т, а жить-то надо? Э?
   Ловец наград долго глядел на него. Так долго, что с  губ  Филина  наконец
сползла улыбка.
   - Истинно. Жить-то надо.  Один  зарабатывает  на  жизнь  тем,  что  умеет
делать. Другой делает то, что делать вынужден. Мне в жизни  посчастливилось,
как мало какому ремесленнику, разве что какой-нибудь курве.  Мне  платят  за
ремесло, которое я искренне, по-настоящему люблю.
 
*** 
 
   Предложение Филиппы перекусить и  смочить  пересохшее  от  многочисленных
речей горло Иэннифэр встретила с облегчением, радостью  и  надеждой.  Однако
вскоре оказалось, что надежды были тщетным". Маргариту, явно желавшую с  ней
поговорить, Филиппа быстренько оттеснила в  другой  конец  зала.  Подошедшую
Трисс Меригольд  сопровождала  Францеска.  Эльфка  не  смущаясь  следила  за
беседой. Однако Йеннифэр видела беспокойство в васильковых  глазах  Трисс  и
была уверена, что даже в  разговоре  без  свидетелей  ее  просьбы  о  помощи
остались бы без ответа. Трисс несомненно, уже была всей душой предана  ложе.
И несомненно, чувствовала, что верность Йеннифэр все еще сомнительна.
   Трисс пыталась ее утешить, уверяла, что в Брокилоне Геральт вне опасности
и стараниями дриад выздоравливает. У нее, как всегда, когда речь заходила  о
Геральте, на щеках вспыхивал румянец. "Видимо, он ее тогда здорово  ублажил,
- не без язвительности подумала Йеннифэр. - Раньше ей  не  доводилось  иметь
дело с такими, как он. Не скоро она о нем забудет. И очень хорошо".
   На сообщение Трисс она отреагировала равнодушным пожатием  плеча.  Ее  не
волновало, что ни Трисс, ни Францеска не поверили ее безразличию. Она хотела
остаться в одиночестве и хотела дать им это понять.
   Они поняли.
   Йеннифэр  стояла  в  дальнем  углу  буфета,  занимаясь   устрицами.   Ела
осторожно, все  еще  чувствуя  боль  -  последствие  компрессии.  Пить  вино
опасалась, не зная, как прореагирует организм.
   - Йеннифэр?
   Она обернулась. Фрингилья Виго слабо улыбнулась, глядя на  короткий  нож,
который Йеннифэр держала в руке.
   - Вижу и чувствую,  что  ты  с  удовольствием  отворила  бы  меня  вместо
устрицы. Все еще неприязнь?
   - Ложа, - холодно ответила Йеннифэр, - требует взаимного доверия. Приязнь
- не обязательна.
   - Не обязательна  и  не  требуется.  -  Нильфгаардская  чародейка  повела
глазами по залу. - Приязнь возникает либо в результате длительного процесса,
либо спонтанно.
   - То же самое и с неприязнью. - Йеннифэр раскрыла  устрицу  и  проглотила
содержимое вместе с морской водой. - Порой видишь  человека  всего  за  долю
секунды перед тем, как он тебя ослепит, и уже не любишь.
   - О, проблема неприязни го-о-ораздо сложнее, - прищурилась  Фрингилья.  -
Допустим, кто-то, кого ты не распознаешь с вершины холма,  на  твоих  глазах
разрубает на куски твоего друга. Ты вообще не видишь кто, а уже не любишь.
   - Бывает и так, - пожала плечами Йеннифэр. - Судьба временами  выкидывает
фортели.
   - Судьба, - тихо проговорила Фрингилья, -  действительно  непредсказуема,
как озорной ребенок. Порой друзья отворачиваются от тебя, а  враги  приносят
