немалых  трудов
всю пойманную рыбу свалили в ложбину на  берегу,  предоставив  пленников  их
печальной участи - доживать недолгий остаток жизни  в  этой  новой  для  них
стихии.
   Даже Элизабет и Луиза пришли в восторг при  виде  двух  тысяч  пленников,
изъятых из лона озера и сложенных к  их  ногам.  Но,  когда  первый  восторг
несколько улегся, Мармадьюк взял в руки окуня весом фунта в два, поглядел на
него задумчиво и затем обратился к дочери:
   - Какое непростительное расточительство благословенных даров природы! Эта
рыба, которая валяется перед тобой такой огромной грудой  и  к  которой  уже
завтра никто и не притронется за самым бедным столом в нашем Темплтоне,  так
нежна и вкусна, что в других странах ее сочли бы лакомством, достойным самых
тонких гурманов. На свете не сыщешь рыбу вкуснее отсегского окуня. Мясо  его
жирно, как у сельди-пузанка, и упруго, как у лосося.
   - Но, право же, дорогой отец, - воскликнула  Элизабет,  -  такая  рыба  -
благословение этого края, большая поддержка для бедняков!
   - Бедняки не очень запасливы там, где есть  изобилие  и  богатство,  дитя
мое, и они редко  заботятся  о  завтрашнем  дне.  Но  если  есть  оправдание
массовому истреблению живности, то  это  лишь  тогда,  когда  дело  касается
окуней. Ты  знаешь,  что  зимой  они  защищены  от  нас  ледяной  коркой  на
поверхности озера и на крючок не идут. И в жару их тоже не  поймаешь  -  они
уходят глубоко на дно, где вода всегда студеная. И только весной  и  осенью,
да и то на протяжении лишь немногих дней, их можно  захватить  неводом.  Но,
как и многие другие дары дикой природы, они начинают исчезать, их истребляют
люди.
   - Исчезают? Окуни? - воскликнул шериф. - Ну, Дьюк, если это ты  называешь
исчезновением, то уж не знаю, чего тебе еще надо! Ты  только  посмотри:  тут
ведь наберется добрая тысяча первосортных окуней,  сотни  других  порядочных
рыб и еще всякой мелочи без счета. Но ты вот всегда так: сперва  тебе  жаль,
что рубят много деревьев, потом - что истребляют много оленей, потом жалеешь
сахарные клены, и так далее, без конца. То ты говоришь, что надо бы провести
по всей округе каналы, - и это там, где через каждые полмили река или озеро,
- и все только потому, что вода течет не в тех направлениях,  в  каких  тебе
угодно; а то начинаешь поговаривать о  каких-то  там  угольных  копях,  хотя
всякий обладающий хорошим зрением, как,  например,  я,  отлично  видит,  что
вокруг сколько угодно бесплатного  топлива  -  столько,  что  им  можно  лет
пятьдесят отапливать весь Лондон. Ты как полагаешь, Бенджамен,  прав  я  или
нет?
   - Да как вам сказать, сквайр, - отозвался Бенджамен. - Лондон не  так  уж
мал. Если его вытянуть в одну линию, вон как тот поселок на берету реки,  то
он, пожалуй, закроет  все  озеро.  Хотя,  должен  заметить,  наш  лес  очень
пригодился бы лондонцам, ведь они жгут, почитай, один уголь...
   - Кстати об угле, судья Темпл, - прервал Бенджамена  шериф.  -  Мне  надо
сообщить тебе одну чрезвычайно важную новость. Но мы отложим  этот  разговор
до завтра. Я знаю, ты собираешься ехать в восточную часть "патента"  <Патент
- здесь: земельные владения, закрепленные за владельцем правительством.>.  Я
поеду вместе с тобой и по дороге покажу тебе  одно  место,  где  ты  мог  бы
осуществить кое-какие  твои  проекты.  Пока  помолчим  об  этом,  нас  могут
услышать. Но знай, Дьюк, сегодня мне открыли  тайну,  благодаря  которой  ты
сможешь получить богатств больше, чем все то, что дают тебе все твои угодья,
вместе взятые.
   Мармадьюк засмеялся  -  он  привык  к  таинственным  "важным"  сообщениям
шерифа, а Ричард с видом оскорбленного достоинства и как  бы  сокрушаясь  по
поводу недостаточного доверия к нему судьи, занялся делом, в  данный  момент
более важным.
   Работа по вытягиванию невода  потребовала  немало  сил,  и  теперь  шериф
распорядился, чтобы часть рыболовов занялась предварительной разборкой рыбы,
а остальные под руководством Бенджамена подготовили бы невод, чтобы закинуть
его в озеро вторично.

