Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
ла.
"К кому она подойдет?" подумал Лютик. Однако никто из них, ни ведьмак, ни
чародейка, не сделал ни шага, ни жеста. "К кому она подойдет прежде? К нему?
Или к ней?"
Цири не подошла ни к нему, ни к ней. Не в состоянии выбрать, она
просто-напросто упала в обморок.
***
Дом был пуст, все семейство низушков чуть свет отправилось на работу.
Цири притворялась, будто спит, но слышала, как Геральт и Йеннифэр вышли. Она
соскользнула с постели, быстро оделась, тихонько выбралась из комнаты и
следом за ними пошла в сад.
Геральт и Йеннифэр свернули на дамбу, разделяющую покрытые белыми
водяными лилиями и желтыми кувшинками пруды. Спрятавшись за разрушенной
стеной, Цири сквозь щель наблюдала за чародейкой и ведьмаком. Девочка
думала, что Лютик, известный поэт, стихи которого она читала не раз, еще
спит. Она ошибалась. Поэт не спал. И застал ее на месте преступления.
- Эй, - хихикнул он, неожиданно подходя. - Разве хорошо подслушивать и
подглядывать? Побольше деликатности, малышка. Позволь им немного побыть
одним.
Цири покраснела, но тут же сжала губы и гордо проговорила:
- Во-первых, я не малышка. А во-вторых, мне кажется, я им не мешаю, а?
Лютик немного посерьезнел.
- Пожалуй, верно. Мне даже кажется, помогаешь.
- Я? Чем?
- Не прикидывайся. Вчера все было разыграно очень хитро. Но меня не
проведешь. Ты изобразила обморок. Да?
- Да, - отвела глаза Цири. - Госпожа Йеннифэр сразу разгадала, а Геральт
- нет...
- Они вдвоем отнесли тебя в дом. Их руки соприкасались. Они сидели у
твоей постели почти до утра, не произнеся ни слова. Только теперь решились
поговорить. Здесь, на дамбе, у прудов. А ты решила подслушать, о чем они
говорят... И подглядеть за ними через пролом в стене. Тебе до зарезу надо
знать, что они там делают?
- Они там ничего не делают. - Цири слегка зарумянилась. - Беседуют, вот и
все.
- А ты... - Лютик присел на траву под яблоней и оперся спиной о ствол,
предварительно убедившись, что там нет ни муравьев, ни гусениц. - Тебе до
смерти хочется знать, о чем беседуют, да?
- Да... Нет! А впрочем... Впрочем, я все равно ничего не слышу. Слишком
далеко.
- Если хочешь, - засмеялся бард, - я тебе скажу.
- А ты-то откуда можешь знать?
- Ха-ха! Я, милая Цири, поэт. Поэты о таких вещах знают все. Поверь,
поэты о таком знают больше, чем сами собеседники. Если их можно так назвать.
- Как же!
- Слово даю! Слово поэта.
- Да? Ну тогда... Тогда скажи, о чем они разговаривают? Объясни, что все
это значит!
- Взгляни еще раз в пролом и посмотри, что они делают.
- Хм-м-м... - Цири закусила верхнюю губу, потом наклонилась к отверстию.
- Госпожа Йеннифэр стоит у вербы... Обрывает листики и даже не смотрит на
Геральта... А Геральт, опустив голову, стоит рядом. И что-то говорит. Нет,
молчит. Ой, ну и рожица у него... Ну и странная же...
- Все по-детски просто. - Лютик отыскал в траве яблоко, вытер о брюки и
критически осмотрел. - Сейчас он просит простить ему всякие глупые слова и
поступки. Просит простить за нетерпение, за недостаток веры и надежды, за
упрямство, за ожесточение. За капризы и позы, недостойные мужчины. Просит
простить за то, что когда-то не понимал, за то, что не хотел понять...
- Все это неправдивая неправда! - Цири выпрямилась и резким движением
откинула челку со лба. - Все ты выдумал!
- Просит простить за то, что понял лишь теперь, - продолжал Лютик,
уставившись в небо, а в его голосе послышались ритмы, свойственные балладам.
- Что хочет понять, но боится: а вдруг да не успеет... И может даже быть,
что не поймет уже. Извиняется и просит прощения... Прощения... Хм...
Значения... Сомнения-Предназначения. Все банально, холера...
