астоящую кэльпи? - На  картинке.
- Девушка вдруг погрустнела. - А, чего болтать-то. Пошли в дом.  Гиселер
ждет.
 
*** 
 
   У окна, дающего немного света,  стоял  стол.  На  столе,  опираясь  о
крышку локтями, полулежала Мистле, совершенно голая ниже пояса.  На  ней
не было ничего, кроме черных чулок. Между нескромно раздвинутыми  ногами
копошился худой, длинноволосый тип в грязном халате.  Это  не  мог  быть
никто иной, как только мэтр Альмавера,  искусник  татуировки,  поскольку
он-то как раз и был занят тем, что выкалывал  на  ляжке  Мистле  цветную
картинку.
   - Подойди ближе, Хотспорн, - пригласил Гиселер, отодвигая табурет  от
дальнего стола, за которым  сидел  с  Искрой,  Кайлеем  и  Реефом.  Двое
последних, как и Ассе, тоже были одеты в черную телячью  кожу,  усеянную
застежками, кнопками, цепочками и  другими  изысканными  украшениями  из
серебра.  "Какой-то  ремесленник  здорово   подзаработал",   -   подумал
Хотспорн.  Крысы,  когда  на  них  находил  стих  и  распирало   желание
помодничать,   платили   портным,   сапожникам   и   шорникам   воистину
по-королевски. Ясное дело, они никогда  не  упускали  случая  сорвать  с
подвергшегося нападению человека одежду либо финтифлюшки, попавшиеся  на
глаза.
   - Вижу, ты нашел нашу цедулю в развалинах старой станции, - потянулся
Гиселер. - Да что я, иначе б тебя тут не было. Надо признать, быстренько
ты явился.
   - Потому как кобыла хороша, -  вставила  Фалька.  -  Поспорю,  что  и
резвая!
   - Я ваше сообщение нашел. - Хотспорн не сводил глаз с Гиселера.  -  А
как с моим? Дошло?
   - Дошло... - кивнул головой крысиный главарь. -  Но...  Но,  чтоб  не
разводить... У нас тогда не было времени. А потом мы упились, и пришлось
малость передохнуть. А позже другой нам путь вышел...
   "Говнюки", - подумал Хотспорн.  -  Короче  говоря,  ты  поручение  не
выполнил?
   - Угу. Прости, Хотспорн. Некогда было...  Но  в  другой  раз,  хо-хо.
Обязательно!
   - Обязательно! - высокопарно подтвердил Кайлей,  хоть  никто  его  об
этом не просил. "Чертовы безответственные говнюки. Перепились. А  потом,
ишь ты, другая дорога им вышла. К портняжкам за завитушками  и  цацками,
не иначе!" - Выпьешь? - Благодарю. Нет.
   - А может, отведаешь этого? - Гиселер указал на стоящую среди бутылей
и кубков разукрашенную лаковую шкатулочку.  Хотспорн  уже  знал,  почему
глаза у Крыс так блестят, почему их движения такие нервные и быстрые.
   - Первоклассный порошок, - заверил Гиселер. - Не возьмешь щепотку?
   - Благодарю, нет. -  Хотспорн  многозначительно  указал  на  кровяное
пятно на полу и уходящий в каморку след на  беловиках,  явно  говорящий,
куда и когда утащили труп. Гиселер заметил взгляд.
   - Один типчик тут больно шустрый собрался героя из  себя  строить,  -
фыркнул он. - Ну так Искре пришлось его маленько пожурить.
   Искра гортанно  засмеялась.  Сразу  было  видно,  что  наркотика  они
приняли сверх меры.
   - Да так пожурила, что он кровью захлебнулся, - похвалилась она. - Ну
а тогда другие сразу поутихли. Это называется "террор"!
   Она, как обычно, была увешана драгоценностями, даже в  крылышке  носа
красовалось колечко с бриллиантом. Она носила не кожу, а вишневого цвета
кафтанчик  с  парчовым  рисунком,  уже  достаточно   знаменитый,   чтобы
считаться последним писком  моды  у  золотой  молодежи  из  Турна.  Как,
впрочем, и шелковый платочек, которым повязал голову Гиселер.  Хотспорну
уже доводилось слышать о девушках, которые стриглись "под Мистле".
