо знакомо! Значит, ты оценил его  раньше  меня,  хотя
сейчас, полагаю, я тебя нагнал. Я был бы счастливейшим парнем на  весь  край
от Кентукки до Скалистых гор, когда б имел уютную хижину поближе  к  старому
лесу, где полно дуплистых деревьев, да каждый  день  вот  такой  горбок,  да
охапку свежей соломы для ульев, да крошку Эл...
   - Крошку чего? - спросил пришелец; откровенность и общительность бортника
казались ему забавными.
   - А уж это никого, кроме меня, не касается,  -  ответил  Поль  и  занялся
своим ружьем, беспечно насвистывая  мелодию,  широко  известную  на  берегах
Миссисипи.
   Пока шел этот разговор, пришелец подсел к бизоньему  горбу  и  уже  успел
произвести решительное вторжение в то, что от  него  оставалось.  Между  тем
доктор Батциус наблюдал за  сей  операцией  с  настороженностью  куда  более
удивительной, чем радушие, проявленное простосердечным Полем.
   Однако беспокойство натуралиста или, вернее, его опасения были  порождены
причинами совсем другого рода, нежели дружеская доверчивость  бортника.  Его
поразило, что пришелец назвал животное, чье мясо он  получил  на  обед,  его
правильным наименованием; и так как сам он  чуть  не  первый  воспользовался
исчезновением препятствий, какие  политика  Испании  ставила  на  пути  всем
исследователям ее трансатлантических  владений,  вела  ли  тех  коммерческая
выгода или, как его самого, благородный интерес к науке, то его практическая
сметка (ибо он не был вовсе лишен таковой) подсказала ему,  что  побуждения,
увлекшие его в  такое  путешествие,  могли  толкнуть  на  то  же  и  другого
естествоиспытателя.  Итак,   он   стоял   перед   возможностью   неприятного
соперничества,  грозившего  отнять  у  него   по   меньшей   мере   половину
справедливой награды за  все  перенесенные  здесь  лишения  и  опасности.  А
потому, если знать душевный склад натуралиста,  не  покажется  удивительным,
что его природная мягкость и  благодушие  сейчас  изменили  ему  и  он  стал
бдительно  следить  за  действиями  незнакомца,  дабы   проникнуть   в   его
злокозненные намерения.
   - А ведь и впрямь восхитительное блюдо! - объявил ничего не подозревавший
молодой пришелец (его с полным правом можно было назвать не только  молодым,
но и красивым). - Или голод придал мясу этот особенный вкус,  или  же  бизон
вправе занять первое место во всем бычьем семействе!
   - Натуралисты, сэр, если уж прибегают к  просторечью,  то  считают  более
правильным называть род по корове, - сказал доктор Батциус, решив,  что  его
подозрения подтверждаются, и кашлянул для прочистки  горла,  перед  тем  как
заговорить, подобно тому как дуэлянт ощупывает острие рапиры, перед тем  как
вонзить ее в грудь противника. - Такая фигура речи  более  совершенна,  ибо,
конечно, "bos" (что значит на латыни  "вол")  неспособен  служить  продлению
племени; но в своем расширенном значении слово "bos" вполне  применимо  и  к
"vacca" <Корова (лат.).>, а это куда более благородное животное.
   Тон, каким  доктор  произнес  свое  суждение,  показывал  его  готовность
немедленно приступить к ученому спору, ибо он не сомневался, что пришелец не
сходится с ним во взглядах, и теперь выжидал ответного удара,  дабы  отвести
таковой еще более убедительным выпадом. Но молодой человек предпочел  налечь
на угощение, так вовремя ему предложенное, и отнюдь не спешил ухватиться  за
спор по этой или другой запутанной  проблеме,  которая  могла  бы  доставить
ревнителям науки повод для умственного поединка.
   - Весьма возможно, что вы правы,  сэр,  -  ответил  он  с  оскорбительным
безразличием к важности сдаваемой им позиции. -  Да,  вы  совершенно  правы,
сэр, и слово "vacca" было бы здесь более уместно.
   - Извините, сэр, но вы  крайне  ошибочно  толкуете  мое  замечание,  если
полагаете, что я включаю Bibulus Americanus в семейство vacca, ибо, как  вам
хорошо известно, сэр.., или, возможно, я должен назвать вас доктором? У  вас
несомненно имеется медицинский диплом?
   - Вы оказываете мне незаслуженную честь, - перебил незнакомец.
   - Значит, студент?.. Или  вы  посвятили  себя  изучению  другой  науки  -
возможно, из гуманитарной области?
   - Опять неверно.
   - Но не могли же вы, молодой человек, приступить  к  столь  важному..,  я
сказал бы, даже грозному служению без всякого свидетельства о вашей  к  тому
пригодности! Без какого-либо документа, который подтверждал  бы  ваше  право
заниматься таким делом и держаться на равной ноге с коллегами,  посвятившими
себя тем же благим целям.
   - Не понимаю, на каком основании или в каких видах вы вмешиваетесь в  мои
дела! - вспылил молодой человек. Он весь покраснел  и  вскочил  с  живостью,
показавшей, как мало значат для него более грубые нужды, когда задет близкий
его сердцу предмет. - И ваш язык мне непонятен, сэр.  То,  что  в  отношении
других  можно  назвать  "благою  целью",  для  меня  -  высший  долг.  И  со
свидетельством тоже не менее странно: признаюсь, не понимаю, кто  его  может
спрашивать. И зачем я должен его предъявлять?
   - Обычай предписывает  запасаться  таким  документом,  -  веско  возразил
доктор. - И в соответственных случаях принято предъявлять его с  тем,  чтобы
родственные и дружественные умы сразу  отметали  недостойное  подозрение  и,
пренебрегая, так сказать, простейшими вопросами, могли сразу же начать с тех
статей,  которые  являются  desiderata  <Желательное,  наиболее   интересное
(лат.).> для обеих сторон.
   - Странное требование! - пробормотал молодой человек, переводя  взгляд  с
одного на другого, как будто изучая, что  представляют  собою  эти  трое,  и
взвешивая, на чьей стороне сила. Потом, пошарив у себя на груди,  он  извлек
маленькую шкатулочку и, с достоинством подав ее доктору, сказал:
   - Из этого вы увидите, сэр, что я имею достаточное  право  путешествовать
по стране, которая ныне находится во владении Американских Штатов.
   - Посмотрим! - провозгласил натуралист, разворачивая большой, сложенный в
несколько  раз  пергамент.  -  Ага,  подпись  философа  Джефферсона!  <Томас
Джефферсон (1743 - 1821) - американский государственный деятель и философ. С
1801 по 1803  год  был  президентом  США.>  Государственная  печать!  Вторая
подпись - военного министра! Вот как!  Свидетельство  о  присвоении  Дункану
Ункасу Мидлтону звания капитана артиллерии.
   Кому, кому? - подхватил траппер, который в  продолжение  всего  разговора
сидел и жадно вглядывался в незнакомца, в каждую черточку его лица. -  Ка