ся у него, едва он вскочил на ноги и осмотрелся  вокруг,
было слишком громким даже для человека, который привык,  чтобы  все  слышали
его зычный голос. Погода резко переменилась. Туман со  всех  сторон  застлал
горизонт,  видно  было  только  на  полмили  вокруг,  покрытое  пеной  озеро
бушевало. "Резвый" лежал в дрейфе. Из короткого разговора со  своим  шурином
сержант узнал, как совершилась эта удивительная и внезапная перемена.
   По словам Кэпа, к полуночи ветер совсем стих. Он собирался лечь в дрейф и
бросить лот, потому, что впереди уже вырисовывались острова, как вдруг около
часа ночи задул северо-восточный ветер с  дождем;  тогда  он  взял  курс  на
северо-запад, зная, что  нью-йоркский  берег  находится  на  противоположной
стороне. В половине второго он спустил стаксель, зарифил грот, бинет. В  два
ему пришлось взять второй кормовой риф, в половине третьего - остальные рифы
и лечь в дрейф.
   - Говорить нечего, сержант, судно ведет себя  хорошо,  но  ветер  дует  с
силой выпущенного из пушки ядра весом в сорок два фунта! Никак я  не  думал,
что  подобный  шквал  может  налететь  здесь,  в  этакой  луже,   как   ваше
пресноводное озеро, за которое я бы и гроша ломаного не дал. Впрочем, у него
теперь более естественный вид, и если бы...  -  он  с  отвращением  выплюнул
воду, попавшую ему в рот, когда его лицо обдало брызгами, - и  если  бы  еще
эта проклятая вода была соленой, все было бы отлично.
   - А сколько времени мы идем этим курсом, шурин, - осведомился  осторожный
солдат, - и с какой скоростью?
   - Да часа два, а то и три. Первое время куттер несся, как  добрый  рысак.
Но теперь-то мы на открытом месте. Сказать правду, соседство  этих  островов
мне не понравилось, хоть они были и с наветренной стороны, я сам стал к рулю
и на лигу или на две отвел от них судно на простор. Ручаюсь, теперь мы у них
под ветром. Я говорю "под ветром", потому что иногда даже  неплохо  иметь  с
наветренной стороны один или даже полдюжины островов, но,  если  их  тысяча,
лучше как можно скорее ускользнуть им под ветер,.. Нет, нет, вон они там,  в
тумане, эти чертовы острова, и пусть там остаются. Чарльзу Кэпу нет  до  них
никакого дела!
   - Отсюда не более пяти или шести лиг до северного берега, шурин; я  знаю,
что там есть просторная бухта, не худо бы посоветоваться о нашем положении с
кем-нибудь из команды, конечно, если мы не решим позвать наверх  Джаспера  -
Пресную Воду и не поручим ему отвести нас обратно в Осуиго? И думать нечего,
что при таком ветре, дующем нам прямо в лоб, мы доберемся до поста.
   - Сержант, у меня есть серьезные  причины  возражать  против  всех  твоих
предложений. Во-первых, если командир признается  в  своем  невежестве,  это
подрывает дисциплину. Ладно уж, зятек, я понимаю, почему ты качаешь головой,
но ничто так не вредит дисциплине,  как  признание  в  своем  невежестве.  Я
когда-то знавал капитана, который целую неделю шел неверным курсом, чтобы не
сознаться в своей ошибке, и просто удивительно, как стала  его  уважать  вся
команда именно потому, что никто не мог его понять.
   - Ну, брат Кэп, на соленой воде это еще сойдет, а  на  пресной  вряд  ли.
Лучше освободить из-под ареста Джаспера, чем разбиться  со  всем  отрядом  о
канадский берег.
   - И угодить во Фронтенак! Нет, сержант, "Резвый" в верных  руках  и  лишь
теперь себя покажет при искусном управлении. Мы в открытых водах,  и  только
сумасшедший решится подойти к берегу при таком шторме.  Я  буду  стоять  все
вахты, и нам не страшна никакая  опасность,  кроме  той,  что  возможна  при
дрейфе, а для  такого  легкого  и  низкого  судна  она  не  так  уж  велика.
Предоставь дело мне, сержант, и я ручаюсь тебе добрым именем  Чарльза  Кэпа,
что все пойдет прекрасно.