Глава 24

   Упали за борт - страшно вспомнить, право, -
   Три марсовых и боцман бравый!
   Фолконер

   Пока рыбаки готовились к дележу улова, Элизабет  и  ее  подруга  медленно
прогуливались по берегу. Отойдя на расстояние, откуда не  стало  видно  даже
самых длинных и ярких языков пламени костра, девушки повернули обратно.  Уже
снова приближаясь к костру, они остановились полюбоваться живой и  красочной
картиной, которая четко вырисовывалась из  густой,  непроглядной  тьмы,  как
будто целиком поглотившей весь остальной мир.
   - Вот поистине сцена, достойная кисти художника! - воскликнула  Элизабет.
- Обратите внимание,  Луиза,  каким  восторгом  сияет  физиономия  лесоруба:
видите, он протягивает моему кузену особенно крупную  рыбу.  А  как  красиво
лицо  моего  отца  в  свете  костра!  Он  смотрит  на  всю   эту   огромную,
беспорядочную груду добычи задумчиво и даже печально, будто и в  самом  деле
думает сейчас о том, что за днем изобилия и расточительности последует  день
возмездия и расплаты. Прекрасный сюжет для картины, не правда ли, Луиза?
   - Вы же знаете, мисс Темпл, я мало смыслю в подобных вещах.
   - Зовите меня по имени, - прервала ее Элизабет. - Здесь  не  место  и  не
время для формальностей.
   - Хорошо, Элизабет, и если мне позволено выразить свое мнение,  -  начала
Луиза робко, - то я полагаю, что эта сцена вполне могла бы  послужить  темой
для картины. Керби рассматривает рыбу и совершенно поглощен  этим  занятием,
его мысли только на нем и сосредоточены, - как отлично выражение его лица от
выражения лица.., лица мистера Эдвардса. Я не могу определить его точно,  но
оно.., оно как-то... Вы понимаете, что я хочу сказать, дорогая Элизабет?
   - Вы ждете от меня уж слишком многого, мисс  Грант,  -  ответила  богатая
наследница. - Я не умею угадывать мысли и истолковывать выражения лиц.
   В тоне Элизабет не было, разумеется, ни  резкости,  ни  даже  холодности,
однако разговор оборвался.  Девушки  продолжали  идти,  теперь  удаляясь  от
костра, все так же под руку, но храня полное молчание.
   Первой нарушила его Элизабет, быть может осознав, что последние слова  ее
прозвучали  несколько  сухо,  а  может  быть,  и  потому,   что   взору   ее
представилось новое зрелище.
   - Посмотрите, Луиза! - воскликнула она. - Оказывается, не мы  одни  вышли
сегодня на рыбную ловлю. На том  берегу  какие-то  рыболовы  тоже  разжигают
костер. Это как будто перед хижиной Кожаного Чулка.
   Сквозь  тьму,  казавшуюся  там,  у  подножия  восточной  горы,   особенно
глубокой, мигал небольшой робкий огонек, то  появляясь,  то  снова  исчезая,
словно боролся за свое  существование.  Девушки  заметили,  что  огонь  этот
движется - вот он уже где-то совсем внизу,  как  если  бы  его  перенесли  с
высокого  берега  к  самой  воде.  Здесь  пламя  огня   разгорелось,   стало
значительно большим и теперь уже горело ровным, ярким светом.
   Костер, вспыхнувший,  как  по  волшебству,  у  самого  подножия  горы,  в
отдаленном, никем не посещаемом  месте,  вызвал  особый  к  себе  интерес  и
восхищение. Он ничуть не напоминал их собственный костер,  с  его  высокими,
яркими языками пламени, - там, у горы, огонь горел яснее и жарче, и  размеры
его и форма не менялись.
   Бывают минуты, когда  даже  самый  трезвый  ум  вдруг  поддается  наивным
детским страхам. Элизабет улыбнулась собственной слабости, вспомнив ходившие
в поселке глупые россказни о Кожаном Чулке. Эти же мысли  промелькнули  и  в
голове у Луизы, ибо девушка прижалась к подруге и, бросив робкий  взгляд  на
прибрежные кусты и деревья, сказала вполголоса:
   -  Вам  приходилось  слышать,  мисс   Темпл,   какие   странные   истории
рассказывают про Натти? Говорят, что в молодости он был индейским вождем, то
есть был в союзе с дикарями, и во время войн участвовал не в одном набеге на
поселения белых.
   - Вполне вероятно, - ответила Элизабет. - И он  не  единственный  в  этом
роде.
