и могу, если нужно, поплыть и сейчас; не боюсь  я  ни  холода,  ни
ветра. Но что-то мне сомнительно:  усидит  ли  Нелли  на  коне,  когда  вода
забурлит у нее перед глазами, точно на мельничном колесе? А уж вымокнет  она
наверняка.
   - Эх, малый прав!  Придется  нам  что-нибудь  изобрести  -  без  того  не
переплыть нам реку. -  И,  оборвав  разговор,  он  повернулся  к  индейцу  и
объяснил ему, что женщины не сумеют сами переправиться на тот берег.
   Молодой воин внимательно выслушал его, сбросил с плеч буйволову  шкуру  и
принялся сооружать из нее какое-то приспособление, а старик, сразу поняв его
намерение, помогал ему по мере надобности.
   Шкуру при помощи оленьих сухожилий, которые имели  в  запасе  и  пауни  и
траппер, быстро натянули в виде зонта или перевернутого парашюта. Распорками
по служили тонкие палки, не позволявшие ей выгибаться  или  западать.  Когда
это простое приспособление было закончено, его спустили  на  воду  и  индеец
подал знак, что лодка готова. Однако Инес и Эллен не решались доверить  свою
жизнь этому хрупкому челноку, да и Мидлтон с Полем не позволяли  им  в  него
садиться, покуда каждый из них  сам  не  проверил,  что  суденышко  способно
выдержать груз и потяжелее. Наконец они оба скрепя сердце согласились, чтобы
лодка приняла свою драгоценную ношу.
   - А теперь, - сказал траппер, - предоставим пауни перевезти  их.  Рука  у
меня далеко не так тверда, как в былые дни, у него же руки  и  ноги  упруги,
как ветви гикори. Положимся на ловкость индейца.
   И вот нехитрый паром  двинулся  по  воде,  а  муж  и  жених  должны  были
волей-неволей взять на себя роль хоть и глубоко  взволнованных,  но  все  же
праздных наблюдателей. Пауни без колебания выбрал из  трех  лошадей  скакуна
дакотского вождя, показав тем  самым,  что  достоинства  этого  благородного
животного ему давно известны, и, вскочив на  него,  въехал  в  воду.  Потом,
зацепив бизонью шкуру концом копья, он повернул легкий челн  против  течения
и, ослабив поводья, смело врезался в поток. Мидлтон и Поль  поплыли  следом,
стараясь  держаться  настолько   близко   к   лодке,   насколько   позволяла
осторожность.  Таким  способом  воин-пауни  быстро   и   уверенно   доставил
драгоценный груз на другой берег без малейшего  неудобства  для  пассажиров.
Как видно, коню и всаднику было не впервой совершать такую переправу.  Когда
они достигли берега, молодой индеец разобрал свое сооружение, накинул  шкуру
на плечи, взял под мышку палки и  вернулся  назад,  чтобы  тем  же  порядком
переправить и остальных на безопасный, как они считали, берег.
   - Теперь, друг доктор, - сказал старик, увидав, что индеец плывет  назад,
- я твердо знаю, что этот краснокожий - верный человек. Он красивый юноша  и
честный на вид, но и ветры небесные не так обманчивы, как индейцы, когда  им
взбредет на ум какая-нибудь блажь. Будь он не пауни, а тетоном или одним  из
тех бессовестных мингов, что лет шестьдесят назад рыскали по лесам Йорка, он
сейчас показал бы нам не лицо, а  спину.  У  меня  екнуло  сердце,  когда  я
увидел, что молодец выбрал  лучшего  коня:  ведь  ему  так  же  просто  было
ускакать на нем от нас, как  легкокрылому  голубю  оставить  за  собой  стаю
крикливых и тяжелых на лету ворон. Но  вы  видите,  юноша  честен,  а  когда
краснокожий вам друг, он будет верен, покуда вы сами  поступаете  с  ним  по
совести.
   - Как далеко  отсюда  до  истоков  этой  реки?  спросил  доктор  Батциус,
поглядывая на бурливые водовороты, и его лицо выразило  явный  страх.  -  На
каком расстоянии могут находиться скрытые родники, которые питают ее?
   - Смотря по погоде. Поручусь, вы изрядно утомите ноги, пока доберетесь по
руслу до Скалистых гор. А в иную пору вы до них дойдете руслом посуху.
   - В какие же времена года происходят такие периодические обмеления?
   - Если кто через несколько месяцев попробует пойти этим ручьем, он  здесь
найдет вместо бурного потока зыбучие пески.
