рукоплесканий.
   - Фалька, ты дьяволица!  -  тяжело  дышит  Искра.  -  Когда  нам  надоест
разбойничать, пойдем в мир зарабатывать на жизнь плясками...
   Цири тоже дышит тяжело, неровно. Не может  произнести  ни  слова.  Только
судорожно смеется. По щекам текут слезы.
   В толпе вдруг раздается крик, возникает суматоха. Кайлей  сильно  толкает
могучего кмета, кмет толкает Кайлея,  они  схватываются,  мелькают  поднятые
кулаки. Подскакивает Рееф, при свете факелов вспыхивает кинжал.
   - Нет! Стоять! - пронзительно кричит Искра.  -  Никаких  драк.  Это  ночь
плясок!
   Эльфка берет Цири за руку, обе соскакивают на пол.
   - Музыканты, играть! Кому не терпится показать  свое  умение?  Давайте  с
нами! Ну, кто смел?
   Монотонно гудит басетля, в гул  врывается  протяжный  стон  дудок,  потом
высокое  пение  гуслей.  Кметы  хохочут,  тыркают   друг   друга   кулаками,
перебарывают страх и смущение. Один, широкоплечий и  светловолосый,  хватает
Искру. Другой, помоложе и постройнее, неуверенно кланяется Цири. Цири  гордо
вскидывает голову, но тут же улыбается. Паренек обнимает  руками  ее  талию,
Цири кладет свои руки ему  на  плечи.  Прикосновение  пронзает  ее  огненной
стрелой, заполняет пульсирующим желанием.
   - Живее, музыканты! Живее!
   Овин дрожит от крика, вибрирует ритмом и мелодией.
   Цири пляшет.
 
   ВАМПИР, или упырь, умерший человек,  оживленный  Хаосом.  Утратив  первую
жизнь, В, проживает вторую ночной порой. Выходит из могилы при свете луны  и
перемещаться может токмо вослед за ее лучами; нападает на спящих девиц, либо
парней, кровь сладкую коих, не разбудив оных, сосет.
   "Physiologu".
 
   Кметы чеснок в превеликом множестве  поедали,  а  большей  верности  ради
ожерелья чесночные на шеи понавешали. Некоторые, особливо  девушки,  цельные
головки чеснока запихивали себе куда  только  можно.  Все  село  преужасающе
чесночным духом воняло, кметы мыслили, будто  в  безопасности  обретаются  и
теперь уже ничего им упырь учинить не сумеет. Како же велико было изумление,
когда упырь, в полночь налетевши,  вовсе  не  испугался,  а  токмо  хохотать
почал, зубьями от веселия скрежеща и насмехаясь. "Славно, - кричал, - что вы
сразу  же  нашпиговалися,  потому  как  теперича  я  вас  жрать   стану,   а
заправленное  мясо  больше  мне  на  вкус  приходится.  Посолитесь   еще   и
поперчитесь, да и о горчице не позабудьте".
   Сильвестр Бугиардо.
   "Liber Tenebrarum, или книга Страшных но Истинных Случаев, Наукою никогда
ж Экспликованных".
 
   Светит месяц, светит ясный...
   Глянь, мертвяк летит ужасный...
   Подвывает крепко...
   Не боишься, девка?
   Народная песенка.
 
