улыбнулся, подкрутил черные усы, фыркнул.
   - Знаете, что мы сделаем? Плывите с нами до Оксенфурта. Мы с вами -  люди
простые, где  уж  нам  разбираться  в  законах?  А  комендант  оксенфуртской
кордегардии - человек неглупый и бывалый, он нас рассудит.  Ведь  вы  знаете
нашего коменданта, а? Он, к примеру,  вашего,  из  Бухты,  прекрасно  знает.
Выложите ему ваше  дело...  Покажете  приказ  и  печати...  У  вас  же,  как
положено, есть приказ с печатями?
   Лысый молчал, угрюмо глядя на таможенника. Наконец бросил:
   - Нет у меня ни времени, ни желания плыть в Оксенфурт! Забираю пташку  на
наш берег, и вся недолга! Стран, Витек! А ну осмотрите барку! Отыщите девку,
мигом!
   - Тихо. Помаленьку. - Ольсен, не обращая внимания на  крик,  цедил  слова
медленно и четко. - Вы на реданской стороне Дельты, темерцы. Нет  ли  у  вас
чего для досмотра? Иль какой контрабанды? Сейчас проверим.  Поищем.  А  чего
найдем, так придется вам потопать в Оксенфурт. А мы, ежели  хотим,  завсегда
чего-нито найдем. Парни! Ко мне!
   - Мой папка, - неожиданно пропищал Эверетт,  неведомо  когда  появившийся
рядом с лысым, - рыцарь! У него нож еще побольше!
   Лысый мгновенно хватил паренька за бобровый воротник, поднял над палубой,
сорвал  шапчонку  с  перышком.  Перехватил  его  в  поясе  рукой,  приставил
мальчонке к горлу охотничий нож.
   - Назад! - рявкнул он. - Назад! Перережу глотку сопляку!!!
   - Эвере-е-етт! - взвыла матрона.
   - Любопытные методы, - медленно проговорил ведьмак, - применяет темерская
стража. Воистину, настолько любопытные, что прямо-таки  верить  не  хочется,
что это действительно пограничная стража.
   - Заткнись! - взвился лысый, тряся визжащего как  поросенок  Эверетта.  -
Стран, Витек, хватайте его! В путы и на баркас. А вы - назад! Где  девчонка,
спрашиваю? Давай ее сюда, а то прирежу говнюка!
   - Давай режь, - процедил Ольсен, вытаскивая корд  и  подавая  знак  своим
таможенникам. - Мой он, что ли? А когда уж прирежешь, поболтаем.
   - Не лезь! - Геральт кинул меч на палубу, жестом удержал  таможенников  и
матросов Гладыша. - Я твой, господин лжестражник. Отпусти ребенка.
   - На баркас! - Лысый, не отпуская Эверетта, попятился к борту,  ухватился
за канат. - Витек, вяжи его! А вы все - назад! Если кто  пошевелится,  щенок
сдохнет!
   - Ты спятил, Геральт? - буркнул Ольсен.
   - Не вмешивайся!
   - Эвере-е-етт!
   Темерский баркас вдруг покачнулся, отскочил от барки. Вода  взбурлила,  и
из нее с громким плеском выскочили  две  длинные,  зеленые,  шершавые  лапы,
усеянные шипами, словно  конечности  богомола.  Лапы  схватили  стражника  с
гарпуном и мгновенно утащили под воду. Лысый дико завыл, отпустил Эверетта и
вцепился в канаты, свисающие с  борта  баркаса.  Эверетт  свалился  в  воду,
которая уже успела покраснеть. Все - и на барке и  на  баркасе  -  принялись
кричать как сумасшедшие.
   Геральт вырвался из рук пытавшихся связать его стражников. Одного  ударил
кулаком в подбородок и выкинул за борт. Второй замахнулся на  него  железным
крюком, но обмяк в объятиях Ольсена. Под ребра ему  по  рукоять  был  всажен
корд.
