бы  индейцы  не
спалили блокгауз, который для  выполнения  его  плана  следовало  сохранить.
Француз охотно отобрал  бы  у  них  и  оружие,  но  от  этого  ему  пришлось
отказаться пока у воинов оставалась хоть искра сознания,  они  цеплялись  за
свои ножи и томагавки с упорством людей, считающих это делом чести, а унести
карабины, оставив им оружие, которым  они  обычно  пользовались  в  подобных
случаях, было бессмысленно. Оказалось, что офицер  не  зря  погасил  костер:
едва он скрылся из виду, как один  из  воинов  предложил  поджечь  блокгауз.
Разящая Стрела тоже покинул пьяное сборище, лишь только увидел, что  ирокезы
совсем обезумели. Смертельно усталый после двух бессонных ночей и слежки, он
зашел в одну из хижин, повалился на  солому  и  тотчас  уснул.  Итак,  среди
индейцев не осталось никого, кто бы  мог  защитить  Мэйбл,  о  существовании
которой ирокезы, вероятно, даже не подозревали, и человек  десять  таких  же
охмелевших  и  воинственно   настроенных   дикарей   восторженными   кликами
приветствовали предложение своего пьяного соплеменника.
   Для Мэйбл это была страшная минута. В том состоянии, в  каком  находились
индейцы, они не испугались бы и дюжины наставленных на них ружей, а  смутное
сознание, что в блокгаузе люди, еще больше их разжигало, и они  приближались
к нему, вопя и прыгая как одержимые. Алкоголь еще не успел свалить их с  ног
и лишь привел в крайнее возбуждение. Сперва  они  пытались  выломить  дверь,
напирая на нее всем скопом, но сколоченное из  бревен  массивное  сооружение
выдержало их натиск. Даже объединенные усилия  сотни  человек  оказались  бы
столь же безуспешными. Но Мэйбл этого не знала и холодела от  страха,  когда
при каждой новой попытке дикарей слышался глухой удар. Наконец,  убедившись,
что дверь, словно каменная, не только не поддается, но даже не  сотрясается,
и только легкое погромыхивание петель указывает на то, что это дверь,  а  не
стена,  Мэйбл  приободрилась  и,  желая   узнать,   велика   ли   опасность,
воспользовалась первой же передышкой и выглянула  из  бойницы.  К  этому  ее
побудила и внезапно наступившая непонятная тишина, ибо  для  человека,  если
ему что-либо угрожает, самое страшное - неизвестность.
   Мэйбл увидела, как три  ирокеза  разгребают  золу  и,  вытаскивая  оттуда
угольки, старательно их раздувают.  Азарт,  с  каким  они  трудились,  жажда
разрушения  и  природная  сноровка  позволяли   им   удивительно   ловко   и
согласованно действовать в упорном преследовании своей жестокой цели.  Белый
давно бы в отчаянии отказался от мысли разжечь огонь с  помощью  извлеченных
из золы еле тлевших угольков, но у детей леса было  много  своих,  неведомых
цивилизованному миру приемов. Пригоршня  высохших  листьев,  которые  только
одни  индейцы  знают,  где  раздобыть,  несколько  умело  подложенных  сухих
прутиков - и костер заполыхал.
   Когда девушка, склонившись над бойницей, заглянула вниз, она  обнаружила,
что индейцы уже успели сложить у двери груду валежника и поджечь  ее;  огонь
перебрасывался с ветки на ветку, и вся груда, потрескивая и  сыпля  искрами,
запылала ярким пламенем. Индейцы испустили торжествующий вопль и, уверенные,
что выполнили свое  дело  на  славу,  вернулись  к  товарищам.  Не  в  силах
сдвинуться с  места,  Мэйбл,  как  завороженная,  с  тревогой  глядела,  как
распространяется  огонь.  По  мере  того  как   костер   разгорался,   пламя
поднималось все выше и выше  и  наконец  обдало  ее  таким  жаром,  что  она
вынуждена  была  отступить.  Но   едва   Мэйбл   в   испуге   попятилась   к
противоположной  стене,  как  в  бойницу,  которую  она  второпях   оставила
открытой, ворвался длинный раздвоенный язык пламени, озарив грубо  отесанные
бревна и прижавшуюся к ним беспомощную девушку.  Наша  героиня  решила,  что
настал ее последний час, ей отсюда не выбраться: единственный выход  индейцы
с дьявольской предусмотрительностью завалили пылающим валежником.  Еще  раз,
как ей казалось тогда -  уже  в  последний,  Мэйбл  обратилась  к  творцу  с
молитвой. Она закрыла глаза и сосредоточилась, но  это  длилось  всего  лишь
какую-то минуту, желание жить вернуло ее к действительности. Невольно открыв
глаза, она с изумлением  увидела,  что  огненный  сноп  исчез  и  только  от
сквозняка по обуглившимся краям бойницы продолжают бегать язычки пламени.  В
углу стояла бочка с водой. Скорее инстинктивно, чем  сознавая,  что  делает,
Мэйбл дрожащими руками схватила ведро, зачерпнула  воды  и  плеснула  ее  на
загоревшееся дерево. Огонь тут же погас, однако дым какое-то время не  давал
ей подойти к бойнице,  но,  когда  она  смогла  заглянуть  вниз,  сердце  ее
затрепетало от радостной надежды: костер кто-то разбросал  и  залитая  водой
дверь только дымилась.
