сни это. И расскажи мне твой сон.

    Мэтр  Робин  Андерида  первым  заметил  приближающегося  императора  и
согнулся в поклоне. Стелла Конгрев, графиня Лиддерталь, встала  и  сделала
реверанс, быстрым жестом приказав проделать то же сидевшей в резном кресле
девушке.
    - Приветствую дам, - кивнул Эмгыр вар Эмрейс. -  Приветствую  и  тебя,
мэтр Робин. Как идет работа?
    Мэтр Робин быстро откашлялся и снова поклонился, нервно вытирая пальцы
о халат. Эмгыр знал, что художник страдает острой агорафобией и болезненно
робок. Но кому это мешает? Главное - как он пишет.
    Император, как обычно во время поездок, был одет  в  офицерскую  форму
гвардейской  бригады  "Импера"  -  черные  доспехи  и   плащ   с   шитьем,
изображающим серебряную  саламандру.  Он  подошел,  взглянул  на  портрет.
Вначале на портрет - и лишь потом на модель. Худенькую девушку со светлыми
волосами  и  грустными  глазами.  Одетую  в  белое  платьице  с   зелеными
рукавчиками и высоким вырезом, в котором виднелось колье из перидотов.
    - Прекрасно, - бросил он в пустоту - так, чтобы  непонятно  было,  что
именно он хвалит. - Прекрасно, мэтр. Извольте продолжать, не обращайте  на
меня внимания. Позвольте вас на одно слово, графиня.
    Он отошел к окну, принуждая ее идти следом.
    - Я выезжаю, - сказал он тихо. - Государственные дела зовут, благодарю
за гостеприимство. И за нее. За принцессу... Хорошая  работа,  Стелла.  Вы
вполне заслуживаете похвалы. Обе. И ты, и она.
    Стелла Конгрев низко присела в изящном реверансе.
    - Ваше императорское величество слишком добры к нам.
    - Не хвали дня до захода...
    - Ах, - графиня слегка поджала губы, - значит, так.
    - Значит, так.
    - И что будет с ней, Эмгыр?
    - Не знаю, - ответил он. - Через десять дней я возобновлю  наступление
на Севере. Оно обещает быть нелегким. Очень тяжелая война. Ваттье де  Ридо
следит  за  направленными  против  нас  заговорами  и  противодействующими
группировками. К разным, самым различным действиям  может  принудить  меня
забота о безопасности государства.
    - Это дитя ни в чем не виновно.
    - Я сказал - безопасность  государства.  Безопасность  государства  не
имеет ничего общего со справедливостью. Впрочем... - Он махнул рукой. -  Я
хочу с ней поговорить. Наедине. Подойди поближе, княжна. Ну, давай, давай.
Быстрее. Император приказывает.
    Девушка низко присела. Эмгыр  внимательно  смотрел  на  нее,  мысленно
возвращаясь к столь чреватой последствиями аудиенции в Лок Гриме.  Он  был
признателен, более того, восхищался Стеллой Конгрев, которая  за  минувшие
шесть  месяцев   сумела   превратить   неуклюжего   утенка   в   маленькую
аристократку.
    - Оставьте нас, - приказал он. - Прервись, мэтр Робин,  промой  кисти,
скажем. Тебя, графиня, прошу подождать в приемной. А ты, княжна, пройди со
мной на террасу.
    Выпавший ночью мокрый снег растаял в первых лучах утреннего солнца, но
крыши башен и навесные бойницы замка Дарн Рован все еще  были  влажными  и
блестели так, словно там что-то горело.
    Эмгыр подошел к балюстраде. Девушка, как предписывал этикет, держалась
в шаге позади него. Нетерпеливым жестом он подозвал  ее  и  велел  подойти
ближе.
    Долго молчал, обеими руками опершись о перила, вглядываясь  в  горы  и
покрывающие их вечнозеленые тисы, резко контрастирующие с меловой белизной
каменистых склонов. Поблескивала  река  -  лента  расплавленного  серебра,
змеящаяся по дну котловины.