   Сержанту  Дунхему  пришлось  уступить.  Он  питал  величайшее  доверие  к
мореходному искусству своего родственника и не сомневался, что тот, управляя
куттером, его вполне оправдает. С другой стороны, недоверие, как  и  любовь,
растет, если давать им пищу, и он так боялся измены, что готов  был  вручить
судьбу всей экспедиции кому угодно, только не Джасперу. Из уважения к истине
мы вынуждены сознаться, что сержантом руководило еще одно  соображение.  Ему
было поручено дело, которое полагалось возложить на офицера, и майор  Дункан
вызвал сильное недовольство среди младших офицеров  гарнизона,  доверив  его
человеку в скромном чине сержанта. Дунхем понимал, что вернуться в крепость,
даже не добравшись до места,  означало  бы  потерпеть  неудачу,  за  которой
последует наказание, и на его место сразу назначат другого, чином постарше.

Глава 16

   Без меры, без начала, без конца,
   Великолепно в гневе и в покое,
   Ты в урагане - зеркало творца,
   В полярных льдах и в синем южном зное
   Всегда неповторимое живое.
   Твоим созданьям имя - легион,
   С тобой возникло бытие земное,
   Лик вечности, невидимого трон,
   Над всем ты царствуешь, само себе закон.
   Байрон.
   "Чайльд-Гарольд"

   Когда совсем рассвело, те пассажиры  "Резвого",  которые  свободно  могли
располагать собой, вышли на палубу. Пока волнение на  озере  было  не  очень
велико, куттер,  по-видимому,  все  еще  находился  с  подветренной  стороны
островов; но все, кто знал нрав Онтарио, понимали, что им предстоит испытать
жестокий осенний шторм, какие часты в этом краю. Нигде по всему горизонту не
было видно земли, и эта  печальная  пустынность  придавала  огромным  водным
просторам таинственное и мрачное величие. Зыбь, или, как говорят  сухопутные
жители, волна, была короткой и с пенистыми  гребнями;  дробилась  она  здесь
быстрее, чем длинная океанская волна, а  вода,  обычно  соперничавшая  своим
чудесным оттенком с глубокой синевой южного неба,  теперь  стала  зеленой  и
угрюмой; трудно было поверить, что еще  совсем  недавно  она  искрилась  под
яркими солнечными лучами.
   Солдатам  скоро  надоело  наблюдать  эту  картину;  один  за  другим  они
спустились вниз; на палубе остались только матросы, сержант, Кэп,  Следопыт,
квартирмейстер и Мэйбл. Тень печали легла на лицо девушки; ее уже  посвятили
в истинное положение дел на "Резвом", но все  ее  просьбы  вернуть  Джасперу
права капитана ни к чему  не  привели.  Следопыт  провел  бессонную  ночь  в
размышлениях и еще более  утвердился  в  своем  прежнем  мнении,  что  юноша
невиновен; он тоже горячо ходатайствовал за друга, но, как и  Мэйбл,  ничего
не добился.
   Прошло несколько часов, ветер заметно  крепчал,  волнение  увеличивалось;
куттер сильно качало, квартирмейстер  и  Мэйбл  тоже  покинули  палубу.  Кэп
несколько раз делал повороты по ветру, и теперь можно было  не  сомневаться,
что  куттер  относит  в  открытую  и  самую  глубокую  часть  озера;   волны
разбивались о него с чудовищной силой, и только очень прочное  и  выносливое
судно могло устоять в борьбе с ними. Но все это нисколько не тревожило Кэпа;
напротив, подобно тому как гончая настораживает уши  при  звуке  охотничьего
рога, а боевой конь бьет копытами и храпит, услышав дробь  барабана,  так  и
разыгравшийся шторм пробудил в бывалом моряке все его мужество; вместо  того
чтобы заниматься придирчивой и высокомерной критикой, не допускающей никаких
возражений, вместо того чтобы пререкаться по  пустякам  и  раздувать  всякую
мелочь, он стал обнаруживать качества отважного и опытного моряка,  каким  и
был в действительности. Команда  очень  скоро  прониклась  уважением  к  его
знаниям; правда, матросов удивляло исчезновение прежних капитана и  лоцмана,
по поводу чего им не дано было никаких объяснений, но они уже беспрекословно
и охотно выполняли все приказания нового начальника.
   - Оказывается, зятек, эта пресная лужа может показать себя! -  воскликнул
Кэп около полудня, потирая руки, довольный тем, что  ему  еще  раз  пришлось
схватиться со стихией. - Ветер напоминает добрый старый шторм, а волны,  как
ни странно, здорово похожи на водяные валы в открытом море. Это мне по душе,
право, по душе, сержант! Пожалуй, я начну уважать ваше озеро, если оно будет
так злиться еще хотя бы сутки!
