л  Доррегарай,  подъезжая.  -  А,
Геральт?
   - Оно и видно.
   - Конкурент? Оба вы работаете в одной области, так сказать, только Эйк  -
идеалист, а ты - профессионал. Почти никакой разницы, особенно для тех, кого
убиваете.
   - Не надо сравнивать  меня  с  Эйком,  Доррегарай.  Неизвестно,  кого  ты
обижаешь таким сравнением, его или меня, но сравнивать не надо.
   - Как хочешь. По мне, честно говоря, оба вы одинаково отвратны.
   - Благодарю.
   - Не за что. - Чародей похлопал по шее коня, напуганного воплями Ярпена и
его краснолюдов. - Я считаю, что называть убийство призванием отвратительно,
низко и  глупо.  Наш  мир  пребывает  в  равновесии.  Уничтожение,  избиение
каких-либо существ, заселяющих этот мир, нарушает равновесие. А это, в  свою
очередь, приближает гибель, гибель и конец того света, который мы знаем.
   - Друидская теория, - отметил Геральт. - Знаком. Однажды мне  ее  изложил
один старый гиерофант,  еще  в  Ривии.  Спустя  два  дня  после  беседы  его
разорвали на куски крысолаки. Нарушения равновесия не наблюдалось.
   - Мир, повторяю, - Доррегарай равнодушно посмотрел на него, - пребывает в
равновесии. Природном. У каждого вида есть свои естественные враги, и каждый
является естественным врагом для других видов. К людям это  тоже  относится.
Уничтожение естественных врагов человека, чему ты посвятил свою жизнь и  что
уже становится заметно, грозит вырождением расы.
   - Знаешь что, колдун, -  занервничал  Геральт,  -  подойди  как-нибудь  к
матери, у которой василиск сожрал  ребенка,  и  скажи  ей,  что  она  должна
радоваться,  потому  как  благодаря   этому   человеческая   раса   избежала
вырождения. Посмотришь, что она тебе ответит.
   - Прекрасный аргумент, ведьмак, - сказала Йеннифэр, подъехав к ним  сзади
на своем вороном. - А ты, Доррегарай, следи за словами.
   - Я не привык скрывать свои взгляды.
   Йеннифэр въехала между ними. Ведьмак  заметил,  что  золотую  сеточку  на
волосах она сменила на ленту из скрученного белого платочка.
   - Так поскорее начни скрывать, Доррегарай,  -  сказала  она.  -  Особенно
перед Недамиром и рубайлами, которые подозревают, что ты намерен помешать им
прикончить дракона. Пока ты лишь  болтаешь,  они  смотрят  на  тебя  как  на
неопасного маньяка. Но как  только  попытаешься  что-либо  предпринять,  они
свернут тебе шею, ты и охнуть не успеешь.
   Чародей пренебрежительно усмехнулся.
   - Кроме того, - продолжала  Йеннифэр,  -  проповедуя  такие  взгляды,  ты
подрываешь основы нашей профессии и призвания.
   - Это чем же?
   - Свои теории ты можешь прилагать к любым существам и червям, Доррегарай,
но только не к драконам. Ибо драконы  -  естественные  наисквернейшие  враги
человека. И речь идет не о  деградации  человеческой  расы,  а  о  самом  ее
существовании. Чтобы выжить, надо расправиться с врагами, с теми, кто  может
свести на нет самое возможность выживания.
   - Драконы - не враги человека, - вставил Геральт. Чародейка взглянула  на
него и улыбнулась. Одними губами.
   - Об этом, - сказала она, - предоставь судить нам,  людям.  Ты,  ведьмак,
создан не для оценок. Ты создан для работы.
   - Как заводная, безвольная игрушка?
   - Это твои слова, не мои, - холодно ответила  Йеннифэр.  -  Но  сравнение
точное.
