,  к  какой
именно  из  многочисленных  пресвитерианских  сект  он  принадлежит;   после
окончания проповеди один из прихожан обходил церковь со  шляпой  в  руке,  и
собранные пожертвования вручались проповеднику в качестве вознаграждения  за
его  труд.  В  тех  случаях,  когда  настоящего  священника  под  рукой   не
оказывалось, кто-нибудь из местных жителей произносил  молитву,  после  чего
мистер  Ричард  Джонс  прочитывал  проповедь,  принадлежавшую  перу  ученого
богослова.
   Как мы уже говорили, религиозные  взгляды  жителей  поселка  были  самыми
разнообразными и не одна секта не пользовалась там  преобладающим  влиянием.
Мы уже упоминали о религиозных взглядах Мармадьюка Темпла. Его  женитьба  не
оказала на них никакого влияния. Фамильярные беседы, которые квакеры вели  с
богом на своих  ежевечерних  собраниях,  внушали  ему  отвращение,  и,  хотя
считалось, что он, так же как его жена и мать, принадлежит  к  епископальной
церкви, он отнюдь не отличался большой религиозностью. В  отличие  от  него,
Ричард считал себя ревностным столпом  этой  церкви  и  даже  пытался,  если
"академия" бывала свободна, устраивать по воскресеньям епископальные службы,
но,   как    всегда,    перегнул    палку,    отпугнул    прихожан    своими
"римско-католическими" замашками, и уже на второе воскресенье в длинный  зал
"академии" почти никто не явился,  а  на  третье  проповедь  Ричарда  слушал
только Бен Помпа, разделявший его взгляды.
   Во времена британского владычества в североамериканских колониях  большим
влиянием  пользовалась  государственная  англиканская  (или   епископальная)
церковь,  которую  поддерживало  правительство.  Но   после   провозглашения
независимости Соединенных Штатов эта церковь пришла в упадок, потому что  ее
служители  могли  получить  сан  только  в  Англии.  В   результате   долгих
переговоров американской епископальной церкви удалось добиться  права  самой
назначать священника, и она поспешила послать  своих  служителей  в  глухие,
вновь заселяющиеся области, чтобы возродить Свое былое величие.
   Одним из таких священников и был мистер Грант. Он был назначен  в  округ,
центром которого стал Темплтон, и Мармадьюк любезно пригласил его поселиться
в  поселке,  на  чем  рьяно  настаивал  услужливый  Ричард.  Для  священника
приготовили небольшой домик, и мистер Грант  приехал  в  Темплтон  всего  за
несколько дней до того, как читатель познакомился с ним.
   В предыдущее воскресенье школьный зал был занят заезжим проповедником, не
принадлежавшим к епископальной церкви, и мистер Грант не смог  приступить  к
исполнению своих обязанностей. Но теперь, когда его соперник  унесся  прочь,
как метеор, лишь на мгновение  озарив  Темплтон  светом  своей  премудрости,
Ричард не замедлил  вывесить  объявление,  гласившее,  что  "в  сочельник  в
длинном зале Темплтонской академии состоится  публичная  служба  по  обрядам
протестантской  епископальной  церкви;  служить  будет  преподобный   мистер
Грант".
   Эта новость вызвала большое оживление среди  жителей  поселка.  Некоторые
гадали,  какой,  собственно,   будет   эта   служба,   другие   презрительно
посмеивались, но большинство, несмотря на то что Мармадьюк не  вмешивался  в
религиозные споры, предпочитало, памятуя об убеждениях Ричарда,  хранить  на
этот счет молчание.
   Однако все  с  нетерпением  ожидали  воскресного  вечера,  и  любопытство
возросло еще больше, когда утром этого  чреватого  событиями  дня  Ричард  и
Бенджамен отправились в соседний лес и принесли оттуда две  большие  вязанки
сосновых ветвей. Они отправились в школу, тщательно заперли за собой  дверь,
и никто в поселке не знал, чем, собственно,  они  там  занимаются,  так  как
мистер Джонс, прежде чем приступить  к  своим  таинственным  приготовлениям,
объявил учителю, к большому восторгу его белобрысых  питомцев,  что  сегодня
классов не будет.
   Он своевременно написал обо всем этом Мармадьюку, и тот обещал, что они с
Элизабет приедут так, чтобы успеть к рождественской службе.
   После этого отступления мы возвращаемся к нашему рассказу.

Глава 9

   С восторгом все начала пира ждут,
   Мясные блюда, дичь к рыба тут.
   Порядка должного не нарушая,
   К столу спешит толпа гостей большая,
   Чревоугодья радость предвкушая.
