Так, верно, именно пришел гонец
   Сказать Приаму о пожаре Трои,
   Так бледен был, растерян и убит.
   Но, прежде чем он выговорил слово,
   Из-за откинутой полы шатра
   Приам увидел сам огонь пожара.
   Шекспир.
   "Король Генрих IV", ч. II

   Тем временем на куттере все шло своим чередом,  Джаспер  ждал  берегового
ветра, и, казалось, его так  же  ждали  и  судно  и  вся  природа.  Солдаты,
привыкшие рано вставать, все до единого улеглись на свои  тюфяки  в  главном
трюме. На палубе оставались только  экипаж  куттера,  лейтенант  Мюр  и  обе
женщины. Квартирмейстер изо всех  сил  старался  понравиться  Мэйбл,  но  на
героиню нашу его ухаживания не производили  никакого  впечатления,  все  его
любезности она приписывала отчасти присущей военным галантности,  а  отчасти
своему хорошенькому личику; она от души наслаждалась необычностью обстановки
и положения, полным для нее очарования новизны.
   На  куттере  поставили  паруса,   хотя   воздух   оставался   по-прежнему
неподвижным, а озеро  -  таким  безмятежно-спокойным,  что  невозможно  было
заметить ни Малейшего  движения  судна.  Речным  течением  "Резвый"  отнесло
немного более чем на четверть мили от берега, и он как бы застыл  на  месте,
прекрасный по своим пропорциям и формам. Молодой Джаспер  находился  на  юте
довольно близко от Мэйбл и квартирмейстера,  и  время  от  времени  до  него
долетали обрывки их разговора, но он был слишком скромен и слишком  поглощен
своими обязанностями, чтобы делать попытки вступить в беседу. Нежные голубые
глаза Мэйбл с  выражением  любопытства  и  ожидания  следили  за  движениями
Джаспера, и квартирмейстеру приходилось не раз повторять  свои  комплименты,
чтобы девушка их услышала. - так она была занята всем,  что  происходило  на
куттере, и, нам следовало бы добавить, так равнодушна к  красноречию  своего
собеседника. Наконец умолк даже мистер Мюр,  и  на  озере  наступила  полная
тишина. Вскоре где-то возле крепости в какой-то лодке стукнуло весло, и этот
звук отозвался на куттере так отчетливо, словно раздался тут же, на  палубе.
Потом долетел какой-то легкий шорох,  будто  вздохнула  ночь,  заполоскались
паруса, заскрипела мачта и захлопал кливер. Вслед за этими хорошо  знакомыми
звуками куттер дал легкий крен, и все его паруса надулись.
   - Вот и ветер, Андерсон! -  крикнул  Джаспер  старшему  матросу.  -  Руль
держать!
   Этот короткий приказ был немедленно  исполнен,  руль  положили  к  ветру,
бушприт слегка опустился, и через несколько минут под  форштевнем  зажурчала
вода. "Резвый" скользнул по озеру и пошел со скоростью пяти миль в  час.  На
куттере все делалось молча, и ничто не нарушало тишины, пока  Джаспер  вновь
не скомандовал:
   - Шкоты травить помалу, держать вдоль берега!  В  эту  минуту  на  палубе
показались трое участников совещания, происходившего в кормовой каюте.
   - Как видно, милейший Джаспер,  у  вас  нет  никакого  желания  держаться
слишком близко к нашим соседям - французам,  -  заметил  Мюр,  обрадовавшись
случаю снова заговорить. - Ну что ж, это хорошо, ваша осторожность  достойна
похвалы, я, так же как и вы, питаю мало приязни к канадцам.
   - Я держусь этого берега из-за ветра, мистер Мюр. На  близком  расстоянии
от суши береговой ветер всегда свежее, если не подходить слишком близко, под
защиту деревьев. Мы должны пересечь залив Мексике, а затем, держась того  же
курса, выйдем в открытые воды.
   - Хорошо, что не в Мексиканский залив, - вставил Кэп  -  Я  бы  не  хотел
очутиться там на одном из ваших озерных корыт. Скажите,  мастер..,  как  вас
там... Пресная Вода, а при шторме ваш куттер слушается руля?
   - Он легко слушается руля, мастер Кэп, но надо хорошо следить за  ветром,
как и на всяком другом судне, когда оно быстро идет.
   - Надеюсь, у вас есть такие приспособления, как рифы, хотя  вряд  ли  вам
приходится ими пользоваться.
