странным предчувствием, он ловко выбрался из-за  стола  и  вышел
следом.
   Она стояла, опершись локтями о перила террасы-помоста,  втянув  голову  в
маленькие приподнятые плечи. И глядела на покрытое рябью море, блестевшее  в
свете луны и портовых огней. Под ногой  Геральта  скрипнула  половица.  Эсси
выпрямилась.
   - Прости, я не хотел помешать, - сказал он скучным голосом, думая увидеть
на ее  губах  ту  неожиданную  гримасу,  которой  она  только  что  угостила
"парчового юношу".
   - Ты мне не мешаешь, - ответила она и улыбнулась, откинув  прядь.  -  Мне
нужно было не уединение, а свежий воздух. Тебе тоже мешают дым и духота?
   - Немножко. Но еще больше тяготит сознание, что я обидел тебя.  Я  пришел
извиниться, Эсси, попробовать найти повод для приятной беседы.
   -  Извиниться  должна  я,  -  сказала  девушка.   -   Я   слишком   резко
отреагировала. Я всегда реагирую  резко,  не  умею  сдерживаться.  Прости  и
предоставь мне вторую возможность. Поговорить.  Он  подошел,  облокотился  о
перила рядом с  ней.  Почувствовал  пышущее  от  нее  тепло,  легкий  аромат
вербены. Он любил запах вербены, хотя запах вербены и не был запахом  сирени
и крыжовника.
   - С чем у тебя ассоциируется море, Геральт? - вдруг спросила она.
   - С беспокойством, - ответил он, почти не задумываясь.
   - Интересно. А ты кажешься таким спокойным и сдержанным.
   - Я не сказал, что чувствую беспокойство. Ты спросила об ассоциации.
   - Ассоциация - зеркало души. Мне кое-что известно об этом, я - поэт.
   - А у тебя, Эсси, с чем ассоциируется море? - быстро  спросил  он,  чтобы
покончить с рассуждениями о беспокойстве, которое чувствовал.
   - С вечным движением, - не  сразу  ответила  она.  -  С  переменой.  И  с
загадкой, с тайной, с чем-то, чего я не  схватываю,  что  могла  бы  описать
тысячью способами, тысячами стихов, так и не дойдя до сути, до сущности. Да,
пожалуй, именно так.
   - Стало быть, - сказал он, чувствуя, что вербена все сильнее действует на
него, - то, что ты ощущаешь, - тоже беспокойство. А кажешься такой спокойной
и сдержанной.
   - Я и не спокойна, и не сдержанна, Геральт.
   Это произошло неожиданно, совершенно неожиданно. Жест, который он  сделал
и который мог быть лишь прикосновением, легким  прикосновением  к  ее  руке,
переродился в крепкое объятие. Он быстро, хоть и  не  грубо,  привлек  ее  к
себе, их тела порывисто, бурно  соприкоснулись.  Эсси  застыла,  напряглась,
сильно выгнула тело, крепко уперлась руками в его руки, так,  словно  хотела
сорвать, сбросить их с талии, но вместо этого  только  крепче  схватила  их,
наклонила голову, раскрыла губы.
   - Зачем... зачем это? - шепнула она. Ее глаз был широко раскрыт,  золотой
локон опустился на щеку.
   Он спокойно и медленно наклонил  голову,  приблизил  лицо,  и  они  вдруг
сомкнулись губами в поцелуе. Однако Эсси и  теперь  не  отпустила  его  рук,
стискивающих ее талию, и по-прежнему  сильно  изгибала  спину,  стараясь  не
соприкасаться телами. Оставаясь в такой позе, они медленно, словно в  танце,
кружились. Она целовала его охотно, смело. И долго. Потом ловко и без  труда
высвободилась из его рук,  отвернулась,  снова  оперлась  о  перила,  втянув
голову  в  плечи.  Геральт  неожиданно  почувствовал   себя   отвратительно,
неописуемо глупо. Это ощущение удержало его от того,  чтобы  приблизиться  к
ней, обнять ссутулившиеся плечи.