   -  Это  называется  "террор",  -  задумчиво  повторил  он,  продолжая
рассматривать кровавую полосу на полу. - А хозяин станции? А  его  жена?
Сын?
   - Нет-нет, - поморщился Гиселер. - Думаешь, мы всех порубили? Что ты!
В чулане их временно заперли. Теперь, как видишь, станция наша.
   Кайлей громко прополоскал  рот  вином,  выплюнул  на  пол.  Маленькой
ложечкой  набрал  из  шкатулки  немного  фисштеха,  как  они   именовали
наркотик,  осторожно  высыпал  на  послюнявленный  кончик  указательного
пальца и втер себе в десну. Подал шкатулку Фальке, та повторила ритуал и
передала  порошок  Реефу.  Нильфгаардец  отказался,  занятый  просмотром
каталога цветных татуировок, и передал шкатулку Искре. Эльфка отдала  ее
Гиселеру, не воспользовавшись.
   - Террор, - буркнула она, щуря блестящие глаза и шмыгая носом.  -  Мы
станцию держим под террором! Император Эмгыр весь мир так держит,  а  мы
только эту халупу. Но принцип тот же!
   - А-а-а-а-а, хрен тя возьми! - взвыла на столе Мистле.  -  Ты  гляди,
чего колешь! Сделаешь еще раз так, я тебя так кольну! Насквозь пройдет!
   Крысы - кроме Фальки и Гиселера - расхохотались.  -  Коли  ее,  мэтр,
коли, - добавил Кайлей. - Она промежду ног закаленная!
   Фалька грубо выругалась и запустила в него кубком. Кайлей  увернулся.
Крысы снова зашлись  хохотом.  -  Стало  быть,  так.  -  Хотспорн  решил
положить конец веселью. - Станцию вы  держите  под  террором.  А  зачем?
Ежели отбросить удовольствие, проистекающее из терроризирования?
   - Мы здесь, - ответил Гиселер, втирая себе фисштех в десну,  -  вроде
караул стоим. Кто сюда явится, чтобы коней оценить или передохнуть, того
мы обдираем. Это удобнее, чем где  на  перекрестках  или  в  чащобе  при
тракте. Хотя, как только  что  сказала  Искра,  принцип  тот  же.  -  Но
сегодня, с рассвета, только этот нам попался, - вставил Рееф,  показывая
на Альмаверу, почти с головой  скрывшегося  между  разведенными  ляжками
Мистле. - Голодранец, как всякий искусник, ничего у него не было, ну так
мы его с его искусства обдираем.  Киньте  глаз,  какой  он  способный  к
рисованию.
   Рееф  натянул  рукав  и  показал  татуировку  -  обнаженную  женщину,
шевелящую ягодицами, когда он сжимал  кулак.  Кайлей  тоже  похвастался:
вокруг его руки, повыше шипастого браслета,  извивался  зеленый  змей  с
раскрытой пастью и пурпурным раздвоенным языком. - Со вкусом сделано,  -
равнодушно сказал Хотспорн. - И полезно при распознании трупов. Ничего у
вас  из  грабежа  не  получилось,  дорогие  Крысы.  Придется   заплатить
художнику за его искусство. У меня не было времени Предупредить вас: вот
уже семь дней, с первого сентября, знаком является  пурпурная  стрела  с
раздвоенным наконечником. Как раз такая намалевана на  фуре.  Рееф  тихо
выругался. Кайлей рассмеялся. Гиселер равнодушно махнул рукой.
   - Ничего не поделаешь. Оплатим ему иглы и краску.  Пурпурная  стрела,
говоришь? Запомним. Если до утра еще такой со знаком стрелы появится, мы
ему плохого не сделаем.