   От внимательного взгляда Мэйбл не укрылась  удивленная  и  вместе  с  тем
презрительная усмешка, промелькнувшая на красивом лице Джаспера,  но,  кроме
нее, никто этого не заметил.
   - У нас есть рифы, и нам приходится ими часто  пользоваться,  -  спокойно
ответил молодой капитан. - Прежде  чем  мы  прибудем  к  цели,  мастер  Кэп,
возможно, представится случай  показать  вам,  как  мы  это  проделываем;  с
востока надвигается буря, а ветер даже на самом  океане  не  меняется  и  не
кружит так быстро, как на озере Онтарио.
   - Да ведь вы ничего  больше  и  не  видали!  На  Атлантическом  океане  я
наблюдал ветер, который кружился колесом и  целый  час  как  бешеный  хлопал
парусами, а корабль - ни с места, точно не знал, куда повернуться.
   - Тут, разумеется, таких внезапных шквалов не бывает, - возразил  Джаспер
мягко, - хотя и у нас ветер может сразу перемениться. Но я надеюсь, что этим
портным береговым ветром нас будет гнать до первых островов, а там уж не так
велика опасность, что нас заметит какой-нибудь  разведчик  из  Фронтенака  и
погонится за нами.
   - Так ты думаешь,  Джаспер,  что  у  французов  есть  шпионы?  -  спросил
Следопыт.
   - Это известно: в прошлый понедельник один из них побывал ночью в Осуиго.
Его пирога пристала к восточной оконечности берега, из нее  высадились  один
индеец и один офицер. Если бы в ту ночь ты был в разведке,  как  обычно,  мы
захватили бы одного из них, а может быть, даже обоих.
   Было слишком темно, чтобы заметить, как густая краска залила  обветренное
лицо проводника; ему стало совестно, что он засиделся в ту ночь в  крепости,
слушая нежный голосок Мэйбл,  певшей  отцу  баллады,  и  любуясь  ее  лицом,
которое для него было прекраснее всего  на  свете.  Отличительным  свойством
этого необыкновенного человека была честность в мыслях  и  поступках,  и  он
считал для себя позором, что не  принял  участия  в  преследовании  шпионов.
Однако ему и в голову не приходило, что можно  отрицать  свое  упущение  или
искать ему оправдание.
   - Это верно, Джаспер, это верно, - сказал он смиренно. -  Если  бы  в  ту
ночь я был на своем посту - теперь я даже не  припомню,  задержала  ли  меня
важная причина, - дело обернулось бы иначе.
   - Этот вечер мы провели с вами, Следопыт, - бесхитростно заметила  Мэйбл.
- Человеку, который почти все время живет в лесу, лицом  к  лицу  с  врагом,
извинительно посвятить несколько часов своему старому другу и его дочери.
   - Нет, нет, я только и знаю, что лодырничаю, с тех пор как  мы  пришли  в
гарнизон, - со вздохом ответил Следопыт, - хорошо, что паренек сказал мне об
этом: ленивец заслуживает взбучки. Да, да, заслуживает.
   - Взбучки, Следопыт! Да у меня и в мыслях не было сказать тебе что-нибудь
неприятное, и меньше всего я хотел упрекнуть тебя в том, что  один  шпион  и
какой-то индеец от нас ускользнули. Теперь, когда я знаю, где ты  был,  твое
отсутствие мне кажется вполне естественным.
   - Я на тебя не пеняю за твои слова, Джаспер Нет, не пеняю. Я  получил  по
заслугам. Все мы люди, и все ошибаемся.
   - Ты это зря. Следопыт!
   - Дай руку, дружище, дай руку! Урок дал мне не ты, а моя совесть...
   - А теперь, - перебил его Кэп, - теперь, когда дело улажено  к  обоюдному
удовольствию, быть может, вы мне скажете, каким образом стало известно,  что
здесь  так  недавно  побывали  шпионы?  Все   это   здорово   смахивает   на
"обстоятельство"!
   Произнося последние слова, моряк тихонько наступил  сержанту  на  ногу  и
подтолкнул локтем проводника, в то  же  время  подмигивая,  хотя  последнего
знака никто в темноте не заметил.
   - Это стало известно потому, что на другой день  Змей  нашел  их  след  -
офицерского сапога и мокасина И утром один из наших охотников  видел  лодку,
которая шла по направлению к Фронтенаку.
   - А скажи, Джаспер, след вел к крепости? - спросил Следопыт с виноватым и
покорным видом школьника,  получившего  выговор.  -  След  вел  к  крепости,
парень?
