.
   "Посол, - машинально подумал  Дийкстра.  -  Уж  сколько  лет  Редания
посылает в Ковир послов? Сто двадцать, не меньше. Уже сто  двадцать  лет
Ковир и Повисс считаются в  Редании  зарубежьем.  А  ведь  так  было  не
всегда".
   Территории, лежащие к северу, вдоль залива Пракседы, Редания  издавна
считала  своими  ленами.  Ковир  и  Повисс  были  -  как  говорили   при
третогорском  дворе   -   апанажем   <Апанаж   -   земельное   владение,
предоставлявшееся некоронованным членам королевской семьи.>  в  коронной
оправе. Очередные правящие там  апанаж-графы  именовались  Тройденидами,
поскольку вели свое происхождение - или же утверждали, что  вели,  -  от
общего предка, Тройдена. Означенный  принц  Тройден  был  родным  братом
короля Редании Радовида Первого, того,  которого  впоследствии  прозвали
Великим.  Уже  в  юности  этот  Тройден  был   типом   сластолюбивым   и
исключительно вредным.  Страшно  было  подумать,  во  что  с  годами  он
разовьется. Король Радовид - который в этом случае не был исключением  -
брата ненавидел как моровую язву. Поэтому, чтобы отделаться,  отодвинуть
его как можно дальше от  себя,  назначил  апанаж-графом  Ковира.  Однако
отодвинуть дальше Ковира не удалось.
   Апанаж-граф Тройден формально считался вассалом Редании, но  вассалом
нетипичным: не имел никаких ленных обязанностей и тягот. Да что там, ему
не надо было даже приносить чисто церемониальной ленной присяги, от него
требовали  только  так  называемого  обязательства  не   вредить.   Одни
утверждали,  что  Радовид  просто-напросто  смилостивился,   зная,   что
ковирского "камня в коронной  оправе"  не  хватит  ни  на  дань,  ни  на
сервитуты. Другие же полагали, что Радовид  просто-напросто  на  дух  не
переносил апанаж-графа и его начинало тошнить при  одной  только  мысли,
что братец может лично явиться  в  Третогор  за  деньгами  либо  военной
помощью. Как было в действительности, не знал никто. Но  как  оно  было,
так и осталось. Долгие годы после  смерти  Радовида  Первого  в  Редании
по-прежнему действовал закон,  введенный  во  времена  великого  короля.
Во-первых, графство Ковир является вассалом, но не  обязано  ни  платить
дани,  ни  служить.  Во-вторых,  ковирский  апанаж  является  выморочным
поместьем и наследование идет исключительно по линии  дома  Тройденидов.
В-третьих, Третогор не вмешивается в дела дома Тройденидов. В-четвертых,
членов дома Тройденидов не приглашают в Третогор на торжества, связанные
с  проведением  государственных  праздников.  В-пятых  -  и  на   другие
празднования тоже.
   О том, что творится на Севере, в принципе мало кто знал,  да  и  мало
кого это интересовало.  До  Редании  доходили  -  в  основном  окольными
путями, через Каэдвен - сведения  о  конфликтах  ковирского  графства  с
северными  владыками  рангом  поменьше.  О  перемириях  и  войнах  -   с
Хенгфорсом, Маллеорой, Крейденом, Тальгаром и другими государствишками с
трудно  запоминающимися  названиями.  Кто-то  там  кого-то   покорил   и
поглотил,  вот-вот  с  кем-то  объединится  в  результате  династических
союзов, кто-то кого-то раздолбал и изничтожил - в общем-то не шибко было
известно кто, кого, когда и почему.
   Однако просачивающиеся известия о  войнах  и  драчках  привлекали  на
Север массу всяческих  забияк,  авантюристов,  любителей  приключений  и
других беспокойных духом людей, мотающихся по свету в поисках  добычи  и
возможности выжить. Таковые тянулись со всех сторон света, даже из столь
удаленных, казалось бы, стран, как Цинтра или Ривия. Однако  в  основном
шли обитатели Редании и Каэдвена. И  прежде  всего  именно  из  Каэдвена
двигались в Ковир конные отряды, правда,  без  обозов  -  разнесся  даже
слух,  что  во  главе  одного   отряда   ехала   знаменитейшая   Аидеен,
взбунтовавшаяся против отца  внебрачная  дочь  каэдвенского  монарха.  В
Редании поговаривали, что при дворе в Ард  Каррайге  вынашивают  замыслы
аннексии северного графства и отделения его от  королевства  Реданского.