    В воздухе чувствовалась весна.
    - Я слишком редко здесь бываю, - бросил Эмгыр. Девушка молчала.
    - Слишком редко приезжаю сюда, - повторил он, поворачиваясь к ней. - А
ведь здесь места прекрасные и спокойные. Красивый пейзаж... Ты согласна со
мной?
    - Да, ваше императорское величество.
    - В воздухе уже чувствуется весна. Я прав?
    - Да, ваше императорское величество.
    Снизу,  с  придворцовой  площади,  доносилось   пение,   перекрываемое
скрипом, бряцанием и  звоном  подков.  Эскорт,  уведомленный  о  том,  что
император собирается отбыть, спешно готовился в путь.  Эмгыр  помнил,  что
среди гвардейцев есть один, который любит петь.  Часто.  И  независимо  от
обстоятельств.

                          Обожги меня глазками,
                          Глазками озорными.
                          Одари меня ласками,
                          Ласками огневыми.

                          Вспоминай меня, милая,
                          Чтобы жизнь уберечь...
                          Наша доля постылая,
                          Наш удел - щит и меч(6)...

    - Хорошая  баллада,  -  сказал  Эмгыр  задумчиво,  поглаживая  тяжелый
золотой императорский альшбанд(7).
    - Хорошая, ваше императорское величество.
    "Ваттье уверяет меня, что уже напал на след Вильгефорца. Что найти его
- дело нескольких дней, самое большее - недель. Предателям отрубят головы,
а в Нильфгаард привезут настоящую Цириллу, королеву  Цинтры,  надо  что-то
делать с двойником!"
    - Подними голову. Она подняла.
    - У тебя есть какие-нибудь желания? - неожиданно резко спросил  он.  -
Жалобы? Просьбы?
    - Нет, ваше императорское величество.
    - Правда? Любопытно, однако. Ну, я ведь не могу приказать, чтобы они у
тебя были. Подними голову, как пристало принцессе. Надеюсь, Стелла обучила
тебя хорошим манерам?
    - Да, ваше императорское величество.
    "Действительно, хорошо выдрессировали, - подумал он. - Сначала  Риенс,
потом Стелла. Заставили как следует выучить роль, угрожая,  вероятно,  что
за ошибку или оговорку она заплатит муками и смертью. Предупредили, что ей
предстоит играть перед суровой,  не  прощающей  ошибок  аудиторией.  Перед
страшным Эмгыром вар Эмрейсом, императором Нильфгаарда".
    - Как тебя зовут?
    - Цирилла Фиона Элен Рианнон.
    - Твое настоящее имя?
    - Цирилла Фиона...
    - Не испытывай моего терпения. Имя!
    - Цирилла... - Голос девушки надломился словно веточка. - Фиона...
    - Достаточно, во имя Великого Солнца,  -  сказал  он  сквозь  зубы.  -
Довольно.
    Девушка громко засопела. В нарушение этикета. Губы у нее  дрожали,  но
этого этикет не возбранял.
    - Успокойся, - приказал он тихо,  почти  мягко.  -  Чего  ты  боишься?
Стыдишься собственного имени? Боишься его назвать? С  ним  связано  что-то
неприятное?  Если  я  спрашиваю,  то  лишь  потому,  что  хотел  бы  иметь
возможность назвать тебя твоим истинным именем. Но для этого  надо  знать,
как оно звучит.
    -  Никак,  -  ответила  девушка,  и  ее  огромные   глаза   неожиданно
заблестели, будто подсвеченные пламенем изумруды. -  Потому  что  это  имя
никакое, ваше императорское величество. Имя в самый раз для того, кто есть
никто. До тех пор, пока я остаюсь Цириллой Фионой, я  что-то  значу...  До
тех пор, пока...