пользу. Можно, к примеру, поговорить с ними один на один. Никто не  пытается
помешать, не прерывает, не подслушивает. Все думают: о чем могут  беседовать
два врага? Ни  о  чем  существенном.  Так,  высказывают  друг  другу  разные
банальности, время от времени вставляя шпильки.
   - Несомненно, - кивнула  Йеннифэр,  -  так  все  и  думают.  И  правильно
поступают.
   - Тем удобнее нам будет, - не  смутилась  Фрингилья,  -  затронуть  некую
тему. Важную и небанальную.
   - Какую ж тему ты имеешь в виду?
   -  Тему  бегства,  которую  ты  обдумываешь.  Йеннифэр,  в  этот   момент
открывавшая вторую устрицу, чуть не порезала  палец.  Украдкой  осмотрелась,
потом взглянула на нильфгаардку из-под полуопущенных ресниц. Фрингилья  Виго
еле заметно улыбнулась.
   - Будь добра, одолжи нож. Для устриц. Ваши устрицы великолепны. У нас, на
юге, нелегко такие достать. Особенно сейчас, в условиях  военной  блокады...
Блокада - штука очень неприятная. Верно?
   Йеннифэр тихо кашлянула.
   - Я заметила. - Фрингилья проглотила устрицу, потянулась за второй. - Да,
Филиппа смотрит на нас. Ассирэ тоже. Ассирэ, вероятно, волнует моя  верность
ложе. Как же: верность под угрозой! Она уже готова подумать, что я размякну.
Хммм... Любимый мужчина изуродован. Девочка, которую  ты  считаешь  дочерью,
исчезла, возможно, брошена в тюрьму... Может быть,  ей  угрожает  смерть?  А
может быть.., ее просто используют в качестве карты в  шулерской  игре?  Даю
слово, я б не выдержала. Немедленно сбежала бы  отсюда.  Пожалуйста,  возьми
нож. Хватит устриц, надо следить за фигурой.
   - Блокада, как ты только что изволила заметить, - шепнула Йеннифэр, глядя
в  зеленые  глаза  нильфгаардской  чародейки,  -  штука  очень   неприятная.
Прямо-таки  вредная.  Она  не  позволяет  сделать  желаемое.  Блокаду  можно
преодолеть, если располагаешь.., средствами. У меня их нет.
   - Рассчитываешь на то, что я их  тебе  дам?  -  Нильфгаардская  чародейка
внимательно посмотрела на шершавую поверхность створок устрицы, которую  все
еще держала в руке. - О, об этом нет и речи. Ложа может быть уверена в  моей
преданности. А ложа - это, я думаю, ясно - не желает, чтобы ты поспешала  на
выручку любимым людям. Кроме того, я твой недруг,  Йеннифэр.  Как  ты  могла
забыть!
   - Действительно! Как я могла?
   - Друга, приятеля, - тихо сказала Фрингилья, - я  предупредила  бы,  что,
даже располагая компонентами для телепортационных заклинаний, он  не  сумеет
незаметно разрушить блокаду. Такая операция требует  времени  и  слишком  уж
бросается в глаза. Немного лучше был бы какой-нибудь  незаметный,  стихийный
"кабестан",  притягатель.   Повторяю   -   немного.   Телепортироваться   на
импровизированный притягатель, как ты, несомненно, знаешь, очень рискованно.
Приятельнице, если б она решилась пойти на такой риск, я не посоветовала бы.
Но ты - не она.
   Фрингилья  наклонила  раковину,  которую  держала  в  руке,  и  слила  на
столешницу немного морской воды. Совсем немного.
   - На этом мы и закончим наш банальный разговор. Ложа требует от нас всего
лишь взаимного доверия. Дружба, к счастью, не обязательна.
 
