явший рядом кмет продолжал шептать, незаметно указывая на других Крыс,
медленно едущих по деревне. Тузек и не хотел бы слышать, да приходилось.  Не
затыкать же уши.  Он  знал  сплетни  и  слухи  не  хуже  других,  без  труда
догадывался, что тот вон, со  спутанными,  доходящими  до  плеч  соломенными
волосами, который грызет яблоко, это Кайлей, широкоплечий - Ассе, а тот, что
в вышитом полукожушке, - Рееф.
   Дефиладу замыкали две девушки, едущие бок о бок, держась за руки. Та, что
повыше, на гнедом коне, острижена словно после  тифа,  кафтанчик  распахнут,
кружевная блузка просвечивает идеальной белизной, колье,  браслет  и  серьги
брызжут слепящими искрами.
   - А стриженая, энто Мистля... - услышал Тузек. - Обвесилась  стекляшками,
ровно елка на Йуле...
   - Говорят, прибила больше людей, чем весен считает...
   - А другая? На пегой? Ну, та вон, с мечом на спине?
   - Фалькой ее кличут. С того лета  с  Крысями  ходит.  Тоже,  говорят,  не
золото...
   "Не золото" было, по оценке Тузека, немногим старше его  дочери  Миленки.
Пепельные волосы молоденькой бандитки космами выбивались  из-под  бархатного
берета, украшенного надменно покачивающимся пучком фазаньих перьев. На шее у
нее пылал шелковый платочек цвета мака, завязанный фантазийным бантом.
   Среди выбежавших из домишек кметов неожиданно возникло  движение,  потому
что ехавший первым Гиселер вдруг придержал коня и  ленивым  движением  кинул
звонкий мешочек к ногам опирающейся на клюку бабки Микитки.
   - Дай тебе Бог счастья, сыночек милостивый, -  взвыла  бабка  Микитка.  -
Чтоб ты здоровенький был, благодетель ты наш, чтоб ты...
   Переливчатый смешок Искры заглушил Микиткино бормотание. Эльфка молодецки
перебросила правую ногу через луку, полезла в кошель и с размаху сыпанула  в
толпу горсть монет. Рееф и Ассе  последовали  ее  примеру,  самый  настоящий
серебряный дождь обрушился на песчанистую дорогу. Кайлей, хохоча,  бросил  в
копошащихся над деньгами людей огрызок яблока.
   - Благодетели!
   - Соколики вы наши!
   - Да продлятся дни ваши!!!
   Тузек не последовал за другими, не повалился на колени  выгребать  монеты
из песка и куриного помета. Он по-прежнему стоял у ограды, глядя на медленно
проезжающих девушек. Младшенькая, та, что с  пепельными  волосами,  заметила
его взгляд и выражение лица. Отпустила  руку  стриженой,  хлестнула  лошадь,
боком наехала на него, приперев к забору и  чуть  не  задев  стременами.  Он
увидел ее зеленые глаза и задрожал. Столько в  них  было  злобы  и  холодной
ненависти.
   - Брось, Фалька! - крикнула стриженая. Это было ни к  чему.  Зеленоглазая
бандитка удовольствовалась тем, что приперла Тузека к забору, и  поехала  за
Крысами, даже не повернув головы.
   - Благодетели!
   - Соколики!
   Под вечер в деревню влетели вызывающие ужас Черные конники из  форта  под
Фэн Аспрой. Звенели подковы, ржали кони, бряцало  оружие.  Солтыс  и  другие
выпытываемые кметы врали, будто нанятые, направляли погоню на  ложный  след.
Тузека никто ни о чем не спрашивал. И хорошо.
   Вернувшись с пастбища и зайдя  во  двор,  он  услышал  голоса.  Распознал
щебетанье двойняшек колесника Згарба, ломкие фальцеты соседских мальчишек. И
голос Миленки. "Играют", - подумал он, вышел из-под поленницы и остолбенел.
   - Милена!