   - Кажется, нет, хотя на другом берегу реки его не обнаружили. След вел  к
восточной оконечности берега, у самого устья реки, откуда хорошо видно,  что
делается в гавани, но на другом берегу реки не удалось его найти.
   - А почему же вы сразу не подняли якорь и не пустились за ними в  погоню,
мастер Джаспер? - спросил Кэп. - Во вторник  утром  дул  свежий  ветер;  при
таком ветре куттер мог бы свободно делать девять узлов - Это, может быть,  и
хорошо на океане, мастер Кэп, - вставил Следопыт, - но никак  не  здесь.  На
воде не остается следов, а француз и  минг  -  эта  пара  черту  под  стать,
попробуй поймать их!
   - При чем тут следы, если добычу, как говорит  Джаспер,  то  есть  лодку,
можно было видеть с палубы? Будь этих ваших  мингов  и  французов  даже  два
десятка, ничего бы им не помогло, если бы у них  в  кильватере  было  доброе
судно английской постройки. Бьюсь об заклад, мастер Пресная Вода, если бы вы
позвали меня в тот вторник, мы бы догнали этих негодяев.
   - Осмелюсь заметить, мастер Кэп, что хотя совет  такого  старого  моряка,
как вы, не повредил бы такому молодому матросу, как я, но гнаться за пирогой
- дело долгое и безнадежное.
   - Надо только прижать ее к берегу!
   - К берегу, мастер Кэп! Вы совсем не знакомы с нашей озерной  навигацией,
если предполагаете, что пирогу  легко  прижать  к  берегу.  Как  только  эти
продувные бестии видят, что им приходится  туго,  они  гребут  прямо  против
ветра. Вы и оглянуться не успеете, как отстанете от них на милю или две.
   - Уж не хотите ли вы уверить меня, мастер Джаспер, что найдется смельчак,
который не побоится выйти при ветре на озеро в такой ореховой скорлупе?
   - Мне часто приходилось переправляться в пироге через  Онтарио  даже  при
изрядном шторме. Если умело ею управлять, это самая надежная лодка на свете,
Кэп отвел своего зятя и Следопыта  в  сторону  и  стал  им  доказывать,  что
сообщение Джаспера о шпионах не что иное,  как  "обстоятельство",  и  притом
важное "обстоятельство",  заслуживающее  тщательного  расследования,  а  что
касается его мнения о  пирогах,  так  оно  малоубедительно  и  смахивает  на
желание запугать  слушателей.  По  мнению  Кэпа,  Джаспер  слишком  уверенно
говорил о том, кто такие  эти  люди,  высадившиеся  на  берег,  и  это  явно
доказывает, что он знает о них  больше,  чем  можно  было  заключить  по  их
следам. А мокасины, говорив Кэп, здесь носят не только индейцы -  он  и  сам
купил себе пару; сапоги же, надо  заметить,  вовсе  не  всегда  на  ногах  у
солдат. Хотя эти логические доводы, посыпавшиеся на него градом, и не вполне
убедили сержанта, все же они произвели на него немалое  впечатление.  Ему  и
самому показалось несколько  странным,  что  так  близко  от  крепости  были
обнаружены шпионы, а он ничего не знал об этом; он считал, что  такого  рода
сведения не имеют отношения к прямым обязанностям Джаспера. Правда, раз  или
два "Резвый" посылали на другой берег  озера  высаживать  там  или  забирать
оттуда лазутчиков, но, насколько было известно сержанту, роль Джаспера  была
при этом весьма второстепенной  командир  куттера,  совершая  рейсы  туда  и
обратно, так же как любой посторонний, не знал, с какой  целью  отправлялись
эти люди. Кроме того, сержант не понимал, почему из  всех  присутствующих  о
появлении шпионов знал один только Джаспер. Следопыт смотрел на дело  совсем
иначе. С присущей ему скромностью он упрекал себя в  пренебрежении  к  своим
обязанностям, и осведомленность, отсутствие которой он вменял  в  вину  себе
как разведчику,  почитал  скорее  заслугой  Джаспера.  Он  не  видел  ничего
удивительного в том, что Джаспер знал о рассказанных  им  происшествиях,  но
считал необычным, если не сказать  позорным  для  себя,  что  только  сейчас
впервые сам о них услышал.