   Натуралист глубоко задумался. Почтенному ученому, как это естественно для
человека,   не   слишком   стойкого   духом,   опасность   такой   переправы
представлялась страшнее, чем  она  была  на  деле,  а  по  мере  приближения
решающего момента она все возрастала  и  наконец  настолько  выросла  в  его
глазах, что он с отчаяния и впрямь подумывал, не пуститься ли  ему  в  обход
реки, чтобы  не  нужно  было  переправляться  через  нее  столь  рискованным
способом. Не будем останавливаться на невероятных ухищрениях, какими ужас  и
страх поддерживали,  как  всегда,  свои  зыбкие  доводы.  Достойный  Овид  с
похвальным прилежанием перебирал их один за другим  и  уже  успел  прийти  к
утешительному заключению, что открыть скрытые истоки столь значительной реки
будет, пожалуй, не менее славным делом, нежели добавить новое  растение  или
насекомое к списку уже изученных видов, когда пауни выбрался  на  их  берег.
Старик без колебания сел в  лодку  (как  только  бизонья  шкура  снова  была
превращена в челнок) и, заботливо уложив Гектора  у  себя  в  ногах,  кивком
пригласил своего товарища занять третье место.
   Натуралист поставил одну ногу в хрупкое суденышко (как  слон  или  лошадь
пробуют прочность места, прежде чем доверить  такой  ненадежной  поверхности
весь груз своего большого тела), но затем в ту самую секунду,  когда  старик
подумал, что он готов усесться, вдруг отступил назад.
   - Почтенный венатор, - сказал он  печально,  -  эта  лодка  абсолютно  не
научна. Внутренний голос запрещает мне положиться на ее устойчивость!
   - Не возьму в толк! - сказал старик, игравший ушами собаки, как иной отец
ласково дергает за ухо ребенка.
   -  Я  не  склонен  таким  несообразным   образом   экспериментировать   с
водоворотом. Это судно не имеет ни надлежащей формы, ни пропорций.
   - С виду оно, правда, не так красиво, как лодка из березовой коры, но и в
вигваме можно жить так же спокойно, как во дворце.
   -  Судно,  построенное  вразрез  со  всеми  принципами  науки,  не  может
оказаться  достаточно  безопасным.  Эта  лохань,  почтенный   мой   охотник,
развалится, не дойдя до противного берега.
   - Вы своими глазами видели, что она уже раз дошла.
   - Да,  но  то  была  счастливая  аномалия.  Если  бы  в  законах  природы
исключения стали приниматься за правило, род человеческий быстро  погрузился
бы в бездну невежества. Мой почтенный ловец, это приспособление, которому вы
готовы доверить свое спасение, в истории разумных изобретений  соответствует
тому, что в естествоведении должно быть квалифицировано  как  лузус  натурэ,
или чудовище, игра природы!
   Трудно сказать, как долго склонен был бы доктор Батциус продолжать  спор,
потому что, помимо  страха  за  свою  особу,  побуждавшего  его  откладывать
переправу, безусловно связанную с известным риском,  самолюбие  толкало  его
затягивать спор. Старик готов был утратить  свое  невозмутимое  спокойствие,
но, едва натуралист договорил заключительное слово своей последней тирады, в
воздухе разнесся  звук,  показавшийся  сверхъестественным  откликом  на  его
мысль.  Пауни,  со  своей  обычной  невозмутимой  сдержанностью   выжидавший
окончания непонятного спора,  вскинул  голову,  прислушиваясь  к  неведомому
звуку,  точно  олень,  которому  таинственный  инстинкт  подсказывает,   что
вдалеке, с наветренной стороны, бегут гончие. Но трапперу и доктору была  не
так уж незнакома природа необычных этих звуков. Натуралист легко различил  в
них крик своего  осла  и  хотел  уже  со  всей  горячностью  любящего  друга
вскарабкаться на крутой откос, когда Азинус сам показался в виду,  и  совсем
недалеко: он мчался во всю прыть, понукаемый нетерпеливым  и  грубым  Уючей,
сидевшим на нем.
   Взгляды тетона и беглецов скрестились. Тетон  издал  протяжный,  громкий,
пронзительный крик, в котором торжество  мешалось  с  угрозой.  Этот  сигнал
положил конец спорам о достоинствах лодки, и доктор поспешно  сел  рядом  со
стариком, как будто туман, затемнявший его ум, чудесным  образом  рассеялся.