   - Собираетесь торчать здесь до утра? - немного неестественно удивился
Хотспорн. - Неразумно, Крысы. Рискованно и небезопасно. - Чего-чего?
   - Рискованно, говорю, и небезопасно.  Гиселер  пожал  плечами,  Искра
фыркнула и сморкнулась на пол. Рееф, Кайлей и Фалька  глядели  на  купца
так, словно он только что сообщил им, что, мол, солнце свалилось в речку
и надобно его быстренько оттуда выловить, пока раки не ощипали. Хотспорн
понял, что пытался образумить спятивших сопляков. Что предостерег  перед
риском и опасностью переполненных дурью и бравадой  фанфаронов,  которым
понятие страха совершенно чуждо. - Преследуют вас, Крысы. - Ну и что  за
беда? Хотспорн вздохнул.
   Беседу прервала Мистле, которая подошла к ним, не  потрудившись  даже
одеться. Поставила ногу на лавку и,  крутя  бедрами,  продемонстрировала
всем и вся  произведение  мэтра  Альмаверы:  пунцовую  розу  на  зеленой
веточке с двумя листочками, помещенную на ляжке почти в самом паху.
   - Ну как? - спросила она, уперев руки в боки. Ее браслеты,  доходящие
почти до локтей, бриллиантово блеснули. - Что скажете?
   - Прелээээстно! - фыркнул Кайлей, откидывая волосы. Хотспорн заметил,
что Крыс в ушах носит серьги. Было ясно,  что  такие  же  серьги  вскоре
будут - как и усеянная серебром кожа -  модными  у  золотой  молодежи  в
Турне, да и во всем Гeco.
   - Твой  черед,  Фалька,  -  сказала  Мистле.  -  Что  прикажешь  себе
выколоть?
   Фалька коснулась ее ляжки, наклонилась и присмотрелась к  татуировке.
Вблизи. Мистле ласково потрепала ее пепельные волосы. Фалька  захохотала
и без всяких церемоний стала раздеваться.
   - Хочу такую же розу, - заканючила она. - В том же самом месте, что и
у тебя, любимая.
 
*** 
 
   - Ну и мышей тут у тебя, Высогота. - Цири прервала рассказ, глядя  на
пол, где в кругу  падающего  от  каганца  света  разыгрывался  настоящий
мышиный  турнир.  Можно  было  только  догадываться,  что  делалось   за
пределами круга, в темноте. - Кота б тебе не  помешало  завести.  А  еще
лучше - двух.
   - Грызуны, - откашлялся отшельник, - стремятся к  теплу,  потому  как
зима приближается. А кот у меня был. Но отправился куда-то,  бедняга,  и
пропал. - Не иначе - лиса загрызла или куница.  -  Ты  не  видела  моего
кота, Цири. Если его что-то и загрызло, то не иначе как дракон.
   - Аж такой был? М-да, жаль. Уж он бы твоим мышам не  позволил  лазать
по постели. Жаль.
   - Жаль. Но, я думаю, он вернется. Кошки всегда возвращаются.
   - Я подкину в огонь. Холодно.
   - Холодно. Чертовски холодные сейчас  ночи...  А  ведь  еще  даже  не
середина октября... Ну, продолжай, Цири.
   Цири некоторое время сидела неподвижно, уставившись в  огонь  камина.
Огонь ожил, затрещал, загудел, отбросил на  изуродованное  лицо  девушки
золотой отблеск и подвижные тени. - Рассказывай!
 
*** 
 
   Мэтр Альмавера накалывал, а Цири чувствовала, как слезы  скапливаются
у нее в  уголках  глаз.  Хоть  перед  процедурой  она  предусмотрительно
приглушила себя вином и фисштехом, боль была невыносимая. Она стискивала
зубы, чтобы не стонать, и не стонала, конечно, а делала  вид,  будто  не
обращает внимания на иглы, а боль презирает. Старалась как бы вовсе и не
замечать боли, участвовать в беседе, которую Крысы вели с  Хотспорном  -
субъектом, пытающимся выдавать себя за купца, хотя в действительности  -
если не считать того факта, что жил  он  за  счет  торговцев,  -  ничего
общего с купечеством не имевшим.