   - Земля! - крикнул вахтенный на баке. Кэп поспешил  к  нему.  И  в  самом
деле, сквозь сетку дождя на расстоянии примерно полумили виднелся  берег,  и
куттер  несся  прямо  на  него.  Старый  моряк   уже   хотел   скомандовать:
"Приготовиться к повороту  фордевинд!"  -  но  более  хладнокровный  сержант
остановил его.
   - Если мы подойдем чуть ближе, - сказал он, - то, возможно, выясним,  что
это за место. Многие из нас хорошо знают американский  берег  в  этой  части
озера, а нам важно определить, где мы находимся.
   - Весьма справедливо, весьма  справедливо!  Если  это  хоть  мало-мальски
возможно, будем держаться прежнего курса. А что это там такое, с наветренной
стороны? Что-то вроде пологого мыса...
   - Да это же наш гарнизон, клянусь богом! -  воскликнул  сержант,  который
своим наметанным глазом скорее различил военные укрепления,  чем  его  менее
опытный родственник.
   Сержант не ошибся.  Перед  ними,  без  сомнения,  лежала  крепость,  хотя
очертания ее в густой пелене дождя казались расплывчатыми  и  смутными,  как
бывает в вечерних сумерках или в предрассветной  дымке.  Скоро  стали  видны
низкие, обложенные зеленеющим дерном крепостные валы,  серые  палисады,  еще
более потемневшие от дождя, кровли одного-двух  строений,  высокий  одинокий
флагшток и на нем флаг, так сильно надутый непрерывной струей ветра, что его
неподвижные контуры казались висящим в воздухе чертежом. И никаких признаков
жизни! Даже часовой и тот, как  видно,  укрылся  от  дождя  под  крышей.  На
"Резвом" сперва подумали, что их судно осталось незамеченным. Но  бдительный
пограничный гарнизон, оказывается, не дремал. Вероятно, кто-то  из  дозорных
уже сообщил о появлении куттера; сначала  показались  один-два  человека,  а
вскоре весь крепостной вал, обращенный к озеру, был усеян людьми.
   Окружающий  ландшафт  поражал  своеобразной  величественной   и   суровой
красотой. Шторм бушевал не ослабевая.  Казалось,  он  никогда  не  кончится,
словно в этом уголке земли сроду не  бывало  тишины  и  покоя.  Ветер  ревел
беспрерывно,  а  беснующееся  озеро  отвечало  его  тоскливому  мощному  вою
шипением разлетающихся брызг и грохотом грозного  прибоя.  Моросящий  дождь,
словно  завеса  редкого  тумана,  скрадывал  линии  пейзажа,  придавая   ему
таинственность, а ощущение  бодрости,  порождаемое  видом  бушующих  стихий,
притупляло обычные неприятные ощущения,  охватывающие  человека  в  подобные
минуты. Темный бескрайний лес вздымался сплошной стеной, огромный, мрачный и
непроницаемый,  и  взор,  подавленный  грандиозностью  первобытной  природы,
отдыхал только на отдельных, мимолетно схваченных приметах жизни в  крепости
и вокруг нее.
   - Они увидели нас, -  сказал  сержант,  -  и  наверняка  думают,  что  мы
вернулись из-за шторма и будем держаться подветренной стороны гавани,  чтобы
переждать непогоду. Вон и сам майор Дункан, на северо-восточном бастионе;  я
узнал его по росту, да и офицеры столпились вокруг него!
   - А что, сержант, пожалуй, и впрямь  стоило  бы  войти  в  устье  реки  и
спокойненько отстояться на якоре, а там  пусть  себе  потешаются  над  нами!
Кстати, мы могли бы высадить на берег мастера Пресную Воду  и  избавить  наш
корабль от его присутствия.
   - Да, это бы неплохо... Но хоть я и никудышный моряк, а отлично знаю, что
отсюда в реку не войти. Ни одно судно на  этом  озере  не  может  при  таком
шторме пристать к берегу с наветренной стороны. Да здесь  в  такую  бурю  не
найдешь и подходящей якорной стоянки.
   - Пожалуй, ты прав, я и сам теперь вижу... И, как  ни  соблазнителен  для
вас, жителей суши, вид земли, нам придется от нее уйти. Что до меня,  то  во
время бури я бываю доволен только тогда,  когда  уверен,  что  земля  далеко
позади.
   "Резвый" настолько приблизился к берегу, что необходимо  было  немедленно
положить его на другой галс и снова выйти на открытую воду. По  распоряжению
Кэпа, поставили штормовой стаксель, спустили  гафель  и  повернули  направо.
