нялись  с  ним  нес-
колькими фразами, и благодаря этому между ними установилось нечто  похо-
жее на дружеские отношения.
   Ничто не нарушало важного спокойствия Чингачгука; он  сидел  в  свете
костра, и путешественники, беспокойно  поглядывая  на  старого  индейца,
увидели наконец истинное выражение его лица, которое  проступало  сквозь
наводящую ужас военную раскраску. Сестры находили между  отцом  и  сыном
большое сходство, с той лишь разницей, которую накладывают возраст и пе-
режитые невзгоды. Свирепое выражение лица Чингачгука  смягчилось,  и  от
него веяло теперь ясным спокойствием, которое отличает обычно индейского
воина, когда для него нет необходимости напрягать все свои  способности,
защищая жизнь. Легко было заметить по теням, которые иногда пробегали по
смуглому лицу индейца, что вспышки гнева было достаточно, чтобы вступила
в силу та страшная эмблема, которая на страх врагам была  изображена  на
теле Чингачгука.
   В отличие от него Соколиный Глаз не знал покоя. Живой взгляд  развед-
чика постоянно блуждал, не останавливаясь ни на мгновение. Он ел и пил с
удовольствием, но бдительная осторожность ни на минуту не покидала  его.
Раз двадцать фляга или кусок жареного мяса замирали в руке  охотника,  и
он поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, как бы прислушива-
ясь к отдаленному шуму.
   - Друг, - заговорил Соколиный Глаз, вынимая  из-под  покрова  листьев
небольшой бочонок с вином и обращаясь к певцу, который  отдавал  должное
его поварскому искусству, - попробуйте-ка этого виноградного сока  -  он
прогонит все мысли о жеребенке и оживит вашу душу. Я пью за нашу  дружбу
и надеюсь, что бедная лошадка не послужит причиной ненависти между нами.
Как ваше имя?
   - Гамут, Давид Гамут, - ответил учитель пения, собираясь залить  свои
печали глотком вкусного и сильно приправленного пряностями напитка.
   - Отличное имя, и, полагаю, оно передано вам хорошими честными  пред-
ками. Я люблю такие имена, хотя изобретательность христиан в этом случае
значительно отстает от остроумных обычаев индейцев. Самого большого тру-
са, какого я когда-либо знал, звали Львом, а его жена носила имя Пейшенс
(терпение), между тем эта особа успевала наговорить множество неприятных
слов в течение меньшего времени, чем нужно оленю, чтобы  промчаться  са-
жень. У индейца имя - дело чести. Индеец обыкновенно принимает какое-ни-
будь подходящее для себя прозвище. Конечно, имя  Чингачгук,  что  значит
"Великий Змей", не означает, что он и в самом деле змея;  нет,  его  имя
говорит, что ему известны все извороты, все уголки человеческой природы,
что он молчалив и умеет наносить своим недругам удары в такие мгновения,
когда они совсем этого не ожидают. Каково же ваше призвание?
   - Я - недостойный преподаватель благородного искусства псалмопения.
   - О!
   - Я преподаю пение юным новобранцам Коннектикута.
   - Вы могли бы выбрать занятие получше. Эти щенки и так слишком  много
хохочут и поют в лесах, когда им следовало бы сидеть затаив дыхание, как
лисице в засаде. Умеете ли вы, по крайней мере, обращаться с ружьем?
   - Слава богу, мне еще никогда не приходилось иметь дело со смертонос-
ным оружием.
   - Может быть, вы умеете находить путь по компасу, наносить на  бумагу
направление вод, обозначать на ней горы и пустыни так, чтобы люди сумели
отыскать эти места?
   - Нет, этим я не занимаюсь.
   - У вас такие ноги, которые могут превратить длинную дорогу в  корот-
кую. Я полагаю, генерал посылает вас с поручениями?
   - Никогда. Я следую только моему высокому призванию, то  есть  обучаю
людей церковной музыке.
   - Странное призвание, - произнес Соколиный Глаз и усмехнулся.  -  Всю
жизнь повторять, как пересмешник, все высокие и низкие ноты, которые вы-
рываются из человеческого горла! Впрочем, друг, пение -  ваш  талант,  и
никто не имеет права его хулить, как никто не смеет  порицать  искусство
стрельбы или какое-нибудь другое  умение.  Покажите-ка  ваше  искусство.