Глава 4 
 
   Птицы, как всегда, опередили  восход  солнца,  разбудив  серую,  туманную
предрассветную тишь своим гомоном, и, как всегда, первыми в  путь  собрались
молчаливые женщины из Кернова  с  детьми.  Таким  же  быстрым  и  энергичным
оказался цирюльник Эмиель Регис,  присоединившийся  к  компании  с  дорожным
посохом и кожаной торбой на спине. Остальная  часть  группы,  которая  ночью
активно дегустировала дистиллят,  не  была  столь  прыткой.  Утренний  холод
поднял ночных кутил,  однако  не  сумел  полностью  свести  на  нет  эффекты
мандрагорового зелья. Геральт очнулся в углу домишки. Голова его  лежала  на
подоле у Мильвы. Золтан и Лютик,  обнявшись,  храпели  на  куче  поскриповых
клубней так, что раскачивались  висящие  на  стенах  пучки  трав.  Персиваль
отыскался за халупой, свернувшийся в клубок под кустом черемухи  и  накрытый
соломенной рогожкой, которой Регис пользовался, чтобы вытирать ботинки.
   Все пятеро являли миру  очевидные,  хоть  и  дифференцированные  признаки
утомления и  последействия  регисового  пойла.  Признаки  эти  они  пытались
изгнать, интенсивно утоляя жажду в ручье.
   Однако когда туман рассеялся и  лучи  кроваво-красного  солнца  пробились
сквозь кроны сосен и лиственниц Фэн Карна, группа была  уже  в  пути,  резво
двигаясь среди курганов, дольменов и надгробий иной формы. Вел Регис, за ним
следовали Персиваль и Лютик, подбадривавшие друг друга тем, что в два голоса
пели балладу о железном волке и трех сестрах. За ними  топал  Золтан  Хивай,
тянувший за поводья вороного  жеребца.  Во  владениях  цирюльника  краснолюд
нашел суковатую ясеневую палку и теперь колотил ею по менгирам, мимо которых
проходил, желая при этом давно преставившимся эльфам вечного отдохновения, а
сидящий у него на плече Фельдмаршал Дуб топорщил перья и  время  от  времени
неохотно, малопонятно и как-то неубедительно поскрипывал.
   Самой податливой на действие дистиллята оказалась Мильва. Она шла с явным
трудом, вспотевшая, бледная, злая как оса и даже не  отвечала  на  щебетание
девочки с косичками, которую везла  на  седле  своего  воронка.  Геральт  не
пытался заводить разговора, да и у него настроение тоже было не из лучших.
   Туман, а  также  излагаемые  громкими,  но  несколько  испитыми  голосами
перипетии железного волка и трех сестер привели к тому, что на группу кметов
они наткнулись неожиданно. Кметы же заслышали их уже издалека и не  шевелясь
ждали меж врытых в землю монолитов, а серые сермяги  служили  им  прекрасной
маскировкой. Еще немного и Золтан Хивай угостил бы  одного  из  них  палкой,
приняв за надгробный камень.
   - Огогого! - крикнул он. -  Простите,  люди!  Не  заметил.  День  добрый.
Приветствую!
   Десяток  кметов  нестройным  хором  пробурчали  что-то  в  ответ,  угрюмо
посматривая на компанию. В руках они держали лопаты, кирки и саженной  длины
заостренные жерди.
   - Приветствую, - повторил краснолюд. - Как я понимаю,  вы  из  лагеря  на
Хотле. Попал?
   Вместо ответа один из кметов указал на коня Мильвы.
   - Вороной. Видите?
   - Вороной, - повторил другой и облизнулся. - Точно, вороной.  В  сам  раз
будет.
   - Э? - Золтан заметил движение и взгляды. - Ну вороной. И что? Конь ведь,
не жирафа какая, чего глазеть-то на него?