    Голос сорвался так резко, что она невольно схватилась за горло,  будто
на ней было не колье, а удушающая  гарота.  Эмгыр  продолжал  сверлить  ее
взглядом, по-прежнему мысленно одобряя действия Стеллы Конгрев. Но  вместе
с тем он испытывал злобу.  Злобу  неоправданную,  беспочвенную,  а  потому
особо злую.
    "Чего я хочу от  этого  ребенка?  -  думал  он,  чувствуя,  как  злоба
заполняет его, вскипает, вздымается пеной, словно пар в котле. -  Что  мне
нужно от ребенка, которого..."
    - Знай, я ни в коей мере не причастен к твоему похищению,  девочка,  -
неожиданно для самого себя резко сказал он. - Ни в коей мере. Я не отдавал
такого приказа. Меня обманули...
    Его душила злость на самого себя. Он понимал,  что  совершает  ошибку.
Уже давно  следовало  закончить  разговор,  закончить  надменно,  властно,
грозно,  по-императорски.  Следовало  забыть  о  девчонке  и  ее   зеленых
глазах... Какое она имеет значение? Она - двойник,  подделка,  у  нее  нет
даже собственного имени. Она - никто и ничто. А императоры не  беседуют  с
теми, имя которым "никто". Императоры не признаются  в  ошибках  тем,  имя
которым "никто". Императоры не просят прощения и  не  каются  перед  теми,
которые...
    - Прости меня, - сказал он,  и  слова  эти  -  чужие  и  неприятные  -
прилипали к губам. - Я совершил ошибку. Конечно, я виновен в  случившемся.
Виновен. Но вот тебе мое слово: больше тебе  ничто  не  грозит.  Больше  с
тобой ничего  плохого  не  случится.  Никакой  несправедливости,  никакого
унижения, никаких неприятностей. Ты не должна бояться.
    - Я не боюсь. - Она подняла голову и  вопреки  этикету  взглянула  ему
прямо в глаза. Эмгыр вздрогнул, пораженный  чистотой  и  доверчивостью  ее
взгляда. Но тут же выпрямился, высокомерный и царственный до тошноты.
    - Проси у меня что хочешь.
    Она  снова  подняла  на  него  глаза,  и  он  невольно  припомнил   те
неисчислимые случаи, когда  именно  таким  способом  покупал  покой  своей
совести, покой взамен за содеянную подлость. Подло радуясь в душе, что так
дешево отделался.
    - Проси что хочешь, - повторил он, и  поскольку  усталость  уже  брала
свое, голос прозвучал как-то более  человечно.  -  Я  выполню  любое  твое
желание.
    "Пусть она не глядит на меня, - думал он. - Я не вынесу ее взгляда.
    Говорят, люди боятся глядеть мне в глаза. А я-то чего боюсь?
    Плевал я на Ваттье де Ридо и его  "высшие  государственные  интересы".
Если она попросит, я прикажу отвезти ее домой, туда,  откуда  ее  выкрали.
Прикажу отвезти в золотой карете с шестериком лошадей.  Достаточно,  чтобы
она попросила".
    - Проси у меня что хочешь, - повторил он.
    - Благодарю вас, ваше императорское  величество,  -  сказала  девушка,
опуская глаза. - Ваше императорское величество  очень  благородны,  щедры.
Если у меня и есть просьба...
    - Говори.
    - Я хотела бы остаться здесь. Здесь, в Дарн Роване. У госпожи Стеллы.
    Он не удивился. Он предполагал нечто  подобное.  Тактичность  удержала
его от вопросов, которые были бы унизительны для обоих.
    - Я дал слово, - холодно сказал  он.  -  И  да  будет  все  по  твоему
желанию.
    - Благодарю, ваше императорское величество.
    - Я дал слово, - повторил он, стараясь не избегать  ее  взгляда.  -  И
сдержу его. Однако, думаю, ты выбрала не самое  лучшее.  Высказала  не  то
желание. Если ты изменишь...