   Ведьмак  перемахнул  через  низкий  релинг.  Не  успела  еще  густая   от
водорослей вода сомкнуться у него над головой, как он  услышал  крик  Линуса
Питта, преподавателя естественной истории в Оксенфуртской академии, магистра
бакалавра:
   - Что это? Что за вид? Таких животных нет и быть не может!!!
   Геральт нырнул у самого борта темерского  баркаса,  чудом  избежав  удара
острогой, которой его пытался ткнуть один из людей лысого. Стражник собрался
было ударить снова, но свалился в воду со стрелой в горле.  Геральт  схватил
упущенную  острогу,  оттолкнулся  ногами  от  борта,  кинулся  в  клубящуюся
круговерть, с размаха ткнул во что-то, надеясь, что это не Эверетт.
   - Невероятно! - слышал он крик бакалавра. - Такое  животное  существовать
не может! Во всяком случае, не должно!
   "Полностью согласен с последним утверждением", -  подумал  ведьмак,  тыча
острогой  в  твердый,  усеянный  шипами  панцирь  жагницы.  Труп  темерского
стражника бессильно подергивался в серповидных  челюстях  чудовища.  Жагница
резко взмахнула плоским хвостом, нырнула на дно, вздымая тучи ила.
   Геральт услышал тонкий крик: Эверетт, колотя по воде руками, словно щенок
лапами, ухватился за  ноги  лысого,  пытающегося  взобраться  на  баркас  по
свисающим с борта канатам. Канаты оборвались,  стражник  и  мальчик,  пуская
пузыри, скрылись под водой. Геральт кинулся в их сторону, нырнул. То, что он
почти тут  же  наткнулся  пальцами  на  бобровый  воротник  мальчонки,  было
полнейшей  случайностью.  Ведьмак  вырвал  Эверетта   из   опутывающих   его
водорослей, вынырнул спиной вниз и, молотя ногами, подплыл к барке.
   - Здесь, Геральт! Здесь! - слышал он перебивающие друг друга крики и рев.
- Давай его! Канат! Хватай канат! Зара-а-аза! Канат! Геральт, острогой!  Мое
ди-и-итя!!!
   Кто-то вырвал мальчика у него из рук, поволок наверх.  В  тот  же  момент
кто-то другой ухватил его сзади, саданул по затылку, накрыл собой и  толкнул
под воду. Геральт упустил острогу, развернулся, вцепился нападающему в пояс.
Второй рукой хотел ухватить за волосы, но из  этого  ничего  не  получилось.
Человек был тот самый - лысый.
   Оба вынырнули. Только на мгновение. Темерский баркас уже  немного  отошел
от барки. Сцепившиеся в схватке Геральт и лысый оказались  посредине.  Лысый
схватил ведьмака за горло, тот сунул ему  большой  палец  в  глаз.  Стражник
завыл, отпустил его, отплыл. Геральт не мог отплыть, что-то держало  его  за
ногу и тянуло вниз. Рядом пробкой выскочила в воздух половина тела.  Он  уже
знал, что его держит, разъяснения Линуса Питта, орущего с борта  барки,  ему
были ни к чему.
   - Это членистоногое! Отряд Amphipoda! Класс Крупножвальчатые!
   Геральт яростно заколотил руками по воде, пытаясь вырвать ногу из  клещей
жагницы, тащивших его к  мерно  щелкающим  жвалам.  Магистр  бакалавр  снова
оказался прав. Жвалы были немалые.
   - Хватай канат! - кричал Ольсен. - Канат хватай!
   Над ухом ведьмака просвистела острога, с треском врезалась в вынырнувший,
обросший водорослями и ракушками  панцирь  чудовища.  Геральт  ухватился  за
древко, надавил, сильно оттолкнулся,  поджал  свободную  ногу  и  с  размаху
ударил по жагнице. Вырвался из  ее  шипастых  лап,  оставив  в  них  башмак,
большую часть  брюк  и  немало  кожи.  В  воздухе,  в  основном  мимо  цели,
засвистели новые остроги и гарпуны. Жагница убрала  лапы,  махнула  хвостом,
грациозно нырнула в зеленую глубь.