Пусть это будет наше дружеское прощание на ночь. Ведь девушкам предстоит
набраться сил перед долгой дорогой, в которую мы отправимся на рассвете,
пока еще не зашевелились макуасы.
   - С великим удовольствием, - сказал Гамут. Поправив очки  в  железной
оправе, он вынул свой излюбленный томик и немедленно передал книгу  Али-
се. - Что может быть более подходящим и успокаивающим, чем вечерняя  мо-
литва после дня, полного опасности и риска!
   Алиса улыбнулась. Она взглянула на Хейворда и вспыхнула, не зная  как
ей поступить:
   - Не стесняйтесь, - шепнул ей молодой офицер.
   Алиса приготовилась петь. Давид  выбрал  гимн,  отвечавший  положению
беглецов. Кора тоже пожелала поддержать сестру.  Давид,  который  всегда
придерживался в пении строгих правил,  предварительно  дал  певцам  тон,
пользуясь своим камертоном.
   Полился торжественный напев; иногда молодые  девушки  склонялись  над
книгой и усиливали свои звучные голоса, иногда понижали их, так что  шум
воды превращался в глухой аккомпанемент песен. Природный вкус  и  верный
слух Давида руководили певицами. Он соразмерял силу голосов с  размерами
узкой пещеры, каждая трещина, каждая впадина которой  наполнялась  заду-
шевными звуками. Индейцы с таким пристальным вниманием смотрели на  ска-
лы, что, казалось, они сами превратились в камни.
   Разведчик сначала сидел, равнодушно опершись подбородком на руку,  но
мало-помалу его суровые черты смягчились. Может  быть,  в  уме  охотника
воскресли воспоминания детства, тихие дни, когда ему приходилось слышать
такие же псалмы из уст матери. Задумчивые глаза  жителя  лесов  увлажни-
лись, слезы покатились по его обветренным щекам, хотя он скорее привык к
житейским бурям, чем к проявлениям душевного трепета. Пронесся  один  из
тех низких, замирающих звуков, которые слух впивает с жадным  восторгом,
точно сознавая, что это наслаждение сейчас прервется... И вдруг раздался
вопль, не похожий ни на человеческий крик, ни на вопль  другого  земного
существа; он потряс воздух и проник не только во все уголки пещеры, но и
в самые укромные тайники человеческих сердец. Вслед  за  этим  наступила
полная тишина; чудилось, будто даже воды Гленна остановились, пораженные
ужасом.
   - Что это? - прошептала Алиса, очнувшись от столбняка.
   - Что это? - громко спросил Дункан.
   Ни Соколиный Глаз, ни индейцы не  ответили.  Они  слушали,  очевидно,
ожидая повторения вопля, и молчанием выражали  свое  изумление.  Наконец
они быстро и серьезно заговорили между собой на делаварском наречии.  По
окончании их беседы Ункас осторожно выскользнул  из  отдаленного  выхода
пещеры.
   Когда он ушел, разведчик снова заговорил по-английски:
   - Никто из нас не может сказать, что это было, хотя двое из нас в те-
чение тридцати с лишком лет изучали леса. Я думал, что моему слуху  зна-
комы все крики индейцев, все звериные голоса, но теперь вижу, что я  был
просто тщеславным, самонадеянным человеком.
   - Разве это не военный клич воинов, не вой, которым они стараются ис-
пугать врагов? - спросила Кора, спокойно опуская на  лицо  вуаль,  в  то
время как ее младшая сестра заметно волновалась.
   - Нет-нет, сейчас раздался зловещий, потрясающий звук, и в  нем  было
что-то неестественное. Если бы вы хоть раз слышали боевой клич индейцев,
вы никогда не приняли бы его за что-нибудь другое... Ну что же, Ункас? -
снова по-делаварски обратился разведчик к возвратившемуся в пещеру моло-
дому могиканину. - Что ты видел? Не просвечивает ли наш огонь сквозь за-
весы?
   Послышался короткий и, по-видимому, отрицательный ответ на том же на-
речии.
   - Ничего не видно, - продолжал по-английски Соколиный Глаз, с  неудо-
вольствием покачивая головой. - Но наша стоянка все еще остается тайной.
Перейдите в другую пещеру, леди, и постарайтесь заснуть: вы нуждаетесь в
отдыхе. Мы поднимемся задолго до восхода солнца, и  нам  придется  торо-
питься, чтобы дойти до форта Эдвард, пока минги будут спать.