   - А вы чего тут делаете, кумовья, на кладбище  на  этом?  -  Кмет  окинул
компанию неприязненным взглядом.
   - А вот выкупили эту территорию. - Краснолюд взглянул ему прямо в глаза и
стукнул палкой по менгиру. - И меряем шагами <Шаг -  старинная  мера  длины,
равная 0,81 м.>, не объегорили ли нас случаем на акрах.
   - А мы тут вомпера ловим!
   - Кого?
   - Вомпера, - отчетливо повторил старший  из  кметов,  почесывая  лоб  под
заскорузнувшим от грязи колпаком. - Гдей-то тут лежбище себе  учинил,  сукин
сын. Осиновых кольев настругали, отышщем окаянного, продырявим, штоб  уж  не
встал!
   - И вода святая у нас в  двойчатках  есть,  которую  нам  блаженный  жрец
уделил! - бодро  крикнул  другой  кмет,  демонстрируя  горшки.  -  Издырявим
кровопивца, штоб на веки-веков исчезнул!
   - Ха-ха, - сказал Золтан Хивай.  -  Охота,  вижу,  на  всю  ширь  идет  и
продумана в подробностях.  Вампир,  говорите?  Ну,  считайте,  повезло  вам,
добрые люди. У нас специалист по вампирам имеется, ведь...
   Он осекся и выругался про себя,  поскольку  ведьмак  крепко  саданул  его
сапогом по щиколотке.
   - Кто вампира видел? - спросил Геральт, взглядом велев спутникам молчать.
- Откуда знаете, что его надо искать именно здесь?
   Кметы пошептались.
   - А никто его не видал, - признался  наконец  тот,  что  был  в  фетровом
колпаке. - И не слыхал. А как же его увидать, ежели он по ночам  летает,  во
тьмах? А как же его услыхать, коли он на нетопыриных крыльях  полошшит,  без
шуму и шороху?
   - Вомпера-то мы  не  видали,  -  добавил  другой.  -  Но  следы  евонного
страшного дела были. С того дня, как месяц в  полню  взошел,  упырище  кажну
ночь кого-нито из наших пришибает. Двох уже разодрал.  Бабу  одну  и  отрока
единого. Ужасть и тревога!
   На куски вомпер несчастливцев разодрал, всю кровю  из  них  высосал!  Так
чего ж таперича - в бездействии третью ночь ждать?
   - Кто сказал, что всему виной вампир, а не другой хищник? Кто придумал по
могильникам рыскать?
   - Блаженный жрец сказал. Ученый и набожный человек, счастье,  что  в  наш
лагерь забрел. Враз угадал, что на нас вомпер нападает. Кара это за то,  что
мы молитвы забросили и приношениев не  делаем.  Он  ныне  в  лагере  молитвы
возносит игзорсизмы всякие, а нам велел поискать могилу, в  которой  мертвяк
дневает.
   - Именно здесь?
   - А где ж еще могилу вомперью искать, ежели  не  на  жальнике?  Это  ведь
эльфов жальник, кажное дите знает, что эльфы -  раса  поганая  и  безбожная,
каждый второй эльф опосля смерти  адовым  отродьем  становится!  Вся  зараза
через эльфов!
   - И брадобреев! - серьезно кивнул Золтан. - Истинная правда. Каждое  дите
знает. Далеко лагерь-то, о котором речь шла?
   - Э, недалеко...
   - Да не говорите вы им много-то, отец Овсивуй! - буркнул заросший щетиной
кмет с волосами до бровей, тот, который уже раньше проявил  враждебность.  -
Черт их знает, кто такея, какая-то подозрительная  шайка.  А  ну,  за  дело.
Пущай коня дают, а опосля идут в свою сторону.
   - Святая правда, - сказал старший кмет. - Надыть дело кончать, потому как
время не ждет. Давайте  коня.  Того,  вороного.  Нужон  нам,  чтобы  вомпера
отыскать. Сыми, девка, дите с седла.
   Мильва, которая все время  равнодушно  пялилась  на  небо,  взглянула  на