   - Что до мокасинов, мастер Кэп, - сказал он, воспользовавшись наступившей
короткой паузой, - это верно, их носят и бледнолицые и краснокожие, но след,
оставленный ими на земле, никогда  не  бывает  одинаковым.  Наметанный  глаз
лесного жителя всегда отличит след индейца от  следа  белого  человека,  все
равно, оставлен ли он сапогом или мокасином.  Чтобы  доказать  предательство
Джаспера, нужна более веская улика.
   - Но вы допускаете, Следопыт, что на свете  бывают  предатели?  -  вполне
рассудительно вставил Кэп.
   - Никогда не приходилось мне видеть честного минга; ни  один  из  них  не
устоит от искушения совершить предательство. Мне  кажется,  у  них  какой-то
особый дар обманывать, и порой я думаю, что их за это  надо  скорее  жалеть,
чем преследовать.
   - Почему же не допустить, что у Джаспера такая же слабость? Человек  есть
человек, а как жалка бывает иногда человеческая натура, я знаю по опыту;  по
крайней мере, я сужу об этом по своей собственной натуре.
   Так завязался еще один долгий и бессвязный разговор, в котором  вопрос  о
виновности и невиновности Джаспера  подвергся  всестороннему  обсуждению;  в
конце концов сержант и его шурин пришли к убеждению в виновности Джаспера, а
их собеседник все более рьяно защищал обвиняемого и еще больше утвердился во
мнении, что его друг несправедливо заподозрен в  измене  Все  это  вполне  в
порядке вещей,  ибо  нет  более  верного  пути  к  достижению  определенного
взгляда, чем начать его отстаивать; и наиболее упорные  наши  заблуждения  -
это именно те, которые рождаются  в  споре,  когда  мы,  как  нам  казалось,
старались найти истину, а на самом деле только подкрепляли  своими  доводами
собственные предубеждения. Под конец  сержант  уже  был  склонен  брать  под
сомнение любое действие молодого матроса  и,  подобно  своему  родственнику,
стал  рассматривать  осведомленность  Джаспера  а  вопросе  о  шпионах   как
"обстоятельство",  ибо  эта  область,  разумеется,   не   входила   в   круг
повседневных обязанностей командира капера.
   Пока этот вопрос  обсуждался  на  корме,  Мэйбл  молча  сидела  у  трапа.
Лейтенант Мгор ушел вниз, чтобы позаботиться о своих удобствах,  а  Джаспер,
скрестив руки, стоял невдалеке; его взгляд, блуждая, переходил от парусов  к
облакам, от облаков - к более темным очертаниям берега, от берегов - к озеру
и опять к парусам. Наши героиня тоже  углубилась  в  свои  мысли.  Волнения,
пережитые ею во время путешествия, события, которыми  был  отмечен  день  ее
приезда в крепость, встреча с отцом,  который  был  ей,  в  сущности,  чужим
человеком, необычность ее положения в гарнизоне и нынешнее  плавание  -  все
это длинной вереницей проходило перед ее мысленным взором  и,  казалось  ей,
тянулось уже долгие месяцы. Ей  с  трудом  верилось,  что  она  так  недавно
покинула город и  цивилизованную  жизнь;  в  особенности  ее  удивляло,  что
события, которые разыгрались, когда они спускались  по  Осуиго,  так  быстро
потускнели в ее памяти. Мэйбл,  по  своей  неопытности,  не  сознавала,  что
обилие новых впечатлений как бы ускоряет для нас течение времени и что,  при
быстрой их смене во время путешествия, незначительные  эпизоды  вырастают  в
события; она старалась восстановить в памяти даты и дни, желая  убедиться  в
том, что она знакома с Джаспером, Следопытом и даже со  своим  родным  отцом
лишь немногим более двух недель.  Мэйбл  была  девушкой,  скорее  обладавшей
добрым сердцем, чем способностью анализировать, хотя отнюдь не была лишена и
этой способности, и поэтому не могла отдать себе отчет в  своих  чувствах  к
людям, которые так недавно были для нее чужими. Она не привыкла  раздумывать
над своими переживаниями и не понимала их характера. Но до сих пор ее чистая
душа была свободна от губительного недоверия, и  она  ни  в  чем  дурном  не
подозревала своих поклонников. И меньше всего ей могла прийти в голову мысль
о том, что кто-то из  ее  спутников  был  предателем,  изменившим  королю  и
отечеству.
