поворотом  аллейки,  у  клумбы  с  бронзовым  бюстом
Никодемуса де Боота, первого ректора Академии, его поджидали оба  шпика.  По
обычаю всех шпиков мира они старались не глядеть собеседнику в глаза, и, как
у всех шпиков мира, у них  были  самые  обыкновенные,  ничего  не  говорящие
физиономии, которым они усиленно пытались придать умное выражение, благодаря
чему здорово напоминали душевнобольных.
   - Привет от Дийкстры, - бросил один из шпиков. - Идемте.
   - Взаимно, - нахально ответил бард. - Идите. Шпионы переглянулись, затем,
не двинувшись с места,  уставились  на  нецензурное  слово,  которое  кто-то
накарябал углем на цоколе ректорского бюста. Лютик вздохнул.
   - Так я и думал,  -  сказал  он,  исправляя  лютню.  -  Стало  быть,  мне
непременно придется куда-то идти с уважаемыми господами? Что делать?  Пошли.
Вы - впереди, я - сзади. В данном конкретном случае возраст должен  уступить
красоте почетное место в строю.
 
*** 
 
   Дийкстра, шеф секретных служб короля Визимира Реданского,  на  шпиона  не
походил. Особенно далеко он отступал от стереотипа, в соответствии с которым
шпион непременно должен быть невысоким, тощим, с крысоподобной  мордочкой  и
маленькими проницательными глазками,  зыркающими  из-под  черного  капюшона.
Дийкстра, как было известно Лютику, капюшонов никогда  не  носил  и  отдавал
предпочтение одежде светлых тонов. В нем было  почти  семь  футов  росту,  а
весил он, вероятно, ненамного меньше тринадцати пудов.  Когда  он  скрещивал
руки на груди - а скрещивать их он любил, - это выглядело  так,  словно  два
кашалота пристроились на ките. Что касается  черт  лица,  прически  и  цвета
волос, то он походил на свежеотмытого  борова.  Лютик  знал  очень  немногих
людей, внешность которых была бы столь обманчива, как у Дийкстры. Потому что
этот боровоподобный гигант, казавшийся  вечно  сонным,  разбухшим  кретином,
обладал необычайно живым умом. И немалым авторитетом. Популярная  при  дворе
короля Визимира поговорка гласила, что  если  Дийкстра  утверждает,  что  на
улице  полдень,  хотя  там  стоит  непроглядная  темень,   значит,   следует
обеспокоиться судьбами солнца.
   Однако сейчас Лютика волновало - и не без оснований - другое.
   - Лютик, - сонно проговорил Дийкстра, скрещивая кашалотов на ките.  -  Ты
дурья башка. Ты законченный идиот. Неужто тебе обязательно  надо  испоганить
все, за что бы ты ни взялся? Хоть один-единственный раз в  жизни  ты  можешь
сделать что-нибудь нормально? Мне известно, что тебе около сорока, выглядишь
ты на тридцать, думаешь, будто тебе немногим больше двадцати,  а  поступаешь
так, якобы тебе всего лишь десять. Я это понимаю, поэтому-то,  как  правило,
даю тебе точнейшие указания. Я говорю тебе,  когда,  как  и  что  ты  должен
сделать. И у меня постоянно такое ощущение, словно я говорю в пустоту.
   - А у меня, -  ответил  поэт,  набравшись  наглости,  -  постоянно  такое
ощущение, будто ты раскрываешь  рот  исключительно  ради  тренировки  губ  и
языка. Давай переходи к конкретным вопросам, исключай из  речи  риторические
построения и никчемное красноречие. В чем дело на сей раз?
   Они  сидели  за  большим  дубовым  столом,  меж  заставленных  книгами  и
заваленных рулонами пергамента шкафов, на самом верхнем этаже  ректората,  в
арендуемых помещениях, которые Дийкстра игриво  именовал  Кафедрой  Новейшей
Истории, а Лютик - Кафедрой Практического Шпионажа  и  Прикладной  Диверсии.