- Неправда! - топнула ногой Цири. - Геральт вовсе так не говорит. Он...
он вообще молчит. Я же видела. Он стоит там с ней и молчит...
- В том-то и состоит роль поэзии, Цири. Говорить о том, о чем другие
молчат.
- Дурацкая она, твоя роль. Все ты выдумываешь!
- И в этом тоже состоит роль поэзии. Ой, я слышу у пруда возбужденные
голоса. А ну выгляни быстренько, взгляни, что там деется.
- Геральт, - Цири снова заглянула в щель, - стоит, опустив голову. А
Йеннифэр страшно кричит на него. Кричит и размахивает руками. Ой-ей... Что
бы это значило?
- Детский вопрос. - Лютик снова глянул на плывущие по небу облака. -
Теперь она просит у него прощения.
Сим беру тебя, дабы владеть тобой и оберегать тебя, беру на долю хорошую
и долю плохую, долю самую лучшую и долю самую худшую, днем и ночью, в
болезни и здоровьи, ибо люблю тебя всем сердцем своим и клянусь любить
вечно, пока смерть не разлучит нас.
Старинная венчальная формула.
О любви мы знаем немного. Любовь - что груша. Она сладкая и имеет
определенную форму. Но попробуйте дать определение формы груши!
Лютик. Полвека поэзии
Глава 3
У Геральта были основания подозревать - и он действительно подозревал, -
что банкеты чародеев отличаются от пиров и торжественных обедов простых
смертных. Однако что различие окажется столь велико и принципиально - он не
ожидал.
Предложение Йеннифэр сопровождать ее на предваряющем чародейский Сбор
банкете оказалось для него неожиданным, но не ошарашило. Это было не первое
предложение такого рода. Уже раньше, когда они жили вместе и их отношения
складывались прекрасно, Йеннифэр хотелось присутствовать на сборах и
дружеских пирушках в его обществе. Однако он решительно отказывался,
полагая, что в компании чародеев в лучшем случае окажется диковинкой и
сенсацией, а в худшем - нежелательным пришельцем и парией. Йеннифэр смеялась
над его опасениями, но не настаивала. А поскольку в иных ситуациях она умела
настаивать так, что весь дом сотрясался и сыпалось стекло, постольку Геральт
утвердился в мнении, что его решения были правильными.
На этот раз он согласился. Не раздумывая. Предложение последовало после
долгого, откровенного и эмоционального разговора. Разговора, который сблизил
их вновь, отодвинул в тень и забытье давние конфликты, растопил лед обиды,
гордыни и ожесточения. После разговора на дамбе в Хирунде Геральт согласился
бы на любое, абсолютно любое предложение Йеннифэр. Не отказался бы даже от
совместного посещения ада ради того, чтобы хлебнуть чашечку кипящей смолы в
компании огненных демонов.
И еще была Цири, без которой ни этого разговора, ни этой встречи не было
бы, Цири, которой, если верить Кодрингеру, интересовался какой-то чародей.
Геральт рассчитывал на то, что его присутствие на Сборе спровоцирует чародея
и заставит того действовать. Но Йеннифэр он не сказал об этом ни слова.
Из Хирунда он, она, Цири и Лютик поехали прямо на Танедд. Для начала
остановились в огромном комплексе дворца Локсия, разместившемся у
юго-восточного подножия горы. Дворец уже кишмя кишел гостями Сбора и
сопровождающими их лицами, но для Йеннифэр сразу же нашлись покои. В Локсии
они провели целый день. Весь этот день Геральт разговаривал с Цири, Лютик
бегал, собирал и распространял слухи и сплетни, чародейка выбирала и
примеривала наряды.
А когда наступил вечер, ведьмак с Йеннифэр присоединились к многоцветной
процессии, направлявшейся в Аретузу - дворец, в котором предстояло иметь
место банкету. И теперь, в Аретузе, Геральт удивлялся и изумлялся, хоть и
дал себе слово ничему не удивляться и не изумляться.
Огромная центральная зала дворца имела форму буквы "Т". Длинное плечо
освещали окна, узкие и невероятно высокие, доходящие чуть ли не до
поддерживаемого колоннами свода. Свод тоже был высокий. Такой высокий, что
трудно было разглядеть детали украшающих его фресок, на которых основным
мотивом было многократно повторенное изображение пяти обнаженных фигур.