   Геральт ухватился за канат, который свалился ему прямо  на  лицо.  Багор,
болезненно поранив бок, подцепил его за пояс. Он почувствовал рывок,  поехал
вверх, подхваченный множеством рук, перевалился через  релинг  и  рухнул  на
доски палубы, истекая водой,  илом  и  кровью.  Рядом  толпились  пассажиры,
экипаж барки и таможенники. Краснолюд, везший меха "особо крупных чернобурых
кошек", и Ольсен стреляли из луков, перегнувшись через  фальшборт.  Эверетт,
мокрый и зеленый от водорослей, стучал зубами в  объятиях  матери,  ревел  и
объяснял всем, что он не хотел.
   - Милсдарь Геральт! - кричал у него над ухом Гладыш. - Вы живы?
   - Черт побери... - Ведьмак выплюнул водоросли. - Стар я уже для  этого...
Слишком стар...
   Рядом краснолюд спустил тетиву, и Ольсен радостно заорал:
   - Прямо в брюхо! О-хо-хо! Прекрасный выстрел,  господин  арбалетчик!  Эй,
Боратек, верни ему деньги! Своим выстрелом он заработал таможную скидку!
   - Постойте... - прохрипел ведьмак, тщетно пытаясь встать. - Не поубивайте
всех, черт побери! Мне нужен хоть один живой!
   - Одного-то мы оставили, - заверил таможенник. -  Того,  лысого,  что  со
мной препирался. Остальных перестреляли. А плешивый, вон он, там плывет. Щас
выловим. Давайте гарпун!
   - Открытие! Великое открытие! - кричал Линус  Питт,  прыгая  у  борта.  -
Совсем новый, неведомый науке вид! Совершеннейший  уникум!  Ах,  как  я  вам
благодарен, милсдарь ведьмак! Отныне этот вид будет  фигурировать  в  книгах
как... как Geraltia maxiliosa pitti!
   - Уважаемый бакалавр, - щелкнул  зубами  Геральт.  -  Если  вы  взаправду
хотите меня отблагодарить... то пусть эта холера называется Everetia.
   - Тоже  красиво,  -  согласился  ученый.  -  Ах,  какое  открытие!  Какой
уникальный, изумительный образец! Наверняка единственный живущий в Дельте!
   - Нет, - неожиданно угрюмо сказал Гладыш. - Не единственный! Гляньте!
   Прилегающий к недалекому островку ковер желтых  кувшинок  дрогнул,  резко
заколыхался.  Они  увидели  волну,  а  потом  -   огромное,   продолговатое,
напоминающее  гнилой  ствол  тело,   быстро   перебирающее   многочисленными
конечностями и щелкающее челюстями. Лысый оглянулся, дико  взвыл  и  поплыл,
колошматя по воде руками и ногами.
   - Какой экземпляр, какой экземпляр! - быстро  записывал  возбужденный  до
предела   Питт.   -   Головные   хватательные   конечности,   четыре    пары
челюстеножек... Сильный хвостовой веер... Острые клещи...
   Лысый снова оглянулся и завыл еще  пронзительнее.  A  Everetia  maxiliosa
pitti  вытянула  хватательные  головные  конечности  и   сильнее   взмахнула
хвостовым веером. Лысый поднял  фонтаны  брызг  в  отчаянной  и  безнадежной
попытке спастись.
   - Да будет вода ему водкой, - сказал Ольсен. Но шапки не снял.
   - М-мой пап-пка, - защелкал зубами  Эверетт,  -  умеет  плавать  быстрее,
ч-чем тот дядя!
   - Уберите ребенка, - буркнул ведьмак. Чудовище раззявило клещи,  щелкнуло
челюстями.
   Линус Питт побледнел и отвернулся.