кмета, и черты лица у нее опасно обострились.
   - Ты мне, что ли, говоришь, кметок?
   - Тебе-тебе. Давай воронка, нужон он нам. Мильва потерла вспотевшую шею и
стиснула зубы, а ее усталые глаза приобрели совершенно волчье выражение.
   - В чем дело, люди, - улыбнулся ведьмак, пытаясь разрядить обстановку.  -
Зачем вам конь, которого вы так любезно просите?
   - А как же нам иначе-то могилу упыря  отыскать?  Известно  ж,  надыть  на
вороном жеребце жальник объехать, а у которой могилы жеребец пристанет и  не
даст себя стронуть, там вомпер и зарыт. Тады надыть его выкопать и  осиновым
колом прошить. Не противьтесь, потому как нам все едино, что в лоб,  что  по
лбу. Должны мы того воронка получить!
   - А другая масть, - дружелюбно  спросил  Лютик,  протягивая  кмету  вожжи
Пегаса, - не подойдет?
   - Никак.
   - Ну, значит, не повезло вам, - прошипела сквозь стиснутые зубы Мильва. -
Я коня не отдам.
   - Это как же так, не дашь? Не слыхала, что я сказал, девка? Нам надыть!
   - Вам - да. А мне, стало быть, нет?
   - Предлагаю полюбовное  решение,  -  мягко  проговорил  Регис.  -  Как  я
понимаю, госпожу Мильву дрожь пробирает при одной мысли,  что  можно  отдать
лошадь в чужие руки...
   - Точно, - зло сплюнула лучница. - При одной мысли трясет...
   - Ну, чтобы  и  волки  были  сыты  и  овцы  целы,  -  спокойно  продолжал
цирюльник, - пусть госпожа Мильва сама сядет на  воронка  и  совершит  столь
якобы необходимый объезд некрополя.
   - Не стану я, будто дура какая, по кладбищу рыскать.
   - Да тебя никто и не просит, девка! - крикнул мужик с волосами до бровей.
- На то нужон парень, хват,  а  бабе  на  кухне  при  горшках  сидеть  след.
Конешно, девка позжей могет сгодиться, потому как супротив  упыря,  говорят,
шибко пользительны девичьи слезы. Ежели вомпера окропить имя, сгорит,  ровно
головня. Токмо слезы должна чистая и не тронутая еще молодка пролить. Что-то
не видится мне, чтобы тебя не трогали, женчина. Сталбыть, ты тут ни до  чего
не нужная.
   Мильва быстро сделала шаг вперед и неуловимым движением выбросила  правый
кулак. Голова кмета отлетела назад - заросшая  шея  и  подбородок  оказались
прекрасной мишенью. Девушка шагнула еще и саданула ребром раскрытой  ладони,
усилив удар за счет разворота бедер и  плеч.  Кмет  попятился,  запутался  в
собственных лаптях и повалился на менгир. Удар затылком был хорошо слышен.
   - Теперь видишь, на что я гожусь, - сказала дрожащим от бешенства голосом
лучница, растирая кулак. - Кто из нас хват, а кому в руки ухват? Ничего  нет
вернее кулачного боя. После него все становится ясно. Кто  молодец  и  хват,
тот на ногах стоит, кто дурень л слабак, тот на земле лежит. Я верно говорю,
кметы?
   Крестьяне не торопились подтверждать, а, раскрыв рты, пялились на Мильву.
Тот, что в фетровом колпаке,  опустился  перед  длинноволосым  на  колени  и
легонько пошлепал его по щекам. Впустую.
   - Убит, - ахнул он, поднимая голову. - Насмерть. Как же так,  девка?  Как
же так - взять да человека убить?
   - Я не хотела, - шепнула Мильва, опуская руки и бледнея от ужаса. А потом
сделала то, чего от нее никто и ожидать не мог.
   Отвернулась, покачнулась, оперлась лбом о менгир, и ее бурно вырвало.
 