   - Да, конечно. Но меня удивляет, почему он так ревностно  оберегает  свою
хижину. Он никогда не уходит,  не  заперев  ее  предварительно  на  какой-то
особый запор. Бывали случаи, что дети и даже взрослые жители поселка  искали
у Натти прибежища от дождя и бури, но он грубо, с  угрозами  отгонял  их  от
своей хижины. В наших краях такое поведение, право же, необычно!
   - Да, разумеется, это не очень гостеприимно со стороны Натти Бампо, но мы
не должны  забывать  его  отвращение  к  обычаям  цивилизованного  мира.  Вы
слышали, что рассказывал несколько дней назад мой отец, - как радушно принял
его Кожаный Чулок в тот первый приезд отца в эти глухие края. - Элизабет  на
мгновение умолкла и вдруг лукаво улыбнулась; но темнота скрыла от ее подруги
эту улыбку, и тайного смысла ее Луиза так и не узнала... -  И,  кроме  того,
Натти безусловно принимает посещения мистера Эдвардса, а он-то  уж,  как  мы
обе отлично знаем, отнюдь не дикарь.
   Луиза не проронила ни слова. Она все смотрела на таинственный  огонь.  На
том берегу появился еще и второй огонь, такой же  по  размеру  и  форме,  но
бледнее и видневшийся на несколько футов ниже  первого.  Между  этими  двумя
огнями было ясно видно темное пространство, и в нем тянулся луч,  постепенно
заостряясь в сторону того огня, что был  ниже.  Вскоре  стало  понятно,  что
второй огонь - это лишь отражение в воде первого и что показавшийся вдруг на
озере темный предмет продвигается по воде или, вернее, скользит  над  ней  и
находится на одном уровне с девушками. Предмет - то была небольшая  лодка  -
двигался с поразительной быстротой, и его движение осталось бы незамеченным,
если бы верхний огонь не становился все  более  ясно  различим,  теряя  свою
округлую форму и увеличиваясь по мере приближения лодки.
   - В этом  есть  что-то  сверхъестественное!  -  шепнула  Луиза,  поспешно
отступая назад, к костру.
   - Какое дивное зрелище! - воскликнула Элизабет. Теперь уже совсем  хорошо
было видно сверкающее, хотя и колеблющееся пламя:  оно  грациозно  скользило
над озером, бросая отблески на  воду  и  придавая  ей  красноватый  оттенок.
Темнота была так непроглядна, что казалась почти осязаемой, и огонь сверкал,
будто вставленный в эбонитовую оправу.  Но  вот  лучи  от  огня  протянулись
вперед, осветив все  перед  лодкой,  а  позади  нее  оставался  все  тот  же
непроницаемый мрак.
   - Эй, это ты там, Натти? - послышался оклик шерифа. - Греби к берегу,  мы
угостим тебя такой рыбкой, какую не стыдно подать на стол и самому королю!
   Свет на озере метнулся  в  сторону,  из  мрака  вынырнула  длинная  узкая
пирога, и красные отблески озарили темное, обветренное лицо Кожаного  Чулка.
Он стоял в своем утлом суденышке, выпрямившись во весь свой немалый рост,  и
с привычной сноровкой вел лодку длинной  острогой,  держа  ее  посередине  и
опуская в воду то  один,  то  другой  ее  конец;  легкая  пирога,  казалось,
неслась, почти не задевая воды. На корме  смутно  виднелась  фигура  второго
человека, он умело и как будто не прилагая к  тому  усилий  направлял  лодку
гребком. Кожаный Чулок  прислонил  острогу  к  короткому  шесту,  служившему
опорой решетке, кое-как смастеренной из старых железных обручей; на  решетке
пылали сосновые сучья, и высокое их пламя на мгновение осветило смуглое лицо
и блестящие черные глаза могиканина.
   Лодка скользила вдоль берега, пока не достигла места,  где  расположились
наши рыбаки. Тут она снова повернула, уже прямо к суше, и опять поворот  был
изящен и быстр, словно лодка двигалась сама, без  посторонней  помощи.  Вода
перед пирогой при этом почти не  колыхнулась,  и,  чтобы  облегчить  причал,
Натти отступил на два шага назад.  И,  когда  лодка  наполовину  влетела  на
прибрежный песок, ни единый звук не выдал того, что она стукнулась о берег.
   - Подойди, могиканин, - проговорил Мармадьюк, -  подойди  и  ты,  Кожаный
Чулок. Нагружайте вашу лодку окунями. К чему пускать в  ход  острогу,  когда
рыбы наловлено столько, что она начнет  гнить,  потому  что  есть  ее  будет
некому?