   Лысый  коротко  вскрикнул,  захлебнулся  и  скрылся   под   водой.   Вода
запульсировала темным кармином.
   - Зараза. - Геральт тяжело опустился на палубу. Сел. - Слишком уж я  стар
для этого... Чересчур стар...
 
*** 
 
   Что уж тут говорить - Лютик был прямо-таки влюблен в городок Оксенфурт.
   Территорию университета окружали стены, а вокруг стен раскинулось  второе
кольцо - большое, шумное, пыхтящее,  бурлящее  и  галдящее  кольцо  городка.
Деревянного,  пестроцветного  городка  Оксенфурт   с   узкими   улочками   и
островерхими крышами, городка  Оксенфурт,  который  жил  Академией,  Жаками,
преподавателями, учеными, исследователями и их гостями, жил наукой и за счет
науки и знаний, жил тем, что обычно сопутствует процессу  познания,  ибо  из
отходов и осколков теории в городке Оксенфурт рождались практика,  сделки  и
доходы.
   Поэт медленно ехал по грязной, забитой народом улочке, минуя  мастерские,
лавки, магазины и магазинчики, в которых благодаря  Академии  изготовляли  и
продавали десятки тысяч изделий и прелестей, недоступных  в  других  уголках
мира, изготовление которых в других уголках мира считалось невозможным  либо
нерентабельным. Он миновал трактиры, кабаки, лотки, будки, ларьки, стойки  и
переносные прилавки,  источавшие  захватывающие  дух  ароматы  экзотических,
неведомых в других уголках мира блюд,  приготовленных  неведомыми  в  других
уголках мира способами, с добавками и приправами, которых в  других  уголках
мира и не знали, и не использовали. Это  был  Оксенфурт,  пестрый,  веселый,
шумный и ароматный городок чудес,  в  которые  ловкие  и  инициативные  люди
ухитрялись превратить сухую и бесполезную, казалось  бы,  теорию,  понемногу
просачивающуюся сквозь  университетские  стены.  Был  это  также  и  городок
увеселений, вечерних  гуляний,  постоянного  праздника  и  непрекращающегося
кутежа. Улочки днем и ночью гремели музыкой, пением, звоном бокалов и стуком
кружек, ибо известно - ничто так не усиливает жажды,  как  процесс  усвоения
знаний. Несмотря на то, что распоряжением  ректора  студентам  и  бакалаврам
запрещалось пить и гулять до наступления темноты, в Оксенфурте пили и гуляли
круглые сутки, поскольку известно, что если что-то и может усилить жажду еще
больше, нежели процесс усвоения знаний, так это именно полный либо частичный
запрет употреблять горячительное.
   Лютик подбодрил своего темно-гнедого мерина и поехал  дальше,  пробиваясь
сквозь заполняющие улочки толпы. Перекупщики, лоточники и бродячие мошенники
шумно рекламировали свои товары и услуги, еще больше  усиливая  и  без  того
царящий вокруг беспредельный хаос.
   - Кальмары! А вот кому жареные кальмары?!
   - Мазь от коросты! Только у меня! Надежная, изумительная мазь!
   - Коты ловчие, коты чародейские! Только послушайте, добрые люди, как  они
мяучат!
   - Амулеты! Эликсиры! Любовные фильтры! Приворотные средства! Любистоки  и
афродизики с гарантией! От одной  щепотки  даже  покойник  воспрянет!  Кому,
кому?!
   - Зубы рву почти безболезненно! Дешево! Дешево!
   - Что значит "дешево"? - заинтересовался Лютик, грызя надетого на  прутик
жесткого как подошва кальмара.
   - Два геллера в час!
   Поэт  вздрогнул,  пнул  мерина  ногой,  украдкой  оглянулся.  Два   типа,
следовавшие  за  ним  от  самой   ратуши,   остановились   около   цирюльни,
прикидываясь, будто их заинтересовали цены  цирюльничьих  услуг,  выписанные
мелом на доске. Лютик не дал  себя  обмануть:  знал,  что  их  действительно
интересует.