   - Зачем? - спросила  она  холодно,  не  поворачиваясь.  -  Зачем  ты  это
сделал?
   Она глянула на него краешком глаза, и ведьмак вдруг  понял,  что  ошибся.
Неожиданно понял, что фальшь, ложь, притворство и бравада завели его прямо в
трясину, где между ним и бездной будут уже только  пружинящие,  сбившиеся  в
тонкий покров травы и мхи, готовые в  любую  минуту  уступить,  разорваться,
лопнуть.
   - Зачем? - повторила она.
   Он не ответил.
   - Ищешь женщину на ночь?
   Он не ответил.
   Эсси медленно отвернулась, коснулась его плеча.
   - Вернемся в залу, -  свободно  сказала  она,  но  его  не  обманула  эта
легкость, он почувствовал, как она напряжена. - Не делай такой мины.  Ничего
не случилось. А то, что я не ищу мужчины на ночь, не твоя вина.
   Правда?
   - Эсси...
   - Возвращаемся, Геральт. Лютик уже бисировал дважды. Теперь моя  очередь.
Пойдем, я спою...
   Она как-то странно взглянула на него и, дунув, откинула прядь с глаза.
   - Спою для тебя.
 
4 
 
   - Ого, - разыграл удивление  ведьмак.  -  Явился,  однако?  Я  думал,  не
вернешься на ночь.
   Лютик закрыл дверь на  крючок,  повесил  на  гвоздь  лютню  и  шапочку  с
эгреткой, снял куртку, отряхнул  и  положил  на  мешки,  валявшиеся  в  углу
комнаты. Кроме  мешков,  лохани  и  огромного,  набитого  гороховой  соломой
матраца, в комнате на чердаке не было никакой мебели - даже свеча стояла  на
полу, в застывшей лужице воска. Дроухард восхищался Лютиком, но, видать,  не
настолько, чтобы отдать в его распоряжение комнату или хотя бы эркер.
   - А почему это ты думал, - спросил Лютик, стягивая башмаки, -  что  я  не
вернусь на ночь?
   - Думал, - ведьмак приподнялся на локте, хрустнув соломой, - пойдешь петь
серенады под окном прекрасной Биелки, в сторону которой весь вечер вывешивал
язык, словно кобель при виде суки.
   - Ха-ха, - засмеялся бард. - До чего  ж  ты  глуп.  Биелка?  Чихал  я  на
Биелку. Просто я хотел вызвать ревность  у  Акаретты,  за  которой  приударю
завтра. Подвинься.
   Лютик повалился на матрац и стянул с Геральта попону.  Геральт,  чувствуя
странную злобу, отвернулся к маленькому оконцу, сквозь которое, не поработай
там пауки, было бы видно звездное небо.
   - Чего набычился? - спросил поэт. - Тебе лихо, что я бегаю за девчонками?
С каких пор? Может, ты стал друидом и принес обет чистоты? А может...
   - Перестань токовать. Я устал. Ты не заметил, что впервые за две недели у
нас есть крыша над головой и матрац? Тебя не радует мысль, что под утро  нам
не накапает на носы?
   - Для меня, - размечтался Лютик, - матрац без девочки - не матрац.  Он  -
неполное счастье, а что есть неполное счастье?
   Геральт глухо застонал, как  всегда,  когда  на  Лютика  находила  ночная
болтливость.
   - Неполное счастье, - продолжал Лютик, вслушиваясь в собственный голос, -
это как... как прерванный поцелуй. Что скрипишь зубами, позволь спросить?
   - До чего ж ты нуден, Лютик.  Ничего,  только  матрацы,  девочки,  попки,
сиськи,  неполное  счастье  и  поцелуйчики,  прерванные  собаками,   которых
науськивают на тебя родители невест. Что  ж,  видно,  иначе  ты  не  можешь.
Видимо,  только  фривольность  -  чтобы  не  сказать  неразборчивый  блуд  -
позволяет вам слагать баллады, писать стихи и петь. Видимо, это - запиши!