Оконные проемы были забраны чертовски дорогими витражами, и все же в зале
явно ощущались сквозняки. Геральта удивляло, что свечи при этом не гаснут,
но, присмотревшись внимательнее, он удивляться перестал. Канделябры были
магические, а возможно, даже иллюзорные. Во всяком случае, света они давали
много, несравненно больше, чем обычные свечи.
Когда они вошли, в зале уже находилось не меньше сотни людей. Зала, по
оценке ведьмака, могла вместить как минимум в три раза больше, даже если
посредине, как того требовала традиция, поставить столы подковой. Но
традиционной подковы не оказалось. Похоже было на то, что пировать собрались
стоя, прохаживаясь вдоль стен, украшенных гобеленами, гирляндами и
колеблющимися на сквозняке знаменами. Под гобеленами и гирляндами стояли
ряды длинных столов. На столах теснились замысловатые блюда среди
замысловатых цветных композиций из замысловатых ледяных фигур. Вглядевшись
внимательнее, Геральт констатировал, что замысловатости было значительно, то
есть значительно больше, чем еды.
- Есть нечего, - грустно отметил он, разглаживая на себе короткий,
черный, расшитый серебром и перехваченный в талии камзол, в который вырядила
его Йеннифэр. Такой камзол - последний писк моды - почему-то называли
дублетом. Откуда взялось такое название, ведьмак понятия не имел. И иметь не
хотел. Йеннифэр на его замечание не отреагировала. Впрочем, Геральт и не
ожидал реакции, хорошо зная, что чародейка не привыкла реагировать на
подобные замечания. Но не отчаялся. Продолжал брюзжать. Просто ему хотелось
побрюзжать.
- Музыки нет. Дует черт-те как. Присесть негде. Что, есть и пить будем
стоя?
Чародейка одарила его волооким фиалковым взглядом и сказала неожиданно
спокойно:
- Именно. Будем есть стоя. Кстати, тебе следует знать, что долго
задерживаться у стола с блюдами бестактно.
- Постараюсь быть тактичным, - буркнул он. - Тем более что и
задерживаться-то, похоже, негде.
- Пить большими глотками - очень бестактно, - продолжала поучать
Йеннифэр, не обращая внимания на его ворчание. - Избегать беседы
непростительно бестактно...
- А то, - прервал он, - что вон тот тощага в кретинских штанах указывает
на меня пальцем двум своим подружкам, тоже бестактно?
- Да. Но не очень.
- Что будем делать, Йен?
- Фланировать по залу, здороваться, раздавать комплименты, беседовать...
Перестань разглаживать дублет и поправлять волосы...
- Ты не разрешила мне надеть повязку...
- Твоя повязка слишком претенциозна. Ну, возьми меня под руку и пошли.
Торчать вблизи входа - бестактно.
Они кружили по зале, постепенно наполняющейся гостями. Геральту зверски
хотелось есть, но вскоре он понял, что Йеннифэр не шутила. Было видно, что
обязывающий чародеев этикет и впрямь предполагает, что есть и пить надо мало
и как бы с неохотой. Вдобавок ко всему каждая остановка у столика с яствами
влекла за собой исполнение неких общественных обязанностей. Кто-то кого-то
замечал, проявлял радость по сему случаю, подходил и приветствовал столь же
многословно, сколь и фальшиво. После обязательной имитации взаимоцелования в
щечку или до неприятности деликатного рукопожатия, неискренних улыбок и еще
менее искренних, хоть и недурно замаскированных комплиментов следовала
краткая и тоскливо банальная беседа ни о чем.
Ведьмак внимательно осматривался, пытаясь отыскать знакомые лица в
надежде, что он тут все же не единственный, кто допущен к общению с
чародейской братией. Йеннифэр заверяла его, что он, конечно же, не
единственный, но что-то он не видел никого, кто не входил бы в Братство, а
может, просто не мог никого узнать.
Пажи разносили на подносах вино, лавируя среди гостей. Йеннифэр не пила
вообще. Ведьмак хотел, но не мог.
Ловко работая плечом, чародейка оттеснила его от стола и вывела в самый
центр залы, в самый фокус всеобщего интереса. Сопротивление не помогло. Он
понимал, в чем дело. Это была самая банальнейшая демонстрация.