    - Я не изменю, - сказала она,  когда  стало  ясно,  что  император  не
закончит фразу. - Да и зачем менять? Я выбрала госпожу Стеллу, выбрала то,
чего  так  мало  видела  в  жизни...  Дом,   тепло   добрые   отношения...
Сердечность. Невозможно ошибиться, выбирая такое.
    "Бедная, наивная  зверушка,  -  подумал  император  Эмгыр  вар  Эмрейс
Деитвен Аддан ын Кари аэп  Морвудд,  Белое  Пламя,  Пляшущее  на  Курганах
Врагов. - Если б только ты знала,  что  именно  выбирая  такое,  совершают
самые страшные ошибки".
    Но что-то - может, далекое, давно забытое воспоминание - не  позволило
императору произнести это вслух.

    - Интересно, - сказала Нимуэ, выслушав рассказ. - И правда  интересный
сон. Были еще какие-то?
    - О! - Кондвирамурса быстрым и точным взмахом  ножа  срезала  верхушку
яйца. - У меня все  еще  в  голове  кружится  после  той  сценки!  Но  это
нормально. Первая ночь на новом месте  всегда  приносит  сумасшедшие  сны.
Знаешь, Нимуэ, о нас, сновидицах, говорят, будто наш дар не в том, что  мы
умеем снить. Если опустить снения в  трансе  или  под  гипнозом,  то  наши
сонные видения не отличаются от снов других людей  ни  интенсивностью,  ни
разнообразием, ни багажом предвещания. Нас отличает и о нашем даре говорит
нечто иное. Мы помним сны. Редко когда забываем, что нам снилось.
    - Потому что у вас нетипичная  и  только  вам  присущая  работа  желез
внутренней секреции, -  оборвала  Владычица  Озера.  -  Ваши  сны,  говоря
несколько упрощенно, не что иное, как выделения в организм эндорфина.  Как
и многие стихийные магические  таланты,  ваш  дар  прозаически  органичен.
Впрочем, к чему я говорю о том, что ты и сама прекрасно знаешь?  Я  слушаю
тебя. Так какие же сны ты помнишь еще?
    - Молодого парня, - нахмурила брови Кондвирамурса, - странствующего по
голым полям с котомкой за плечами. Голые весенние поля. Вербы... У  дороги
и на  межах.  Вербы  кривые,  дуплистые,  растопырившие  ветви...  Еще  не
зазеленевшие.  Парень  идет,  осматривается.  Наступает  ночь.   На   небе
загораются звезды. Одна из них движется. Это комета. Красная,  рассыпающая
искры, она наискосок пересекает небосклон.
    - Браво, - улыбнулась Нимуэ. - Хоть я  и  понятия  не  имею,  кого  ты
видела во сне, можно  по  крайней  мере  точно  определить  дату  события.
Красная комета была видна в течение шести дней  весной  в  год  заключения
цинтрийского мира. Точнее, в первые  дни  марта.  В  остальных  снах  тоже
появлялись какие-нибудь календарные события?
    - Мои сны, - фыркнула Кондвирамурса, подсаливая яйцо, -  не  календарь
огородника. В них нет табличек с датами. Но, чтобы быть точной,  я  видела
сон о битве  под  Бренной,  вероятно,  насмотревшись  на  полотно  Николая
Цертозы в твоей галерее. А дата битвы под Бренной  тоже  известна.  Та  же
самая, что и год кометы. Я ошибаюсь?
    - Не ошибаешься. Что-нибудь особенное было в твоем сне о битве?
    -  Ничего.  Кони,  люди,  оружие.  Люди  толкались  и  орали.  Кто-то,
вероятно, ненормальный, ревел: "Орлы! Орлы!"
    - Что еще? Ты сказала, что снов был полный мешок.
    - Не помню. - Кондвирамурса осеклась. Нимуэ улыбнулась.