Кто-то даже начал вещать о необходимости вооруженной интервенции.
   Однако Третогор демонстративно известил, что Север его  нисколько  не
интересует.  Как  заявили   королевские   юристы,   существует   принцип
взаимности: у ковирского апанажа нет никаких обязанностей и  повинностей
перед короной, а посему корона не уделяет помощи Ковиру. Тем  более  что
Ковир ни о какой помощи никогда и не просил.
   Тем временем из ведущихся на Севере войн Ковир и Повисс выходили  все
более сильными и могущественными. Мало кто в  то  время  об  этом  знал.
Самым очевидным сигналом  растущего  могущества  Севера  был  все  более
интенсивный экспорт.
   О Ковире десятки лет говорили, что единственное его богатство - песок
и морская вода. Шуточку вспомнили, когда ковирские фабрики  и  солеварни
фактически монополизировали всемирный рынок стекла и соли.
   Но хоть сотни людей пили из стаканов со знаками  ковирских  фабрик  и
солили  супы  повисской  солью,  в  человеческом  сознании  эта   страна
оставалась невероятно далекой, недоступной, суровой и недружественной. А
прежде всего - иной.
   В Редании  и  Каэдвене  вместо  "иди  ты  ко  всем  чертям"  говорили
"отправляйся в Повисс". "Если вам у нас не нравится, - говаривал  мастер
своим строптивым челядникам, - можете проваливать в  Ковир".  "Здесь  вы
ковирских порядков не  дождетесь!"  -  кричал  профессор  разболтавшимся
жакам. "Иди в Повисс  умничать!"  -  орал  кмет  на  сына,  критикующего
прадедовское орало и подсечно-огневую систему земледелия.
   Короче: тот, кому не нравятся теперешние порядки, может  отправляться
в Ковир.
   Адресаты таких высказываний мало-помалу начали задумываться и  вскоре
заметили, что ведь и верно, дорогу в  Ковир  и  Повисс  никто,  то  есть
совершенно никто и ничто, не заграждает. На Север двинулась вторая волна
эмиграции. Как и предыдущая, эта  в  основном  состояла  из  недовольных
чудаков, которые отличались от других и желали другого. Но  на  сей  раз
это были уже не  разругавшиеся  с  жизнью  и  ни  к  чему  не  пригодные
авантюристы. Во всяком случае, не только они одни.
   На Север потянулись ученые, которые верили в свои теории, хотя  "люди
здравомыслящие"  объявляли  эти   теории   вздорными,   сумасшедшими   и
нереальными. Техники и конструкторы, убежденные, что  вопреки  всеобщему
мнению все же возможно построить придуманные ими  машины  и  устройства.
Чародеи, для которых применение магии для установки волноломов  не  было
святотатственным  преступлением.  Купцы,  которым  перспектива  развития
оборота способна была распахнуть жесткие, статичные и близорукие границы
риска.  Землепашцы   и   животноводы,   убежденные,   что   даже   самые
отвратительные почвы возможно извратить  в  урожайные  поля,  что  путем
селекции  всегда  можно  вырастить  такие  разновидности  животных,  для
которых данный климат будет родным.
   На Север потянулись горняки и геологи, для  которых  суровость  диких
гор и скал Ковира была безошибочным  сигналом,  что  если  поверх  земли
раскинулась такая скудость, то, значит,  под  землей  должно  скрываться
богатство.  Ибо  природа  обожает  равновесие.  Да,  под   землей   были
богатства.
   Прошло четверть века, и Ковир добывал  столько  полезных  ископаемых,
сколько Редания, Аэдирн и Каэдвен, вместе взятые. Добычей и переработкой
железных руд Ковир уступал только Махакаму, но в Махакам шли  из  Ковира
металлы, используемые  для  изготовления  сплавов.  На  Ковир  и  Повисс
приходилась четверть всемирной добычи руд серебра, никеля, олова, свинца
и цинка, половина добычи медной руды и  самородной  меди,  три  четверти
добычи марганцевой руды, хрома, титана и вольфрама,  столько  же  добычи
металлов, выступающих только в самородной  форме:  платины,  самородного
феррита, криобелита, двимерита.
   И свыше восьмидесяти процентов мировой  добычи  золота.  Того  самого
золота, на которое Ковир и Пловисс закупали то, что на Севере не росло и
не выращивалось. И то, чего Ковир и Повисс не  изготовляли.  Не  потому,
что не могли или не умели. Просто это  было  невыгодно.  Ремесленник  из
Ковира  или  Повисса,  сын  либо  внук  прибывшего  с  мешком  на  спине
эмигранта, зарабатывал теперь в четыре раза больше,  чем  его  собрат  в
Редании или Темерии.