   - Йеннифэр, - сказал Доррегарай, - для женщины  с  твоим  образованием  и
твоего  возраста  ты  высказываешь  поразительные  глупости.  Почему  именно
драконов ты считаешь основными врагами людей? Почему не других, во сто  крат
более страшных существ, на совести  которых  гораздо  больше  жертв,  чем  у
драконов? Почему не хирикки, вилохвосты,  мантихоры,  амфисбены  или  грифы?
Почему не волки?
   - Скажу почему. Преимущество человека перед другими  расами  и  видами  в
том, что его  борьба  за  соответствующее  место  в  природе,  за  жизненное
пространство может быть выиграна лишь тогда, когда он окончательно  исключит
кочевой образ жизни - переходы с места  на  место  в  поисках  пищи,  следуя
календарю  природы.  Иначе  он  не   достигнет   нужного   темпа   прироста,
человеческое  дитя  слишком  долго  не  обретает  самостоятельности.  Только
находящаяся в безопасности за стенами  города  или  крепости  женщина  может
рожать в нужном темпе, то есть ежегодно.  Плодовитость,  Доррегарай,  -  это
прогресс, условие выживания и доминирования. И тут мы подходим  к  драконам.
Ни одно чудовище, кроме дракона, не может угрожать городу или крепости. Если
драконов не уничтожить, люди ради безопасности  станут  распыляться,  вместо
того чтобы  объединяться,  потому  как  драконье  пламя  в  густозастроенном
поселке - это кошмар, это сотни жертв, это ужасающая гибель. Поэтому драконы
должны быть выбиты до последнего, Доррегарай. Доррегарай  взглянул  на  нее,
странно улыбнулся.
   - Знаешь, Йеннифэр, не хотел бы я дожить до того часа, когда осуществится
твоя идея о царстве человека, когда тебе подобные займут надлежащее им место
в природе. К счастью, до этого дело никогда не дойдет. Уж скорее вы все друг
другу глотки перегрызете, перетравите, передохнете от дурмана  и  тифа,  ибо
грязь и вши, а не драконы угрожают вашим  изумительным  городам,  в  которых
женщины рожают ежегодно, но только один новорожденный из десяти доживает  до
одиннадцатого дня!  Да,  Йеннифэр,  плодовитость,  плодовитость  и  еще  раз
плодовитость. Займись, дорогая моя, деторождением,  это  более  естественное
для тебя занятие. Оно займет у  тебя  время,  которое  сейчас  ты  бесплодно
тратишь на придумывание глупостей. Прощай.
   Пришпорив коня, чародей  направился  к  голове  колонны.  Геральт,  кинув
взгляд на бледное и искаженное яростью лицо Йеннифэр, заранее посочувствовал
колдуну. Он знал, в чем дело. Йеннифэр, как  и  большинство  чародеек,  была
стерильна. Но, как многие чародейки, страдала от этого факта и на упоминание
о нем реагировала совершенно  дико.  Доррегарай,  вероятно,  знал  об  этом.
Однако, скорее всего, не предполагал, насколько она мстительна.
   - Накличет он  себе  хлопот  на  голову,  -  прошипела  Йеннифэр.  -  Ох,
накличет. Будь осторожнее, Геральт. Не думай, что, ежели в случае чего ты не
проявишь рассудительности, я стану тебя защищать.
   - Не волнуйся, - усмехнулся он. -  Мы,  то  есть  ведьмаки  и  безвольные
игрушки,  всегда  действуем  рассудительно.  Поскольку  однозначно  и  четко
помечены границы возможного, в пределах которых мы можем действовать.
   - Ну, ну, смотри. - Йеннифэр, все еще бледная, взглянула на  него.  -  Ты
обиделся, как девочка, которую обвинили в утрате невинности. Ты - ведьмак, и
этого ничем не изменить. Твое призвание...
   - Прекрати, Йен, меня начинает мутить.
   - Не говори со мной так, ведьмак. А твои тошноты  меня  мало  интересуют.
Как и прочие реакции из ограниченного ведьмачьего ассортимента.