   Кора повиновалась с таким спокойствием, что более робкая  Алиса  была
принуждена последовать ее примеру. Однако, выходя из пещеры, она шепотом
попросила Дункана пойти вместе с ними.
   Ункас откинул для сестер завесу из одеяла. Повернувшись, чтобы побла-
годарить его за внимание, девушки увидели, что  разведчик  снова  уселся
над потухающими углями, закрыв лицо руками, и, по-видимому, весь ушел  в
раздумье о непонятном звуке, который прервал вечернее пение.
   Хейворд захватил с собой горящую сосновую ветку, и этот  факел  слабо
осветил узкую пещеру, где девушкам предстояло провести ночь. Дункан  ук-
репил свой светильник в трещине камня и подошел к сестрам; они  остались
с ним наедине в первый раз после отъезда из форта Эдвард.
   - Не уходите, Дункан! - попросила его Алиса. - Мы не  заснем  в  этом
страшном месте, особенно теперь, когда ужасный вопль еще звучит у нас  в
ушах.
   - Прежде всего осмотрим, достаточно ли безопасна наша крепость, - от-
ветил Хейворд, - а потом поговорим об остальном.
   Он прошел в самый дальний угол пещеры, к выходу, тоже закрытому тяже-
лым одеялом, и, отодвинув его, вдохнул полной грудью свежий, живительный
воздух, веявший от водопадов. Ближайший рукав реки стремился  по  узкому
глубокому ущелью, прорытому течением в мягком камне. Вода неслась у  са-
мых ног молодого офицера и, как ему казалось, образовала отличную защиту
с этой стороны.
   - Природа создала неодолимую преграду, - продолжал он, указав на чер-
ный поток под обрывом, и опустил завесу, - и вы сами знаете,  что  чест-
ные, верные люди охраняют вас. Поэтому, почему бы вам не воспользоваться
советом Соколиного Глаза? Я уверен, Кора согласится со  мной  и  скажет,
что вам обеим необходимо заснуть.
   - Кора может согласиться с вашим мнением, но  не  сможет  последовать
вашему совету, - проговорила старшая из  девушек,  устроившись  рядом  с
Алисой на ложе из ветвей сассафраса. - Если бы мы даже не слышали  непо-
нятного, страшного крика, нам все равно было бы трудно  заснуть.  Скажи-
те-ка сами, Хейворд, могут ли дочери позабыть о том, как  должен  трево-
житься их отец, не знающий, где они и что с ними случилось в этой  глуши
среди стольких опасностей?
   - Он воин. Правда, ему известны опасности, но известны и преимущества
лесов.
   - Но он - отец, и от чувств отцовских он не сможет отречься.
   - Как снисходительно, как терпеливо переносил он мои глупые затеи!  С
какой любовью исполнял все мои желания! - со слезами произнесла Алиса. -
Кора, мы поступили неблагоразумно, предприняв эту рискованную поездку.
   - Может быть, я необдуманно настояла на том, чтобы отец позволил  нам
приехать к нему в такое беспокойное время, но я хотела доказать ему, что
если на других он не может положиться, то его дети остались ему верны.
   - Когда он услыхал о вашем решении приехать в форт, Эдвард, - ласково
сказал Хейворд, - в его душе произошла жестокая борьба между  страхом  и
любовью, и любовь одержала победу. "Я не хочу останавливать их,  Дункан,
- сказал он. - Дай боже, чтобы все защитники нашего короля проявили, по-
ловину той смелости, которую проявила Кора".
   - А обо мне он ничего не сказал,  Хейворд?  -  с  ревнивой  нежностью
спросила Алиса. - Я уверена, что папа не мог совсем позабыть о своей ма-
ленькой Эльси...
   - Конечно нет, - ответил молодой человек. - Он осыпал вас  множеством
ласковых слов, которые я не осмелюсь  повторить,  чувствуя,  однако,  их
справедливость. Раз он сказал...
   Дункан вдруг умолк; глаза его были прикованы к Алисе, которая в поры-
ве дочерней любви повернулась к нему, чтобы услышать слова  отца,  когда
снова пронесся тот же ужасный вопль, и вслед  за  тем  наступило  долгое
мертвое молчание. Все переглядывались, со страхом ожидая повторения  ди-
кого воя. Наконец медленно отодвинулось одеяло, и в отверстии пещеры по-
казалась фигура разведчика; суровая твердость его лица сменилась  неуве-
ренностью при мысли о таинственных звуках, казалось, предвещавших  неми-
нуемую опасность, перед которой были бессильны и ловкость его,  и  опыт-
ность.