   - темная сторона таланта.
   Он сказал слишком много  и  недостаточно  холодно.  И  Лютик  запросто  и
безошибочно раскусил его.
   - Так, - сказал он спокойно. - Эсси Давен по прозвищу Глазок.
   Прелестный глазок Глазка остановился на ведьмаке и вызвал в душе ведьмака
смятение.  Ведьмак  повел  себя  по  отношению  к  Глазку,  как  жак   перед
принцессой. И вместо того чтобы винить себя, винит ее и ищет  в  ней  темные
стороны.
   - Глупости, Лютик.
   - Нет, дорогой мой. Эсси произвела на тебя впечатление, не скрывай.
   Впрочем, не вижу ничего безнравственного. Но будь осторожен, не  ошибись.
Она не такая, как ты думаешь. Если у ее таланта и есть  темные  стороны,  то
наверняка не такие, какие ты себе вообразил.
   - Догадываюсь, - сказал ведьмак, совладав с голосом, - ты знаешь ее очень
хорошо.
   - Достаточно хорошо. Но не так, как думаешь ты. Не так.
   - Довольно оригинально для тебя, согласись.
   - Глупый ты. - Бард потянулся, подложил обе руки под  голову.  -  Я  знаю
Куколку почти с детства. Она для меня... ну... как младшая сестра. Повторяю,
не ошибись, не сглупи... Тем самым ты  доставишь  ей  огромную  неприятность
потому что и ты произвел на нее впечатление. Признайся ты хочешь ее?
   - Даже если и  так,  то,  в  противоположность  тебе,  я  не  привык  это
обсуждать, - отрезал Геральт. - И сочинять об этом песенки. Благодарю за то,
что ты о ней сказал. Быть может, действительно спас меня от глупой ошибки. И
конец. Тема исчерпана.
   Лютик некоторое время лежал неподвижно и  молчал,  но  Геральт  знал  его
слишком хорошо.
   - Знаю, - сказал поэт.
   - Ни хрена ты не знаешь, Лютик.
   - Знаешь, в чем проблема,  Геральт?  Тебе  кажется,  будто  ты  иной.  Ты
носишься со своей "инностью", с тем, что принимаешь за ненормальность. Ты со
своей "ненормальностью"  нагло  навязываешься  всем,  не  понимая,  что  для
большинства трезво мыслящих людей ты самый нормальнейший в мире  человек,  и
дайте боги, чтобы все были такими нормальными. У тебя более быстрая реакция,
вертикальные зрачки? Ты видишь в темноте, как кошка? Разбираешься  в  чарах?
Тоже мне, великое дело! Я, дорогой мой, когда-то знал  трактирщика,  который
ухитрялся в течение десяти минут непрерывно пускать ветры, да так,  что  они
складывались в мелодию псалма: "О прииди, прииди, утренняя заря". И все  же,
несмотря на необычный, как там  ни  говори,  талант,  трактирщик  был  самым
нормальным среди нормальных, была  у  него  жена,  дети  и  бабки,  разбитая
параличом...
   - Что тут общего с Эсси Давен? Ты можешь объяснить?
   - Само  собой.  Тебе  безо  всяких  оснований  почудилось,  якобы  Глазок
заинтересовалась тобой из нездорового, прямо-таки извращенного  любопытства,
что  она  глядит  на  тебя  как  на  диковинку,  двухголового  теленка  либо
саламандру в зверинце. И ты тут же надулся, как индюк, дал ей при первой  же
оказии неприличный, незаслуженный реприманд, хотя, видят боги,  я  не  знаю,
что это означает, возвратил удар,  которого  она  не  нанесла.  Я  был  тому
свидетелем. Как дальше развивались события, я уже не видел, но заметил  ваше
бегство из залы и ее порозовевшие ланиты, когда ты вернулся. Да, Геральт.  Я
пытаюсь предостеречь тебя от ошибки, а ты ее уже совершил.
   Ты хотел отыграться на ней за нездоровое, по твоим понятиям, любопытство.
