леко на  север,
- объяснил переселенец, - я держался левого берега, а тут мы сколотили плоты
и переправились без особых потерь: жена  недосчиталась  двух-трех  овец,  да
девчонкам приходится доить одной коровой меньше. Ну, а дальше мы что ни день
наводим мост через речку.
   - Ты, похоже, намерен двигаться на запад, пока  не  набредешь  на  землю,
более удобную для поселения?
   - Пока  не  надумаю  остановиться  или  же  поворотить  назад,  -  сказал
переселенец и встал, резким своим движением обрывая беседу.
   Его  примеру  последовали  траппер  и  вся  семья.  Потом,  не   смущаясь
присутствием  гостя,  путешественники  стали  устраиваться  на  ночлег.   Из
обрубленных древесных вершин, из грубых одеял домашней работы да  из  бычьих
шкур они еще до ужина успели наспех соорудить несколько навесов или,  вернее
сказать, шалашей, только и рассчитанных на  кратковременный  приют.  Под  их
кров вскоре заползли дети со своей матерью и, по всей вероятности, тут же  и
заснули крепким сном. Мужчинам же, перед тем как отправиться на боковую, еще
предстояло кое-что  доделать:  достроить  ограду  вокруг  лагеря,  тщательно
загасить костер, еще раз задать корм скоту и  выставить  караул  для  охраны
спящих.
   Чтобы  выполнить  первую  задачу,  заложили  стволами  промежутки   между
фургонами и  по  всей  открытой  полосе  между  фургонами  и  леском,  среди
которого, говоря военным языком, был разбит их лагерь;  так  с  трех  сторон
позиции образовались своего рода chevaux de  frise  <Рогатки  (франц.).>.  В
этих тесных границах собрались (если не считать того, что  укрывал  холщовый
шатер) весь люд и скот; усталые животные были рады  отдыху  и  не  доставили
большого беспокойства загонщикам, умом недалеко  ушедшим  от  них.  Двое  из
юношей взяли свои ружья; и первым делом сменив затравку,  а  затем  проверив
кремень, они проследовали один в правый, другой в левый конец лагеря, где  и
заняли свои посты в тени деревьев, но избрав такое  положение,  чтобы  можно
было охватить взглядом какую-то часть прерии.
   Траппер,  отклонив  предложение  разделить  с   переселенцем   соломенную
подстилку, подождал, пока в лагере не  покончили  с  устройством,  а  потом,
попрощавшись, медленно побрел прочь.
   Шли первые ночные часы. Бледный, трепетный  и  обманчивый  свет  молодого
месяца играл над бесконечными волнами прерии, бросая яркие блики на бугры, а
в ложбинах между ними оставляя густую  темь.  Привычный  к  такой  нелюдимой
глуши, старик, покинув лагерь, двинулся одинокий  в  пустыню,  как  отважный
корабль покидает гавань и  пускается  бороздить  бездорожную  степь  океана.
Некоторое время он шел, казалось, без намеченной цели или, вернее, брел, сам
не замечая куда. Наконец, достигнув очередного гребня, он остановился.  И  в
первый раз  с  той  минуты,  как  расстался  с  людьми,  из-за  которых  его
захлестнуло потоком  воспоминаний  и  раздумий,  старик  сообразил,  где  он
находится. Уткнув ружье прикладом в землю, он стоял, опершись  на  ствол,  и
опять на несколько минут ушел в свои мысли, а  тем  временем  подбежала  его
собака и улеглась у его ног. Глухое, угрожающее ворчание верного пса  вывело
старика из задумчивости.
   - Что там, песик? - Он поглядел на своего  спутника,  обращаясь  к  нему,
точно к равному, и с большою нежностью в голосе. - Ну что, собачка  моя?  А,
Гектор? Что там неладно? Плохо  дело,  собака,  плохо  дело!  Оленята  и  те
преспокойно резвятся у нас перед носом, не обращая внимания на таких дряхлых
псов, как мы с тобой. Тут говорит инстинкт: они поняли, что нас  уже  нечего
бояться, Гектор, поняли, да!
   Собака задрала голову и в  ответ  на  слова  своего  хозяина  протяжно  и
жалобно заскулила, не смолкнув и тогда, когда снова зарылась мордой в траву:
она как будто хотела продолжить разговор  с  тем,  кто  так  хорошо  понимал
бессловесную речь.
   - Теперь ты явно предостерегаешь, Гектор!  -  продолжал  старик,  понизив
голос до шепота, и опасливо поглядел вокруг. -  В  чем  дело,  песик?  Скажи
яснее, собака, в чем дело?