Было их, включая поэта, четверо: кроме Дийкстры в беседе участвовали еще две
персоны. Одной из этих персон был, как обычно, Ори  Ройвен,  седой  и  вечно
простуженный секретарь шефа  реданских  шпионов.  Вторая  была  персоной  не
вполне обычной.
   - Ты прекрасно знаешь, о чем я, -  холодно  сказал  Дийкстра.  -  Однако,
поскольку тебе доставляет удовольствие прикидываться  идиотом,  я  не  стану
портить тебе настроения и разъясню понятными  словами.  А  может,  пожелаешь
воспользоваться такой возможностью ты, Филиппа?
   Лютик кинул взгляд на молчавшую до того  четвертую,  не  вполне  обычную,
персону.  Филиппа  Эйльхарт,  видимо,  прибыла  в  Оксенфурт  недавно   либо
собиралась вскоре уехать, потому что была не в платье, не в привычном  ярком
макияже и без любимой бижутерии из  черных  агатов.  На  ней  была  короткая
мужская курточка, брюки в обтяжку и высокие сапоги -  одежда,  которую  поэт
именовал  "полевой".  Темные  волосы   чародейки,   обычно   распущенные   и
пребывающие в  художественном  беспорядке,  сейчас  были  зачесаны  назад  и
перевязаны на затылке тесемкой.
   - Жаль терять время, - сказала она,  поднимая  красивые  брови.  -  Лютик
прав.  Пора  отказаться  от  ложного  красноречия  и  эффектной,  но  пустой
болтовни. Стоящая перед нами проблема проста и банальна.
   - О да, - усмехнулся Дийкстра. - Банальна. Опасный нильфгаардский  агент,
который уже мог бы банально сидеть в  моей  наилучшей  третогорской  тюрьме,
банально сбежал, банально предупрежденный и спугнутый банальной дурью господ
Лютика и Геральта. Мне доводилось видеть людей, отправляющихся на эшафот  за
значительно меньшие банальности. Почему ты не уведомил о подготовленной вами
засаде, Лютик? Разве я не приказал  информировать  меня  о  всех  намерениях
ведьмака?
   - Я ничего не знал о планах Геральта, - убежденно солгал Лютик.  -  Я  же
тебе говорил, что он отправился в Темерию и Содден на поиски Риенса. Я также
сообщил тебе, когда он вернулся. Я был уверен, что он смирился с проигрышем.
Риенс буквально растворился в воздухе, ведьмак  не  нашел  ни  малейших  его
следов, об этом, если помнишь, я тебе тоже говорил...
   - Врал, - холодно сказал шпион. - Ведьмак  нашел  следы  Риенса.  В  виде
трупов. И тогда решил  изменить  тактику.  Вместо  того  чтобы  гоняться  за
Риенсом - подождать, пока тот найдет его  сам.  Нанялся  на  барки  Компании
Малатиуса и Грока в качестве сопровождающего. Сделал так, зная, что Компания
широко объявит об этом, Риенс узнает и  что-нибудь  предпримет.  И  господин
Риенс предпринял. Странный, неуловимый господин Риенс. Наглый, самоуверенный
господин Риенс, которому не хочется даже пользоваться фальшивыми именами или
переиначивать свое. Господин Риенс, от которого за  версту  несет  дымом  из
нильфгаардского камина и смердит чародеем-ренегатом. Правда, Филиппа?
   Чародейка  не  сказала  ни  "да",  ни  "нет".  Она  молчала,  изучающе  и
проницательно глядя на Лютика. Поэт опустил глаза, неуверенно  кашлянул.  Он
не любил таких взглядов.
   Привлекательных  женщин,  в  том  числе  и  чародеек,  Лютик   делил   на
чрезвычайно  приятных,  просто  приятных,  неприятных  и  очень  неприятных.