   - Нет, судья! - ответствовал Натти;  его  высокая  фигура  показалась  на
узкой полоске берега и спустилась к небольшой  ложбине  в  траве,  где  была
кучами сложена рыба. - Я не стану есть рыбу, которую так вот попусту  губят.
Когда мне нужна пища, я убиваю себе острогай угря или форель. Но я не  приму
участия в таком греховном истреблении рыбы, даже если бы за то мне  посулили
самое что ни на есть отличное ружье, привезенное из далеких стран. Будь  еще
у рыбы мех, как у бобра, или если б можно было дубить их кожу,  как  оленью,
тогда еще понятно было бы, зачем их ловить неводом, тысячами зараз.  Но  раз
уж бог сотворил их только на пропитание человеку и ни для чего  другого,  по
мне, это большой грех убивать зря больше того, что ты в состоянии съесть.
   - Ты рассуждаешь здраво, Натти, на  этот  раз  я  целиком  разделяю  твое
мнение и от всей души желал бы склонить на нашу сторону  и  шерифа.  Ведь  и
половинного улова было бы вполне  достаточно,  чтобы  целую  неделю  кормить
рыбой весь поселок.
   Кожаный Чулок не выразил удовольствия по поводу этого сходства  взглядов.
С сомнением покачав головой, он ответил:
   - Нет, судья, будь у нас мнения одинаковые, вы  бы  не  стали  превращать
места охоты в поля и пашни, где только  пни  торчат.  И  рыбу  вы  ловите  и
охотитесь - все не так, как следовало бы. Для меня только та добыча  сладка,
которую я убиваю в честной охоте, когда у бедняги есть  все  же  возможность
спастись. Вот почему я всегда пускаю в ход всего лишь одну пулю,  даже  будь
то птица или белка. Да и свинец надобно беречь.  Тому,  кто  умеет  стрелять
по-настоящему, на мелкую дичь хватит и одной пули.
   Шериф прислушивался к этой тираде с величайшим негодованием.
   Проследив, чтобы дележ  улова  совершился  "по  всей  справедливости",  и
решив, наконец, в какую из куч положить последнюю крупную рыбу, он заговорил
громогласно, давая выход своему раздражению:
   - Судья Темпл, владелец  здешних  мест,  и  Натаниэль  Бампо,  браконьер,
заядлый истребитель оленей, - превосходный союз для охраны края! Нет,  Дьюк,
когда мне приходит в голову фантазия половить рыбу, уж я делаю это так,  как
оно полагается. Эй, молодцы, закинем-ка второй невод!  Завтра  утром  вышлем
сюда телеги в фургоны и заберем домой всю рыбу разом.
   Мармадьюк, как видно, понял, что никакими уговорами не  сломить  упорства
шерифа, и отошел от костра туда, где стояла пирога охотников. Обе девушки  и
Эдвардс были уже там.
   Подойти поближе к лодке девушек заставило любопытство, но Эдвардса тянуло
к ней нечто другое. Элизабет, взглянув  на  легкий  ясеневый  остов  пироги,
обтянутый тонкой корой, поразилась отваге человека, доверяющего  свою  жизнь
столь утлому суденышку, но юноша объяснил  ей  плавучие  свойства  пироги  и
полную ее надежность при правильном управлении. Он  в  таких  ярких  красках
описал охоту на рыбу с острогой, что Элизабет тут же забыла всякие  опасения
и выразила желание испытать это удовольствие. Она даже сказала об этом отцу,
сама смеясь над неожиданно пришедшей в голову фантазией и  признавшись,  что
это всего лишь причуда, женский каприз.
   - Нет, Бесс, это вовсе не причуда, - возразил судья. - И я хотел бы, чтоб
у тебя не было никаких глупых девичьих страхов. Пироги совершенно  безопасны
для тех, у кого есть должная сноровка и смелость. Я переплывал самую широкую
часть Онеиды в пироге вдвое меньшей, чем эта...
   - А я - через Онтарио, - прервал его Кожаный Чулок.  -  И  к  тому  же  в
пироге находились еще и женщины. Но женщины  племени  делаваров  привыкли  к
пирогам, они даже помогали грести. Если мисс желает посмотреть  на  то,  как
старый Натти добудет себе острогой форель к завтраку,  -  добро  пожаловать,
место в лодке найдется. И Джон не  станет  возражать.  Пирогу-то  он  сам  и
построил, ее вчера в первый раз спустили на воду. А я  не  мастак  по  части
всех этих индейских ремесел - строить лодки, плести корзины да вязать метлы.