   Гектор, однако, уже припал носом к земле и  молчал,  видно  задремав.  Но
острый, быстрый  взгляд  его  хозяина  вскоре  различил  вдалеке  фигуру:  в
обманчивом свете она как будто плыла по гребню того же холма, где стоял и он
сам.  Но  вот  ее  очертания  обрисовались  отчетливей,  и  можно  было  уже
разглядеть легкий девичий стан. Девушка остановилась в нерешительности,  как
бы раздумывая, благоразумно ли  будет  идти  дальше.  Глаза  Гектора  теперь
поблескивали в лунных лучах - было видно, как он то откроет  их,  то  лениво
зажмурит опять, - однако он больше не выказывал недовольства.
   Подойди. Мы твои друзья, - сказал траппер, по давней привычке объединяя в
одно себя и своего спутника. - Мы твои друзья; от нас тебе не будет обиды.
   Мягкий тон его голоса, а может быть, и важность ее цели  помогли  женщине
пересилить страх. Она подошла ближе, и старик узнал в ней  молодую  девушку,
уже знакомую читателю Эллен Уэйд.
   - Я думала, вы ушли, - сказала она, робко  и  тревожно  озираясь.  -  Мне
сказали, что вы ушли и что мы никогда вас больше не увидим. Я не думала, что
это вы!
   - Люди - редкая диковина в этой голодной степи, - возразил траппер.  -  Я
храню смиренную надежду, что я хоть и долго общался со  зверями  пустыни,  а
все же по утратил человеческого облика.
   - Нет, я поняла, что передо мной человек, и даже подумала,  что  различаю
тявканье собаки, - ответила она торопливо, точно хотела что-то объяснить, но
осеклась в страхе, не наговорила ли больше чем надо.
   - На стоянке твоего отца я не видел собак, - заметил траппер.
   - Отца! - с жаром перебила девушка. - У меня нет отца! Я чуть не  сказала
- нет ни единого друга.
   В лице старика, загрубелом от непогоды, читались прямота и добродушие,  а
ласковый и сочувственный  взгляд,  каким  он  встретил  ее  слова,  и  вовсе
успокоил девушку.
   - Как же ты пустилась в края, куда дорога только сильному? - спросил  он.
- Разве ты не знала, что, перейдя Большую реку, ты на  том  берегу  оставишь
друга, чей долг всегда оберегать таких, как ты, - юных и слабых.
   - О ком вы это?
   - О законе. Плохо, когда он давит нас, но иногда мне  думается,  что  еще
того хуже, когда его нет вовсе. Годы и слабость временами  наводят  меня  на
эту горькую мысль - мысль слабого человека. Да, да, когда требуется забота о
тех, кто не наделен ни силой, ни разумением, тут бывает нужен закон. Однако,
девушка, если нет у тебя отца, то, верно, есть хоть брат?
   Девушка услышала скрытый в этом вопросе упрек и, смешавшись, молчала. Но,
взглянув украдкой на доброе и серьезное лицо собеседника, который смотрел на
нее все так же участливо, она ответила твердо, и тон ее не оставил сомнения,
что она правильно поняла тайный смысл его слов.
   - Боже избави, чтобы кто-нибудь, схожий с теми, кого вы там  видели,  был
мне братом или кем-либо еще  близким  и  дорогим!  Но  скажите  мне,  добрый
старик, вы в самом деле живете один в этом пустынном краю? Тут и вправду нет
никого, кроме вас?
   - Здесь бродят сотни.., нет, тысячи законных владельцев страны, но  людей
с нашим цветом кожи очень немного.
   - Л встретили вы здесь хоть  одного  белого,  кроме  нас?  -  нетерпеливо
перебила девушка, не давая старику закончить его медлительные объяснения.
   - Никого за много дней... Тихо, Гектор! - добавил он в ответ  на  глухое,
еле слышное ворчание своего друга. -  Собака  чует  недоброе  в  наветренной
стороне. Черные медведи с гор  иной  раз  спускаются  и  ближе.  У  пса  нет
привычки скулить из-за безобидной дичи. Я уже не бью из ружья так  быстро  и
метко, как бывало, но и сейчас, на склоне лет, в  этой  прерии  мне  не  раз
доводилось уложить самого лютого хищника; бояться тебе, девушка, нечего.
   Эллен посмотрела вокруг с той особой манерой,  которую  так  часто  можно
подметить у девушек: сперва глянуть себе под ноги, а потом охватить  глазами
все, что доступно взору человека: но ее лицо выражало скорее нетерпение, чем
тревогу.