    - Ну, хорошо. - Адептка гордо  вскинула  голову,  не  давая  Владычице
Озера  возможности  позлословить.  -  Да,  случается,  что  и  я  забываю.
Идеальных людей не бывает. Повторяю: мои сны - видения,  а  не  каталожные
карточки.
    -  Знаю,  -  обрезала  Нимуэ.  -  Я  не  проверяю  твои   сновидческие
способности. Это не экзамен, а анализ  легенды.  Ее  загадок  и  пробелов.
Кстати, у нас  получается  вовсе  не  дурственно,  в  первых  же  снах  ты
распознала девушку с портрета, двойника Цири, которую  Вильгефорц  пытался
выдать за наследницу цинтрийского престола.
    Они замолчали, потому что в кухню вошел Король-Рыбак.  Поклонившись  и
буркнув что-то, он взял  с  буфета  хлеб,  горшок-двойчатку  и  полотняный
сверток. Вышел, не забыв поклониться и снова что-то пробурчать.
    - Он сильно хромает, - сказала Нимуэ, по возможности равнодушно. -  Он
был тяжело ранен. Кабан распорол ему на охоте ногу. Поэтому он  почти  все
время проводит в лодке. В гребле и рыболовстве  рана  ему  не  мешает,  на
лодке он забывает о своей беде. Это очень порядочный и добрый  человек.  А
мне...
    Кондвирамурса тактично молчала.
    - А мне необходим мужчина, - деловито пояснила миниатюрная чародейка.
    "Мне тоже, - подумала адептка. - Черт побери,  как  только  вернусь  в
Академию,  первым  делом  дам...  кому-нибудь  себя  совратить.   Целибат,
конечно, вещь хорошая, но не дольше одного семестра".
    Нимуэ кашлянула.
    - Если ты закончила с завтраком и мечтаниями, идем в библиотеку.

    - Вернемся к твоему сну.
    Нимуэ раскрыла папку, перебросила несколько  акварелей,  вынула  одну.
Кондвирамурса узнала сразу.
    - Аудиенция в Лок Гриме?
    - Разумеется. Двойника представляют императорскому двору. Эмгыр делает
вид, будто позволил себя обойти, строит хорошую мину при плохой игре. Вот,
взгляни,  послы  Северных  Королевств,  для  которых  разыгрывается   этот
спектакль. А  вот  здесь  мы  видим  нильфгаардских  герцогов,  получивших
афронт: император пренебрег их дочерьми,  отверг  предложения  вступить  в
родство. Жаждущие мести, они перешептываются, наклонившись друг  к  другу,
уже готовят заговор и  убийство.  Девочка-двойник  стоит  склонив  голову,
художник, чтобы подчеркнуть таинственность, даже надел на  нее  скрывающую
лицо вуаль.
    - И ничего  больше,  -  продолжила  после  паузы  чародейка,  -  мы  о
фальшивой Цири не знаем. Ни  одна  из  версий  легенды  не  сообщает,  что
сталось с ней впоследствии.
    - Однако можно догадываться, - печально заметила Кондвирамурса, -  что
ее судьбе не позавидуешь. Когда Эмгыр получил оригинал - а мы  знаем,  что
он его получил, - он освободился от фальсификата. Когда я снила этот  сон,
я не почувствовала трагедии, а ведь  в  принципе  должна  была  бы  что-то
ощутить, если б... С другой  стороны,  то,  что  я  вижу,  не  обязательно
происходило в реальности. Как каждый человек, я вижу сонные миражи, мечты.
И... страхи.
    - Знаю.

    Они беседовали до обеда, просматривая папки и фасцикулы(8) с гравюрами.
У Короля-Рыбака, видимо, выдался удачный день, потому что на  обед  подали
лосося на вертеле. На ужин тоже.
    Ночью Кондвирамурса спала скверно. Слишком плотно поела.
    Сон не пришел. Она была угнетена, но Нимуэ ничуть не расстроилась.  "У
нас есть время, - сказала она. - У нас впереди еще много ночей".