Чрезвычайно приятные на предложение отправиться в постель отвечали радостным
согласием, просто приятные - веселым смехом. Реакцию неприятных  предсказать
было затруднительно. К очень неприятным трубадур относил  тех,  в  отношении
которых уже  одна  мысль  о  соответствущем  предложении  вызывала  дрожь  и
слабость в коленках.
   Филиппа Эйльхарт, хоть и весьма привлекательная, была очень неприятной.
   Кроме того, Филиппа Эйльхарт была важной персоной  в  Совете  Чародеев  и
пользовалась полным доверием в качестве придворной магички короля  Визимира.
Магичкой она была очень способной. Молва гласила,  что  она  была  одной  из
немногих, владеющих искусством полиморфизма. Выглядела она лет на  тридцать.
В действительности же ей было никак не меньше трехсот.
   Дийкстра, сплетя пальцы пухлых рук на животе,  крутил  мельницу  большими
пальцами. Филиппа по-прежнему молчала.  Ори  Ройвен  кашлял,  хлюпал  носом,
беспрерывно  поправлял  просторную  тогу.  Тога  походила  на  профессорскую
покроем, но выглядела так, словно Ори получил ее не от Сената, а откопал  на
свалке.
   - Однако твой ведьмак, - вдруг буркнул супершпион, - недооценил господина
Риенса. Засаду-то он устроил, но при этом показал полнейшее отсутствие  ума,
предположив, будто Риенс заявится к нему лично. Риенс, как полагал  ведьмак,
должен  был  чувствовать  себя  в  безопасности.  Не  мог  унюхать  подвоха,
обнаружить подкарауливающих его людей господина Дийкстры. Потому что, видите
ли, маэстро Лютик  по  приказу  ведьмака  не  пикнул  господину  Дийкстре  о
расставленной ловушке. А ведь, выполняя распоряжение, маэстро  Лютик  обязан
был это сделать. Маэстро Лютик имел на сей счет вполне четкие и  однозначные
приказы, которые он, понимаете ли, почел за благо пропустить мимо ушей.
   - Я не твой подчиненный, - надулся поэт. - И  не  обязан  выполнять  твои
распоряжения и приказы. Время от времени я помогаю тебе,  но  делаю  это  по
собственной воле, из патриотических  побуждений,  чтобы  не  бездействовать,
видя приближающиеся изменения...
   - Ты шпионишь на всех, кто тебе платит, -  холодно  прервал  Дийкстра.  -
Доносишь всем, у кого ты на крючке. А у  меня  на  тебя  несколько  недурных
крючочков, Лютик. Так что не дерзи.
   - Я шантажа не боюсь!
   - А может, поспорим?
   - Господа, - Филиппа Эйльхарт подняла руку.  -  Будьте  серьезнее,  прошу
вас. Не отклоняйтесь от темы.
   - Верно. - Шпион раскинулся в кресле. - Послушай, поэт. Что с возу упало,
то пропало. Риенса предупредили, и второй раз он будет осторожнее. Но  я  не
могу допустить, чтобы  подобное  повторилось.  Поэтому  хочу  встретиться  с
ведьмаком. Приведи его ко мне. Перестань блуждать по  городу  и  не  пытайся
обмануть моих агентов. Иди прямо к Геральту и приведи его сюда, на  Кафедру.
Мне необходимо с ним поговорить. Лично и без свидетелей. Без шума и огласки,
которые, несомненно, возникнут, если я захочу ведьмака  арестовать.  Приведи
его ко мне, Лютик. Это все, что от тебя сейчас требуется, - Геральт  выехал,
- спокойно соврал бард. Дийкстра взглянул на  чародейку.  Лютик  напрягся  в
ожидании зондирующего импульса, но ничего не почувствовал. Филиппа  смотрела
на него, прищурив глаза, однако не похоже было, чтобы  она  пыталась  чарами
проверить его искренность.
   - Дождусь его  возвращения,  -  вздохнул  Дийкстра,  прикинувшись,  будто
верит. - У меня к нему серьезное дело,  придется  кое-что  изменить  в  моих
планах и подождать. Как только ведьмак вернется, приведи.  Чем  скорее,  тем
лучше. Лучше для многих.