 
*** 
 
   - Грозовые тучи собрались над вашими головами,  -  говорил  Хотспорн,
водя по лицам Крыс темными глазами. - Мало того, что  за  вами  охотится
префект из Амарильо, мало того, что гонятся Варнхагены, мало  того,  что
барон Касадей...
   - И этот туда же, -  поморщился  Гиселер.  -  Ну  ладно,  префекта  и
Варнхагенов я понимаю, но чего ради какой-то Касадей на нас взъелся?
   - Гляньте-ка, истинный волк в овечьей шкуре, - усмехнулся Хотспорн, -
и бебекает жалостливо: "Бе-е-е, бе-е-е, никто меня не любит, никто  меня
не понимает, куда ни явлюсь, всюду каменьями забрасывают, ату его,  ату,
кричат. За что, ну за что мне такая обида и несправедливость? " А за то,
долгие мои Крысы, что доченька барона Касадея после приключения у  речки
Трясогузки до сего дня млеет и температурит.
   - А-а-а, - вспомнил Гиселер. - Карета с четверкой серых в яблоко?  Та
самая девица, что ль?
   - Та. Сейчас, как я сказал, хворает, по ночам  с  криком  вскакивает,
господина Кайлея вспоминает... Но особливо  мазельку  Фальку.  И  брошь,
память о матушке-покойнице, которую - я имею в  виду  брошь  -  мазелька
Фалька силой у нее с  платьица  содрать  изволила,  произнося  при  этом
всякие разные слова.
   - И вовсе не в этом дело! - крикнула со стола Цири,  воспользовавшись
оказией, чтобы криком отреагировать на боль. - Мы проявили  к  баронессе
презрение  и  нанесли  оскорбление,  позволив  всухую  уйти!  Надо  было
прошпарить девицу-то!
   - И верно. - Цири  почувствовала  взгляд  Хотспорна  на  своих  голых
бедрах. - Воистину великое сие есть бесчестие не лишить девку чести,  то
бишь  не  прошпарить,  в  смысле  не   оттрахать!   Неудивительно,   что
оскорбленный  папаша  Касадей  скликал  вооруженную  банду  и   назначил
награду. Поклялся принародно, что все вы будете висеть головами вниз  на
стенах его замка. Пообещал также, что  за  сорванную  с  доченьки  брошь
сдерет с мазели Фальки шкуру. Лентами.
 
*** 
 
   Цири  выругалась,  а  Крысы  разразились  дурашливым  хохотом.  Искра
чихнула и дико рассопливилась - фисштех раздражал ее слизистую.
   - Мы на эти преследования чихали, - заявила она, вытирая шарфом  рот,
нос, подбородок и стол. - Префект, барон, варнхагены!  Гоняются,  да  не
догонят. Мы - Крысы! За Вельдой трижды вильнули, и теперь эти дурни друг
другу на пятки наступают, идут против остывших следов.  Пока  сообразят,
что к чему, будут уже слишком далеко, чтобы возвращаться.
   - Да если и завернут! - запальчиво воскликнул Ассе,  некоторое  время
назад вернувшийся с вахты, на которой его никто не подменил и  подменять
не собирался. - Пощекочем их, и вся недолга.  -  Точно!  -  крикнула  со
стола Цири, уже забыв, как прошлой ночью они  драпали  от  погони  через
деревушки над Вельдой и как она тогда струхнула.
   - Лады. - Гиселер хлопнул раскрытой  ладонью  по  столу,  положив  на
шумной болтовне крест. - Давай,  Хотпорн,  выкладывай.  Я  же  вижу,  ты
хочешь нам кое-что поведать,  кое-что  поважнее  префекта,  Варнхагенов,
барона Касадей и его чересчур впечатлительной дочурки.
   - Бонарт идет у вас по следу.
   Опустилась тишина, необычно долгая. Даже мэтр Альмавера  перестал  на
минуту колоть.