Легкое суденышко, казалось, играло с водой и  ветром:  оно  то  ныряло,  как
утка, то, слушаясь руля, быстро поднималось и  опять  скользило  по  гребням
валов, гонимое попутным ветром. Куттер с такой быстротой летел  вперед,  что
крепость и группы встревоженных наблюдателей на валу очень скоро растаяли  в
тумане, хотя земля еще долго виднелась с левого борта. Чтобы держать  куттер
по ветру, были приняты все необходимые меры, и он,  покачиваясь  на  волнах,
снова начал свой тяжкий путь к северному берегу.
   Шли часы, не принося никаких  перемен;  ветер  все  больше  свежел.  Даже
придирчивый Кэп  милостиво  согласился,  что  начинается  знатный  шторм.  С
заходом солнца "Резвый" повернул фордевинд, чтобы в темноте не наткнуться на
северный берег. Около полуночи временный  капитан,  задавая  команде  разные
наводящие вопросы, получил общее представление о величине и  форме  озера  и
решил, что они находятся приблизительно на одинаковом  расстоянии  от  обоих
берегов. Высота и длина водяных валов подтверждали это  предположение.  Надо
сказать, что пресная водица,  которую  Кэп  еще  за  сутки  до  того  ехидно
высмеивал, теперь начала внушать ему почтение.
   После полуночи ярость урагана достигла небывалой силы. Кэп  вынужден  был
признать, что не в состоянии бороться с такой  бурей.  Огромные  массы  воды
злобно обрушивались на палубу маленького судна, заставляя  его  содрогаться,
и, несмотря на его прекрасные мореходные  качества,  волны  догоняли  его  и
грозили раздавить своей тяжестью. Матросы  "Резвого"  уверяли,  что  им  еще
никогда не приходилось бывать в такой переделке, и это была  правда,  потому
что, отлично зная все реки, мысы и гавани  Онтарио,  Джаспер,  не  дожидаясь
урагана, конечно, заранее отвел бы куттер поближе к берегу и поставил бы его
на  якорь  в  безопасном  месте.  Но  Кэп  считал  ниже  своего  достоинства
спрашивать совета у мальчишки капитана, все еще томившегося внизу,  и  решил
действовать, как положено старому морскому волку в открытом океане.
   Был час ночи, когда опять подняли шторм-стаксель  и  убрали  грот,  после
чего куттер пошел попутным ветром, и хотя  почти  все  паруса  были  убраны,
маленькое судно с честью  оправдывало  данное  ему  название.  Восемь  часов
подряд оно поистине резво бежало вперед, состязаясь в  скорости  с  чайками,
которые, обезумев, беспорядочно кружили над  ним,  видимо,  боясь  упасть  в
кипящий котел озера. Забрезжил рассвет, но  мало  что  изменилось.  Горизонт
сузился, и хмурое небо как будто смешалось с клокочущими  валами;  казалось,
две взбунтовавшиеся стихии - вода и ветер  -  накинулись  друг  на  друга  и
вступили в единоборство.
   Все это время команда и пассажиры куттера были  обречены  на  вынужденное
бездействие. Джаспер и лоцман все еще сидели внизу;  но,  как  только  качка
несколько уменьшилась, почти все, кроме них, выбрались  на  палубу.  Завтрак
прошел в полном молчании, все переглядывались, как  бы  задавая  друг  другу
безмолвный вопрос: чем кончится эта борьба стихий? Один только Кэп оставался
невозмутимым. -Чем сильнее бушевал шторм, тем больше прояснялось  его  лицо,
тем тверже становилась походка, тем уверенней делались движения, ибо  тут  у
него появилась возможность проявить все свое мастерство и мужество. Он стоял
на баке, раскачиваясь,  по  привычке  моряков,  всем  телом,  и  смотрел  на
пенящиеся гребни волн, оставлявшие за кормой серебристый след, как  будто  в
своем быстром полете они устремлялись ввысь, к небесам.
   И в эту торжественную минуту неожиданно раздался чей-то возглас:
   - Парус!
   На таком безлюдном и пустынном озере, как Онтарио,  трудно  было  ожидать
встречи с другим судном. Сам "Резвый" казался всем, кто  на  нем  находился,
одиноким путником, пробирающимся сквозь дремучий лес, а встреча  двух  судов
напоминала встречу двух  охотников,  блуждающих  под  необъятным  лиственным
шатром, который покрывал в те времена  миллионы  акров  американской  земли.