   - Кто здесь? - спросила Мэйбл, приблизившись вплотную к бойнице. -  Боже,
неужели ты послал мне помощь?
   Внизу послышались легкие шаги, и кто-то тихонько толкнул дверь.
   - Кто хочет войти? Это вы, мой дорогой, дорогой дядюшка?
   - Соленый Вода нет  тут.  Река  Святой  Лаврентий  вся  пресный  вода,  -
последовал ответ. - Открой быстро. Надо входить.
   Трудно было с большим проворством спуститься  по  лестнице  и  отодвинуть
засовы, чем это сделала Мэйбл, так точны и рассчитаны были все ее  движения.
Помышляя только о своем спасении, Мэйбл, пренебрегая  всякой  осторожностью,
на этот раз  стремительно  распахнула  дверь.  Первым  ее  побуждением  было
бежать, бежать на волю из проклятого блокгауза, но Роса преградила  ей  путь
и, не обращая внимания  на  порывавшуюся  ее  обнять  девушку,  хладнокровно
задвинула засов.
   - Да благословит тебя бог. Роса! - с жаром воскликнула  наша  героиня.  -
Это он послал мне тебя, ты мой ангел-хранитель!
   - Не жать так сильно, - ответила молодая индианка. - Бледнолицый  женщина
все плакай или все смейся. Дай Роса запирать дверь.
   Наша героиня немного  успокоилась,  и  вскоре  обе  уже  сидели  наверху,
держась за руки. Недоверия и  ревности  как  не  бывало:  Мэйбл  переполняла
благодарность к индианке, а индианку - радостное сознание сделанного доброго
дела.
   - А теперь скажи мне, Роса, - начала Мэйбл, после того как они обменялись
горячими объятиями, - ты что-нибудь разузнала о моем бедном дядюшке?
   - Не знай. Никто его не видать, никто его не  слыхать,  никто  ничего  не
знай. Роса думай. Соленый Вода - бежи река, нигде его не нашел. Офицер  тоже
нет. Я смотри, смотри, не видай нигде.
   - Слава богу! Значит, они бежали, хотя непонятно, каким образом.  Знаешь,
мне кажется, я видела француза на острове.
   - Да, капитан. Но он тоже уходи. Много индей на остров.
   - Ax, Роса, если бы как-нибудь предупредить отца, чтобы  он  не  попал  в
руки врагов!
   - Не знай. Думай, воины сидеть засада, ингизы  теряй  скальп.  -  Ты  так
много для меня сделала, Роса, неужели ты не поможешь отцу?
   - Роса не знай отец, не люби  отец.  Роса  помогай  свой  народ,  помогай
Разящей Стрела; муж люби скальп.
   - И это говоришь ты. Роса! Никогда не поверю,  что  тебе  будет  приятно,
если всех наших людей перебьют!
   Роса спокойно обратила свои темные глаза на Мэйбл, и на мгновение  взгляд
ее стал суровым, однако скоро суровость уступила место жалости.
   - Лилия - ингизский девушка? - сказала она как бы спрашивая.
   -  Да,  и,  как   ингизская   девушка,   я   хотела   бы   спасти   своих
соотечественников от смерти.
   - Очень хорошо,  если  можно.  Роса  не  ингиз:  Роса  -  тускарора,  муж
тускарора, сердце тускарора, чувства тускарора -  все  тускарора.  Лилия  не
беги сказать французы: отец приходи побеждай их?
   - Может быть, и нет, - ответила Мэйбл, в смятении проводя рукой по лбу. -
Может быть, и нет. Но ведь ты же помогаешь мне, ты ведь спасла  меня.  Роса!
Зачем же ты это делала, если ты чувствуешь только как тускарора?
   - Не чувствуй только как тускарора - чувствуй как девушка,  чувствуй  как
скво. Люби красивый Лилия, клади свой сердце!