   "Гелиогабалиада"

   Столовая, куда мосье Лекуа повел  Элизабет,  находилась  за  той  дверью,
которую украшала урна, скрывавшая,  как  предполагалось,  прах  Дидоны.  Эта
просторная комната отличалась благородством пропорций,  но  стоявшая  в  ней
мебель была так же разнообразна и порой так же неуклюжа, как и мебель  зала.
Стол был покрыт большой скатертью,  которая  мешала  разглядеть,  из  какого
материала и как он сделан; видно было только, что он велик и  тяжел.  Вокруг
него стояло двенадцать зеленых деревянных кресел с подушками, обтянутыми той
же самой шерстяной материей, из куска которой сшила себе  юбку  Добродетель.
На стене висело огромное зеркало в золоченой раме, а в очаге  весело  пылали
кленовые дрова. Именно они привлекли внимание судьи, и  он,  повернувшись  к
Ричарду, сердито воскликнул:
   - Сколько раз я запрещал пускать  на  дрова  сахарный  клен!  Мне  больно
смотреть, Ричард, как закипает на них сок, который  мог  бы  принести  такую
пользу! Раз я хозяин столь обширных лесов, я обязан подавать  добрый  пример
всем жителям нашего поселка; ведь они рубят деревья  так,  словно  лесу  нет
конца. Если этого  не  прекратить,  через  двадцать  лет  мы  останемся  без
топлива.
   - Останемся  без  топлива  в  наших  горах,  братец  Дьюк!  -  насмешливо
воскликнул Ричард. - Да ты бы еще предсказал, что озеро обмелеет  и  рыба  в
нем вымрет, потому что я собираюсь весной, когда земля оттает,  провести  из
него в поселок воду по двум-трем  лоткам!  Но  ты  всегда  говоришь  чепуху,
Мармадьюк, когда рассуждаешь о подобных вещах.
   - Так, значит, я, по-твоему, говорю чепуху, - с горечью сказал  судья,  -
когда возражаю против того, чтобы лес, этот драгоценный  дар  природы,  этот
источник удобств и богатства, без толку сгорал  в  печах!  Нет,  как  только
сойдет снег, я пошлю людей в горы искать уголь.
   - Уголь? - переспросил Ричард. - Да кто, по-твоему, будет рыться в земле,
чтобы раздобыть корзину  угля,  если  ему  придется  для  этого  выкорчевать
столько деревьев, что хватило бы топлива на  целый  год?  Чушь,  чушь!  Нет,
Мармадьюк, предоставь уж мне заниматься подобными вещами  -  у  меня  к  ним
природный талант. Это я распорядился развести такой огонь  в  камине,  чтобы
моя хорошенькая кузина Бесс скорей согрелась.
   - Ну, пусть эта причина послужит тебе оправданием, Дик, - сказал судья, -
Однако, господа, пора садиться за  стол.  Элизабет,  душенька,  займи  место
хозяйки; а Ричард, как  я  вижу,  уже  уселся  напротив  тебя,  чтобы  я  не
затруднялся резать жаркое < - Во многих  странах  существует  обычай,  когда
хозяин дома сидит напротив  хозяйки  и  разрезает  поданное  на  стол  мясо,
дичь.>.
   - Само собой разумеется, - отозвался Ричард. - Сегодня у нас  индейка,  а
никто лучше меня не сумеет разрезать индейку, да  и  гуся,  если  уж  на  то
пошло. Мистер Грант! Где же мистер Грант?  Вам  надо  благословить  трапезу,
сэр! Все стынет! Ведь в такую погоду стоит снять блюдо с огня, как оно через
пять  минут  превратится  в  ледышку.  Мистер  Грант,  мы  ждем,  чтобы   вы
благословили трапезу!  "Благословен  господь,  ниспосылающий  нам  хлеб  наш
насущный!" Садитесь же, садитесь! Тебе крылышко или грудку, кузина-Бесс?
   Однако Элизабет не села и не изъявила  никакого  желания  незамедлительно
получить крылышко или грудку.  Смеющимися  глазами  она  оглядывала  стол  и
дымившиеся на нем кушанья. Судья заметил ее веселое  удивление  и  сказал  с
улыбкой:
   - Ты видишь, дитя мое, что Добродетель поистине  искусна  в  домоводстве:
она приготовила для нас великолепный пир, который может утолить  даже  голод
великана.
   - Ах, - сказала Добродетель, - мне ли не радоваться, если судья  доволен!
Боюсь только, что подливка перестоялась. Раз  Элизабет  возвращается  домой,
так нам уж нужно постараться, подумала я.