   - Тем не менее некоторые  из  них  тебе  придется  увидеть,  если  ты  не
перестанешь потчевать меня байками о возвышенных предназначениях и борьбе во
благо людей. И о драконах, ужасных  врагах  племени  человеческого,  я  знаю
больше.
   - Да? - прищурилась чародейка. - И что же ты такое знаешь, ведьмак?
   - А хотя бы то, - Геральт не обратил внимания на резкое, предостерегающее
дрожание медальона на шее, - что если б у  драконов  не  было  сокровищ,  то
никакая собака, не говоря уж о чародеях, не заинтересовалась  бы  ими.  Даже
странно, что при каждой охоте на  дракона  неподалеку  обязательно  крутится
какой-нибудь чародей, крепко связанный с гильдией ювелиров. Например, ты.  И
позже, хотя на рынок должны, казалось бы, посыпаться камни  и  камушки,  они
почему-то туда не попадают и их цена не падает. Не рассказывай мне  сказочки
о призвании и борьбе за выживание расы. Я слишком  хорошо  и  слишком  долго
тебя знаю.
   - Слишком долго, - повторила она, зловеще скривив губы, - это  уж  точно.
Но не думай, что слишком хорошо. Ты, сукин сын.  Черт,  до  чего  ж  я  была
глупа. А, иди к дьяволу!  Видеть  тебя  не  могу!  Она  хлестнула  вороного,
помчалась вдоль колонны. Ведьмак сдержал коня, пропустил телегу краснолюдов,
рычащих, ругающихся, высвистывающих что-то на костяных свирелях. Между ними,
развалившись на мешках с овсом и побрякивая на лютне, возлежал Лютик.
   - Эгей! - орал Ярпен Зигрин, сидевший на козлах, указывая на Йеннифэр.  -
Чтой-то там чернеет на дороге? Интересно, что? Похоже на кобылу.
   - Несомненно! - ответствовал Лютик, сдвигая на  затылок  сливового  цвета
шапочку. - Кобыла! Верхом на мерине!  Невероятно!  Ярпеновы  парни  затрясли
бородами в хохоте. Йеннифэр сделала вид, будто не слышит.
   Геральт  остановил  коня,  пропустил  лучников  Недамира.  За  ними,   на
некотором удалении, ехал Борх, а  следом  -  зерриканки,  образуя  арьергард
колонны. Геральт дождался, пока они подъедут, повел свою кобылу бок о бок  с
лошадью Борха. Ехали молча.
   - Ведьмак, - вдруг проговорил Три Галки. - Хочу тебя спросить.
   - Спрашивай.
   - Почему ты не завернешь?
   Ведьмак какое-то время глядел на него.
   - Ты действительно хочешь знать?
   - Хочу, - сказал Три Галки, поворачиваясь к нему лицом.
   - Я еду с ними, потому что я безвольная игрушка. Потому  что  я  -  пучок
пакли, гонимый ветром вдоль дорог. Куда, скажи мне, я должен ехать? И зачем?
Здесь, по крайней мере, собрались те, с кем есть о чем поговорить.  Те,  кто
не замолкают, когда я подхожу. Те, кто, даже не любя меня, говорят  мне  это
прямо в глаза, не кидают камни из-за  заборов.  Я  еду  с  ними  по  той  же
причине, по какой поехал с тобой в трактир плотогонов. Потому  что  мне  все
равно. У меня нет места, куда я мог бы стремиться. У меня нет цели,  которая
должна быть в конце пути.
   Три Галки откашлялся.
   - Цель есть в конце любого пути. Она есть у каждого. Даже  у  тебя,  хоть
тебе и кажется, будто ты не такой, как все.
   - Теперь я тебя спрошу.
   - Спрашивай.
   - А в конце твоего пути есть цель?
   - Есть.
   - Счастливец.
   - Дело не в счастье, Геральт. Дело в том, во что ты веришь и чему отдаешь
себя. В чем твое призвание. Никто не может знать об этом лучше,  чем...  Чем
ведьмак.