   Мэйбл прослезилась и крепко прижала к груди милую индианку. С минуту  она
не могла вымолвить ни слова,  но  потом  заговорила  уже  более  спокойно  и
связно:
   - Не скрывай от меня ничего, Роса. Я готова  к  самому  худшему.  Сегодня
твои соплеменники пируют, а что же они намерены предпринять завтра?
   - Не знай. Роса бойся встречай Разящий Стрела, Роса бойся спрашивай. Роса
думай, прячься, пока ингизы приди назад.
   - А они не попытаются захватить блокгауз? Ты ведь видела, какой ужас  они
задумали?
   - Очень много ром. Разящий Стрела спи или не смей; капитан уходи  или  не
смей. Все спи сейчас.
   - Так ты думаешь, я в безопасности, по крайней мере на эту ночь?
   - Очень много ром. Если Лилия, как Роса,  может  много  сделай  для  свой
народ.
   - Да, я такая  же,  если  желание  помочь  моим  соотечественникам  может
придать мне сходство с отважной Росой.
   - Нет, нет, - пробормотала Роса, - дух не имей,  а  если  имей.  Роса  не
давай. Мать Роса был плен, и  воин  много  пей;  мать  бери  томагавк,  всех
убивай. Вот какой краснокожий скво, когда племя беда и желай скальп!
   - Да, ты права, - вздрогнув, ответила Мэйбл  и  невольно  выпустила  руку
Росы. - Я не могу этого сделать, у меня не хватит ни сил, ни  духу  обагрить
свои руки кровью.
   - Роса тоже так думай.  Тогда  сидеть  тут  блокгауз  хорошо,  скальп  не
снимай.
   - Значит, ты думаешь, что я здесь в  безопасности,  по  крайней  мере  до
прихода отца с отрядом?
   - Знай так. Не смей трогай блокгауз, когда свет.  А  теперь  слушай,  все
тихо - пить ром, пока голова падай, и спи как бревно.
   - А если мне бежать? На  острове  как  будто  много  пирог.  Может  быть,
утащить пирогу, уйти с острова и предупредить отца о том, что случилось?
   - Умей греби? - спросила Роса, украдкой кинув взгляд на подругу.
   - Конечно, не так хорошо, как ты, но  до  рассвета  я  все  же  могла  бы
скрыться из виду.
   - А потом что делай? Сила есть греби шесть, десять, восемь миль?
   - Не знаю, но я готова сделать невозможное, лишь  бы  предупредить  отца,
славного Следопыта и остальных об опасности - Люби Следопыт?
   - Все, кто знают Следопыта, любят его, да и тебе бы он  понравился,  нет,
ты полюбила бы его, если бы знала, какое у него золотое сердце!
   - Совсем не люби. Очень хороший ружье, очень хороший глаза,  очень  много
стреляй ирокез и братья Роса. Сама снимай скальп, когда могу.
   - А я спасу его, если смогу. В этом мы  с  тобой  расходимся.  Роса.  Как
только все крепко уснут, я раздобуду пирогу и уйду с острова.
   - Нет, не уходи - Роса не пускай. Зови Разящий Стрела.
   - Роса! Неужели ты предашь, неужели бросишь меня  после  всего,  что  для
меня сделала?
   - Роса так сделай! - решительно взмахнув кулачком, воскликнула индианка с
пылом и непреклонностью, которых Мэйбл в ней  раньше  не  замечала.  -  Зови
Разящий Стрела громко-громко. Воин сразу вставай, когда жена кричи. Роса  не
давай Лилии помогай враг, не давай индей делать плохо Лилия.
   - Я понимаю тебя. Роса. Твои чувства естественны и справедливы.  В  самом
деле, мне лучше остаться здесь,  я  слишком  переоценила  свои  силы.  Скажи
только, если ночью вдруг придет дядя и будет  сюда  проситься,  могу  я  его
впустить?
   - Впускай можно. Соленый Вода тут плен. Роса люби пленный  лучше  скальп;
скальп хорошо слава, пленный хорошо чувства. Но соленый  Вода  прятайся  так
хорошо, что сам не знай где.