   Ковир хотел бы торговать со всем миром все шире и шире.  Но  не  мог.
Королем Редании стал Радовид Третий, которого с Радовидом  Великим,  его
прадедом, объединяло имя, а  также  хитрость  и  скупость.  Король  сей,
которого прихвостни и агио-графы  нарекли  Смелым,  а  все  остальные  -
Рыжим, заметил то, чего до него никто как-то замечать не  хотел.  Почему
от гигантской  торговли,  которую  ведет  Ковир,  Редания  не  имеет  ни
шелонга? Ведь Ковир - это ж всего-навсего ничего не  значащее  графство,
всего лишь незначительная драгоценность в реданской короне. Пришла  пора
ковирскому вассалу начать служить сюзерену.
   Приключилась  к  тому  соответствующая  оказия  -   у   Редании   был
пограничный спор с Аэдирном. Речь, как всегда,  шла  о  долине  Понтара.
Радовид Третий  решился  на  вооруженное  выступление  и  начал  к  нему
готовиться. Ввел специальный  налог  на  военные  цели,  который  назвал
"Понтарской десятиной". Налог обязан  был  платить  каждый  подданный  и
вассал. То есть все. Ковирский апанаж тоже. Рыжий потирал  руки:  десять
процентов с доходов Ковира - это было что-то!
   В Понт Ванис, который слыл  незначительным  городишкой  с  деревянным
частоколом, отправились реданские  послы.  Вернувшись,  принесли  Рыжему
потрясающее известие: Понт Ванис никакой не  городишко.  Это  гигантский
город,  летняя  столица  королевства  Ковир,  владыка  которого   король
Гедовиус настоящим шлет королю Радовиду нижеприведенный ответ.
 
*** 
 
   Королевство Ковир  не  является  ничьим  вассалом.  Все  претензии  и
притязания Третогора безосновательны и исходят из мертвой буквы  закона,
коий никогда не имел силы. Короли Третогора никогда не  были  суверенами
властителей Ковира, ибо  властители  Ковира  -  что  легко  проверить  в
анналах - никогда не платили Третогору дани, никогда не  несли  воинской
повинности и - что самое главное - никогда не приглашались на торжества,
связанные  с  проведением  государственных  праздников.  И   на   другие
торжества - тоже.
 
*** 
 
   Гедовиус, козюль  Ковира,  передали  послы,  сожалеет,  но  не  может
признать короля Радовида своим сеньором и сюзереном... и уж тем более не
намерен выплачивать ему десятину. Не может этого проделать  также  никто
из ковирских вассалов или арьервассалов, подпадающих  исключительно  под
ковирский сеньорат.
   Одним словом: пусть Третогор бережет собственный нос и не сует его  в
дела Ковира, независимого королевства.
   Рыжий вскипел хладным гневом.  Что  такое?  Независимое  королевство?
Зарубежье?  Дальнее?  Хорошо!  Поступим  с  Ковиром  как  с   зарубежным
королевством!
   Редания и наущенные  Рыжим  Каэдвен  и  Темерия  применили  к  Ковиру
реторсионные  пошлины  и  абсолютный  закон  склада.  Купец  из  Ковира,
направляющийся на  юг,  должен  был,  хошь  не  хошь,  весь  свой  товар
выставлять на продажу в одном из реданских городов и  продать  его  либо
возвратиться. То же самое принуждение встречало купца с дальнего Севера,
направлявшегося в Ковир.
   С товаров, которые Ковир транспортировал транзитом, не заворачивая  в
реданские  либо  темерские  порты,  Редания  потребовала   грабительских
пошлин. Ковирские корабли, само  собой,  платить  не  хотели  -  платили
только те, которым не удавалось сбежать. В начавшейся  на  море  игре  в
кошки-мышки очень скоро дело  дошло  до  инцидентов.  Реданский  патруль
попытался арестовать  ковирского  купца,  тогда  явились  два  ковирских
фрегата, и патрульный корабль сгорел. Были жертвы.
   Чаша  переполнилась.   Смелый   Радовид   Рыжий   решил   приструнить
непослушного "вассала". Сорокатысячная армия  Редании  формировала  реку
Брав, а экспедиционный корпус из Каэдвена вступил в Каингорн.