   - Бонарт, - медленно протянул  Гиселер.  -  Старый  седой  висельник.
Факт, кому-то мы и верно здорово насолили.
   - Кому-то богатенькому, - согласилась Мистле. - Не Каждого  стать  на
Бонарта.
   Цири уже собиралась спросить, кто таков этот Бонарт, но ее опередили,
почти одновременно и в один голос, Ассе и Рееф.
   - Это охотник за наградами,  -  угрюмо  пояснил  Гиселер.  -  Давней,
кажется, солдатчиной промышлял, потом  торгашествовал,  наконец,  взялся
убивать людей за награды. Тот еще сукин сын. Каких мало.
   - Болтают, - довольно беспечно сказал Кайлей, - что если б всех, кого
Бонарт затюкал, похоронить на одном жальнике, то понадобился бы  жальник
ого-го  каких  размеров.  Мистле  набрала  щепотку  белого   порошка   в
углубление между большим пальцем и  указательным  и  резко  втянула  его
ноздрей.
   - Бонарт разнес банду Большого Лотара, - сказала она. - Засек  его  и
его брата, которому Мухомор кликуха была. - Говорят, ударом в  спину,  -
добавил Кайлей. - И Вальдеса убил, - добавил Гиселер. - А когда  Вальдес
помер, то и его ганза развалилась. Одна из лучших была. Толковая, боевая
дружинка. Крепкая. В свое время я подумывал пристать к ним. Когда еще мы
с вами не стакнулись.
   - Все верно, - сказал Хотспорн. - Такой  ганзы,  как  Вальдесова,  не
было и не будет. Песни слагают о том, как они вырвались  из  облавы  под
Сардой. Вот буйные были головы, вот уж прям таки холостяцкая удаль! Мало
кому было им в соперники идти.
   Крысы замолчали разом и уставились ему в глаза, блестящие и злые.
   - Мы, - процедил после недолгой тишины Кайлей, -  вшестером  когда-то
пробились через эскадрон нильфгаардской конницы!
   - Отбили Кайлея у нисаров, - проворчал Ассе. -  С  нами,  -  прошипел
Рееф, - тоже не каждому соперничать!
   - Это верно, Хотспорн, - выпятил грудь Гиселер. - Крысы не хуже какой
другой банды, да и Вальдесовой ганзы тоже. Холостяцкая удаль,  говоришь?
Так я тебе кой-чего о девичьей удали  расскажу.  Искра,  Мистле,  Фалька
втроем, вот как тут сидят, белым днем проехали посредине города Друи,  а
выведавши, что в трактире стоят Варнхагены, промчались сквозь трактирню.
Насквозь! Въехали спереди,  выехали  со  двора.  А  Варнхагены  остались
сидеть, раззявив хайла, над побитыми кувшинами и разлитым пивом.  Может,
скажешь, невелика удаль?
   - Не скажет, -  опередила  ответ  Мистле,  зловеще  усмехаясь.  -  Не
скажет, потому что знает, что такое Крысы. Его гильдия тоже в курсе.
   Мэтр   Альмавера   закончил   татуировку.   Цири   с   гордой   миной
поблагодарила, оделась и подсела к компании. Прыснула, чувствуя на  себе
странный, изучающий и как бы насмешливый взгляд Хотспорна.  Зыркнула  на
него злым глазом, демонстративно прижимаясь  к  плечу  Мистле.  Она  уже
успела убедиться, что  такие  фокусы  конфузят  и  эффективно  охлаждают
мужчин,  у  которых  в  голове  поют  амуры.  В  случае  Хотспорна   она
действовала немного как  бы  "на  вырост",  с  опережением,  потому  что
квазикупец в этом отношении не был настырным.
   Хотспорн был для Цири загадкой. Она видела его раньше всего один раз,
остальное ей рассказала Мистле. Хотспорн и Гиселер, пояснила она,  знают
друг друга и дружат давно, есть у них условные сигналы, пароли  и  места
встреч. Во время таких встреч Хотспорн передает информацию - и тогда они
едут на указанный тракт и нападают  на  указанного  купца,  конвой  либо
обоз.  Иногда  убивают  указанного   человека.   Всегда   обговаривается
определенный знак - на купцов с таким знаком на телегах нападать нельзя.