   Натти залился своим странным, загадочным смехом, затем приветливо кивнул,
приглашая  Элизабет  сесть  в  пирогу,  но  могиканин  с  присущим  индейцам
изяществом движений подошел к девушке, взял ее мягкую белую  ручку  в  свою,
смуглую и морщинистую, и сказал:
   - Иди в пирогу индейца, внучка Микуона. Он рад тебе. Доверься  индейцу  -
голова у него мудрая, даже если рука  его  не  так  тверда,  как  прежде.  И
Молодой Орел поедет с нами. Он последит, чтобы ничего  не  случилось  с  его
сестрой.
   Элизабет слегка покраснела.
   - Мистер Эдвардс, ваш друг могиканин дал от  вашего  имени  обещание.  Вы
готовы его выполнить?
   - Готов, даже если  для  этого  придется  пожертвовать  жизнью!  -  пылко
воскликнул юноша. - Поедемте, мисс Темпл: зрелище, которое предстанет  перед
вами, стоит того, чтобы испытать некоторый трепет, ибо  подлинной  опасности
нет никакой. Впрочем, приличия требуют,  чтобы  я  сопровождал  вас  и  мисс
Грант.
   - Я? В эту лодку? - воскликнула Луиза. - Нет, нет, мистер Эдвардс,  я  ни
за что не поеду. Надеюсь, и  вы  не  доверите  свою  жизнь  такой  легонькой
лодочке?
   - А я поеду, я уже  больше  не  испытываю  никакого  трепета,  -  сказала
Элизабет. Она шагнула в лодку и  заняла  место,  указанное  ей  индейцем.  -
Мистер Эдвардс, вы можете остаться. Кажется, для этой скорлупки троих вполне
достаточно.
   - Ей придется вместить и  четвертого!  -  воскликнул  молодой  человек  и
прыгнул в лодку к Элизабет так  стремительно,  что  чуть  не  пробил  легкую
обшивку пироги. -  Простите,  мисс  Темпл,  но  я  не  могу  позволить  этим
почтенным Харонам увезти вас в царство теней одну, без вашего духа.
   - А он добрый, этот дух, или злой? - спросила Элизабет.
   - Он добрый для вас.
   - И для всех моих близких, - добавила за него девушка, и  в  тоне,  каким
это было сказано, чувствовались  одновременно  и  досада  и  удовлетворенное
самолюбие.
   Но тут пирога тронулась, и  это  дало  молодому  человеку  удобный  повод
переменить тему.
   Индеец так легко и  уверенно  вел  свою  маленькую  ладью,  что  Элизабет
казалось, будто лодка каким-то чудом сама скользит по  воде.  Кожаный  Чулок
молча указывал острогой, в  каком  направлении  грести,  остальные  тоже  не
проронили ни звука из опасения  распугать  рыбу.  В  этом  месте  озера  дно
постоянно мелело, здесь было совсем не так глубоко, как у гористого  берега,
где горы кое-где обрывались прямо в воду, - там могли  бы  стоять  на  якоре
даже самые большие суда и реи сплетались бы  в  единый  узор  с  соснами  на
горах. А здесь над водой возвышались небольшие заросли тростника:  колыхаясь
от ночного ветерка, он поднимал на воде легкую рябь. Именно на этих  отмелях
и можно было выследить форель.
   У берега Элизабет видела огромные косяки рыб, плывущих  в  мелкой  теплой
воде, ибо яркий свет факела  на  пироге  проникал  далеко  в  глубь  воды  и
раскрывал ее сокровенные тайны. Элизабет каждое мгновение ждала, что вот-вот
грозная  острога  Кожаного  Чулка  врежется  в   эти   густые   полчища,   -
промахнуться, казалось, было невозможно,  а  добыча  пришлась  бы  по  вкусу
самому тонкому гурману. Но у Натти, по-видимому, были свои особые приемы,  а
также и особые вкусы. Он стоял, выпрямившись во весь свои  высокий  рост,  и
поэтому мог видеть гораздо дальше, чем тем, кто сидел в пироге; он осторожно
поворачивал голову из стороны в сторону,  часто  наклоняясь  всем  туловищем
вперед и напрягая зрение, как будто хотел проникнуть взглядом в темные воды,
куда уже не доходил свет огня. И вот его старания увенчались успехом. Махнув
острогой, он сказал:
   - Греби вдогонку вон за той рыбиной,  Джон.  Она  отбилась  от  стаи.  Не
всякий раз встретишь такую  громадину  в  мелкой  воде,  где  до  нее  можно
добраться острогой.
   Могиканин сделал легкое движение рукой в знак того, что понял,  и  уже  в
следующее мгновени