   Спустя неделю  две  тысячи  уцелевших  реданцев  форсировали  Браа  в
обратном направлении, а жалкие  остатки  каэдвенского  корпуса  тащились
домой по перевалам  Пустульских  гор.  Выявилась  еще  одна  цель,  коей
служило  золото  северных  гор.  Регулярная  армия  Ковира  состояла  из
двадцати пяти тысяч закаленных в боях -  и  разбоях!  -  профессионалов,
привлеченных из самых дальних уголков  света  кондотьеров,  беспредельно
верных ковирской короне  за  небывало  щедрую  плату  и  гарантированную
контрактом пенсию. Готовых на любой риск ради невероятно щедрых  наград,
выплачиваемых за каждый боевой поход. Таких богатых солдат  вели  в  бой
опытнейшие, способнейшие -  и  в  данный  момент  еще  более  богатые  -
командиры, которых Рыжий и король Каэдвена Бенда прекрасно знали: они-то
и были теми, что не так  давно  служили  в  их  собственных  армиях,  но
неожиданно ушли на заслуженный отдых и выехали за границу.
   Рыжий не был  идиотом  и  умел  учиться  на  ошибках.  Он  утихомирил
спесивых генералов, настаивавших на крестовом походе, не стал  слушаться
купцов,  требовавших  голодной  блокады,  обласкал  Бенду  из  Каэдвена,
жаждущего крови и мести за гибель своего элитного  подразделения.  Рыжий
предложил переговоры. Его не сдержало даже унижение  -  горькая  пилюля,
которую пришлось заглотить: Ковир соглашался на переговоры, но у себя  в
Лан Эксетере. Голод не тетка, захочешь есть - придешь!
   "И поплыли они в Лан  Эксетер  как  просители,  -  подумал  Дийкстра,
укутываясь плащом. - Как униженные. И челобитчики.  Совсем  так,  как  я
сейчас".
   Реданская эскадра вошла в залив Пракседы и направилась  к  ковирскому
берегу. С  борта  флагманского  корабля  "Алата"  Радовид  Рыжий,  Бенда
Каэдвенский и сопровождавший их  в  роли  посредника  иерарх  Нограда  с
изумлением рассматривали уходящий далеко в  море  волнолом,  за  которым
возвышались стены и крепкие бастионы крепости, стерегущей доступ в город
Поит Ванис. А плывя от Понт Ваниса на север, в сторону устья реки Танго,
короли видели ряды причалов, ряды верфей,  ряды  пристаней.  Видели  лес
мачт, режущую глаза белизну парусов. У  Ковира,  оказывается,  было  уже
припасено средство против блокады, реторсий и  таможенной  войны.  Ковир
был явно готов стать владыкой морей.
   "Алата" вошла в широкое  устье  Танго  и  бросила  якорь  в  каменных
челюстях аванпортов. Но королей, к их изумлению, еще ожидал долгий  путь
водой. В городе Лан Эксетере вместо улиц были  каналы.  Причем  основную
артерию и ось метрополии образовывал Большой Канал, который вел от порта
прямо и непосредственно к резиденции монарха. Короли пересели на галеру,
украшенную пурпурно-золотыми гирляндами и гербом,  на  котором  Рыжий  и
Бенда  с  изумлением  распознавали  реданского   орла   и   каэдвенского
единорога.
   Плывя по Большому Каналу, короли и их свита присматривались и хранили
молчание. Вернее, следовало бы сказать - просто онемели. Они  ошибались,
думая, будто знают, что есть богатство и роскошь,  полагая,  что  их  не
удивишь проявлениями достатка и какой-либо демонстрацией роскоши.
   Они  плыли  по   Большому   Каналу,   мимо   величественного   здания
Адмиралтейства и резиденции Купеческой гильдии. Плыли вдоль  променадов,
заполненных ярко и богато одетой толпой. Плыли сквозь строй изумительных
магнатских дворцов и купеческих каменных  домов,  отражающихся  в  водах
Канала радугой роскошных, но непривычно узких фасадов.  В  Лан  Эксетере
платили налог за ширину дома - чем шире фасад,  тем  налог  прогрессивно
выше.
   На спускающихся к  самой  воде  ступенях  дворца  Энсенада,  монаршей
зимней резиденции,  единственного  здания  с  широким  фасадом,  их  уже
ожидали торжественный караул и королевская  чета:  Гедовиус,  властитель
Ковира, и его супруга, Гемма. Чета приветствовала прибывших учтиво  и  с
достоинством. И... нетипично. "Дорогой дядюшка",  -  обратился  Гедовиус
кРадовиду. "Милый дедушка", - улыбнулась Бенде Гемма. Как-никак Гедовиус
был Тройденидом, Гемма же, как оказалось, вела свой род от  сбежавшей  в
Каэдвен взбунтовавшейся Аидеены, в жилах которой текла кровь королей  из
Ард Каррайга.