*** 
 
   - Телепортировалась, - сказала тихо и невыразительно Францеска Финдабаир,
как только улеглось вызванное исчезновением Йеннифэр  волнение.  -  Не  надо
горячиться, милые дамы. Теперь уже поздно охать и ахать. Она слишком далеко.
Это моя ошибка. Я подозревала, что  ее  обсидиановая  звезда  маскирует  эхо
заклинаний...
   - Как она это сделала, черт  побери?!  -  рявкнула  Филиппа.  -  Эхо  она
приглушить могла, это нетрудно. Но каким чудом она раскрыла для себя портал?
Монтекальво заблокирован!
   - Никогда я ее не любила,  -  пожала  плечами  Шеала  де  Танкарвилль.  -
Никогда не  одобряла  ее  образ  жизни.  Но  никогда  не  сомневалась  в  ее
способностях.
   - Она выболтает все! -  разоралась  Сабрина  Глевиссиг.  -  Все  о  ложе!
Помчится напрямик...
   - Глупости, - быстро прервала Трисс Меригольд, глядя на Францеску  и  Иду
Эмеан. - Йеннифэр не предаст нас. Не для того она отсюда сбежала, чтобы  нас
предавать.
   - Трисс права, - поддержала ее Маргарита Ло-Антиль. - Я знаю, почему  она
сбежала. Знаю, кого хочет спасти. Я видела их обеих, ее и  Цири,  вместе.  И
все понимаю.
   - А я ничего не понимаю! - крикнула Сабрина, и снова в зале стало шумно.
   Ассирэ вар Анагыд наклонилась к подруге.
   - Я не спрашиваю, зачем ты это сделала, - шепнула она.  -  Не  спрашиваю,
как сделала. Я спрашиваю - куда?
   Фрингилья  Виго  едва  заметно  улыбнулась,  поглаживая  пальцами  резную
головку сфинкса на подлокотнике стула.
   - А откуда мне знать, - прошептала она в  ответ.  -  На  каком  побережье
ловят таких роскошных устриц?
 
   ИТЛИНА,  собственно  Ithlinne  Aegli  аер  Aevenien,  легендарная  эльфья
целительница, астролог и прорицательница, славящаяся своими  предсказаниями,
ворожбой и пророчествами, из которых наиболее известно  Аеп  Ilhlinnespealh,
Предсказание   Итлины.   Распространявшееся   в   списках   и   неоднократно
издававшееся в различной форме Предсказание в  разные  периоды  пользовалось
огромной популярностью, а  комментарии,  расшифровки  и  пояснения,  к  нему
присовокупляемые, приспосабливали текст к текущим  событиям,  что  укрепляло
веру в величайшее ясновидение И. В особенности считается, что И, предсказала
Северные Войны (1239 - 1268); Великие Эпидемии (1268, 1272 и 1294); кровавую
войну Двух Единорогов (1309 - 1318) и вторжение гааков (1350). И, предвидела
также наблюдаемые с конца XIII века климатические изменения ("белый  хлад"),
которые суеверия всегда почитали указаниями на коней, света  и  связывали  с
предсказанным приходом Разрушительницы (см.). Тот же пассаж  из  Пророчества
И, дал повод к позорной охоте на чародеек (1272 - 1276) и  привел  к  смерти
множества женщин, принимаемых за воплощение Разрушительницы. Сегодня  многие
исследователи  считают  И,  фигурой  мифической,  а   ее   "пророчества"   -
современным,  от  начала  до  конца  сфабрикованным   апокрифом   и   ловким
литературным надувательством.
   Эффенбах и Тальбот.
   Encyclopaedia Maxima Muncli, том X.
 