   Он проехал мимо огромного здания борделя "Под Розовым Бутоном", где,  как
было известно всем, предлагались изысканные, неведомые либо  непопулярные  в
других  уголках  мира  услады.  Искушение   заглянуть   на   часок   вызвало
кратковременную, но интенсивную борьбу холодного Лютикового рассудка  с  его
же поэтическим характером. Победил рассудок. Лютик  вздохнул  и  двинулся  к
Академии, стараясь не замечать кабаков,  из  которых  вырывались  веселые  и
призывные звуки.
   Нет, что ни говори, а трубадур любил городок Оксенфурт.
   Он снова оглянулся. Два соглядатая  так  и  не  воспользовались  услугами
цирюльника, хотя вроде бы намеревались. Теперь они стояли  у  магазинчика  с
музыкальными инструментами,  делая  вид,  будто  заинтересовались  глиняными
окаринами. Продавец из кожи вон лез, расхваливая товар в надежде заработать.
Лютик знал, что пыжился он напрасно.
   Он направил коня к главным воротам Академии - Воротам  Философов.  Быстро
разделался с  формальностями,  сводившимися  к  тому,  чтобы  расписаться  в
гостевой книге и отвести мерина в конюшню.
   За  Воротами  Философов  его  встретил  иной  мир.  Территория   учебного
заведения ничем не походила  на  кварталы  обычной  городской  застройки,  в
противоположность городку, она не была полем упорных  боев  за  каждую  пядь
пространства. Здесь  все  было  почти  так,  как  оставили  эльфы.  Широкие,
посыпанные мелким цветным  гравием  аллеи  между  изящными,  радующими  глаз
особняками, ажурные ограды,  заборчики,  живые  изгороди,  каналы,  мостики,
клумбы  и  зеленые  скверики  только  в  немногих  местах  были   придавлены
каким-нибудь  огромным  угрюмым  домищем,  построенным  в   более   поздние,
постэльфьи  времена.  Везде  было  чисто,  спокойно  и  благородно  -  здесь
запрещались  любые  формы  торговли  и  платных  услуг,  не  говоря  уж   об
увеселениях духа или плотских утехах.
   По аллеям парка  прогуливались  жаки,  уставившиеся  в  книги,  свитки  и
пергамента. Другие, устроившись на скамеечках, газонах и  клумбах,  излагали
друг другу задания, дискутировали, а то и незаметно  играли  в  "чет-нечет",
"козла",  "пьяницу"  либо  другие,  требующие  наличия  столь  же   высокого
интеллекта игры. Здесь же  вальяжно  и  с  достоинством  совершали  променад
профессора,  погруженные  в  глубокомысленные  беседы  либо  научные  споры.
Крутились юные бакалавры, вперив взоры в соблазнительные попочки  студенток.
Лютик с удовольствием отметил,  что  с  его  времен  в  Академии  ничего  не
изменилось.
   С Дельты повеял ветер, принеся сладкий  аромат  моря  и  несколько  более
сильный дух сероводорода со стороны величественного здания Кафедры  Алхимии,
возвышающегося над каналом. В кустах прилегающего к студенческим  общежитиям
парка посвистывали серо-желтые  зеленушки,  а  на  тополе  сидел  орангутан,
сбежавший, вероятно, из зверинца при Кафедре Естественной Истории.
   Не теряя времени, поэт быстренько углубился в  лабиринт  аллеек  и  живых
изгородей. Территорию он знал как  свои  пять  пальцев,  и  неудивительно  -
учился здесь четыре года, а потом целый год преподавал на Кафедре Труверства
и Поэзии. Должность преподавателя ему предложили, когда  он,  блестяще  сдав
последний экзамен, заставил профессоров онеметь, поскольку за время  занятий
снискал репутацию лентяя, гуляки и идиота. Позже, когда после нескольких лет
скитаний по стране с лютней его слава менестреля разошлась далеко и  широко,
Академия принялась усиленно добиваться его визита и гостевых  лекций.  Лютик
изредка позволял себя упросить, поскольку  любовь  к  бродяжничеству  в  нем
непрестанно боролась с влечением к удобству, .роскоши и постоянному  доходу.