   - Возможны  осложнения,  -  поморщился  Лютик.  -  Трудно  будет  убедить
Геральта прийти сюда. Он, понимаешь ли, испытывает необъяснимую антипатию  к
шпионам. Хотя, кажется, понимает, что ваша работа не хуже других, и все-таки
брезгает теми, кто ею занимается.  Патриотические  побуждения,  говорит  он,
штука хорошая, но в шпионы обычно идут конченые подлецы и последние...
   - Хватит, хватит,  -  Дийкстра  небрежно  махнул  рукой.  -  Попрошу  без
словесных красот. Надоело. Они, понимаешь ли, довольно грубоваты.
   - Я тоже так считаю, - фыркнул трубадур. - Но ведьмак  -  простодушный  и
прямолинейный в суждениях добряк. Куда ему до нас, светских львов. Он просто
терпеть не может шпионов и, я знаю, не захочет с тобой разговаривать, а уж о
том, чтобы помогать секретным службам, и речи быть не может. Да  и  крючочка
на него у тебя нет.
   - Ошибаешься, - сказал шпион. -  Есть.  И  не  один.  Для  начала  вполне
достаточно заварушки на барке под Грабовой Бухтой. Знаешь, кто  поднялся  на
борт? Вовсе не люди Риенса.
   - Тоже мне, удивил, - спокойно сказал поэт. - Уверен, это были  несколько
бездельников, каких полно в темерской страже. Риенс выспрашивал о  ведьмаке,
за сведения о нем, кажется, обещал кругленькую сумму.  Любому  понятно,  что
ведьмак ему очень даже нужен. Вот несколько  пройдох  и  попытались  сцапать
Геральта, запереть, а потом продать Риенсу, диктуя свои условия и выторговав
сколько удастся. Потому что за голую информацию о нем они получили бы  мало,
а то и вовсе ничего.
   - Хвалю за сообразительность. Ясное дело, ведьмака, не  тебя.  Ты  бы  не
додумался. Но все гораздо сложнее, чем кажется. Дело в том, что моих коллег,
людей из секретной службы короля Фольтеста,  тоже,  оказывается,  интересует
господин Риенс. Они разгадали план пройдох, как ты их назвал. Это они  вошли
на барку, они намеревались сцапать ведьмака. Возможно, в  качестве  приманки
для Риенса, а может, с другой целью.  Ведьмак  под  Грабовой  Бухтой  уделал
темерских агентов. Лютик. Их шеф очень, очень зол.  Так,  говоришь,  Геральт
выехал? Надеюсь, не в Темерию? Оттуда он может не вернуться.
   - Это и есть твой крючочек?
   - А как же! Именно. Я могу замять дело с темерцами.  Но  не  даром.  Куда
выехал Геральт, Лютик?
   - В Новиград, - глазом не сморгнув солгал трубадур. - Риенса искать.
   - Ошибка, ошибка, - усмехнулся шпион, делая вид, будто не заметил лжи.  -
Понимаешь, жаль все-таки, что  он  не  поборол  неприязни  к  шпионам  и  не
связался со мной. Я бы ему помог сэкономить время и силы. В Новиграде Риенса
нет. Зато  темерских  агентов  там  пруд  пруди.  Вероятнее  всего,  ожидают
ведьмака. Они уже уразумели то, о чем я  знаю  давно.  А  именно,  что  если
ведьмака Геральта из Ривии спросить  определенным  образом,  он  ответит  на
множество вопросов.  Вопросов,  которые  начинают  задавать  себе  секретные
службы всех Четырех Королевств. Уговор  прост:  ведьмак  приходит  сюда,  на
Кафедру, и отвечает на эти вопросы мне. Вот и  все.  Я  угомоню  темерцев  и
обеспечу Геральту безопасность.
   - Что за вопросы? Может, я смогу на них ответить?
   - Не смеши, Лютик.
   - И все же, - вдруг проговорила Филиппа Эйльхарт,  -  возможно,  мог  бы.