   Роса так и залилась своим ребячески-звонким  смехом;  картины  насилия  и
жестокости были слишком  привычны  ей,  чтобы  надолго  омрачить  душу  этой
веселой и смешливой девушки. В дальнейшем довольно-таки бессвязном разговоре
Мэйбл пыталась лучше выяснить обстановку в надежде узнать что-нибудь  такое,
что пошло бы ей на пользу.  Роса  отвечала  на  все  ее  вопросы  прямо,  но
сдержанно; она прекрасно разбиралась в том, что не  имеет  значения,  а  что
может угрожать безопасности ее друзей или помешать их планам.  Наша  героиня
была не способна пуститься на хитрость, чтобы выведать тайну  у  подруги,  к
тому же она понимала, что, если  б  она  и  решилась  на  подобную  низость,
провести Росу буде! не так-то легко. А Росе, со  своей  стороны,  достаточно
было просто не говорить о том, о чем не следовало.  В  общем,  она  сообщила
примерно следующее.
   Разящая Стрела уже давно поддерживает тайные сношения  с  французами,  но
сейчас он совершенно сбросил с себя  маску,  Возвращаться  к  англичанам  он
больше не намерен, потому что они ему не доверяют, особенно Следопыт, и, как
водится у индейцев, он теперь уже не только  не  скрывает  своей  измены,  а
напротив,   кичится   ею.   При   нападении   на   остров   Разящая   Стрела
предводительствовал индейцами,  подчиняясь,  однако,  приказам  французского
капитана, но Роса не захотела сказать, он ли  открыл  местоположение  поста,
который до сих пор считался хорошо укрытым от врагов.  На  этот  вопрос  она
наотрез отказалась ответить, однако призналась, что вместе с  мужем  следила
за отплытием "Резвого" в то время, когда их обнаружили с куттера и взяли  на
борт. О точном расположении поста французы  получили  сведения  лишь  совсем
недавно. И Мэйбл словно кто нож вонзил в сердце, когда из  намеков  индианки
она поняла, что эти сведения дал бледнолицый, состоящий на службе у  Дункана
Лунди. Правда, это были всего лишь намеки,  и  когда  Мэйбл  потом  обдумала
слова своей подруги, пытаясь припомнить  брошенные  ею  туманные  и  краткие
фразы, она стала надеяться, что неправильно ту поняла и что Джаспер  Уэстерн
еще докажет свою непричастность к этой истории.
   Роса не колеблясь рассказала, что ее послали на остров выведать,  сколько
там осталось солдат, и подсмотреть, чем они  занимаются,  но  вместе  с  тем
простодушно призналась, что согласилась выполнить поручение главным  образом
из желания спасти Мэйбл. Благодаря ее донесениям  и  полученным  иным  путем
сведениям неприятель  в  точности  знал,  какими  силами  располагает  пост,
известны были и численность отряда сержанта Дунхема  и  то,  с  какой  целью
предпринята  вылазка.   Однако   место,   где   предполагалось   перехватить
французский Транспорт, оставалось  тайной.  Приятно  было  видеть,  как  две
прямодушные девушки пытаются разузнать все, что могло бы оказаться  полезным
их друзьям, и в то же время  наблюдать,  с  какой  врожденной  деликатностью
каждая  подавляла  в  себе   желание   вызвать   другую   на   недозволенную
откровенность, а равно и с каким почти неуловимым тонким чутьем они избегали
касаться всего, что могло нанести ущерб их  народам.  Обе  всецело  доверяли
друг другу, и каждая оставалась безраздельно верна своим. Если Мэйбл  хотела
узнать  о  планах  индейцев,  то  и  Роса  горела  желанием  выяснить,  куда
отправился, сержант и когда он вернется, но  с  тактичностью,  сделавшей  бы
честь человеку высокой  культуры,  не  задавала  этого  вопроса  и  даже  не
пыталась  окольными  путями  навести  Мэйбл  на  разговор,  который  мог  бы
заставить ее проболтаться. Но если Мэйбл сама касалась чего-либо  способного
пролить на это свет, индианка напряженно, затаив дыхание, слушала.
   Время летело незаметно, девушки настолько увлеклись беседой, что забыли о
сне. Однако под утро усталость взяла свое. Мэйбл,  вняв  уговорам  индианки,
легла на один из соломенных тюфяков, служивших солдатам подстилкой, и  сразу
же крепко уснула. Роса устроилась рядом с  ней,  и  скоро  на  всем  острове
воцарилась такая глубокая тишина, будто нога человека никогда не  ступала  в
эти лесные дебри.
   Мэйбл проснулась, когда яркие лучи солнца ворвались в бойницы, и  поняла,
что уже довольно поздно. Роса все еще спала рядом  с  ней,  да  так  сладко,
будто нежилась на французском пуховике, и так безмятежно, словно никогда  не
знала ни забот, ни тревог. Но, едва только Мэйбл  пошевельнулась,  индианка,
привыкшая всегда быть начеку, открыла глаза. Поднявшись,  они  прежде  всего
решили осмотреть через бойницу остров.