   Для Америки  описываемой  нами  поры  была  примечательна  необыкновенная
приверженность к немецкому семейству, владевшему тогда английским троном  <В
Англии с 1714 года правила немецкая династия Ганноверов.  Английский  король
Георг II (1727 - 1760), о котором здесь идет речь, так же как  и  его  отец,
Георг I, был одновременно и королем германского государства Ганновер.>, ибо,
как это вообще бывает, добродетели и  совершенства,  в  восхвалении  которых
вблизи трона легко угадывают заведомую лесть,  на  расстоянии,  в  колониях,
принимаются  легковерными  и  невежественными  людьми  за  чистую  монету  и
превращаются в их политические убеждения.
   В наши дни  эта  истина  столь  же  неоспорима  в  отношении  "достижений
республики", как прежде в отношении отдаленных правителей, чьи  совершенства
было всегда безопасно превозносить, и было опасно порицать их за недостатки,
ибо это считалось изменой. Вследствие такого  ограничения  свободы  взглядов
общественное мнение целиком зависело от  нечестных  политиканов,  и  широкая
публика, которая гордилась своими успехами и познаниями,  получала  сведения
обо всем, что затрагивает интересы власть имущих, из вторых рук,  причем  от
людей, послушных воле тех, кто вершит дела из-за кулис.
   Хотя и теснимые  французами,  которые,  используя  в  качестве  союзников
индейцев, возводили в те времена свои крепости и поселения вокруг английских
колоний, американцы едва ли  любили  англичан  больше,  чем  они  ненавидели
французов. И  люди,  жившие  в  то  время,  вероятно,  сочли  бы  совершенно
немыслимым  союз,  заключенный  спустя  каких-нибудь  двадцать   лет   между
американскими подданными британской короны и ее исконными соперниками. Одним
словом, в колониях мнения так же утрируются, как и моды; и если  преданность
короне представляла собой в Лондоне лишь один из видов политической игры, то
в Нью-Йорке она вырастала в такую непоколебимую веру, что,  казалось,  могла
бы двигать горами. По этим причинам недовольство было там редким явлением, а
измена короне, да еще в пользу Франции или французов, была в глазах  жителей
колоний чудовищным злодеянием. Мэйбл никак не могла заподозрить Джаспера как
раз в том преступлении, в котором его тайно обвинили; и если  окружавших  ее
людей терзали муки сомнения, то  она,  напротив,  была  полна  безграничного
доверия. Никакие нашептывания пока еще не достигли ее слуха и не  поколебали
той веры в честность молодого  матроса,  которой  она  прониклась  с  первой
минуты их знакомства, а  ее  собственный  разум  никогда  не  внушил  бы  ей
подобной мысли. Картины прошлого и настоящего, быстро сменявшиеся в ее живом
воображении,  были  совершенно  безоблачны,  и  ничто  не  бросало  тени  на
человека, к которому она чувствовала влечение. Еще около четверти  часа  она
сидела в задумчивости; все вокруг нее было полно ничем не омраченного покоя.
   Прекрасная  осенняя  ночь  еще  усиливала  те  чувства,  которые  внушает
молодым, здоровым и счастливым людям новизна впечатлений. Было тепло, что  в
этих краях не всегда бывает даже летом, а легкие струи воздуха, повеявшие  с
берега, несли с собой прохладу и аромат лесов. Ветер,  хотя  и  не  сильный,
весело гнал "Резвый" вперед и не позволял капитану ослаблять внимание - ведь
в темноте  всегда  чувствуешь  себя  менее  уверенно.  Однако  Джаспер  был,
по-видимому,  в  хорошем  настроении,  если  судить  по  нескольким  словам,
которыми он перекинулся с Мэйбл.
   - Не правда ли. Пресная Вода, - сказала  наша  героиня,  уже  научившаяся
величать этим именем молодого матроса, - при таком ходе мы  скоро  доберемся
до места?
   - Так отец сказал вам, Мэйбл, куда нас послали?
   - Ничего он мне не говорил. Мой отец настоящий  солдат  и  так  отвык  от
семьи, что не рассказывает о своих делах. А разве запрещено  говорить,  куда
мы направляемся?
   - Это недалеко. При таком курсе,  пройдя  еще  шестьдесят  иди  семьдесят
миль, мы попадем к реке Святого Лаврентия, где французы, может быть, зададут
нам жару. По этому озеру далеко не уедешь!
   - Так и дядюшка Кэп говорит, ну, а я не вижу, чем Онтарио  отличается  от
океана.
   - Вы вот побывали на океане, а я никогда еще не видел соленой воды,  хоть
и воображаю се