Глава 7 
 
   Дети, веночком окружавшие бродячего сказителя  Посвиста,  запротестовали,
подняв невообразимый и бестолковый галдеж.  Наконец  Коннор,  кузнецов  сын,
самый  старший,  самый  сильный  и  самый  смелый,  а  вдобавок  притащивший
сказителю  горшок-двойчатку,  полную  щей  и   перемешанных   со   шкварками
картофелин, выступил в роли доверенного лица и выразителя воли общества.
   - Как же так?! - воскликнул он. - Ну как же так, дедушка? Как же так - на
сення хватит?  Разве  ж  можно  в  таком  месте  сказку  обрывать?  В  таком
желательстве нас оставить? Мы хочим знать, что дальше-то было! Не  могем  мы
ждать, кады вы обратно в село заглянете, потому как это  через  полгода  аль
через год могет случиться! Сказывайте дале!
   - Солнышко закатилось, - ответил старик, - В постельки вам пора, малышня!
Ежели завтра с утра на работе зевать станете и охать,  что  родители-то  вам
скажут? Знаю я,  что  скажут.  Опять,  мол,  старый  Посвист  болтал  им  до
полуночи, головы детям былинами заморочил, выспаться не дал.  Значит,  когда
он снова в село заявится, не давать ему  ничего,  ни  каши,  ни  клецок,  ни
кусочка сала, а только выгнать его, деда, потому как от евонных сказок  один
вред да неприятности.
   - А вот и не скажут так-то! - хором закричали дети. - Рассказывайте  еще,
дедунь! Просим вас!
   - Хммм, - забормотал старик, поглядывая на солнце, понемногу скрывающееся
за кронами деревьев на другом берегу Яруги.  -  Ну,  воля  ваша.  Но  уговор
будет, значит, такой: один пусть сбегает в  халупу  и  принесет  простокиши,
чтоб мне было чем горло промочить. А остальные  подумайте,  о  чьих  судьбах
рассказывать, потому как обо всех я вам ныне рассказать не успею, хоть и  до
утра стану говорить. Стало быть, надо выбрать, о ком  сегодня,  а  о  ком  в
другоряд.
   Дети снова подняли шум, стараясь перекричать друг друга.
   - Тихо! - крикнул Посвист, взмахнув посохом. - Я сказал - выбрать,  а  не
как  сойки:  рет-рет,  рет-рет-рет!  Ну,  так  как  же?   О   чьих   судьбах
рассказывать-то?
   - О Йеннифэр, - поглаживая спящего на подоле  котенка,  пропищала  Нимуэ,
самая младшенькая из слушателей, которую из-за ее роста прозвали Коротышкой.
- Рассказывайте о дальших судьбах чародейки, дедушка. Как она с того кове..,
из конвета на Лысой Горе волшебством сбегла, чтоб Цирю спасать. Это  хочется
послушать. Потому как я, когда вырасту, чародейкой стану.
   - Аккурат! - крикнул Броник, сын мельника. - Сопли-то утри, Коротышка.  В
чародейские подмастерья сопливых не берут! А вы, дедунь, рассказывайте не об
Йеннифэр, а о Цири и Крысях, как они на разбой ходили и бились...
   - Тихо вы, - проговорил Коннор, хмурый и задумчивый.  -  Глупые  вы  все.
Ежеле  сегодня  еще  чего-нито  услыхать  хочим,  то  пусть  это  в  порядке
каком-никаком будет. Расскажите нам, дедушка, о ведьмаке и дружине  евонной,
как они от Яруги двинулись...
   - Я хочу о Йеннифэр, - пискнула Нимуэ.
   - Я тоже, - отозвалась Орля, ее старшая  сестра.  -  Об  ее  с  ведьмаком
любови хочу. Как они любились! Только пусть это добром кончится, дедуля!  Не
хочу, чтобы о смерти было. Нет!
   - Тихо, дурная, кому о любови-то интересно? О войне хочим, о битвах!
   - О ведьмачьем мече!