   Миленка, его единственная выжившая дочка, его  счастье,  перевесила  себе
через  плечо  палку  на  шнурке,  изображающую  меч.  Волосы  распустила,  к
шерстяной шапочке прицепила петушиное  перо,  на  шею  намотала  материнский
платочек. С удивительным, фантазийным бантом.
   Глаза у нее были зеленые.
   Тузек никогда прежде не бил дочери, никогда не  пускал  в  ход  отцовский
ремень.
   Сегодня он сделал это впервые.
 
*** 
 
   На горизонте сверкнуло.  Порыв  ветра  бороной  прошелся  по  поверхности
Ленточки. "Будет буря, - подумала Мильва, - а после бури наступит  ненастье.
Зяблики не ошибались".
   Она пришпорила коня. Чтобы нагнать ведьмака до бури, надо поспешить.
 
   Я был знаком в жизни со многими  военными.  Знавал  маршалов,  генералов,
воевод и гетманов, триумфаторов многочисленных кампаний и  битв.  Слушал  их
рассказы и воспоминания. Видывал их склоненными над  картами,  выписывающими
на  них   разноцветные   черточки   и   стрелки,   разрабатывающими   планы,
обдумывающими стратегию. В этой бумажной войне все получалось прекрасно, все
работало, все было ясно и в идеальном порядке.  Так  должно  быть,  поясняли
военные. Армия - это прежде всего порядок и организованность. Армия не может
существовать без порядка и организованности.
   Тем поразительнее, что реальная война - а  несколько  реальных  войн  мне
видеть довелось - с точки  зрения  порядка  и  организованности  удивительно
походит на охваченный пожаром бордель.
   Лютик.
   "Полвска поэзии".
 
Глава 2 
 
   Хрустально чистая вода Ленточки переливалась через  грань  порога  мягкой
гладкой дугой, потом шумным и вспененным каскадом рушилась между черными как
оникс камнями, ломалась на  них  и  исчезала  в  белой  кипени,  из  которой
разливалась в обширные плесы, такие прозрачные, что виден был каждый камушек
в разноцветной мозаике дна, каждая зеленая  косичка  колеблющихся  в  потоке
водорослей.
   Оба берега покрывал ковер  гореца,  в  котором  извивались  плющи,  гордо
выставляющие на  горлышках  белые  жабо.  Кусты  над  горецами  переливались
зеленым, коричневым и охрой и выглядели на фоне елей так, словно их посыпали
серебряным порошком. - Да, -  вздохнул  Лютик.  -  Это  прекрасно.  Огромная
темная форель попыталась прыгнуть через ступень водопада. Какое-то мгновение
она висела в воздухе, трепеща плавниками и метя хвостом, потом тяжело  упала
в пену кипящей круговерти.
   Темнеющее на юге небо перечеркнула разлапистая молния, эхо далекого грома
прокатилось  по  стене  леса.  Гнедая  кобыла  ведьмака  заплясала,  мотнула
головой, ощерилась, пытаясь выплюнуть удила. Геральт сильно натянул поводья,
кобыла, танцуя, попятилась, звеня подковами по камням.
   - Тпру! Тпррру! Видал, Лютик? Чертова балерина! Нет, при первой же оказии
освобожусь от этой скотины! Провалиться мне, обменяю хоть на осла!
   - И как думаешь, скоро выпадет такой случай? - Поэт  почесал  горящую  от
комариных укусов шею. - Правда, дикий ландшафт этой долины дает нам ни с чем
не сравнимое эстетическое наслаждение, но для разнообразия я охотно заглянул
бы в  какой-нибудь  не  столь  эстетичный  трактир.  Скоро  неделя,  как  мы
услаждаемся романтической природой, пейзажами и далекими горизонтами. Что-то
я затосковал по  закрытым  помещениям.  Особенно  таким,  в  которых  подают
горячую пищу и холодное пиво.
   - Придется потосковать еще некоторое время, - повернулся в седле ведьмак.