   Вскоре, однако, отрывистый лай собаки заставил обоих  обратить  взгляд  в
другую сторону, и  теперь  они  смутно  различили,  на  кого  в  самом  деле
указывало повторное предостережение.

Глава 3

   Еще бы! Ты один из самых вспыльчивых
   Малых во всей Италии. Чуть
   Тебя заденут - ты сердишься; а чуть
   Рассердишься всех задеваешь.
   Шекспир "Ромео и Джульетта"

   Траппер хоть и удивился, завидев еще одну человеческую фигуру  тем  более
что приближалась она не оттуда, где  заночевал  переселенец,  а  как  раз  с
противной стороны, - однако остался спокоен, как человек, издавна  привыкший
ко всякого рода опасностям.
   Мужчина, сказал траппер. И в жилах у пего кровь белого, иначе поступь его
была бы легче. Будем готовы к  самому  дурному,  потому  что  метисы,  какие
попадаются в этой глуши, худшие варвары, чем чистокровные индейцы.
   С этими словами он поднял ружье и проверил па ощупь, в порядке ли кремень
и затравка. Но,  едва  он  прицелился,  быстрые  и  трепетные  девичьи  руки
схватили его за локоть.
   - Ради бога, не спешите - сказала Эллен Уэйд. - Это, может быть,  друг..,
знакомый.., сосед!
   - Друг? - повторил старик, решительно высвободившись из ее цепких рук.  -
Друзья повсюду редкость, а в здешнем краю их встретишь, пожалуй,  реже,  чем
где-нибудь еще. Соседи же селятся здесь так далеко один от другого, что едва
ли к нам идет знакомый.
   - Пусть незнакомый.., но ведь вы не захотите пролить его кровь!
   Траппер вгляделся в ее лицо и прочел в нем тревогу и  страх.  Тогда,  как
будто круто изменив свое намерение, он уткнул ружье прикладом в землю.
   - Нет, - сказал он,  обратившись  скорее  к  самому  себе,  чем  к  своей
собеседнице, - девушка права: не дело проливать кровь ради  спасения  жизни,
такой бесполезной и близкой к концу. Дам ему  подойти:  пусть  забирает  мои
капканы, меха, даже мое ружье, если захочет.
   - Ничего он не потребует, ему ничего не нужно,  -  возразила  девушка.  -
Если он честный человек,  с  него  довольно  и  собственных,  он  не  станет
отбирать чужое...
   Удивленный  траппер  не  успел  ничего  возразить  на   эти   бессвязные,
противоречивые слова, потому что незнакомец был уже в  пятидесяти  шагах  от
места, где они стояли. Гектор между тем не остался  безразличным  свидетелем
происходящего. Заслышав далекие шаги, он поднялся с нагретого  места  у  ног
своего хозяина; а теперь, когда фигура  незнакомца  оказалась  на  виду,  он
медленно пополз ему навстречу, прижимаясь к земле, как барс перед прыжком.
   - Отзови собаку,  -  сказал  мужской  голос,  твердый  и  низкий,  скорей
дружелюбно, чем тоном угрозы. - Я люблю собак, и мне будет  жалко  причинить
вред твоему псу.
   - Слышишь, песик? О тебе говорят!  -  отозвался  траппер.  -  Поди  сюда,
глупыш. Лай да вой - вот и все, что осталось ему в  защиту.  Подходи,  друг,
собака беззубая.
   Незнакомец не заставил себя долго  просить.  Он  бросился  вперед,  и  не
прошло секунды, как он уже стоял  рядом  с  Эллен  Уэйд.  Глянув  на  нее  и
убедившись, что это впрямь она, он внимательно оглядел  ее  спутника:  видно
ему было совсем не безразлично, что это за человек.
   - Ты откуда свалился, приятель? - сказал он, и его беззаботный,  открытый
тон показался таким естественным, что тут не могло быть притворства.  -  Или
ты и впрямь живешь в прериях?
   - Я давно живу на земле, и, надеюсь, никогда я не был ближе к  небу,  чем
сейчас, - отвечал траппер. - Мое жилье, если можно так  его  назвать,  здесь
неподалеку. А теперь я позволю себе ту же  вольность,  какую  ты  так  легко
позволяешь себе с другими. Откуда ты пришел и где твой дом?
   - Тише, тише; когда я кончу задавать свои вопросы, придет твой черед.  На
кого можно охотиться при лунном свете? Неужели ты  выслеживаешь  буйволов  в
этот час?
   - Я иду, как видишь, со стоянки путешественников, вон за  тем  бугром,  в
свой вигвам. Этим я никому не врежу.