Может, он помог бы нам сэкономить время? Не забывай, Дийкстра, наш поэт увяз
в этой афере по уши, и он здесь, у нас, а ведьмака-то еще нет. Где  ребенок,
с которым Геральта видели в Каэдвене? Девочка с серыми волосами  и  зелеными
глазами? Та,  о  которой  Риенс  выпытывал  тебя  тогда,  в  Темерии,  когда
прихватил в борделе? А, Лютик? Что тебе известно о девочке? Где  ведьмак  ее
спрятал? Куда поехала Йеннифэр,  получив  письмо  Геральта?  Где  скрывается
Трисс Меригольд и какие у нее причины скрываться?
   Дийкстра не пошевелился, но по тому, как он взглянул на чародейку,  Лютик
понял, что шпион удивлен. Вопросы были  заданы  явно  преждевременно.  И  не
тому, кому следовало.  Это  казалось  опрометчивым  и  неосторожным,  однако
Филиппу  Эйльхарт  можно  было  заподозрить  в  чем  угодно,  только  не   в
опрометчивости и неосторожности.
   - Сожалею, - ответил Лютик, - но ни на один  из  твоих  вопросов  у  меня
ответов нет. Я помог бы, если б сумел. Но не сумею.
   - Лютик, - процедила Филиппа, глядя ему в глаза, - если  ты  знаешь,  где
находится девочка, скажи. Ручаюсь, мы с Дийкстрой заботимся исключительно  о
ее безопасности. О безопасности, которой... угрожает... опасность.
   - Не сомневаюсь, - солгал поэт, -  что  именно  это  вас  волнует.  Но  я
действительно не знаю, в чем дело. В жизни не видел ребенка, который вас так
интересует. А Геральт...
   - Геральт, - прервал Дийкстра, - не подпустил тебя к тайне, не пикнул  ни
словечка, хоть, не сомневаюсь, ты закидал его вопросами. Интересно,  почему,
как ты думаешь, Лютик? Неужто твой простодушный и брезгающий шпионами добряк
почуял, что ты есть такое в действительности? Оставь его в  покое,  Филиппа,
не трать даром времени. Он  ничего  не  знает,  не  дай  обмануть  себя  его
умничаньем и многозначительными ухмылками. Он может нам помочь исключительно
в одном - когда ведьмак вынырнет из укрытия, он свяжется с ним, больше ни  с
кем. Представь себе, Геральт считает его другом.
   - Именно, - медленно поднял голову Лютик. - Он  считает  меня  другом.  И
представь себе, Дийкстра, не без оснований. Прими наконец это к  сведению  и
сделай выводы. Сделал? Ну вот. Теперь можешь начинать шантажировать.
   - Ну, ну, - усмехнулся шпион. - Да у тебя прямо-таки аллергия на дела. Не
обижайся, поэт. Я шутил. Шантаж? Между нами, друзьями? И речи быть не может.
А твоему ведьмаку, поверь, я зла не желаю и  мешать  не  думаю.  Кто  знает,
может, даже договорюсь с ним к общей выгоде. Но чтобы такое  случилось,  мне
надо с ним встретиться. Когда он появится, приведи его ко мне.  Крепко  тебя
прошу, Лютик. Очень. Ты понял, насколько крепко?
   - Понял, как крепко, - фыркнул трубадур.
   - Хотелось бы верить, что это правда.  Ну  а  теперь  иди.  Ори,  проводи
трубадура к выходу.
   - Бывай. - Лютик встал. - Желаю  успеха  в  труде  и  личной  жизни.  Мое
почтение, Филиппа. Ах, да, Дийкстра! Агенты, которые за мной ползают. Отзови
их, пожалуйста.
   - Само собой, - солгал шпион. - Отзову. Неужели ты мне не веришь?
   - Верю, - солгал поэт. - Я тебе верю.
 
*** 
 
   Лютик задержался на территории Академии до вечера. Все время  внимательно
осматривался, но шпиков не заметил. И именно это беспокоило его особенно.