- Возможно, твои страдания смягчит сознание того, что я тоже малость  тоскую
по цивилизации. Ты же знаешь, я торчал  в  Брокилоне  ровно  тридцать  шесть
дней.  И  ночей,  во  время   которых   романтически   услаждающая   природа
подмораживала мне зад, ползала по спине и оседала росой на  носу...  Тпррру!
Зараза! Ты перестанешь наконец прыгать, треклятая кобылятина?
   - Слепни ее кусают. Эти гадины сделались злыми и кровожадными, как всегда
перед бурей. На юге громыхает и сверкает все чаще.
   - Я заметил. - Ведьмак взглянул на небо, сдерживая расплясавшуюся лошадь.
- Да и ветер изменился. Морем отдает. Смена погоды, не иначе.  Ну,  поехали.
Подгони своего сонного мерина.
   - Моего жеребца зовут Пегас.
   - Само собой! Знаешь, что? Мою эльфью кобылу тоже надо бы как-то назвать.
Хммм...
   - Может, Плотвичка? - съехидничал трубадур.
   - Плотва? - согласился ведьмак. - А что, звучит.
   - Геральт?
   - Слушаю.
   - У тебя в жизни была хоть одна лошадина, которую не называли бы Плотва?
   - Нет, - ответил ведьмак после недолгого раздумья.  -  Не  было.  Подгони
своего кастрированного жеребца. Лютик. Путь дальний.
   - И верно, - буркнул поэт. - Нильфгаард... Как думаешь, сколько верст?
   - Много.
   - До зимы доберемся?
   - Сначала до Вердэна. Там обсудим.., некоторые проблемы.
   - Какие? Думаешь  отделаться  от  меня?  Как  бы  не  так!  Я  буду  тебя
сопровождать! Так я решил.
   - Посмотрим. Я же сказал, сначала надо добраться до Вердэна.
   - А далеко еще? Ты эти места знаешь?
   - Знаю. Мы у порогов Кеанн Трайса, перед нами место,  которое  называется
Седьмая Верста. А вон те горки за рекой - Совиные Холмы.
   - А мы едем на юг, вниз по течению? Ленточка впадает  в  Яругу  где-то  в
районе крепости Бодрог...
   - Мы поедем на юг, но по тому берегу. Ленточка сворачивает к  западу,  мы
поедем лесами. Я хочу добраться до места, которое называется Дришот, то есть
Треугольник. Там сходятся границы Вердэна, Бругге и Брокилона.
   - А оттуда?
   - К Яруге. И к устью. В Цинтру.
   - А потом?
   - А потом видно будет. Если это вообще возможно,  заставь  своего  Пегаса
идти хоть немного быстрее.
 
*** 
 
   Ливень настиг их на переправе, на самой середине реки.  Сначала  поднялся
сильный ветер, прямо-таки ураганными порывами вороша волосы  и  плащи,  сеча
лица листьями и  веточками,  сорванными  с  прибрежных  деревьев  и  кустов.
Криками и ударами пяток они подгоняли лошадей и, вспенивая воду, двигались к
берегу. Когда ветер неожиданно утих, они увидели  движущуюся  на  них  стену
дождя. Поверхность Ленточки побелела и закипела, словно кто-то с неба  кидал
в реку миллиарды свинцовых шариков.
   Еще не добравшись до берега, они уже здорово вымокли, Быстро  укрылись  в
лесу. Кроны деревьев образовали над головами плотную зеленую крышу,  но  это
была не та крыша, которая могла бы укрыть  от  такого  ливня.  Дождь  быстро
иссек и наклонил листья, спустя минуту в лесу лило ничуть не  хуже,  чем  на
открытом пространстве.
   Они завернулись в плащи, подняли капюшоны. Меж деревьев воцарилась  тьма,
освещаемая только все более частыми сполохами молний. То и  дело  громыхало,
протяжно и оглушительно. Плотва пугалась, фыркала и  плясала.  Пегас  хранил
невозмутимое спокойствие.
   - Геральт! - вскрикнул Лютик, пытаясь перекричать очередной развал грома,
катящийся  по  лесу  гигантской  телегой.  -  Давай  остановимся!  Спрячемся
где-нибудь!