   - Я сегодня то и дело слышу о призвании, - вздохнул Геральт. -  Призвание
Недамира - захватить Маллеору. Призвание Эйка из Денесле - защищать людей от
драконов. Доррегарай чувствует призвание к совершенно  обратному,  Йеннифэр,
учитывая определенные изменения  в  организме,  не  может  исполнить  своего
призвания и мечется из стороны в сторону. Черт  побери,  только  рубайлы  да
краснолюды не чувствуют никакого призвания,  а  просто  хотят  нахапать  как
можно больше. Может, поэтому меня к ним так тянет?
   - Не к ним тебя тянет, Геральт из Ривии. Я не слеп  и  не  глух.  Не  при
звуке их имен ты схватился тогда за мешочек. Но кажется мне...
   - Напрасно кажется, - беззлобно сказал ведьмак.
   - Прости.
   - Напрасно извиняешься.
   Они  сдержали  лошадей  в  самое  время,  чтобы  не  налететь  на   резко
остановившуюся колонну лучников из Каингорна.
   - Что случилось? - поднялся на стременах Геральт. - Почему остановились?
   - Не знаю, - повернул голову  Борх.  Вэя  с  удивительно  сосредоточенным
лицом быстро произнесла несколько слов.
   - Поскачу в голову, - сказал ведьмак. - Узнаю.
   - Останься.
   - Почему?
   Три Галки минуту помолчал, глядя в землю.
   - Почему? - повторил Геральт.
   - Поезжай, - бросил Борх. - Может, так-то оно и лучше.
   - Что - лучше?
   - Поезжай.
   Мост, связывающий два берега каньона, выглядел солидно, был  построен  из
толстых сосновых бревен, опирался на четырехугольный столб, о который поток,
шумя, разбивался на длинные полосы пены.
   - Эй! Живодер! - рявкнул Богольт, подводя телегу, - Ты чего остановился?
   - Черт его знает, что это за мост!
   - А чего ради нам на него лезть? - спросил Гилленстерн, подъезжая  ближе.
- Что-то не светит мне лезть с телегами на  эту  кладку.  Эй,  сапожник!  Ты
почему ведешь туда, а не по тракту? Ведь тракт идет дальше к западу?
   Героический отравитель из Голополья приблизился, скинул барашковую шапку.
Выглядел он  презабавно,  облаченный  в  натянутый  на  сермягу  старомодный
полупанцирь, который выковали еще, почитай, при короле Самбуке.
   -  Тут  дорога  короче,  государь,  -   пояснил   он   не   канцлеру,   а
непосредственно Недамиру,  лицо  которого  по-прежнему  выражало  прямо-таки
болезненную усталость.
   - Чем какая? - спросил, поморщившись, Гилленстерн.  Недамир  не  удостоил
сапожника даже взглядом.
   - Это, - сказал Козоед, указывая на три вздымающиеся над округой щербатые
вершины, - Хиява, Пустула  и  Скочий  Зуб.  Дорога  ведет  к  руинам  старой
крепости, обходит Хияву с севера, за истоками реки.  А  по  мосту  мы  можем
дорогу срезать. По  ущелью  выйдем  на  равнину  меж  горами.  А  если  тама
драконьих следов не найдем, пойдем дале на восток, осмотрим яры. А еще  дале
на восток лежат ровнютенькие луговины, оттедова прямая дорога в Каингорн,  к
вашим, государь, владениям.
   - И где это ты, Козоед, такого ума об энтих горах поднабрался? -  спросил
Богольт. - У колодок сапожных аль как?
   - Нет, милсдарь. В ребячестве овец тута пас.
   - А мост выдюжит? -  Богольт  приподнялся  на  козлах,  глянул  вниз,  на
пенящуюся реку. - Пропасть сажен сорок.
   - Выдюжит.
   - А откуда вообще взялся такой мост в этой глуши?
   - Его, - сказал Козоед, - в давние времена тролли  срубили,  а  кто  тута
ездил, крепко им платить должен был. А так как  редко  кто  тута  ездил,  то
тролли по миру пошли. А мост остался.