   Решил этим любопытством воспользоваться.
   - Повторяю, ты несешь чепуху.
   - Решил попробовать, - невозмутимо продолжал бард,  -  а  не  удастся  ли
уволочь ее на сенник, узнать, не будет ли ей интересно  заняться  любовью  с
чудаком,  перевертышем-ведьмаком.  К  счастью,  Эсси   оказалась   умнее   и
благородно смилостивилась над твоей глупостью, поняв  ее  причину.  Я  делаю
такой вывод на основании того, что ты вернулся  с  террасы  не  с  распухшей
физиономией.
   - Ты кончил?
   - Кончил.
   - Ну тогда спокойной ночи.
   - Знаю, отчего ты злишься и скрипишь зубами.
   - Еще бы. Ты ведь знаешь все.
   - Знаю, кто тебя так переиначил, кому ты обязан тем, что не можешь понять
нормальной женщины. Ну и влезла же тебе в печенку твоя Йеннифэр, провалиться
мне на этом месте, если я понимаю, что ты в ней нашел.
   - Прекрати, Лютик.
   - А в натуре-то, ты предпочитаешь нормальную девушку, такую как Эсси.
   Что ты нашел в чародейке такого, чего нет у Эсси? Разве что возраст?
   Глазок, может, не самая юная, но ей столько лет, на сколько она выглядит.
   А знаешь,  в  чем  когда-то  призналась  мне  Йеннифэр  после  нескольких
бокалов? Ха-ха... Она сказала, что впервые делала это с мужчиной тика в тику
через год после того, как изобрели двухлемешный плуг.
   - Лжешь, Йеннифэр не переносит тебя, как моровую язву, и  никогда  бы  не
раскрылась.
   - Ладно, соврал я, признаюсь.
   - Незачем. Я тебя знаю.
   - Тебе только кажется, будто знаешь. Не забывай - я натура сложная.
   - Лютик, - вздохнул ведьмак, действительно чувствуя, как слипаются глаза.
- Ты циник, свинтус, бабник и лжец. И ничего, поверь, ничего сложного в тебе
нет. Спокойной ночи.
   - Спокойной.
 
5 
 
   - А ты рано встаешь, Эсси.
   Поэтесса улыбнулась, придерживая развевающиеся на ветру волосы.
   Осторожно вошла на мол, обходя дыры и прогнившие доски.
   - Я не могла упустить возможность  увидеть  ведьмака  за  работой.  Снова
будешь утверждать, якобы я слишком любопытна? Ну что ж, не скрываю, и верно,
очень любопытна. Как дела?
   - Какие дела?
   - Ах, Геральт. Ты недооцениваешь  моей  любознательности,  моего  таланта
улавливать и интерпретировать услышанное. Я  уже  все  знаю  о  несчастье  с
ловцами жемчуга, знаю подробности твоего  уговора  с  Агловалем,  знаю,  что
ищешь моряка, который согласится поплыть туда, к Драконьим Клыкам. Ну и как,
нашел?
   Геральт некоторое время внимательно глядел на нее, потом вдруг решился.
   - Нет. Не нашел. Ни одного.
   - Боятся?
   - Боятся.
   - Как же ты думаешь заняться разведкой, не выйдя в  море?  Как,  не  имея
возможности отплыть,  хочешь  схватить  за  шкуру  чудовище,  которое  убило
ловцов?
   Он взял ее за руку и свел с помоста. Они шли медленно по берегу моря,  по
каменистому пляжу, вдоль выволоченных на берег баркасов,  меж  рядов  сетей,
развешенных на шестах, меж покачивающихся на ветру  занавесей  из  вялящихся
рыб. Геральт неожиданно  обнаружил,  что  общество  поэтессы  ему  вовсе  не
мешает, что она не утомительна и не нахальна. Кроме того, он  надеялся,  что
спокойная и деловая  беседа  сотрет  последствия  того  глупого  поцелуя  на
террасе. Тот факт, что Эсси пришла на мол, позволял надеяться,  что  она  на
него не в обиде. Он был этому рад.