   - Где? - крикнул тот в ответ. - Езжай!
   И они ехали.
   Спустя какое-то время дождь заметно ослаб, ветер опять зашумел  в  кронах
деревьев, раскаты громов перестали  сверлить  уши.  Они  выехали  на  тропу,
бегущую через  густой  ольховник.  Потом  на  поляну.  На  поляне  вздымался
гигантский бук, под его ветвями, на толстом и просторном ковре из коричневых
листьев и орешков, стоял  запряженный  парой  мулов  воз.  На  козлах  сидел
возница и целился в них  из  арбалета.  Геральт  выругался.  Слова  заглушил
раскат грома.
   - Опусти самострел, Кольда,  -  сказал  невысокий  человек  в  соломенной
шляпе, отворачиваясь от ствола бука, подпрыгивая на одной ноге и  застегивая
штаны. - Мы не этих ждем. Но все одно - клиенты. Не пугай клиентов,  Кольда.
Времени у нас маловато, но поторговать завсегда успеем!
   - Кой черт? - проворчал Лютик за спиной у Геральта.
   - Подъезжайте ближе, господа эльфы! -  крикнул  человек  в  шляпе.  -  Не
бойтесь, я свой. N'ess a tearth! Va, Seidhe,  Ceadmil!  Я  свой,  понимаешь,
эльф?
   Поторгуем? Ну, подъезжайте сюда,  под  буковипу,  тута  не  так  льет  на
голову!
   Геральт ошибке не удивился. Они с Лютиком были закутаны  в  серые  эльфьи
плащи. На нем самом была  полученная  от  дриад  куртка  с  любимым  эльфами
лиственным мотивом, а сидел он на коне с типично эльфьей сбруей и характерно
украшенными трензелями. Лицо частично заслонял капюшон.  Что  до  красавчика
Лютика, так того уже и раньше не  раз  принимали  за  эльфа  или  полуэльфа,
особенно после того, как он отпустил волосы до плеч и взял  привычку  изящно
завивать их на железках.
   - Поосторожнее, - буркнул ведьмак, - слезай.  Ты  -  эльф.  Не  раскрывай
пасти без надобности.
   - Это почему же?
   - Это гавенкары.
   Лютик тихонько зашипел. Он понимал, чем тут пахнет.
   Всем правили  деньги,  спрос  вызывал  предложение.  Рыскающие  по  лесам
скоя'таэли собирали  годную  на  продажу,  но  ненужную  им  добычу,  однако
страдали от недостатка оружия и экипировки. Так родилась  лесная  разъездная
торговля. На просеки, тропы и поляны втихую заявлялись  телеги  торгующих  с
белками спекулянтов. Эльфы называли их hav'caaren, словом непереводимым,  но
как-то сочетающимся с хищным  корыстолюбием.  Меж  людей  укоренился  термин
"гавенкары", и слово это  в  ушах  Геральта  по  крайней  мере  звучало  еще
паскуднее. Потому что паскудными были и эти люди. Жестокие и беспощадные, не
отступающие  ни  перед  чем,  даже  перед  убийством.  Схваченный  солдатами
гавенкар не мог рассчитывать на милосердие. А потому и  сам  не  привык  его
проявлять. Встретив на пути кого-то, кто мог бы выдать его солдатам,  он  не
раздумывая хватался за самострел либо нож.
   Так что влипли они - лучше не придумаешь. К счастью, гавенкары приняли их
за эльфов. Геральт плотнее заслонил лицо капюшоном и начал подумывать о том,
что будет, когда маскарад раскроется.
   - Ну, дает! - потер  руки  торгаш.  -  Льет,  словно  кто  в  небе  дырку
пробуравил. Паршивый tedd,  ell'ea?  Ну  ничего,  для  торговли  нет  плохой
погоды. Есть только скверный товар или  скверные  денежки,  хе,  хе!  Понял,
эльф?