   - Да уж, наверное, никому. А молодую женщину ты прихватил показывать тебе
дорогу, потому что она хорошо знакома с местностью, а ты, бедняга, плохо?
   - Я повстречал ее, как и тебя, случайно. Десять долгих  лет  я  прожил  в
этих широких степях и ни разу до нынешней ночи не набрел  в  такую  пору  на
белокожего. Если мое присутствие кому-то в помеху, извини, и я  пойду  своим
путем. Выслушай, что тебе скажет твоя подружка, и тогда, наверное, ты и меня
станешь слушать не так недоверчиво.
   - "Подружка"! - сказал юноша и, сняв меховую  шапку  с  головы,  запустил
пальцы в копну черных кудрей. - Я в глаза ее не видал до  нынешнего  вечера,
разрази меня...
   - Хватит, Поль! - остановила его девушка, зажав ему рот ладонью  с  такой
свободой, что было трудно поверить в правдивость его утверждения. -  Честный
старик выдаст нашу тайну. Я это поняла по его глазам и ласковой речи.
   - "Нашу тайну"! Эллен, ты, видно, забыла...
   - Нет, я не забыла ничего, что мне положено помнить. И  все-таки  говорю,
что мы можем довериться этому честному трапперу.
   - Трапперу! Так он траппер? Руку, отец! Твой промысел сродни моему.
   - В этом краю охотнику не требуется большого искусства, - возразил старик
и оглядел сильную и энергичную фигуру юноши, небрежно, но не  без  изящества
опершегося на ружье. - Чтобы брать божью тварь  в  капкан  или  сеть,  нужна
скорее хитрость, чем отвага; я стар и должен заниматься этим делом! Но такой
молодец, как ты, мог бы как будто выбрать для себя промысел получше.
   - Я? Да я ни разу в жизни не поймал в ловушку  ни  увертливую  норку,  ни
ловкую ныряльщицу выдру, хотя, признаться, мне не раз случалось  подстрелить
бурую чертовку, хоть и неумно расходовать на нее порох и свинец. Нет старик,
ни за чем, что ползает по земле, я не охочусь.
   - Чем же ты, друг, добываешь свой хлеб? Мало пользы человеку забираться в
эти края, если он отказывает себе в законном  праве  охотиться  на  полевого
зверя.
   - Ни в чем я себе не отказываю. Перейдет мне дорогу медведь, и он у  меня
тут же превратится в мишку с того  света.  Олени  знают  мой  запах.  Ну,  а
буйволы - я больше уложил быков, незнакомец, чем самый здоровенный мясник во
всем Кентукки.
   - Так ты умеешь стрелять? - спросил траппер, и скрытый огонь  замерцал  в
его глазах. - Твердая у тебя рука и верный глаз?
   - Рука как стальной капкан, а глаз  быстрее  дроби.  Хотел  бы  я,  чтобы
сейчас был жаркий день,  дедушка,  и  над  нашими  головами  тянулся  к  югу
косяк-другой черноперых уток или здешних  белых  лебедей,  а  ты  или  Эллен
облюбовали бы самого красивого в стае - и ставлю свою  добрую  славу  против
рога с порохом, что через пять минут птица повисла бы вниз  головой,  да  не
иначе как с первой же пули. Дробовик я не  признаю!  Никто  не  скажет,  что
видел меня с дробовиком в руках!
   - Парень хороший! Сразу видно по повадке, - одобрительно молвил  траппер,
обратившись к Эллен и как бы желая ее  подбодрить.  -  Не  побоюсь  сказать:
можешь и дальше встречаться с ним - худа не будет. Скажи-ка  мне,  малый:  а
случалось тебе всадить пулю между рогов  скачущему  оленю?..  Гектор!  Тихо,
песик, тихо!  У  собаки  при  одном  упоминании  дичины  разгорается  кровь.
Случалось тебе уложить таким манером оленя на полном скаку?
   - Ты еще спросил бы: "Едал ли ты в жизни мясо?" Я иначе и не  бью  оленя,
старик, разве что подберусь к нему спящему.
   - Да, да, у тебя впереди долгая и счастливая жизнь - и честная! Я стар и,
кажется, могу добавить - одряхлел и проку от меня никакого, но, если бы дано
мне было наново избрать для себя возраст и место - как то никогда не  бывало
во власти человека и быть не должно, но все же, когда бы дали  мне  такое  в
дар, - я назвал бы: двадцать лет и лесные  дебри.  Но  скажи  мне:  куда  ты
сбываешь меха?