Глава 23

   Зачем ты, смерть, всевышнему нужна
   В огромном этом мире? Все вокруг
   Ты губишь, л тобой осквернена
   Вселенная - творенье мудрых рук.
   Но нет! В безволии погрязший дух
   К тебе взывает из стигийских вод.
   Тебя своей богиней он зовет,
   И в заблуждении слепом народы
   Чтят смерть, служанку матери-природы.
   Спенсер.
   "Королева фей"

   День давно уже наступил, однако вокруг стояла  такая  же  тишина,  как  и
минувшей  Ночью.  Обойдя  все  бойницы,  Мэйбл  и  Роса  сперва  никого   не
обнаружили, можно было подумать, что, кроме них, на  острове  нет  ни  живой
души. На том месте, где Мак-Нэб и его товарищи стряпали, горел  костер;  как
видно,  курившийся  струйкой  дымок  должен  был  служить   приманкой   для,
отсутствующих. Вокруг хижин все было прибрано и приведено в прежний вид.  Но
вот Мэйбл вздрогнула, взгляд ее вдруг упал на трех солдат в красных мундирах
Пятьдесят пятого полка; они небрежно развалились на лужайке и  как  будто  о
чем-то  мирно  болтали,  но,   вглядевшись   получше,   она   различила   их
обескровленные лица и остекленевшие глаза, и у нее подкосились  ноги.  Трупы
усадили у блокгауза, настолько близко от него, что девушки в  первую  минуту
их не заметили, и кощунственная вольность поз и жестов - тела закостенели  в
таком положении, какое им придали, чтобы они походили на живых,  -  вызывала
содрогание. Но,  хотя  эта  группа  внушала  ужас  тому,  кто  видел  вблизи
чудовищное несоответствие изображаемого  и  действительности,  трупы  солдат
были расположены  достаточно  искусно,  чтобы  в  какой-нибудь  сотне  ярдов
обмануть не  слишком  внимательного  наблюдателя.  Тем  временем,  тщательно
осмотрев берега острова. Роса отыскала четвертого солдата и указала на  него
своей товарке: прислонившись к молодому деревцу, он сидел, свесив  ноги  над
водой, и держал в руках удочку. Головы солдат, с которых были сняты скальпы,
индейцы прикрыли шапками, а с лиц смыли все следы крови.
   От этого зрелища Мэйбл чуть не стало  дурно:  оно  не  только  оскорбляло
привитые ей с детства понятия, но самая противоестественность его  приводила
ее в негодование и возмущала. Девушка поспешно отошла от бойницы  и,  присев
на ящик, закрыла лицо передником; но вскоре тихий  оклик  Росы  заставил  ее
снова прильнуть к  бойнице.  Индианка  молча  указала  ей  на  труп  Дженни,
стоявшей в дверях хижины  со  слегка  наклоненным  вперед  корпусом,  словно
стряпуха глядела на группу мужчин;  в  руках  она  держала  метлу,  и  ветер
развевал  ленты  ее  чепца.  Расстояние  было  слишком  велико,  чтобы  ясно
различить черты женщины, но Мэйбл показалось, что ей оттянули книзу челюсть,
придав рту подобие жуткой улыбки.
   - Нет, Роса! - воскликнула девушка. -  Я  много  слышала  о  коварстве  и
уловках твоего племени, но такого не могла себе представить.
   - Тускарора очень хитрый, - сказала Роса, и по тону ее было ясно, что она
скорее одобряет, чем  порицает  найденное  мертвецам  применение.  -  Теперь
солдат нет вред, а ирокез - польза, прежде снимай скальп,  теперь  заставляй
служи тело. Потом жги их.
   Эти слова открыли Мэйбл, какая пропасть отделяет ее от подруги; несколько
минут она даже не могла себя принудить заговорить с ней. Но  проснувшаяся  в
ней на мгновение неприязнь к индианке  так  и  осталась  незамеченной.  Роса
преспокойно занялась приготовлением  несложного  завтрака,  и  весь  вид  ее
говорил, что ей  совершенно  чужды  переживания,  несвойственные  обычаям  и
нравам ее соплеменников. Мэйбл кусок в горло не шел, а товарка ее с завидным
аппетитом поглощала завтрак, будто ничего не произошло. Покончив с трапезой,
обе опять могли на досуге осматривать остров  и  предаваться  своим  мыслям.
Нашу героиню непреодолимо влекло к бойницам, но стоило ей подойти  к  ним  и
выглянуть, как она тут же с омерзением отворачивалась; и все  же  то  шелест
листьев, то похожее на  стон  завывание  ветра  снова  и  снова  гнали  туда
обми