   - О Цири и Крысях!
   - Заткните хлебалы! - грозно глянул на всех Коннор. - Нито схвачу палку и
отдубасю, мелюзга! Я  сказал:  по  порядку.  Пусть  дед  дальше  о  ведьмаке
говорит, о том, как он путешествовал с Лютиком и Мильвой!
   - Да! - снова запищала Нимуэ. - О Мильве хочу послушать, о Мильве! Потому
как я, если меня в чародейки взять не захочут, то лучницей стану!
   - Значит, выбрали, - сказал  Коннор.  -  Ив  сам  час,  потому  что  дед,
гляньте-ка,  задремал  враз,  уж  головой  покачивает,  носом  ровно  деркач
клюет... Эй, дед! Не спите! Сказывайте  нам  о  ведьмаке  Геральте.  С  того
места, где над Яругой дружина остановилася.
   - Токо для начала, чтобы нас так  любопытство  не  разбирало,  -  вставил
Броник, - скажите нам, дедушка, хоть малость о  других.  Что  с  ними  было.
Легше будет ждать, пока вы в село возвернетесь, чтоб сказку продолжить. Хочь
кратенько скажите. Об Йеннифэр и о Цири. Пожалуйста.
   - Йеннифэр, - хмыкнул дед Посвист, - из чародейского замку, который Лысой
Горой звался, на заклинании  улетела.  И  прямиком  в  море  шлепнулась.  Во
вздымающиеся волны океановы, промеж скал вострых. Но не страшитесь,  то  для
магички мелочь, не утопла она. На острова  Скеллиге  попала,  там  союзников
нашла. Потому как, видите ли, преогромная в ней злоба на чародея Вильгефорца
вздымалась. Убежденная, что это он Цири порвал, умыслила она  его  выискать,
месть жестокую сотворить, а Цири освободить. Вот и все. Когда-нито расскажу,
как было.
   - А Цири?
   - Цири безотрывно с Крысами разбойничала, под  именем  Фальки  скрываясь.
Любо ей было разбойничье житье, потому как, хоть никто в те времена об  этом
не знал, были в той девице злость и жестокость - все самое отвратное, что  в
каждом человеке сокрыто, вылазило из нее и верх над добром помаленьку брало.
Ох, великую ошибку пополнили  ведьмаки  из  Каэр  Морхена,  что  ее  убивать
приспособили. А сама-то Цири и не мнила, смерть неся, что ей самой костлявая
на пятки наступает. Потому как уже страшный Бонар за ей следил, по следу  ее
шел. Писано им было встренуться, Бонару, стало быть, и Цири. Но  об  этом  в
инший раз расскажу. Теперича о ведьмаке послушайте.
   Дети  притихли,  окружили  старца  тесным  кругом.  Слушали.  Надвигались
сумерки. Дружественные днем коноплянки,  малинник  и  росшие  неподалеку  от
домишек мальвы вдруг превратились в таинственный, темный бор. Что это так  в
нем шуршит? Мышь ли, страшный ли огненноокий эльф? А может, упырь  или  баба
яга за детьми явилась? Что ли то вол в заграде топочет, что ли топот  боевых
коней жестоких напастников, опять, как сто лет назад, переправляющихся через
Яругу? Или это летучая мышь над крышей мелькнула,  или,  может,  вампир,  по
магическому заклинанию летящий к далекому морю?
   - Ведьмак Геральт, - начал сказитель, - вместе со своей  новой  компанией
двинулся на Ангрен, где болота и боры. В тот час еще были там  боры,  хо-хо,
не то что ноне, ноне нету уж таких боров, разве что в Брокилоне...  Компания
направилась на восток, в верховья Яруги,  в  сторону  урочищ  Черного  Леса.
Поначалу хорошо у них шло, но потом, хо-хо... Что было, расскажу...
   Текла, струилась сказка-вязь о давно  минувших,  забытых  временах.  Дети
слушали.
 