   - Моя дочь больше не девочка и с этой минуты  становится  хозяйкой  этого
дома, - сказал судья. - Тем, кто в  нем  живет,  следует  называть  ее  мисс
Темпл.
   - Ах ты господи! - воскликнула Добродетель, немного  растерявшись.  -  Да
где же это слыхано, чтобы молоденьких девушек так величали? Ну, будь у судьи
жена, я бы, конечно, не посмела называть ее иначе, как мисс Темпл, но...
   - ..но и  к  моей  дочери,  -  перебил  ее  Мармадьюк,  -  потрудитесь  в
дальнейшем обращаться как к мисс Темпл.
   Судья всерьез рассердился, и на лице его появилась  необычная  строгость,
поэтому хитрая экономка сочла за благо  промолчать.  Тут  в  столовую  вошел
мистер Грант, и все общество уселось за стол. Мы  расскажем  об  этом  ужине
подробнее, потому  что  он  был  сервирован  по  моде  той  эпохи  и  гостям
подавались обычные тогда кушанья.
   Скатерть и салфетки были из прекрасного Дамаска,  а  тарелки  и  блюда  -
фарфоровые, что в те времена считалось в  Америке  большой  роскошью.  Ручки
отлично отполированных стальных ножей  и  вилок  были  сделаны  из  слоновой
кости. Таким образом, столовые приборы были не только удобны, но и элегантны
- в этом сказывалось богатство Мармадьюка.  Однако  яства  изготовлялись  по
указанию Добродетели, и она же решала, в  каком  порядке  разместить  их  на
столе. Перед Элизабет была поставлена  огромная  жареная  индейка,  а  перед
Ричардом - вареная. На середине стола  возвышались  два  тяжелых  серебряных
судка, окруженных четырьмя блюдами: на одном из них лежало фрикасе из белок,
на втором - жареная рыба, на третьем - рыба вареная, а на четвертом - оленье
филе.  Между  этими  блюдами  и  индейками  с  одной  стороны   располагался
огромнейший фарфоровый поднос с  жареным  медвежьим  мясом,  а  с  другой  -
вареная баранья нога, удивительно сочная. Вокруг этих  мясных  кушаний  были
расставлены тарелки поменьше со всеми овощами и зеленью, какие только  можно
было здесь раздобыть в это время года. По четырем  углам  стола  красовались
корзинки с  печеньем.  В  одной  находились  хитрые  завитушки,  кружочки  и
полумесяцы,  именовавшиеся  "ореховым  печеньем".  Другую  заполняли   груды
каких-то странных черных кусков, которые были обязаны своим цветом патоке  и
заслуженно звались "сладким печеньем";  это  лакомство  пользовалось  особым
расположением Добродетели  и  ее  штата.  В  третьей  корзинке  лежали,  как
выражалась экономка,  "имбирные  квадратики",  а  в  четвертой  -  "сливовое
печенье", получившее свое название благодаря большому количеству чернослива,
торчавшего из твердой массы, подозрительно схожей с ним по  цвету.  Рядом  с
этими корзинками стояли соусники, наполненные густой  жидкостью  непонятного
цвета и происхождения, в которой плавали маленькие темные  комочки,  ничего,
кроме самих себя, не напоминавшие; Добродетель  называла  их  "засахаренными
фруктами".
   Тарелки гостей были перевернуты, и  нож  с  вилкой  положены  на  донышко
аккуратным крестом; рядом с каждым прибором находилась тарелочка поменьше  с
разноцветным пирогом, составленным из треугольных кусков яблочного, мясного,
тыквенного, клюквенного  и  даже  кремового  пирога.  Все  оставшееся  место
занимали графины с коньяком, ромом, джином и виноградными  винами,  а  также
внушительные кувшины с сидром и пивом. В самом большом из них пенился флип -
горячий напиток, изготовленный из пива, яичного желтка и  кое-каких  специй.
Несмотря на размеры стола, он был так густо уставлен  всеми  этими  блюдами,
тарелками, бутылками и блюдцами, что  дорогая  скатерть  из  Дамаска  совсем
исчезла под ними. Накрывавшие на стол,  видимо,  думали  лишь  об  изобилии,
принося ему в жертву не только элегантность, но даже порядок.
   И судья и его гости, казалось, привыкли к такого рода блюдам, потому  что
все до одного принялись за еду с аппетитом,  который  делал  честь  вкусу  и
кулинарным способностям Добродетели. Немец и Ричард не отставали от  других.