*** 
 
   - Что с ним?
   - Легкое сотрясение мозга, - ответил Регис, вставая и застегивая торбу. -
Череп цел. Он уже пришел в себя. Помнит,  что  случилось,  помнит,  как  его
зовут.  Это  хорошо.  Бурная  реакция  госпожи  Мильвы  была,   к   счастью,
безосновательна.
   Ведьмак взглянул на лучницу, сидевшую неподалеку у камня  и  уставившуюся
вдаль.
   - Это не кисейная барышня, чтобы реагировать так бурно, - буркнул  он.  -
Вину тому я приписал бы скорее вчерашнему самогону с "белладонной".
   - Ее уже и раньше рвало, - тихо заметил Золтан. -  Позавчера,  на  ранней
заре. Все еще спали. Я думаю, это из-за грибов, которые мы жрали в  Турлуге.
У меня тоже живот два дня болел.
   Регис странно  глянул  на  ведьмака  из-под  седеющих  бровей,  загадочно
улыбнулся и закутался в черный шерстяной плащ. Геральт подошел к Мильве.
   - Как ты себя чувствуешь?
   - Отвратно. Что с кметком?
   - Ничего страшного. Пришел в себя. Однако Регис  запретил  ему  вставать.
Крестьяне сооружают люльку, отвезем его в лагерь между двумя лошадьми.
   - Возьмите моего вороного.
   - Мы взяли гнедого и Пегаса. Они помягче. Вставай, пора в путь.
 