Миг - и конь молодого пауни уже боролся с потоком.
   Лошадь должна была напрячь всю  свою  силу,  чтобы  вынести  беглецов  за
пределы достижения стрел, засвистевших в воздухе  секундой  позже.  На  крик
Уючи высыпали на берег пятьдесят его товарищей, но, к счастью, среди них  не
было ни одного прославленного воина, носящего в знак отличия карабин. Лодка,
однако, еще не добралась до середины реки, когда  на  берегу  показался  сам
Матори, и ружейный залп, никому не нанесший  вреда,  показал,  как  разъярен
разочарованный вождь. Траппер не раз и не два поднимал свое ружье, как будто
прицеливаясь во врага, но столько же раз опускал его,  не  выстрелив.  Глаза
молодого пауни загорелись, как у кугуара, когда он увидел так  много  воинов
из враждебного  племени,  и  на  бессильную  попытку  их  вождя  он  ответил
презрительным взмахом руки и военным кличем своего народа. Вызов был слишком
дерзок, чтоб его стерпеть. Тетоны всем отрядом ринулись в поток,  и  в  воде
замелькали темными пятнами тела коней и всадников.
   Преследуемые напрягали все  силы,  чтобы  скорее  достичь  дружественного
берега. Но кони под тетонами не были утомлены  долгой  скачкой,  как  скакун
молодого пауни, и они несли на  себе  только  по  одному  седоку,  а  потому
преследователи подвигались значительно быстрее беглецов. Траппер,  прекрасно
понимавший всю опасность положения, спокойно переводил глаза  с  тетонов  на
молодого  своего  союзника-индейца,  проверяя,  не   поколебалась   ли   его
решимость, когда, сократилось расстояние между  ним  и  неприятелем.  Однако
пауни не выказал и тени страха или хотя  бы  озабоченности,  естественной  в
таких обстоятельствах: юный воин только сдвинул брови, и взор его  загорелся
смертельной враждой.
   - Вы очень дорожите жизнью, друг доктор? - спросил старик, и  философское
спокойствие, с каким это было сказано, напугало его спутника еще больше, чем
самый вопрос.
   - Не ради нее самой, - ответил натуралист, хлебнув из ладони речной воды,
чтобы промочить пересохшее горло, - не  ради  нее  самой,  но  исключительно
постольку,   поскольку   мое   существование   представляет   ценность   для
естественной истории. А потому...
   - Так-то!  -  перебил  старик,  слишком  занятый  своими  мыслями,  чтобы
вникнуть в слова доктора  с  обычной  своей  проницательностью.  -  Чувство,
конечно, естественное, да только низкое и  трусливое!  А  вот  смотрю  я  на
молодого пауни: ему  жизнь  не  меньше  дорога,  чем  любому  губернатору  в
Соединенных Штатах, и он ведь может ее спасти  или  хоть  получить  какой-то
шанс на спасение, если пустить нас плыть  вниз  по  реке.  А  между  тем  вы
видите, он мужественно держит слово,  как  подобает  индейскому  воину.  Что
касается меня, так я уже стар и готов принять ту участь, какую мне  назначил
бог; да и ваша жизнь, мне думается, не так уж нужна  людям.  Будет  вопиющим
срамом, даже грехом, если этот молодец даст снять с себя скальп  ради  двоих
малоценных людей, как мы с вами. А потому я хочу, если на то  согласитесь  и
вы, сказать ему, чтобы он спасался сам, а нас бы оставил на милость тетонов.
   - Отвергаю это предложение как противное природе и  как  предательство  в
отношении науки!  -  закричал  перепуганный  натуралист.  -  Мы  движемся  с
чудесной быстротой! И так как это восхитительное  изобретение  несет  нас  с
непостижимой легкостью, то через несколько минут мы достигнем суши.
   Старик внимательно поглядел на него и, покачав головою, сказал:
   - Что за штука страх! Он преображает земные твари и разум человека, делая
безобразное привлекательным в наших глазах, а прекрасное - неприглядным! Что
за штука страх!
   Но, оглянувшись на преследователей,  они  тотчас  прекратили  спор.  Кони
дакотов добрались до  середины  потока,  и  всадники  уже  наполняли  воздух
победными криками. В эту минуту Мидлтон и  Поль,  отведя  женщин  в  заросли
кустов, снова подошли к самому краю воды, угрожая Противнику ружьями.
   - На коней, на коней! - закричал траппер, как  только  их  увидел.  -  На
коней и вскачь, если дорога вам жизнь тех, кто ищет в вас опоры! В седло,  а
нас оставьте на волю господню.