   - Повторяю, - гневно сказал Гилленстерн,  -  у  нас  телеги  с  грузом  и
фуражом, на бездорожье мы можем застрять. Не лучше ли трактом ехать?
   - Можно и трактом, - пожал плечами  сапожник,  -  но  дорога  дальняя.  А
король говорил, что ему надыть к дракону срочно, потому как он  высматривает
его, словно коршун падь.
   - Падаль, - поправил канцлер.
   - Пусть падаль, не все едино? - согласился Козоед. - А мостом  все  равно
ближее.
   - Ну, так вперед, Козоед, - решил Богольт.  -  Жми  передом,  ты  и  твое
войско. У нас такой обычай - вперед пускать самого боевитого.
   - Не больше одной телеги сразу, - предостерег Гилленстерн.
   - Лады. - Богольт стегнул лошадей, телега задуднила по бревнам моста.
   - За нами. Живодер! Глянь-ка, колеса ровно идут?
   Геральт  придержал  коня,  дорогу  ему  загородили  лучники  Недамира   в
пурпурно-желтых  кафтанах,  столпившиеся  на  каменистой  площадке.   Кобыла
ведьмака фыркнула.
   Дрогнула  земля.  Горы  загудели,  зубчатый  край  каменной  стены  вдруг
затуманился на фоне неба, а сама стена неожиданно заговорила глухим ощутимым
гулом.
   - Внимание! - зарычал Богольт уже с другой  стороны  моста.  -  Эй,  там,
внимание!
   Первые камни, пока еще  мелкие,  зашуршали  и  застучали  по  лихорадочно
дрожащему обрыву. На глазах у Геральта часть дороги, раскрываясь  в  черную,
чудовищно быстро увеличивающуюся щель, оборвалась и с оглушительным грохотом
рухнула в пропасть.
   - По коням! - рявкнул Гилленстерн. - Ваше величество! На другую сторону!
   Недамир, вжавшись головой в гриву коня, рванулся на мост, за ним  прыгнул
Гилленстерн и несколько лучников. Следом, грохоча,  ввалился  на  трясущиеся
бревна королевский фургон с полощущимся на ветру прапором с грифом.
   - Лавина! С дороги! - взвыл сзади Ярпен Зигрин, хлеща  бичом  по  конским
крупам, опережая второй воз Недамира и раскидывая по сторонам лучников. -  С
дороги, ведьмак! С дороги!
   Рядом с телегой краснолюдов прогарцевал Эйк из Денесле,  выпрямившийся  и
чопорный. Если б не смертельно бледное лицо  и  сжатые  в  гримасе  дрожащие
губы, можно было подумать, что странствующий рыцарь не  замечает  сыплющихся
на дорогу камней и обломков. Сзади, в группе лучников, кто-то  дико  кричал,
ржали кони. Геральт рванул поводья, пришпорил коня, в тот  же  момент  земля
перед ним запылила от летящих сверху камней. Телега краснолюдов  с  грохотом
протарахтела по камням, перед самым мостом  подскочила  и  с  треском  осела
набок, на сломанную ось. Колесо  отбилось  от  огородки,  полетело  вниз,  в
кипень.
   Лошадь ведьмака, по которой били острые обломки камней, встала  на  дыбы.
Геральт хотел соскочить, но зацепился застежкой башмака за стремя и упал  на
бок, на дорогу. Лошадь заржала и понесла прямо  на  пляшущий  над  пропастью
мост. По мосту бежали краснолюды, вереща и проклиная кого-то.
   - Быстрей, Геральт! - крикнул бегущий за ним Лютик, оглянувшись.
   - Вставай, ведьмак! - крикнул Доррегарай,  мечась  в  седле  и  с  трудом
удерживая взбесившегося коня.