   Подтвержденное родство улучшило настроение и возбудило  симпатии,  но
переговорам не помогло. В принципе то, что произошло, было  никакими  не
переговорами. "Дети" кратко изложили, чего они желают. "Деды" выслушали.
И подписали документ,  который  потомки  окрестили  "Первым  Эксетерским
Трактатом". Чтобы отличить его от заключенных позже. Первый Трактат  еще
носил  название,  соответствующее  первым  словам  его  преамбулы:  Mare
Liberum Apertum <Море открыто для всех (лат.).>.
   Iоре свободно и открыто. Торговля -  свободна.  Прибыль  -  священна.
Полюби  торговлю  и  прибыль  ближнего  своего,  как  свои  собственные.
Усложнение кому бы то ни было торговли и получения дохода есть нарушение
законов  природы.  А  Ковир  -  ничей  не  вассал.  Он  -   независимое,
самоуправляемое и нейтральное королевство.
   Никто не ожидал, что Гедовиус и Гемма сделают - просто из  вежливости
- хотя бы минимальную уступку. Нечто такое, что спасло бы честь Радовида
и Бенды. Однако они это сделали. Они согласились на  то,  чтобы  Радовид
Рыжий пожизненно  использовал  в  официальных  документах  титул  короля
Ковира и Повисса, а Бенда - пожизненно же -  титул  короля  Каингорна  и
Маллеоры.
   Разумеется, с условием de поп preiudicando  <Без  права  передачи  по
наследству (лат.).>. Гедовиус и Гемма царствовали двадцать пять лет;  на
их сыне, Герарде, оборвалась королевская линия Тройденидов. На ковирский
престол   взошел   Эстериль   Тиссен.   Основатель   дома    Тиссенидов.
Соединившиеся вскоре кровными узами почти со всеми остальными династиями
мира, короли Ковира неотступно следовали Эксетерским Трактатам.  Никогда
не вмешивались в дела соседей. Никогда не поднимали вопросов совместного
владения - хотя не раз повороты истории приводили к тому, что  ковирский
принц  имел  достаточно  оснований  считать  себя  законным  наследником
престола Редании, Аэдирна, Каэдвена,  Цидариса  либо  даже  Вердэна  или
Ривии. Никогда  могущественный  Ковир  не  предпринимал  территориальных
аннексий либо завоеваний,  не  направлял  вооруженных  катапультами  или
баллистами  канонерок  в  чужие   территориальные   воды.   Никогда   не
узурпировал в свою пользу привилегии  "править  морями".  Ковиру  вполне
хватало "Mare Liberum Apertum", моря вольного и открытого для  торговли.
Ковир признавал святость торговли  и  доходов.  В  смысле  -  барыша.  И
абсолютного,  ненарушаемого  нейтралитета!  Дийкстра   поднял   бобровый
воротник  плаща,  прикрывая  шею  от  ветра  и  секущих  капель   дождя.
Осмотрелся, вырванный  из  раздумий.  Вода  в  Большом  Канале  казалась
черной. В слякоти и тумане даже  гордость  Лан  Эксетера  Адмиралтейство
походило на казарму. Даже купеческие дома утратили свою обычную  роскошь
- их узкие фасады казались еще уже, чем обычно. "А может, и верно,  черт
побери, - подумал Дийкстра, - они стали уже: если король Эстерад повысил
налог, хитрецы владельцы могли и заузить дома".
   - И давно у вас  такая  чумная  погода,  ваше  превосходительство?  -
спросил он, лишь бы прервать нервозную тишину.
   - Такая неприятная погода, граф, у нас стоит с середины  сентября,  -
ответил посол. - С новолуния. Зима обещает быть ранней. В  Тальгаре  уже
выпал снег. - Я думал, - сказал Дийкстра, - что в Тальгаре снега  вообще
никогда не тают.
   Посол взглянул на него, будто удостоверяясь,  что  это  шутка,  а  не
проявление невежества.
   - В Тальгаре, - решил пошутить и он, - зима начинается в сентябре,  а
кончается в мае. Остальные времена года - весна и осень.  Есть,  правда,
еще  и  лето...  обычно  оно  приходится   на   первый   вторник   после
августовского  новолуния.  И  длится  аж  до  утра  среды.  Дийкстра  не
засмеялся.
   - Но даже