   На Кафедре Труверства он прослушал лекцию о  классической  поэзии.  Затем
сладко выспался на семинаре по поэзии  современной.  Разбудил  его  знакомый
бакалавр, и они отправились на Кафедру Философии, чтобы  принять  участие  в
затянувшемся, но бурном диспуте на тему "Сущность  и  происхождение  жизни".
Еще не успело стемнеть, как половина дискутантов была  пьяна  в  стельку,  а
остальные рвались в рукопашную, пытаясь перекричать друг  друга  и  создавая
невообразимый шум и гам. Все это было поэту на руку.
   Он незаметно выбрался на чердак, вылез через чердачное оконце,  спустился
по водосточной трубе на крышу библиотеки, перескочил, чуть не сломав ног, на
крышу прозекторской. Оттуда добрался до забора, прилегающего к  стене  сада.
За густыми зарослями крыжовника отыскал дыру, которую расширил  сам,  будучи
студентом. Дальше раскинулся городок Оксенфурт.
   Лютик смешался с толпой, потом  быстро  прошмыгнул  боковыми  переулками,
петляя словно преследуемый гончими  заяц.  Добравшись  до  каретного  сарая,
укрылся в тени. Переждав добрых полчаса и не заметив ничего подозрительного,
забрался по лестнице на чердак, перескочил на крышу дома знакомого пивовара,
Вольфганга  Амадея  Козлобородика.  Цепляясь  за  обросшие  мхом   черепицы,
добрался до окна нужной мансарды. В комнатке за окном горела масляная лампа.
Нетвердо стоя на водосточном желобе, Лютик постучал  в  свинцовый  переплет.
Окно не было закрыто и поддалось при легком нажиме.
   - Геральт! Эй, Геральт!
   - Лютик? Погоди... Пожалуйста, не входи...
   - Что значит не входи? Как так - не входи? - Поэт толкнул окно. -  Ты  не
один, что ли? Может, аккурат трахаешь кого?
   Не дождавшись ответа, да и не ожидая его, он  перебрался  на  подоконник,
свалив лежащие там яблоки и луковицы.
   - Геральт... - засопел он и тут же умолк. А потом чертыхнулся вполголоса,
глядя на светло-зеленую одежду  медички,  валяющуюся  на  полу.  Раскрыл  от
удивления рот и чертыхнулся снова. Всего он мог ожидать. Только не этого.
   - Шани, - покрутил он головой. - А, чтоб меня...
   - Попрошу без комментариев. Ведьмак сел  на  кровати,  а  Шани  подтянула
простыню под самый нос.
   - Ну входи уж. - Геральт потянулся за брюками. - Коли  влез  через  окно,
значит, дело серьезное. Потому как, если не серьезное, я немедля выкину тебя
через то же окно.
   Лютик слез с подоконника, сбросив  оставшиеся  луковицы.  Сел,  придвинув
ногой табурет. Ведьмак поднял с пола одежду свою и Шани. Мина  у  него  была
сконфуженная. Одевался он молча. Медичка, прячась у него за спиной, возилась
с рубашкой. Поэт нахально рассматривал ее, мысленно подыскивая  сравнения  и
рифмы к форме маленьких грудок и золотистому при свете масляной лампы  цвету
ее кожи.
   - Ну в чем дело, Лютик. - Ведьмак щелкнул застежками высоких  ботинок.  -
Выкладывай.
   - Собирайся, - сухо ответил поэт. - Надо срочно выехать.
   - Сколь срочно?
   - Невероятно срочно.
   - Шани... - кашлянул Геральт, - Шани сказала мне  о  шпиках,  которые  за
тобой следили. Надо понимать, ты не потерял их?
   - Ничего ты не понимаешь.
   - Риенс?
   - Хуже.
   - В таком случае действительно не понимаю... Минутку. Реданцы?  Третогор?
Дийкстра?
   - Угадал.
   - Это еще не повод...
   - Э