   - Пригни голову, старый траппер, - ответил Поль. - Сожмитесь оба в  вашем
гнездышке. Дьявол  тетон  прямо  за  вами,  пригните  головы,  дайте  дорогу
кентуккийской пуле!
   Траппер оглянулся и увидел, что рьяный  Матори,  обогнав  свой  отряд,  в
самом деле оказался на одной прямой с их лодкой и бортником, который  стоял,
готовый исполнить свою угрозу. Когда старик пригнулся, раздался  выстрел,  и
свинец со свистом пролетел над ним к более отдаленной цели. Но у  тетонского
вождя глаз был не менее быстрый и  верный,  чем  у  его  врага.  За  миг  до
выстрела Матори соскочил с коня и кинулся в воду. Конь  заржал  в  страхе  и
тоске,  погрузился  было  в  поток  и,  отчаянно  рванувшись,  выставил  над
поверхностью половину туловища. Потом он поплыл вниз по  течению,  окрашивая
своею кровью взбаламученную воду.
   Тетонский вождь опять показался на реке  и,  поняв,  что  конь  погиб,  в
несколько сильных гребков подплыл к ближайшему  из  своих  юношей,  который,
понятно,  тотчас  же  отдал  знаменитому  воину  своего  коня.  Все  же  это
происшествие вызвало смятение среди тетонов, которые, казалось,  ждали,  что
предпримет вождь,  и  не  возобновляли  попыток  добраться  до  берега.  Тем
временем лодка достигла земли, и беглецы вновь сошлись все вместе на  берегу
реки.
   Тетоны между тем растерянно кружили в реке, как мечутся иной  раз  голуби
после шалого выстрела в головную стаю. Как видно, они колебались,  стоит  ли
отважиться штурмовать берег, так грозно защищенный. В конце  концов  обычная
осторожность индейцев взяла верх. Получив неплохой урок, Матори отвел воинов
назад на свой  берег,  чтобы  дать  передохнуть  коням,  которые  уже  плохо
слушались узды.
   - Теперь забирайте женщин и скачите вон к тому пригорку,  -  распорядился
траппер. - За ним вам откроется вторая речка. Вы войдете в воду, повернетесь
к солнцу и пройдете по руслу около мили, пока не достигнете высокой песчаной
равнины: там я встречу вас. Живо! На коней! Мы трое -  молодой  пауни,  я  и
друг мой доктор,  который  нам  известен  как  бесстрашный  воин,  -  сумеем
удержать берег: ведь для этого довольно будет, чтобы  нас  видели,  стрелять
всерьез не понадобится.
   Мидлтон и Поль сочли излишним спорить. Радуясь, что тыл их  прикрыт  хотя
бы и слабыми силами, они немедля пустили вскачь коней и  быстро  скрылись  в
указанном направлении. Прошло минут двадцать - тридцать, а тетоны на  другом
берегу все еще медлили в нерешительности. Траппер и его  товарищи  отчетливо
видели Матори среди воинов сиу; он отдавал приказы и  временами  в  обуявшей
его жажде мести грозил рукой беглецам; однако  никаких  враждебных  действий
индейцы пока не предпринимали. Но вот среди сиу поднялся вой,  возвестивший,
что   случилось   что-то   новое.   Вдали   показался   Ишмаэл   со   своими
увальнями-сыновьями, и вскоре оба отряда вместе  спустились  к  самой  воде.
Скваттер осмотрел позицию врагов и, как будто желая проверить дальнобойность
своего ружья, пустил из него пулю, смертоносную даже и на таком расстоянии.
   -  Пора  нам  уходить!  -  заметил  Овид,  пытаясь   разглядеть   свинец,
просвистевший, как ему почудилось, над самым его  ухом.  -  Мы  рыцарственно
удерживали берег достаточно долгое время. В отступлении  военное  искусство,
как известно, выявляется не меньше, чем в наступлении.
   Старик оглянулся и, убедившись, что всадники уже скрылись за  холмом,  не
стал возражать. Третью лошадь отдали доктору, наказав ему следовать  той  же
дорогой, что и Мидлтон с Полем Ховером.  Когда  натуралист  сел  в  седло  и
поскакал, траппер с молодым пауни украдкой  удалились,  приняв  меры,  чтобы
враг не сразу заметил их отход. Вместо того чтобы  направиться  к  пригорку,
пересекая равнину, где они были бы на полном виду,  они  пошли  напрямик  по
лощине, укрывавшей их от глаз врага, и перебрались через речку в  том  самом
месте, где Мидлтону было указано выйти из воды, -  как  раз  вовремя,  чтобы
присоединиться к всадникам. Доктор развил в отступлении такую быстроту,  что
уже нагнал своих друзей, так что беглецы снова были в сборе.