   - Схватить за шкуру чудовище, - проворчал он, повторяя ее слова. - Если б
еще ведать как. Я очень мало знаю о морских страховидлах.
   - Интересно. Насколько мне известно, в море чудовищ гораздо  больше,  чем
на суше. Как по количеству, так и по разнообразию. Казалось бы, море  должно
быть неплохим полем деятельности для ведьмака.
   - Однако - нет.
   - Почему?
   - Наступление людей на море, -  он  отвернулся,  откашлялся,  -  началось
недавно. Ведьмаки были нужны раньше, на суше, на первом  этапе  колонизации.
Мы не годимся для войны с существами, обитающими в море, хотя, верно, в  нем
полным-полно всякой агрессивной нечисти. Но  наших  ведьмачьих  способностей
недостаточно в борьбе против  морских  чудищ.  Эти  существа  для  нас  либо
чересчур велики, слишком хорошо защищены  броней,  либо  очень  уж  уверенно
чувствуют себя в своей стихии. А то и одновременно все, вместе взятое.
   - А чудовище, которое убило ловцов? Не догадываешься, что это было?
   - Может, кракен?
   - Нет. Кракен разбил бы лодку, а лодка осталась целой. И, говорят,  полна
крови. - Глазок сглотнула и заметно побледнела. - Не думай, что я умничаю. Я
выросла у моря, кое-что видела.
   - Так что это могло быть? Гигантский кальмар?  Он  мог  стащить  людей  с
палубы...
   - Тогда не было бы крови. Это не кальмар, не касатка, не дракопаха.
   Ведь они не разбили, не перевернули лодку. Это  вошло  на  палубу  и  там
учинило резню. Возможно, ты ошибаешься, ища в море? Ведьмак задумался.
   - Ты начинаешь меня удивлять, Эсси, - сказал он. Поэтесса покраснела.
   - Не исключено: это могло напасть  с  воздуха.  Какие-нибудь  дракоптица,
гриф, выворотень, летюга или вилохвост. Может, даже рух...
   - Прости, - прервала его Эсси. - Гляди, кто идет?
   По берегу приближался Агловаль, один, в сильно намокшей  одежде.  Он  был
заметно зол, а увидев их, стал прямо-таки пунцовым от ярости.  Эсси  сделала
книксен, Геральт наклонил голову, приложил руку к груди.
   - Я торчу на камнях три часа кряду, почти с рассвета, - сплюнул Агловаль.
- А она даже не показалась. Три часа,  дурак  дураком,  на  камнях,  которые
заливают волны. В мокрых штанах.
   - Сожалею, - буркнул ведьмак.
   - Ты сожалеешь? -  взорвался  князь.  -  Сожалеешь!  Это  твоя  вина.  Ты
провалил все. Все испоганил!
   - Что именно? Я был всего лишь переводчиком...
   - К черту, - живо прервал Агловаль, поворачиваясь к нему боком.
   Профиль у него был воистину королевский, хоть на монетах чекань. -  Зачем
только  я  тебя  нанимал!  Это  звучит  парадоксально,  но,  пока  не   было
переводчика, мы лучше понимали друг друга, я и Шъееназ, если  ты  знаешь,  о
чем я. А теперь... Слышал, что болтают в городе? Шушукаются по  углам:  мол,
ловцы погибли потому, что я разозлил сирену. Дескать, это ее месть.
   - Ерунда, - холодно бросил ведьмак.
   - А если не ерунда? - проворчал князь. - Откуда  мне  знать,  что  ты  ей
тогда наплел? И на что она способна?  С  какими  чудищами  якшается  там,  в
глубине? Докажи, что все это ерунда. Принеси мне  голову  чудовища,  которое
убило ловцов. Берись за работу, вместо того чтобы флиртовать на пляже.
   - За работу? - поинтересовался ведьмак. - Как? Выйти  в  море  верхом  на
бочке? Твой Зелест угрожал матросам пытками и шибеницей, и все  равно  никто
не хочет. Сам Зелест тоже не намерен. Тогда как...