Это могло бы  показаться  странным,  если  вспомнить,  что  они  отправились
встречать судью, едва встав из-за стола, но не в  правилах  майора  Гартмана
было  отказываться  от   дружеского   угощения,   а   мистер   Джонс   любил
первенствовать в любом деле, каким бы оно  ни  было.  Хозяин  дома,  видимо,
испытывал некоторую неловкость, вспоминая раздражение, с каким  он  упрекнул
Ричарда за кленовые дрова в камине,  и,  когда  все  уселись  и  вооружились
вилками и ножами, он сказал:
   - Вы, наверное, заметили, мосье Лекуа,  как  варварски  сводят  поселенцы
благородные леса, украшающие этот край. Я не раз  видел,  как  фермер  валил
целую сосну, когда ему нужно  было  починить  забор,  и,  обрубив  несколько
сучьев на жерди, бросал ее гнить, хотя мог бы продать ее  в  Филадельфии  за
двадцать долларов.
   - А как, черт побе.., прошу прощенья, мистер Грант! - вмешался Ричард.  -
А как бедняга доставит свои бревна в Филадельфию, скажи на милость? Сунет их
в  карман,  словно  горсть  каштанов  или  ягод?  Посмотрел  бы  я,  как  ты
разгуливаешь по улицам Филадельфии с бревном в каждом кармане. Все это чушь,
братец Дьюк! Деревьев хватит на всех нас и еще немало про  запас  останется.
Да когда я хожу по вырубкам, то просто не знаю, с какой стороны ветер  дует,
- такой там высокий и густой лес. Только по облакам и разбираюсь. А  ведь  я
знаю все румбы компаса наизусть!
   - Так, так, сквайр, - подтвердил Бенджамен, который к этому  времени  уже
вошел и занял свое место за  креслом  судьи,  однако  немного  сбоку,  чтобы
вмешиваться в разговор, когда ему заблагорассудится. - Глядите на небо, сэр,
глядите на небо! Старые моряки говорят,  что  даже  из  дьявола  матроса  не
выйдет, пока он  не  научится  глядеть  на  небо.  А  без  компаса  кораблем
управлять и вовсе невозможно. Вот я, к примеру, как пойду в лес  да  потеряю
из виду клотик грот-мачты - я так называю наблюдательную  площадку,  которую
сквайр устроил у нас на крыше, - так вот,  как  потеряю  я  из  виду  клотик
грот-мачты, так сразу достаю компас и определяю  направление  и  расстояние,
чтобы идти по курсу, даже если солнце спрячется за  тучи  или  его  заслонят
верхушки деревьев. И колокольня церкви святого  Павла,  с  тех  пор  как  ее
докончили, дюже помогает навигации в лесах, не то вот был  со  мной  случай,
клянусь сатаной...
   - Довольно, довольно, Бенджамен, - перебил его  Мармадьюк,  заметив,  что
Элизабет неприятна развязность дворецкого. - Ты забываешь, что здесь дама, а
женщины больше любят говорить, чем слушать.
   - Что правда, то правда, судья, - подхватил  Бенджамен,  заливаясь  своим
хриплым смехом. - Вот, скажем, миссис Добродетель Выйдивон: только  спустите
ее язык со стопора, и пойдет такое "бла-бла-бла", какого не  услышишь,  даже
проходя мимо французского корсара с подветренной стороны или  если  засунешь
десяток обезьян в один мешок.
   Вероятно, оскорбленная экономка не  замедлила  бы  убедительным  примером
доказать справедливость этого утверждения, но строгий взгляд судьи остановил
ее, и, не в силах сдержать ярость и в то же  время  боясь  навлечь  на  себя
неудовольствие хозяина,  она  бросилась  вон  из  комнаты  и  при  этом  так
вздернула голову, что чуть не оторвала ее вовсе.
   - Ричард, - сказал Мармадьюк, предотвратив таким образом шумную ссору,  -
может быть, ты знаешь что-нибудь о юноше, которого я имел несчастье  ранить?
Мы встретили его на горе; он охотился с Кожаным Чулком и вел себя с ним так,
словно они близкая родня. Однако между ними как будто мало  общего.  Молодой
человек выражается с изысканностью, редкой для наших краев, и я не  понимаю,
где такой бедняк, добывающий себе пропитание охотой,  мог  этому  научиться.
Могиканин тоже его знает.  По-видимому,  он  живет  в  хижине  Натти.  А  вы
обратили внимание на изысканность речи этого юноши, мосье Лекуа?
   -  Ccrtainement  <Конечно  (франц.).>,  мосье  Темпл,  он  выражается  на
превосходном языке.