   Глава VII
   Они не спят.
   И вижу я на скалах тех -
   Всей дикой бандой они сидят.
   Грей

   - Если мы останемся здесь, - сказал Соколиный Глаз, - мы  пренебрежем
предупреждением, которое дается нам для нашего же  блага.  Пусть  нежные
создания побудут в пещере, но мы, то есть я и могикане, пойдем на  скалу
сторожить. И, полагаю, майор шестидесятого полка присоединится к нам.
   - Разве близка опасность? - спросила Кора.
   - Только тот, кто издает эти странные вопли,  знает  о  грозящей  нам
опасности. Я буду считать себя недостойным человеком,  если  стану  пря-
таться в нору, слыша такое знамение в воздухе. Даже слабая душа, которая
проводила свои дни в псалмопении, взволнована этими звуками  и  говорит,
что "готова идти вперед на битву". Но если бы нас ждала только битва, то
с этим мы бы успешно справились. Но я слышал, что, когда между  небом  и
землей разносятся подобные крики, это предвещает не совсем обычную  вой-
ну.
   - Если вы считаете, мой друг, что эти звуки вызваны  сверхъестествен-
ными причинами, то нам не стоит слишком волноваться, - продолжала невоз-
мутимая Кора. - Но не думаете ли вы, что наши враги хотят запугать нас и
этим своеобразным путем без труда одержать над нами победу?
   - Леди, - торжественным тоном ответил разведчик,  -  больше  тридцати
лет прислушивался я ко всем лесным звукам, как  прислушивается  человек,
жизнь и смерть которого зависят от чуткости его слуха! Меня  не  обманут
ни мурлыканье пантеры, ни свист пересмешника, ни крики дьявольских  мин-
гов. Я слыхал, как лес стонал, точно человек в жестокой печали; слыхал я
и треск молнии, когда от ее огненных стрел разлетались сверкающие искры.
Теперь же ни могикане, ни я - мы не можем объяснить себе, что это был за
вопль. И потому мы думаем, что это - знамение неба, посланное для нашего
блага.
   - Странно... - сказал Хейворд и взял свои пистолеты, которые, входя в
пещеру, положил на камень. - Все равно: знамение ли это мира, или призыв
к бою - нужно выяснить, в чем дело. Идите, друг мой, я следую за вами.
   Все почувствовали прилив отваги,  когда,  выйдя  под  открытое  небо,
вдохнули не душный воздух грота, а бодрящую прохладу, которая стояла над
водопадами и водоворотами. Сильный ветер реял над рекой и, казалось, от-
носил рев воды в глубину гротов, откуда слышался непрерывный гул,  напо-
минающий раскаты грома за отчаленными горами. Луна  поднялась,  ее  свет
кое-где играл на поверхности воды; тот же край  скалы,  на  котором  они
стояли, окутывала густая мгла. За  исключением  гула  падающей  воды  да
сильных вздохов порывистого ветра все было так тихо, как  только  бывает
ночью в полной глуши. Напрасно глаза всматривались в противоположный бе-
рег, стараясь уловить там малейшие  признаки  жизни,  которые  могли  бы
объяснить, что значили страшные звуки. Неверный свет луны обманывал нап-
ряженное зрение встревоженных людей, и их взгляд встречал  только  обна-
женные утесы да неподвижные деревья.
   - Среди тьмы и покоя прелестного вечернего затишья ничего не видно, -
прошептал Дункан. - Как любовались бы мы картиной этого уединения в дру-
гое время, Кора! Представьте себе, что вы  в  совершенной  безопасности,
быть может...
   - Слушайте! - прервала его Алиса.
   Но ей незачем было останавливать майора: снова раздался тот же  звук.
По-видимому, он доносился с реки и, вырвавшись из узких,  стеснявших  ее
утесов, колеблясь, прокатился по лесу и замер где-то далеко-далеко.
   - Как можно назвать такой вопль? - спросил Соколиный Глаз, когда пос-
ледний отзвук страшного вопля затерялся в лесной глуши. -  Если  кто-ни-
будь из вас понимает, в чем дело, пусть скажет. Я  же  считаю,  что  это
нечто сверхъестественное.