   Позади них дорога тонула в клубах пыли,  вздымаемой  летящими  обломками,
разбивающими в щепы телеги  Недамира.  Ведьмак  уцепился  за  ремни  вьюков,
притороченных за седлом чародея. Услышал крик. Йеннифэр свалилась  вместе  с
лошадью, отползла в сторону, подальше от бьющих  вслепую  копыт,  припала  к
земле, заслоняя руками голову. Ведьмак отпустил седло, побежал к ней,  ныряя
в поток камней, перескакивая через разверзающиеся под ногами провалы. Рванул
Йеннифэр за плечо, она поднялась на колени. Ее глаза были  широко  раскрыты,
из рассеченной брови текла кровь. Струйка уже доходила до мочки.
   - Вставай! Йен!
   - Геральт! Осторожно!
   Огромная плоская каменная глыба, с  грохотом  скользя  по  стене  обрыва,
двигалась прямо на них. Геральт упал, прикрыв собой чародейку. В этот момент
блок взорвался, развалился на миллиарды  осколков,  посыпавшихся  на  них  и
жалящих, словно осы.
   - Быстрей! - крикнул Доррегарай.  Сидя  на  пляшущем  коне  и  размахивая
палочкой, он дробил в пыль летевшие с обрыва  камни.  -  На  мост,  ведьмак!
Йеннифэр, изогнув пальцы, махнула рукой, крикнула что-то непонятное.  Камни,
сталкиваясь с голубоватой полусферой, неожиданно выросшей над  их  головами,
испарялись, как капли воды, падающие на раскаленное железо.
   - На мост, Геральт! - крикнула чародейка. - За мной!
   Они побежали, догоняя Доррегарая и нескольких спешившихся лучников.
   Мост качался и трещал, бревна изгибались, кидая их от перил к перилам.
   - Скорее!
   Моет вдруг осел с пронзительным треском, та  половина,  которую  они  уже
оставили позади,  с  грохотом  рухнула  в  пропасть,  вместе  с  ней  телега
краснолюдов, разваливаясь  на  части  при  ударах  о  каменные  острия,  под
сумасшедшее ржание коней. Часть моста, на которой они находились, выдержала,
но  Геральт  вдруг  сообразил,  что  они  уже   бегут   вверх,   по   быстро
увеличивающейся крутизне. Йеннифэр, тяжело дыша, выругалась.
   - Йен, держись!
   Остатки моста заскрежетали и опустились. Они упали,  уцепившись  за  щели
между бревнами. Йеннифэр не удержалась, пискнула, словно девчонка, и поехала
вниз. Геральт, уцепившись одной рукой, другой выхватил кинжал, всадил острие
между бревнами и теперь уже обеими руками ухватился за  рукоять.  Суставы  в
локтях затрещали, когда Йеннифэр рванула его, повиснув  на  ремне  и  ножнах
меча.  Помост  снова  хрустнул  и  наклонился   еще   больше,   став   почти
вертикальным.
   - Йен, - простонал ведьмак.  -  Сделай  что-нибудь...  Дьявольщина,  кинь
заклинание!
   - Как? - услышал он злое приглушенное ворчание, - Ведь я же вишу!
   - Освободи одну руку!
   - Не могу!
   - Эй! - крикнул сверху Лютик, - Держитесь? Эй!
   Геральт не счел нужным подтверждать очевидное.
   - Давайте веревку! - орал Лютик. - Быстрее, мать вашу...
   Около трубадура  возникли  рубайлы,  краснолюды  и  Гилленстерн.  Геральт
услышал тихие слова Богольта:
   - Погоди, певун. Она сейчас отвалится. Тогда вытянем ведьмака.
   Йеннифэр зашипела,  словно  змея,  повиснув  на  спине  Геральта.  Ремень
болезненно впился ему в грудь.
   - Йен! Ты  можешь  нащупать  опору?  Ногами?  Можешь  что-нибудь  сделать
ногами?
   - Да, - простонала она. - Подрыгать...
   Геральт глянул вниз на реку, кипящую меж острых камней, о которые  бились
крутящиеся, немногочисленные бревна моста, на лошадь и труп в ярких  одеждах
Ка