   Геральт кивнул. Лютик буркнул что-то нечленораздельное  из-под  капюшона.
На их счастье, презрительная нелюбовь эльфов к общению с людьми была  широко
известна и никого не удивляла. Однако возница не отложил  самострел,  а  это
был недобрый знак.
   - Вы от кого? Из какой  команды?  -  Гавенкар,  как  и  всякий  серьезный
торговец, не дал сбить  себя  с  толку  сдержанностью  и  неразговорчивостью
клиентов. -  От  Коиннеаха  Де  Рео?  От  Ангуса  Бри-Кри?  Или,  может,  от
Риордаина? Риордаин, к примеру, неделю назад под корень вырубил  королевских
коморных, с обозом идущих, а в обозе-то  дань  была  собранная.  Монета,  не
хламье какое. Я не беру в оплату  ни  деготь,  ни  зерно,  ни  окровавленную
одежу, а из добычи токмо норку, соболя, аль горностая. Но  милей  всего  мне
монетка, камушки да драгоценности! Ежели есть - можно поторговаться. У  меня
товарец - первый сорт! Evelienn vara en ard scedde, ell'ea, понял, эльф? Все
есть. Гляньте.
   Торгаш подошел к возу, приподнял край  тента.  Они  увидели  мечи,  луки,
пучки стрел, седла. Гавенкар покопался в  товаре,  вытащил  одну  из  стрел.
Наконечник был зазубренный и надпиленный.
   - У других такого не сыщете, - сказал он  хвастливо.  -  Другие  купцы  с
перепугу в штаны накладут, хвосты подожмут, потому как  за  такие  стрелочки
лошадками напополам разрывают, ежели кого с ними прихватят.  Но  я-то  знаю,
что белкам любо, клиент - наш хозяин, а торговлишки  без  риска  не  бывает,
только б профитик был! У меня разбрызгивающие наконечники, девять оренов  за
дюжину. Разнесут так, что кусочков не соберешь! Naev'de aen tvedeane,ell'ea,
понял, Seidhe? Клянусь, не обдираю, сам зарабатываю малость самую, головками
деток своих клянусь. Ежели три дюжины сразу возьмете, шесть процентов  скину
с цены. Случайность, клянусь, чистейшая случайность...  Эй,  Seidhe,  а  ну,
прочь от фургона!
   Лютик испуганно отдернул руку от тента, глубже натянул капюшон.
   Геральт неведомо который раз проклял про себя  неуемную  любознательность
барда.
   -  Mir'me  vara,  -  забормотал  Лютик,  просительно  поднимая  руки.   -
Squaess'me.
   - Ладно, ничего, - осклабился гавенкар. -  Но  туда  нельзя  заглядывать,
потому как там на возу другой товар тожить есть. Но не на  продажу,  не  для
Seidhe. Заказной, хе-хе. Ну, мы тут болтаем... Кажите денежки.
   "Начинается", - подумал Геральт, глядя на натянутый самострел возницы.  У
него  были  основания  полагать,  что  наконечник  стрелы  вполне  мог  быть
гавенкарской "случайно  приобретенной",  разбрызгивающей  штучкой,  которая,
попав в живот, выходила из спины в трех, а порой и четырех местах, превращая
внутренности подстреленного в весьма неприятный гуляш.
   - N'ess tedd, - сказал он, подражая певучему акценту. -  Tearde.  Mireann
vara, va'en vort.  Вернемся  с  командой,  тогда  торговля.  Ell'ea?  Понял,
Dh'oine?
   - Понял, - сплюнул гавенкар. - Понял,  что  вы  нагишом.  Товар-то  взять
хочите, а наличных - тю-тю. Пшли прочь! И не  возвращайтесь,  потому  как  у
меня тута с важными особами встреча назначена. Вам лучше тем особам на глаза
не попадаться. Двигайте...
   Он осекся, услышав храп коня.
   - А, чтоб, тебя! Поздно! Они уже здесь. А ну, лбы под капюшоны, эльфы! Не
шевелиться и чтоб мне ни гу-гу! Кольда, дуб стоеросовый, отложи  арбалетину,
да живей!