Ну и, конечно, с симпатией к Оксенфурту.
   Он оглянулся. Два  типа,  которые  так  и  не  приобрели  ни  окарин,  ни
свирелей, ни гуслей, следовали за ним на  некотором  отдалении,  внимательно
рассматривая верхушки деревьев и фасады домов.
   Беззаботно посвистывая, поэт свернул с центральной аллеи и  направился  к
особняку, в котором размещалась Кафедра Медицины  и  Траволечения.  Аллейка,
ведущая  к  Кафедре,  была  полна  студенток  в  характерных  светло-зеленых
одеждах. Лютик внимательно осматривался в поисках знакомых лиц.
   - Шани!
   Молоденькая медичка с темно-рыжими подстриженными чуть ниже ушей волосами
оторвалась от анатомического атласа, встала со скамейки.
   - Лютик! - улыбнулась она, щуря веселые карие глаза. - Сто  лет  тебя  не
видела! Иди, представлю тебя подругам. Они влюблены в твои стихи.
   - Потом, - шепнул бард. - Взгляни незаметно, Шани. Видишь тех двоих?
   - Шпики. - Медичка сморщила курносый носик, фыркнула, не впервой  изумляя
Лютика тем, как легко жаки распознают разведчиков, шпионов и  осведомителей.
Антипатия, испытываемая  студенческой  братией  к  секретным  службам,  была
притчей во языцех, хоть и не вполне  поддавалась  рациональному  объяснению.
Университет пользовался экстерриториальностью, а студенты и преподаватели  -
неприкосновенностью. Службы,  которые  занимались  выкорчевыванием  любой  и
всяческой крамолы, не осмеливались докучать "академикам".
   - Идут за мной  от  самого  рынка,  -  сказал  Лютик,  делая  вид,  будто
заигрывает с медичкой. - Можешь что-нибудь для меня сделать?
   - Смотря что. - Девушка покрутила шейкой, как испуганная серна. - Если ты
снова влип в какую-то дурную историю...
   - Нет, нет, - быстро успокоил он. - Я только хочу передать  сообщение,  а
сам не могу из-за того дерьма, что прилипло к моим каблукам...
   - Крикнуть ребят? Одно слово - и шпиков как ветром сдует.
   - Утихомирься. Хочешь, чтобы  начались  беспорядки?  Едва-едва  кончились
скандалы из-за торговых мест для нелюдей, а тебе  уже  новых  захотелось?  К
тому же я не люблю насилия. Со шпиками я управлюсь, а вот ты, если можешь...
   Он приблизил губы к волосам девушки, некоторое время что-то шептал. Глаза
Шани расширились.
   - Ведьмак? Настоящий ведьмак?
   - Тише ты. Сделаешь?
   - Конечно. - Медичка с  готовностью  улыбнулась.  -  Хотя  бы  просто  из
любопытства. Увидеть вблизи известного...
   - Я же просил - тише. Только помни - никому ни словечка.
   - Врачебная тайна. - Шани улыбнулась еще милее, а Лютику опять захотелось
в конце концов сложить балладу о таких вот девочках - не  очень  ладных,  но
прекрасных, таких, которые снятся по  ночам,  в  то  время  как  классически
красивые девы забываются через пять минут.
   - Спасибо, Шани.
   - Пустяки, Лютик. До скорого. Привет. Обцеловав, как положено, друг другу
щеки, поэт и медичка резво направились в противоположные стороны:  она  -  к
Кафедре, он - к Парку Мыслителей.
   Пройдя мимо современного угрюмого  здания  Кафедры  Техники,  носящего  у
жаков название "Deus ex machina", он свернул к Мосту  Гильденштерна.  Далеко
уйти  не  удалось.  За