   - В таком случае, здесь найдется человек,  который  может  разубедить
вас, - сказал Дункан. - Эти вопли хорошо знакомы мне, так  как  я  часто
слыхал их на поле сражения при обстоятельствах, которые нередко встреча-
ются в жизни солдата. Это крик лошади. Иногда боль вырывает этот звук из
ее горла, а иногда ужас. Вероятно, мой конь сделался добычей хищных зве-
рей или же он видит опасность, которую не в силах избежать. Я мог не уз-
нать этих воплей, пока был в пещере, но на открытом воздухе не могу оши-
биться.
   Разведчик и его товарищи слушали это простое объяснение Дункана с ин-
тересом людей, которых новые понятия заставили отказаться  от  некоторых
старых убеждений.
   - У-у-ух, - произнесли могикане, когда истина стала им ясна.
   Соколиный Глаз подумал немного и ответил:
   - Я не могу отрицать справедливость ваших слов, потому что плохо знаю
лошадей, хотя их здесь немало. Вероятно, на берегу вокруг них  собрались
волки, и теперь испуганные животные зовут на помощь человека, как  умеют
звать... Ункас, - на языке делаваров обратился он к молодому индейцу,  -
сойди-ка в пирогу и спустись по течению, швырни в  стаю  волков  горящую
головню, иначе страх сделает то, чего не в силах сделать волки, и мы ос-
танемся без лошадей. Между тем завтра нам нужно двигаться быстро.
   Молодой туземец спустился уже к воде, чтобы исполнить приказание раз-
ведчика, когда на берегу реки раздался протяжный  громкий  вой,  который
скоро стал удаляться; казалось, охваченные внезапным ужасом, волки  бро-
сили свои жертвы.
   Ункас поспешно вернулся обратно. И  трое  друзей  снова  стали  сове-
щаться.
   - Мы напоминали собой охотников, потерявших указания звездного неба и
несколько дней не видевших скрытого от них солнца,  -  сказал  Соколиный
Глаз, делая несколько шагов в сторону. - Теперь мы снова начинаем видеть
приметы пути, и он, слава богу, очищен от многих препятствий.  Сядьте-ка
в тени берега, здесь темнее, чем в теин сосен. Говорите только  шепотом,
хотя, быть может, нам лучше и благоразумнее в течение некоторого времени
беседовать только с собственными мыслями.
   Стало ясно, что тревога Соколиного Глаза исчезла; теперь он был снова
готов к борьбе. Было очевидно,  что  с  открытием  тайны,  которой,  его
собственный опыт не мог объяснить ему, исчез его мгновенный страх и, хо-
тя он ясно представлял, в каком положении они находятся,  он  был  готов
встретить любую опасность со всей отважностью своего  мужественного  ха-
рактера. Его чувства, казалось, разделяли и туземцы. Они стояли на  ска-
ле, с которой открывался вид на оба берега; в то же время сами они  были
скрыты от глаз врага. Хейворд и его спутницы  нашли  нужным  последовать
примеру своих благоразумных проводников. Дункан собрал большую груду ве-
ток сассафраса и положил ее в расселину, которая разделяла  две  пещеры.
Кора и Алиса спрятались в эту расселину. Стены скал  могли  предохранить
сестер от вражеских выстрелов; в то же время майор успокоил  встревожен-
ных девушек, сказав им, что никакая опасность не застигнет их  врасплох.
Сам Хейворд поместился недалеко от Коры и Алисы и  мог  разговаривать  с
ними вполголоса. Между тем Давид, подражая  обитателям  леса,  спрятался
между камнями так, что его неуклюжего тела не было видно.
   Шли часы. Ничто не нарушало тишины и спокойствия ночи. Луна поднялась
до зенита, и ее отвесные лучи освещали двух сестер, которые мирно спали,
обняв друг друга. Дункан прикрыл сестер большой шалью  Коры,  тем  самым
спрятав от себя зрелище, которое он  с  такой  любовью  созерцал,  потом
опустил голову на обломок камня. Со стороны Давида неслись  такие  звуки
храпа, которые в минуту бдения, конечно, возмутили бы его же собственный
слух. Словом, кроме разведчика и могикан, всех победил сон, все утратили
сознание действительности. Но бдительные стражи не знали ни  сонливости,
ни усталости. Неподвижные, как камни, они лежали, сливаясь с очертаниями
утесов, беспрестанно окидывая взглядом  темные  ряды  деревьев,  которые
окаймляли противоположный берег узкого потока. Ни один звук не ускользал
от их слуха, и самый тщательный наблюдатель не мог бы сказать, дышат они
или н