   Шум дождя,  громыхание  грома  и  ковер  листьев  заглушали  стук  копыт,
благодаря  чему  наездникам  удалось  подъехать  незаметно  и  окружить  бук
мгновенно. Это не были скоя'таэли. Белки не носили лат, а восемь  окруживших
дерево конников посверкивали металлом шлемов, наплечников и кольчуг, залитых
дождем.
   Один из них медленно приблизился, вырос над гавенкаром, словно гора.  Сам
он был нормального роста, но сидел на  могучем  боевом  жеребце.  Защищенные
латами  плечи  прикрывала  волчья  шкура,  лицо  заслонял  шлем  с   широким
выступающим наносником, доходящим до нижней губы. В руке чужак держал грозно
выглядевший чекан.
   - Ридокс! - крикнул он хрипло.
   - Фаоильтиарна! - отозвался торговец ломким голосом.
   Наездник подъехал еще ближе, наклонился в седле. Вода струей  стекала  со
стального наносника прямо на карваш и зловеще блестящий клюв чекана.
   - Фаоильтиарна! - повторил гавенкар, кланяясь  в  пояс.  Он  снял  шляпу,
дождь  мгновенно  плотно  прилепил  к  черепу  его  реденькие  волосики.   -
Фаоильтиарна! Я свой, пароль и  отзыв  знаю...  От  Фаоильтиарны  еду,  Ваше
превосходительство... Жду вот тута, как было договорено...
   - А это кто такие?
   - Эскорт мой. - Гавенкар наклонился еще ниже. - Ну энти, эльфы...
   - Пленник?
   - На возу. В гробе.
   - В гробу?! - Гром частично заглушил яростный рев наездника с чеканом.  -
Это тебе даром не пройдет! Господин Ридо ясно приказал: пленник должен  быть
доставлен живым!
   - Так живой же он, живой, - спешно пробормотал торгаш. - Как приказано! В
гроб мы его запихали, но  живой  он...  Не  я  придумал  с  гробом-то.  Ваше
превосходительство... Это Фаоильтиарна...
   Конник хлопнул чеканом по стремени, дал знак.  Трое  конных  спрыгнули  с
седел и стащили тент с фургона. Когда они выкинули на землю седла, попоны  и
связки упряжи,  Геральт  при  свете  молнии  действительно  увидел  гроб  из
свежеструганной сосны. Однако не приглядывался особо  внимательно,  чувствуя
покалывание в кончиках пальцев. Он уже знал, что увидит через минуту.
   - Как же так, ваша милость? - проговорил гавенкар, глядя  на  раскиданные
по мокрой траве товары. - Добро мое с возу вон?
   - Беру вес. Вместе с упряжкой.
   - Аааа. -  На  заросшую  щетиной  физиономию  торгаша  выползла  слащавая
улыбочка. - Энто другая разница. Энто будет... Дайте подумать. Пять сотен, с
позволения  вашей  милости,  ежели  в  темерской  валюте.  Если  же   вашими
флоренами, то сорок пять.
   - Гляди, не продешеви! - фыркнул конный,  отвратительно  ухмыляясь  из-за
наносника. - А ну, подойди ближе.
   - Осторожнее, Лютик, - прошипел ведьмак, незаметно  расстегивая  застежку
плаща.
   Громыхнуло.
   Гавенкар  подошел  к  наезднику,  наивно  рассчитывая  на  самую  большую
торговую сделку в своей жизни. И это действительно была  сделка  его  жизни,
может, не самая лучшая, но уж наверняка последняя. Наездник  приподнялся  на
стременах и с размаху всадил ему чекан в полысевшее темечко. Торговец  упал,
не издав ни звука, задергался,  замахал  руками,  вспахал  каблуками  мокрый
ковер листьев. Кто-то из копавшихся в телеге закинул ремень на шею  вознице,
затянул, второй подскочил, ткнул кинжалом.
   Один из конников  рывком  поднял