Геральт знал, чего может ожидать, поэтому со стоическим спокойствием
сносил полные нездорового любопытства взгляды чародеек и загадочные ухмылки
чародеев. Хоть Йеннифэр и уверяла его, что правила хорошего тона и такта
запрещают пользоваться на таких мероприятиях магией, он не верил, чтобы
магики сумели удержаться, тем более что Йеннифэр провокационно выставляла
его на всеобщее обозрение. И был прав. Несколько раз он почувствовал
дрожание медальона и уколы чародейских импульсов. Некоторые мужчины, не
говоря уже о дамах, пытались бесцеремонно читать его мысли. Он был к этому
готов, знал, в чем дело, и знал, как реагировать. Глядел на идущую с ним под
руку Йеннифэр, на бело-черно-бриллиантовую Йеннифэр с волосами цвета
воронова крыла и фиалковыми глазами, а зондирующие его чародеи конфузились,
смущались и, к его величайшему удовлетворению, явно теряли самоуверенность.
Да, мысленно отвечал он им, да, вы не ошибаетесь.
Существует только она. Она, рядом со мной, здесь и сейчас, и только это
имеет значение. Здесь и сейчас. А кем она была раньше, где была раньше и с
кем была раньше - ничего, абсолютно ничего не значит. Сейчас она со мной,
здесь, среди вас. Со мной и ни с кем другим. Именно так я думаю, думаю
постоянно о ней, неустанно думаю о ней, чувствую аромат ее духов, тепло ее
тела. А вы хоть удавитесь от зависти.
Чародейка крепко сжала ему руку, прильнула к нему.
- Благодарю, - мурлыкнула она, снова направляясь к столам. - Но,
пожалуйста, без чрезмерной демонстративности.
- А что, вы, чародеи, всегда принимаете искренность за демонстративность?
Не потому ли, что не верите в искренность даже тогда, когда вычитаете ее в
чужих мыслях?
- Да. Поэтому.
- И все-таки ты меня благодаришь?
- Потому что тебе верю. - Она еще сильнее сжала ему руку, потянулась к
блюду. - Положи мне немного лосося, ведьмак. И крабов.
- Это крабы из Повисса. Их выловили месяц назад, не иначе. А стоит жара.
Не боишься...
- Эти крабы, - прервала она, - еще сегодня ползали по морскому дну.
Телепортация - чудесное изобретение.
- Верно, - согласился он. - Неплохо бы его распространить, не думаешь?
- Мы над этим работаем. Накладывай, накладывай, есть хочу.
- Я люблю тебя, Йен.
- Я же просила, без демонстративности... - Она осеклась, вскинула голову,
отбросила со щеки черные локоны, широко раскрыла фиалковые глаза. - Геральт!
Ты впервые признался мне в этом!
- Невероятно. Издеваешься!
- Ничего подобного. Раньше ты только думал, сегодня сказал.
- Неужто такая уж разница?
- Огромная.
- Йен...
- Не разговаривай с набитым ртом. Я тоже тебя люблю. Разве не говорила? О
боги, ты же задохнешься! Подними руки, я постучу тебя по спине. Дыши глубже.
- Йен...
- Дыши, дыши, сейчас пройдет.
- Йен!
- Да. Откровенность за откровенность.
- Ты не заболела?
- Я ждала. - Она выжала на лосося лимон. - Не могла же я реагировать на
признания, которые делают мысленно! Дождалась слов, смогла ответить, вот и
отвечаю. Я чувствую себя изумительно.
- Что случилось?
- Расскажу позже. Ешь. Лосось прекрасный, клянусь Силой, он действительно
прекрасный.
- Можно тебя поцеловать? Сейчас, здесь, при всех?
- Нет.
- Йеннифэр! - Проходящая мимо темноволосая чародейка высвободила руку
из-под локтя сопровождающего ее мужчины, подошла. - Все-таки приехала? Это
чудесно! Я не видела тебя тысячу лет!
- Сабрина! - Йеннифэр обрадовалась так искренне, что любой, кроме
Геральта, позволил бы себя обмануть. - Дорогая! Какая радость!
Чародейки осторожно обнялись и взаимно расцеловали друг другу воздух
около ушей и бриллиантово-ониксовых сережек. Сережки обеих чародеек,
напоминающие миниатюрные кисти винограда, были одинаковые - в воздухе
незамедлительно запахло дикой враждой.