   - Какое мне дело как? - прервал Агловаль. - Твоя забота! Для  чего  нужны
ведьмаки, если не для того, чтобы порядочные люди  не  ломали  себе  голову,
решая, как освободиться от чудовищ? Я нанял тебя и  требую,  чтобы  ты  свою
работу выполнил. А нет, так  выматывайся,  иначе  погоню  кнутами  до  самых
границ моих владений!
   - Успокойтесь, высокородный князь,  -  тихо  проговорила  Глазок,  но  ее
бледность и дрожь в  руках  выдавали  возбуждение.  -  И  не  надо  угрожать
Геральту, убедительно прошу. К счастью, у  нас  с  Лютиком  есть  друзья.  К
примеру, король Этайн из Цидариса очень любит нас  и  наши  баллады.  Король
Этайн - просвещенный монарх и всегда говорит, что наши баллады -  не  просто
бравурная мелодия и рифмы, но и способ передачи сведений и знаний,  что  это
хроника человечества.  Вам  очень  хочется,  благородный  князь,  попасть  в
хронику человечества? Могу помочь.
   Агловаль несколько  секунд  глядел  на  нее  холодным,  пренебрежительным
взглядом.
   - У погибших ловцов были жены и дети, - сказал он наконец гораздо тише  и
спокойней. - Оставшиеся в живых, когда голод заглянет им  в  горшки,  быстро
выйдут в море снова. Ловцы жемчуга, губок, устриц  и  омаров,  рыбаки.  Все.
Сейчас они боятся, но голод победит страх. Они выйдут в  море.  Но  вернутся
ли? Как считаешь, Геральт? Мазель Давен? Интересно б послушать вашу балладу,
которую вы об этом сложите. Балладу  о  ведьмаке,  бездеятельно  стоящем  на
берегу и взирающем на окровавленные палубы лодок, на плачущих детей.
   Эсси побледнела еще больше, но гордо вскинула голову, дунула на  прядь  и
уже собиралась ответить, но Геральт  быстро  схватил  ее  за  руку  и  сжал,
предупреждая готовые вырваться слова.
   - Довольно, - сказал он. - Во всем этом потопе  слов  было  только  одно,
по-настоящему стоящее. Ты нанял  меня,  Агловаль.  Я  согласился  и  выполню
задание, если оно вообще выполнимо.
   - Рассчитываю на это, - коротко ответил князь. - До встречи. Мой  поклон,
мазель Давен.
   Эсси не присела, только кивнула. Агловаль подтянул мокрые брюки и пошел к
порту, покачиваясь на камнях. Только теперь Геральт  заметил,  что  все  еще
держит поэтессу за руку, а та и не пытается вырвать ее.  Он  разжал  пальцы.
Эсси, понемногу успокаиваясь, повернулась к нему лицом. Румянец  возбуждения
уже сошел.
   - Тебя легко заставить. Достаточно нескольких слов о женщинах и детях.  А
сколько говорят,  какие  бесчувственные  вы,  ведьмаки.  Послушай,  Агловалю
наплевать на женщин, детей, стариков.  Он  хочет,  чтобы  возобновили  ловлю
жемчуга, потому что каждый день, когда его не приносят, он терпят убытки. Он
тебя дурачит голодными детьми, а ты готов тут же рисковать жизнью...
   - Эсси, - прервал ведьмак. - Я  -  ведьмак.  Моя  профессия  -  рисковать
жизнью. Дети тут совершенно ни при чем.
   - Меня не обманешь.
   - Откуда ты взяла, что собираюсь?
   - А оттуда, что если б ты был таким холодным профессионалом, каким хочешь
казаться, то попытался бы набить цену. А ты словом не обмолвился о плате. Ну
хорошо, довольно об этом. Возвращаемся?
   - Пройдемся еще.
   - С удовольствием. Геральт?
   - Слушаю.
   - Я ведь говорила, что выросла у моря. Умею управлять лодкой и...
   - Выкинь и