    В башне Inis Vitre было несколько  ванных,  можно  сказать  роскошных,
светящихся мрамором и сверкающих  латунью,  обогреваемых  гипокаустами(9),
помещенными где-то в подвалах. Кондвирамурса не стеснялась занимать  ванны
часами, но все равно то и дело сталкивалась  с  Нимуэ  в  бане,  маленьком
деревянном домике с выходящим на озеро помостом. Мокрые, окутанные паром с
поливаемых водой раскаленных камней, они вдвоем усаживались на скамеечках,
от души похлестывая друг дружку березовыми вениками, и соленый пот  ел  им
глаза.
    - Если я правильно поняла, - Кондвирамурса отерла лицо, - моя работа в
Inis Vitre сводится к тому, чтобы прояснять  все  белые  пятна  легенды  о
ведьмаке и ведьмачке?
    - Ты поняла правильно.
    - Днем, когда мы рассматриваем картинки, и во время беседы  я  как  бы
подзаряжаюсь для сна, чтобы ночью увидеть истинную,  никому  не  известную
версию данного события?
    На этот раз Нимуэ не сочла нужным подтверждать. Она  просто  несколько
раз прошлась веничком, встала, плеснула на раскаленные камни воды.  Бухнул
пар, от жара на миг перехватило дыхание.
    Нимуэ вылила на себя остатки воды из ушата. Кондвирамурса  восхищалась
ее фигурой. Несмотря на малый рост, чародейка была  сложена  на  удивление
пропорционально.  Ее  формам  и  здоровой  коже  могла   бы   позавидовать
двадцатилетняя  девушка.  Кондвирамурсе  было,  кстати  сказать,  двадцать
четыре. И она завидовала.
    - Если я даже что-то выясню, - начала  она,  снова  отирая  вспотевшее
лицо, - то где уверенность, что я вижу истину? То, что было на самом деле?
Честное слово, не знаю...
    - Об этом через минуту, - отрезала Нимуэ. - Пошли  на  воздух.  Я  уже
достаточно здесь насиделась. Охладимся, потом поговорим.
    Это тоже входило  в  ритуал.  Они  выбежали  из  бани,  шлепая  босыми
ступнями по доскам помоста, и прыгнули в озеро,  издавая  при  этом  дикие
вопли. Наплескавшись  вдоволь,  выбрались  на  помост  принялись  отжимать
волосы.
    Сидевший  в  лодке  Король-Рыбак,  встревоженный  плеском  и  воплями,
оглянулся, посмотрел на них, прикрыв глаза рукой, но тут же  отвернулся  и
занялся рыбацкими  аксессуарами.  Кондвирамурсе  такое  поведение  мужчины
показалось унизительным и обидным. Ее мнение о  Короле-Рыбаке  значительно
улучшилось, когда она заметила, что время, которое он не  посвящал  рыбной
ловле, он отдавал чтению. Он  ходил  с  книгой  даже  до  ветру.  А  книга
называлась  -  хо-хо!  -  не  как-нибудь,  a  Speculum  aureum(10) и  была
произведением серьезным и сложным. Так что, если в первые  дни  пребывания
на  Inis  Vitre  Кондвирамурса  немножко  удивлялась  Нимуэ,   то   теперь
перестала.  Было  ясно,  что  Король-Рыбак  казался  невежей  и  грубияном
исключительно  внешне.  Скорее  всего  вел   себя   так   из   соображений
безопасности. Мимикрия!
    "Тем  не  менее,  -  подумала  Кондвирамурса,   -   оскорбительным   и
необъяснимым афронтом следует  считать  то,  что  он  отдает  предпочтение
удочкам и  блеснам,  когда  на  помосте  разгуливают  во  всей  красе  две
обнаженные мазели, чьи тела совершенством не уступают телам нимф  и  наяд,
от которых - „-мое! - глаз не оторвешь".
    - Если я чт