- Геральт, позволь представить - моя школьная подружка, Сабрина Глевиссиг
из Ард Каррайга.
Ведьмак поклонился, чмокнул высоко поданную руку. Он уже успел
сообразить, что все чародейки при встрече ожидали целования руки. Это как бы
уравнивало их по меньшей мере с княжнами. Сабрина Глевиссиг подняла голову,
ее серьги дрогнули и зазвенели. Тихонько, но демонстративно и нахально.
- Я так хотела с тобой познакомиться, Геральт, - улыбнулась она. Как все
чародейки, она не признавала "господ", "милостивых государей", даже в
сокращенной до "милсдаря" форме, или иных, обязательных у знати форм. -
Рада, страшно рада. Наконец-то ты, Йен, перестала скрывать его от нас.
Откровенно говоря, странно, что так долго тянула. Абсолютно нечего
стыдиться.
- Я тоже так думаю, - не замедлила ответить Йеннифэр, слегка прищурив
глаза и демонстративно отбрасывая волосы с собственных серег. - Прелестная
блузка, Сабрина. Просто дух захватывает. Правда, Геральт?
Ведьмак кивнул, сглотнул. Блузка Сабрины Глевиссиг, сшитая из черного
шифона, являла миру абсолютно все, что можно было являть, а являть было что.
Карминовая юбка, стянутая серебряным пояском с огромной пряжкой в форме
розы, была на боку разрезана в соответствии с последней модой. Однако мода
требовала носить юбки с разрезом до половины ляжки, а Сабрина сделала разрез
до половины бедра. Очень привлекательного бедра.
- Что нового в Каэдвене? - спросила Йеннифэр, прикидываясь, будто не
видит, куда смотрит Геральт. - Твой король Хенсельт по-прежнему растрачивает
силы и средства на ловлю "белок" по лесам? И все еще мечтает о карательной
экспедиции против эльфов в Доль Блатанна?
- Оставим в покое политику, - улыбнулась Сабрина. Немного длинноватый нос
и хищные глаза делали ее похожей на классическое изображение ведьм. - Завтра
на Совете наедимся этой политики по горлышко. И наслушаемся разных...
моралей. О необходимости мирного сосуществования... О дружбе... О надобности
согласованной позиции в отношении планов и намерений наших королей... Чего
еще наслушаемся, Йеннифэр? Что еще готовят нам на утро Капитул и Вильгефорц?
- Оставим в покое политику. Сабрина Глевиссиг серебристо рассмеялась под
аккомпанемент тихого позвякивания сережек.
- Верно. Подождем до завтра. Завтра... Завтра все выяснится. Ах, эта
политика, эти бесконечные совещания... Как же скверно они отражаются на
коже! К счастью, у меня есть прекрасный крем, поверь, дорогая, морщинки
исчезают как сон златой... Дать тебе рецепт?
- Спасибо, милая, но мне не нужно. Поверь.
- Знаю, знаю. В школе я всегда завидовала твоей коже. Господи, сколько
лет-то прошло?
Йеннифэр сделала вид, будто кланяется кому-то из проходящих. Сабрина же
улыбнулась ведьмаку и максимально выпятила то, чего не скрывал черный шифон.
Геральт снова сглотнул, стараясь не глядеть чересчур нахально на ее розовые
соски, слишком явно просматривающиеся под прозрачной тканью. Робко взглянул
на Йеннифэр. Чародейка улыбнулась, но он знал ее достаточно хорошо. Она была
в ярости.
- Ах, - сказала она вдруг. - Я вижу там Филиппу, мне обязательно надо с
ней поговорить. Позволь, Геральт. Прости, Сабрина.
- Ну, ну... - Сабрина Глевиссиг заглянула ведьмаку в глаза. - А вкус у
тебя... вполне... вполне.
- Благодарю. - Голос Йеннифэр был подозрительно холоден. - Спасибо,
дорогая.
Филиппа Эйльхарт пребывала в обществе Дийкстры. Геральт, у которого
когда-то случилась мимолетная встреча с реданским шпионом, в принципе должен
был бы обрадоваться: наконец он напал на мало-мальски знакомого человека,
который, как и он, не входил в Братство. Но он не обрадовался.
- Рада тебя видеть, Йенна. - Филиппа поцеловала воздух рядом с сережкой
Йеннифэр. - Привет, Геральт. Об