   Вначале Цири была  удивлена  и  слегка  разочарована  -  она  души  в
Гиселере не чаяла, Крыс считала образцом свободы и  независимости,  сама
полюбила эту свободу, это презрение ко всем и всему. Но  тут  неожиданно
пришлось  выполнять  работу  на  заказ.  Как  наемным  убийцам,   кто-то
приказывал им, кого бить. Мало того - кто-то кого-то заказывал  убивать,
а они слушались, опустив глаза. - Дело за дело, - пожала плечами Мистле,
- Хотспорн отдает нам приказы, но  и  поставляет  информацию,  благодаря
которой мы выживаем. У свободы и  презрения  -  свои  пределы.  В  конце
концов всегда один является орудием другого. Такова жизнь, соколица.
   Цири была разочарована и удивлена, но это быстро прошло. Она училась.
В частности, тому, чтобы не удивляться сверх меры  и  не  ждать  слишком
многого, ибо в таких случаях разочарование бывает не столь убийственным.
   - У меня, дорогие Крысы, - тем временем продолжал Хотснорн, - есть  и
ремедиум от всех ваших забот. От нисаров, баронов,  префектов,  даже  от
Бонарта. Да, да. Потому что, хоть он и затягивает на ваших шеях аркан, я
располагаю методами, которые позволят вам из петли выскользнуть.
   Искра прыснула. Рееф  захохотал.  Но  Гиселер  остановил  их  жестом:
позволил Хотспорну продолжать.
   - В народе идет слух, - сказал, чуть переждав, купец, -  что  вот-вот
будет объявлена амнистия. Если даже кого-то ждет кара за неявку, да  что
там, даже если кого-то ждет веревка, он будет помилован, если,  конечно,
явится с повинной. К вам это относится в полной мере.
   - Херню порешь! - крикнул Кайлей, пуская слезу из-за слишком  большой
дозы фисштеха, попавшего в нос. - Нильфгаардские штучки,  фортели!  Нас,
старых воробьев, на такой мякине не проведешь!
   - Погодь, Кайлей, - сдержал его Гиселер.  -  Не  горячись.  Хотспорн,
насколько мы его знаем, не привык трепаться зазря и  чепуху  молоть.  Он
привык знать, что и почему болтают. А значит, знает сам  и  нам  скажет,
откуда взялась столь неожиданная нильфгаардская милость.
   - Император Эмгыр, - спокойно сказал Хотспорн, -  женится.  Вскоре  у
нас в  Нильфгаарде  будет  императрица.  Потому  и  собираются  объявить
амнистию. Император,  говорят,  безмерно  счастлив,  ну,  вот  и  другим
отщипнуть желает толику этой безмерности.
   -  В  заднице  у  меня  императорская  безмерность,  -   торжественно
провозгласила Мистле. - А амнистией я позволю себе  не  воспользоваться,
потому как эта нильфгаардская милость что-то мне  свежим  запахом  щепок
отдает. Вроде бы кол заостряют, ха-ха!
   - Сомневаюсь, - пожал плечами Хотспорн, - чтобы это  был  обман.  Тут
вопрос политики. И большой. Большей, нежели вы, Крысы, или  все  здешнее
разбойство, вместе взятое. В политике тут дело.
   - Это в какой же такой политике? - насупился Гиселер. - Я, к примеру,
ни черта не понял.
   - Марьяж Эмгыра - дело политическое,  и  при  помощи  дутого  марьяжа
могут быть решены  многие  политические  проблемы.  Император  заключает
персональную унию, чтобы еще сильнее сплотить  империю,  положить  конец
пограничным стычкам  и  распрям,  обеспечить  мир.  Знаете,  на  ком  он
женится? На Цирилле, наследнице престола  Цинтры!  -  Ло