Бурная  погода  придавала  появлению  чужого  корабля  романтический,  почти
нереальный характер. Только Кэп  рассматривал  неожиданное  явление  опытным
глазом моряка, видавшего всякие  виды,  но  даже  его  железные  нервы  были
потрясены этой фантастической картиной.
   Незнакомое судно  виднелось  на  расстоянии  около  двух  кабельтовых  от
"Резвого". Оно шло у куттера под ветром таким курсом,  что  тому  предстояло
пройти в нескольких ярдах от него. Корабль был великолепно оснащен, и  самый
взыскательный глаз не мог бы обнаружить  сквозь  туманную  завесу  дождя  ни
малейшего изъяна в его корпусе или в оснастке. Из всех парусов  на  нем  был
поднят только крепко зарифленный грот-марсель и два штормовых  стакселя,  на
передней и на задней мачтах. Хотя могучий ветер напирал  на  судно  с  такой
силой, что  оно  кренилось  набок,  почти  чертя  бортом  воду,  корпус  его
выпрямлялся каждый раз, когда его  поднимала  бурная  волна  с  подветренной
стороны. Рангоут на нем был в полном порядке, и корабль шел  быстро,  легко,
делая около четырех узлов.
   - Этот молодчик, как видно, хорошо знает, куда  держит  путь,  -  заметил
Кэп, в то время как куттер с быстротой ветра несся навстречу чужому судну, -
он смело правит к югу.  Наверное,  твердо  надеется  найти  там  гавань  или
надежную якорную стоянку. Надо быть не в  своем  уме,  чтобы  очертя  голову
мчаться, если не знать курса, хотя, возможно, ветер гонит его так же, как  и
нас.
   - Ну и попали мы в переделку,  капитан!  -  ответил  матрос,  к  которому
обращался  Кэп.  -  Это   французское   королевское   судно   "Ли-Май-Кольм"
<Исковерканное французское "Ле Монкальм".>, оно держит курс на Ниагару,  там
у них гавань и гарнизон. Да, капитан, попали мы в переделку!
   - Пропади он  пропадом!  Сразу  видать,  что  французишка:  не  успел  он
завидеть английский корабль, как  уж  поджилки  у  него  затряслись,  скорей
спешит укрыться в гавани!
   - Хорошо бы и нам сделать то же,  -  возразил  матрос,  озабоченно  кивая
головой, - а то занесет нас вперед, в глубь вон  той  бухты,  и  бог  весть,
удастся ли нам вернуться оттуда живыми!
   - Ну-ну, любезный, только не вешать носа, только не  вешать  носа!  Разве
мало нам места тут, на воде, и разве у нас под ногами не  доброе  английское
судно? Мы не какие-нибудь дрянные лягушатники,  чтобы  прятаться  в  гавани,
чуть подует ветерок! Эй, не зевать на руле, сэр!
   Предостережение было нелишним: "Резвому" угрожала опасность  налететь  на
француза. Куттер бежал прямо навстречу "Монкальму",  расстояние  между  ними
уже не превышало ста ярдов, и было сомнительно, смогут ли  они  благополучно
разминуться.
   - Лево руля, - не своим голосом закричал Кэп, - лево  руля!  Проходить  у
него под кормой!
   Команда французского корабля собралась на палубе с  наветренной  стороны,
несколько  мушкетов  уже  нацелились  на  англичан,  как  бы  приказывая  им
держаться на расстоянии.  С  борта  "Резвого"  было  видно,  как  противники
размахивают руками, но  озеро  так  разгулялось,  что  ни  о  каких  военных
действиях не могло быть и речи. Вода  выливалась  из  жерла  двух  или  трех
легких пушек на борту корабля, но никто и не думал стрелять из них при таком
урагане. Черные бока "Монкальма" угрожающе блестели,  вздымаясь  над  водой,
ветер свистел в снастях и завывал на тысячи ладов, заглушая крики французов.
   - Пусть надрывают глотки, - ворчал Кэп. - Не такая нынче  погодка,  чтобы
шептаться. Лево руля, сэр, лево руля!
   Рулевой повиновался, и первый налетевший вал подбросил "Резвый"  почти  к
самому французскому кораблю, так что даже почтенный старый  моряк  испуганно
отпрянул, смутно опасаясь, как бы при следующей  волне  бушприт  куттера  не
ударился о его борт. Но этого не случилось.  Выпрямив  крен,  "Резвый",  как
готовая к прыжку пантера, ринулся вперед, еще мгновение - и