   - Меха? Да я в жизни своей не убил оленя ради шкуры, ни гуся ради пера! Я
их при случае стреляю на еду или чтоб рука не потеряла сноровку;  но,  когда
голод утолен, остальное получают волки прерии. Нет, нет,  я  держусь  своего
промысла: им я зарабатываю больше, чем дали бы мне все меха, сколько бы я их
ни сбыл по ту сторону Большой реки.
   Старик призадумался и, покачав головой, продолжал:
   - По здешним местам я знаю только одно прибыльное занятие...
   Не дав ему договорить, юноша поднес к глазам собеседника висевшую у  него
на шее жестяную фляжку. Затем отвинтил крышку, и нежный  запах  чудеснейшего
цветочного меда защекотал ноздри траппера.
   - Значит, бортник!  -  заметил  тот  с  живостью,  показавшей,  что  этот
промысел ему знаком. - Поглядеть - горячий человек, а вот же избрал для себя
такое мирное  занятие!..  Да,  -  продолжал  он,  -  за  мед  в  пограничных
поселениях платят хорошо, но здесь,  в  степных  краях  это,  сказал  бы  я,
сомнительное дело.
   - Скажешь, нет деревьев, негде пчелам роиться? Но я что  знаю,  то  знаю;
вот и подался миль на полтысячи подальше на запад, чем другие, -  за  добрым
медом! А теперь, когда я удовлетворил твое любопытство, старик, отойди-ка ты
в сторону, покуда я скажу, что хотел, этой девице.
   - Нет нужды, право же, нет ему нужны оставлять нас, - поспешила вмешаться
Эллен, как будто требование юноши показалось ей несколько странным и даже не
совсем приличным. - Вы не можете сказать  мне  ничего  такого,  чего  нельзя
говорить громко, на весь свет.
   - Нет, пусть меня до смерти изжалят трутни, если я  понимаю  женский  ум!
Что до меня, Эллен, я не посмотрел бы ни на кого и ни на что: я хоть  сейчас
сошел бы в ложбину, где стреножил своих коней твой дядя - если уж ты  зовешь
дядей человека, который, поклянусь, никакой тебе не родственник!  Да,  сошел
бы и открыл старику, что у меня на уме, и не стал  бы  откладывать  на  год!
Скажи только слово - и дело сделано, хочет ли он или не хочет!
   - Вы вечно так рветесь вперед, Поль  Ховер,  что  я  с  вами  никогда  не
чувствую себя спокойной. Вы же знаете, как это  опасно,  чтобы  нас  увидели
вдвоем, а хотите показаться на глаза старику и его сыновьям.
   - Он совершил что-то такое, чего должно стыдиться? - спросил траппер, так
и не двинувшись с места.
   Боже упаси! Но есть причины, почему сейчас его не должны  здесь  увидеть.
Когда бы все стало  известно,  его  никто  не  тронул  бы,  но  сейчас  рано
открывать... Так что, отец, если вы подождете там, у ракитового куста,  пока
я выслушаю, что мне скажет Поль,  то  после,  перед  тем  как  вернуться  на
стоянку, я непременно подойду к вам и пожелаю вам спокойной ночи.
   Траппер  медленно  отошел,   как   будто   удовлетворившись   не   совсем
вразумительными доводами Эллен. На расстоянии, откуда уже никак нельзя  было
услышать быстрый и взволнованный диалог, тут же завязавшийся между  молодыми
людьми, старик опять остановился, терпеливо ожидая минуты, когда можно будет
возобновить разговор с теми, кто возбудил в нем такой горячий интерес, и  не
столько из-за таинственности, с какой они вели свою беседу, сколько  в  силу
естественного сочувствия к юной чете, вполне заслуженного, как  верил  он  в
сердечной своей простоте. Собака, его ленивая, но преданная спутница,  опять
легла у его ног и вскоре задремала, как обычно, почти совсем спрятав  голову
в густой осенней траве.
   Видеть людей среди пустыни, где он жил, было так непривычно, что  траппер
в волнении не мог отвести глаза от туманных фигур своих новых знакомцев.  Их
присутствие всколыхнуло воспоминания и чувства, какие в последние годы  лишь
редко волновали его душу, стойкую и честную,  и  в  мыслях  его  проносились
разнообразные картины из  его  многотрудной  жизни,  странно  перемежаясь  с
другими, дикими, но по-своему сладостными. Воображение уже далеко увело  его
в некий идеальный мир, когда верный пес, внезапно  встрепенувшись,  заставил
его вернуться к действительности.
   Собака, которая до  сих  пор  в  покорности  годам  и  немочи  выказывала
решительную  склонность  ко  сну,  вдруг  вско