   - В этом нет ничего необыкновенного, - вмешался Ричард. - Дети  фермеров,
когда их рано посылают в школу, начинают говорить  куда  грамотнее  его  еще
прежде, чем им исполнится двенадцать  лет.  Вот,  скажем,  Зейред  Коу,  сын
старика Неемии, который первым поселился на Бобровой лужайке; так у  него  к
четырнадцати годам почерк был только чуть хуже моего, хотя, правда, я сам  с
ним иногда занимался по вечерам. Но этого нашего господина с ружьем  следует
посадить в колодки, если он еще раз посмеет коснуться  вожжей.  В  жизни  не
видел человека, который так мало понимал бы  в  лошадях!  Да  он,  наверное,
только волами управлял!
   - Мне кажется, тут ты к нему несправедлив. Дик, -  заметил  судья.  -  Он
очень находчив в решающую минуту. А ты что скажешь, Бесс?
   Казалось бы, в этом вопросе не было ничего, что могло бы  вызвать  краску
на лице девушки, однако Элизабет, очнувшись от задумчивости, вся вспыхнула.
   - Мне, милый батюшка,  он  показался  удивительно  ловким,  находчивым  и
храбрым, - ответила она, - но, возможно, кузен Ричард скажет, что я столь же
невежественна, как и сам этот джентльмен.
   - "Джентльмен"? - повторил Ричард.  -  Это  тебя  в  пансионе,  Элизабет,
научили называть таких мужланов джентльменами?
   - Каждый человек джентльмен, если он относится к женщине  с  уважением  и
вниманием, - быстро и несколько насмешливо ответила девушка.
   - Вот ему и награда  за  то,  что  он  постеснялся  снять  рубашку  перед
хозяйкой  дома!  -  воскликнул  Ричард,  подмигивая  мосье  Лекуа,   который
подмигнул ему в ответ одним глазом, устремив другой  на  молодую  девушку  с
выражением почтительного сочувствия. - Ну, а мне он джентльменом  совсем  не
показался. Но стрелять он умеет, что правда, то правда. И метко бьет  оленей
на бегу, а, Мармадьюк?
   - Рихарт, - с большой серьезностью сказал майор Гартман, поворачиваясь  к
нему, - это хороший малшик. Он  спас  твою  шизнь,  и  мою  шизнь,  и  шизнь
препотопного мистера Гранта, и шизнь француза. Рихарт, пока у старого  Фрица
Гартмана есть крыша над колофой, этот юноша не путет нушдаться в постели.
   - Как тебе угодно, старина, - ответил мистер  Джонс,  стараясь  сохранить
равнодушный вид. - Пусть он живет в твоем каменном  доме,  если  хочешь.  Но
помяни мое слово, этот малый в жизни не спал в приличной постели и не  знает
другого жилья, кроме шалашей, крытых корьем,  или  в  лучшем  случае  лачуг,
вроде хижины Кожаного Чулка. Ты  его  скоро  совсем  избалуешь;  или  ты  не
заметил, как он зазнался только потому, что постоял рядом  с  моими  серыми,
когда я повернул их на дорогу?
   - Нет, нет, мой старый друг, - сказал судья, - это я должен  позаботиться
о молодом человеке. Я не только обязан  ему  спасением  моих  друзей,  но  и
должен искупить свою вину перед ним. Однако  я  опасаюсь,  что  мне  нелегко
будет заставить его принять мои услуги. Не правда  ли,  Бесс,  на  его  лице
выразилось явное неудовольствие, когда я пригласил его навсегда поселиться у
нас?
   - Право, батюшка, - ответила Элизабет,  выпятив  нижнюю  губку,  -  я  не
вглядывалась в его лицо и не могу  судить,  каково  было  его  выражение.  Я
полагала, что рана причиняет ему страдания, и мне было жаль беднягу,  вот  и
все. Впрочем, - при этом она  с  плохо  скрытым  любопытством  поглядела  на
дворецкого, - Бенджамен, наверное, может вам что-нибудь про него рассказать.
Если он приходил в поселок, Бенджамен, конечно, не раз его видел.
   - Так оно и, есть, - ответил  дворецкий,  который  только  ждал  удобного
случая, чтобы вмешаться в разговор. -  Он  крейсировал  в  кильватере  Натти
Бампо, гоняясь в лесу за оленем. И  стрелок  он  точно  хороший.  В  прошлый
вторник я  сам  слышал,  как  Кожаный  Чулок  говорил  перед  стойкой  Бетси
Холлистер, что парень бьет без промаха. А коли так,  то  пусть-ка  он  убьет