   Траппер старался высмотреть удобное место,  где  отряд  мог  бы  устроить
привал, как он сказал, часов на пять, на шесть.
   - Привал! - встревожился доктор, услыхав  столь  опасное  предложение.  -
Почтенный ловец, казалось бы,  наоборот,  надо  несколько  дней  провести  в
безостановочном бегстве!
   Мидлтон и Поль были того же мнения и высказали это каждый на свой лад.
   Старик  терпеливо  их  выслушал,  но  покачал  головой,   не   убежденный
возражениями, и отвел все их доводы одним решительным ответом.
   - Значит, нам бежать? - спросил он. - Разве может человек перегнать коня?
Как вы думаете, тетоны лягут спать или займутся делом  -  переберутся  через
реку и станут вынюхивать наш след? Слава богу, мы хорошо омыли его в  речке,
и, если мы уйдем отсюда умно и осмотрительно, мы собьем их с нашей тропы. Но
прерия не лес. В лесу человек может идти и идти, и одна у него забота -  что
мокасины  оставляют  след;  а  здесь,  на   открытых   равнинах,   дозорный,
поднявшись, к примеру, вон на тот холм,  видит  далеко  вокруг,  как  сокол,
высматривающий с высоты добычу. Нет, нет! Надо, чтобы настала ночь и  укрыла
нас темнотой, только тогда мы можем покинуть это место.  Но  послушаем,  что
скажет пауни: он храбрый юноша и, думается мне,  не  раз  мерился  силами  с
тетонами. Как думает мой  брат,  мы  оставили  достаточно  длинный  след?  -
спросил он по-индейски.
   - Разве тетон рыба и может разглядеть его в этой реке?
   - Но мои молодые товарищи думают, что мы  должны  протянуть  его  дальше,
через всю прерию.
   - У Матори есть глаза: он нас увидит.
   - Что советует мой брат?
   Молодой воин несколько секунд вглядывался в небо и, казалось,  колебался.
Затем ответил, как бы придя к твердому решению.
   - Дакоты не спят, - сказал он. - Мы должны лежать в траве.
   - Вот видите, он того же мнения, что и  я,  -  сказал  старик,  разъяснив
своим белым друзьям ответ индейца.
   Мидлтон был принужден смириться, а так как оставаться на  ногах  было  бы
просто гибельно, все дружно принялись сооружать безопасное убежище.  Инес  и
Эллен быстро устроились под бизоньей шкурой, где им было и тепло и  довольно
удобно; над нею наклонили высокие стебли таким образом, чтобы беглый  взгляд
не мог ничего приметить. Поль и пауни  связали  лошадей  и,  повалив  их  на
землю, в густую траву, снабдили их кормом. Покончив с этими делами, мужчины,
не теряя ни минуты, подыскали и для себя местечко, где можно было спрятаться
и отдохнуть. И снова равнина казалась пустынной и безлюдной.
   Старику удалось убедить своих товарищей в необходимости пробыть в укрытии
несколько  часов.  Их  спасение  зависело  от   того,   останутся   ли   они
незамеченными. Если бы такая простая хитрость, которую трудно было разгадать
именно в силу ее простоты,  помогла  бы  им  обмануть  своих  проницательных
преследователей, то с наступлением вечера они могли  бы  снова  тронуться  в
путь, изменив направление,  чтобы  тем  вернее  достичь  в  своем  намерении
успеха. Успокоенные этими соображениями, беглецы лежали, раздумывая каждый о
своем, пока мысли не стали путаться и сон не одолел их всех.
   Несколько часов царила тишина, когда вдруг острый слух траппера  и  пауни
уловил легкий возглас удивления, вырвавшийся у Инес.  Они  быстро  вскочили,
как будто приготовившись бороться не на жизнь, а на смерть, и  увидели,  что
вся  волнистая  равнина  с  ее  холмами  и  ложбинами,  и  их  пригорок,   и
разбросанные здесь и там заросли кустарника - все покрыто  белой  сверкающей
пеленою снега.
   - Эх, только снега нам не хватало! - сказал старик, горестно глядя на эту
картину. - Теперь, пауни, я з