*** 
 
   Теперь выросшая количественно группа напоминала  похоронную  процессию  и
тащилась в столь же похоронном темпе.
   - Что скажешь об их вампире? - спросил ведьмака Золтан Хивай. - Веришь  в
эту историю?
   - Я не видел убитых. Ничего сказать не могу.
   - Явная липа, - убежденно заметил Лютик. - Кметы говорят, что убитые были
разорваны. Вампиры не  разрывают.  Прокусывают  артерию  и  выпивают  кровь,
оставив два четких оттиска клыков. Очень часто жертва выживает. Я  читал  об
этом в специальной книге. Были там и гравюры, изображающие  следы  вампирьих
укусов на лебяжьих выях девушек. Подтверди, Геральт.
   - А что подтверждать? Я не видел таких гравюр.  Да  и  в  девушках  плохо
разбираюсь. С лебяжьими выями.
   - Не ехидничай. Следы вампирьих укусов должен был встречать не раз  и  не
два. Тебе когда-нибудь доводилось видеть, чтобы  вампир  раздирал  жертву  в
клочья?
   - Чего нет, того нет.
   - В случае высших вампиров - никогда, - тихо сказал Эмиель  Регис.  -  Из
того, что мне известно, таким ужасным обрагом людей не калечат ни  альп,  ни
катакан, ни муля, ни брукса, ни носферат. А вот фледер и экимма очень  грубо
обходятся с жертвами.
   - Браво! - Геральт взглянул на него с  искренним  восхищением,  -  Ты  не
упустил ни  одного  вида  вампиров.  И  не  назвал  ни  одного  мифического,
существующего  -только  в   сказках.   Да   уж   -   знания   поразительные.
Следовательно, ты  не  можешь  не  знать,  что  экиммы  и  фледеры  в  нашем
климатическом поясе не встречаются.
   - Тогда что же? - фыркнул Золтан, размахивая ясеневой палкой.  -  Кто  же
тогда в нашем поясе разорвал ту бабу и парня? Сами, что ли, себя в  приступе
отчаяния разорвали?
   - Перечень существ, которым можно приписать  такой  поступок,  достаточно
велик. Открывает его стая одичавших собак, нередкое несчастье  военных  лет.
Вы не представляете  себе,  на  что  способны  такие  псы.  Половину  жертв,
приписываемых чудовищам Хаоса, в действительности следует  отнести  на  счет
одичавших дворняг.
   - Значит, чудовищ ты исключаешь?
   - Отнюдь. Это могла быть стрыга, гарпия, гравейр, гуль...
   - Не вампир?
   - Скорее всего нет.
   - Кметы упоминали какого-то жреца, - напомнил Персиваль Шуттенбах. -  Как
думаете, жрецы разбираются в вампирах?
   - Некоторые разбираются во многом, к тому  же  неплохо,  их  мнение,  как
правило, стоит выслушать. К сожалению, это относится не ко всем.
   - Особенно не к тем, которые валандаются по лесам с беженцами, -  фыркнул
краснолюд. - Скорее  всего  это  какой-то  отшельник,  темный  пустынник  из
глухомани. Направил кметскую экспедицию на  твое  кладбище,  Регис.  Собирая
мандрагору при  лунном  свете,  ты  никогда  не  замечал  там  какого-нибудь
вампира? Даже малюсенького? Крохотного?
   - Никогда, - усмехнулся цирюльник. - И ничего странного. Вампир,  как  вы
только что слышали, летает во тьме на нетопыриных крыльях без шума и шороха.
Его легко прозевать.
   - И легко увидеть там, где никогда не было и нет, - подтвердил Геральт. -
В молодости я не раз тратил втуне время и энергию, гоняясь за привидениями и
плодами предрассудков, которых видела и красочно  описывала  вся  деревня  с
солтысом во главе. А однажды я два месяца просидел в  замке,  который  якобы
облюбовал себе вампир. Вампира не было. Но кормили отменно.  Первое,  второе
и.., компот.
   - Однако у тебя, несомненно, бывали случаи, когда слухи о вампирах  имели
под собой почву, - сказал Регис, не глядя на ведьмака.  -  Тогда,  думается,
время и энергия не пропадали втуне. Чудовище погибало от твоего меча?
   - Случалось.
   - Так или иначе, - сказал Золтан, - кметам повезло. Я думаю  подождать  у
них в лагере Мунро Бруйса и парней, да и нам отдых не повредит.  Кто  бы  ни
пришиб бабу и парня, ему не позавидуешь, если в лагере будет ведьмак.
   - Ну, коли уж об этом речь, - стиснул  зубы  Геральт,  -  то  убедительно
прошу не болтать, кто я такой  и  как  меня  зовут.  В  первую  очередь  это
касается тебя, Лютик.
   - Воля твоя, - кивнул краснолюд. - Наверно, у тебя есть к  тому  причины.
Хорошо, что вовремя нас упредил, потому как лагерь уже видно.
   - И слышно, - подтвердила Мильва, прервав  долгое  молчание.  -  Шуму-то,
шуму - страсть!
   - Мы слышим, - сделал  мудрую  мину  Лютик,  -  обычную  симфонию  лагеря
беженцев. Как всегда, расписанную на несколько сотен человеческих глоток, не
меньшее количество мычащих коров, блеющих овец и  гогочущих  гусей.  Сольные
партии в исполнении скандалящих баб,  дерущихся  детей,  поющего  петуха,  а
также, если не ошибаюсь, осла, которому сунули  репей  под  хвост.  Симфония
называется: "Человеческое сборище в борьбе за выживание".
   - Симфония, - заметил Регис, шевеля крылышками породистого  носа,  -  как
всегда, одоро-акустическая. От борющегося за  выживание  человечества  несет
изумительным ароматом вареной капусты, блюда, без  которого,  видимо,  долго
продержаться невозможно. Характерный  ароматический  привкус  создают  также
эффекты удовлетворения физиологических потребностей, справляемых где попало,
чаще же всего по периметру лагеря. Никогда не мог понять, почему  борьба  за
выживание воплощается в нежелании копать выгребную яму.
   - Порази вас дьявол с вашей болтовней, - занервничала Мильва. -  Полсотни
пустых слов, когда хватило бы трех: воняет капустой и говном.
   - Капуста и говно всегда идут в  паре,  -  сентенциозно  изрек  Персиваль
Шуттенбах. - Одно приводит в движение другое. Перпетуум мобиле.
 
*** 
 
   Стоило им вступить в шумный и вонючий лагерь между кострами,  телегами  и
шалашами,  как  они  незамедлительно  оказались  в  центре   внимания   всех
собравшихся беженцев, которых было никак не  меньше,  а  то  и  больше  двух
сотен. Интерес этот быстро и  почти  невероятно  возрос:  неожиданно  кто-то
крикнул, неожиданно кто-то завыл, неожиданно кто-то кинулся кому-то на  шею,
кто-то принялся дико хохотать, а  кто-то  столь  же  дико  рыдать.  Возникло
сильнейшее замешательство. Из какофонии мужских, женских и детских  выкриков
трудно было вначале понять, в чем дело, но наконец все объяснилось. У шедших
с ними женщин из Кернова отыскались в лагере муж  и  брат,  которых  те  уже
считали погибшими либо пропавшими без вести в военной  заварухе.  Радости  и