*** 
 
   Ведьмак сидел на пеньке, на краю обрыва, с  которого  раскинулся  вид  на
заливные луга и камышники на берегу Яруги. Солнце заходило. Журавлиный  клин
поднялся с лугов, закурлыкал.
   "Все испортилось, - подумал  ведьмак,  оглядываясь  на  развалины  шалаша
лесорубов и  тоненький  дымок,  вьюшийся  от  костра  Мильвы.  -  Все  пошло
наперекосяк. А как хорошо начиналось. Странная была компания, но ведь  была.
Была у нас впереди цель, близкая,  реальная,  конкретная.  Через  Ангрен  на
восток,  в  Кагид  Дху.  Вполне  нормально  получалось.  Но,  поди   ж   ты,
испортилось. Невезение или рок?"
   Журавли курлыкали свой журавлиный хейнал.
 
*** 
 
   Эмиель  Регис  Рогеллек   Терзиефф-Годфрой   ехал   впереди   на   гнедом
нильфгаардском жеребце, добытом  ведьмаком  под  Армерией.  Жеребец,  первое
время косившийся на вампира и его травяной запах, быстро обвык  и  доставлял
забот не больше, чем идущая рядом Плотва, которая здорово брыкалась в  ответ
на  укусы  слепней.  За  Регисом  и  Геральтом  трусил  на  Пегасе  Лютик  с
перевязанной головой и воинственной миной. По  пути  поэт  слагал  ритмичную
геройскую песнь,  в  боевой  мелодии  и  рифмах  которой  звучали  отголоски
недавних приключений. Форма произведения однозначно говорила о том,  что  во
всех  этих  приключениях  именно  автор   и   исполнитель   оказался   самым
мужественным из мужественных. Процессию замыкали Мильва и Кагыр Маур  Дыффин
аэп Кеаллах. Кагыр ехал на вновь обретенном гнедом, ведя  на  поводу  сивую,
навьюченную частью их скромной экипировки.
   Наконец выехали из приречных болот на лежащую выше сухую  территорию,  на
холмы, с которых уже можно было видеть блестящую ленту Большой Яруги,  а  на
севере - высокие и скалистые  предгорья  далекого  массива  Махакам.  Погода
стояла прекрасная, солнышко пригревало, москиты  утихомирились  и  перестали
докучать и бренчать в ушах. Сапоги  и  брюки  высохли.  На  залитых  солнцем
склонах кусты ежевики были черным-черны  от  ягод,  кони  отыскивали  траву,
стекающие с возвышенностей ручейки несли хрустально чистую воду и были полны
форелей. Когда настала ночь, можно было разжечь костер и даже прилечь  рядом
с  ним.  Словом,  было  прекрасно,  а  настроение  должно  было   немедленно
поправиться. Но не поправилось. Почему -  стало  ясно  на  одном  из  первых
бивуаков.
 
*** 
 
   - Погоди минутку, Геральт, - начал поэт, оглядываясь и покашливая.  -  Не
спеши в лагерь. Мы хотим здесь, одни, поговорить с тобой. Я  и  Мильва.  Тут
дело... Ну, в Регисе.
   - Так. - Ведьмак опустил на землю  охапку  хвороста.  -  Начали  бояться?
Самое время.
   - Перестань, - поморщился Лютик.  -  Мы  приняли  его  как  товарища,  он
предложил свою помощь в поисках Цири. Мою собственную шею вытащил из  петли,
этого я ему не забуду. Но, черт побери, мы чувствуем  что-то  вроде  страха.
Удивляешься? Ты всю жизнь преследовал и убивал таких, как он.
   - Его я не убил. И не собираюсь. Тебе этого  достаточно?  Если  нет,  то,
хоть жалость разрывает мое бедное сердце, излечить тебя от  страха  я,  убей
меня, не в состоянии. Это звучит парадоксально, но  единственный  среди  нас
знаток по части лечения именно он, Регис.
   - Я же сказал, перестань, - занервничал трубадур. - Ты разговариваешь  не
с Йеннифэр, тут красноречивые выкрутасы ни к чему. Ответь  прямо  на  прямой
вопрос.
   - Задавай. Без красноречивых выкрутасов.
   - Регис - вампир. Чем питаются вампиры - не секрет. Что  будет,  если  он
как следует проголодается? Да-да, мы видели, как он ел уху, с  той  поры  он
ест и пьет с нами, совершенно нормально, как любой из нас, Но...  Но  сможет
ли он сдержать жажду... Геральт, тебя что, за язык надо тянуть?
   - Он сдержал жажду крови, хоть был близко, когда твоя кровушка  лилась  у
тебя из башки. Перебинтовывая тебя, он даже пальцев не облизал. А  тогда,  в
полнолуние, когда мы обожрались мандрагоровой  сивухой  и  переспали  в  его
шалаше, у него была прекрасная оказия взяться за нас. Ты  проверил,  нет  ли
случайно следов на твоей лебяжьей шейке?
   - Не смейся, ведьмак, -  буркнула  Мильва.  -  Ты  больше  нас  знаешь  о
вомперах. Над Лютиком смеешься,