оись! А из головы... уху сварим...
   Снова подтянутый ближе к берегу сом взвертелся и принялся  яростно  рвать
бечеву, словно давая понять, что так легко не даст засунуть себя  в  горшок.
Брызги взвились на сажень вверх.
   - Шкуру продадим... - Лютик, упираясь и покраснев от натуги, тянул бечеву
обеими руками. - А усы... Из усов сделаем... Никто никогда  не  узнает,  что
собирался поэт сделать из  сомовьих  усов.  Бечевка  с  треском  лопнула,  и
рыбаки, потеряв равновесие, повалились на мокрый песок.
   - А, чтоб тебя! - рявкнул Лютик так, что эхо пошло по камышам. -  Сколько
жратвы пропало! Чтоб ты сдох, рыбий хвост!
   - Говорил я, - Геральт отряхнул брюки, - говорил, не тяни силой!
   Испортачил ты все, друг мой Лютик. Рыбак из тебя, как из  козьей  задницы
труба.
   - Неправда, - обиделся трубадур. - То, что это чудовище вообще  заглотало
наживку, моя заслуга.
   - Интересно. Ты и пальцем не пошевелил, чтобы помочь закинуть крюк.
   Бренькал на лютне и драл глотку на всю округу, ничего больше.
   - Ошибаешься, - ухмыльнулся Лютик. - Когда ты  уснул,  я  снял  с  крючка
живца  и  нацепил  дохлую  ворону,  которую  нашел  в  кустах.  Хотел  утром
посмотреть на тебя, когда ты эту ворону вытянешь. А сом купился  на  ворону.
На твоего живца хрен бы что клюнуло.
   - Клюнуло-клюнуло. - Ведьмак сплюнул в воду и принялся наматывать  бечеву
на деревянную крестовину. - А порвалось, потому что ты тянул по-дурному. Чем
болтать, сверни лучше остальные лесы. Солнце взошло, пора в дорогу. Я  пошел
собираться.
   - Геральт!
   - Что?
   - На второй  лесе  тоже  что-то  есть...  Нет,  тьфу  ты,  просто  что-то
зацепилось. Ты смотри, держит словно камень, не справиться! Ну... пошло. Ха,
ха, глянь! Не иначе барка времен короля Дезмода! А большая, едри ее...
   Глянь, Геральт!
   Лютик,  конечно,  преувеличивал.  Вытянутый  из  воды  клубок  прогнивших
веревок, остатков сетей  и  водорослей  был  большой,  но  до  барки  времен
легендарного короля ему было далеко. Бард распластал добычу на песке и начал
копаться в ней мыском ботинка. В водорослях кишмя кишели пиявки, бокоплавы и
маленькие рачки.
   - Эй! Глянь, что я нашел!
   Геральт, заинтересовавшись, подошел. Находка оказалась щербатым  глиняным
кувшином, чем-то вроде двуручной амфоры,  запутавшейся  в  сети,  черной  от
сгнивших водорослей, колоний ручейников и улиток, покрытой вонючим илом.
   - Ха! - гордо воскликнул Лютик. - Знаешь, что это?
   - А как же! Старый горшок.
   - Ошибаешься, - возвестил трубадур, щепкой соскребая с сосуда раковины  и
окаменевшую глину. - Это не что иное, как  волшебный  кувшин.  Внутри  сидит
джинн, который исполнит три моих желания.
   Ведьмак хохотнул.
   - Смейся-смейся. - Лютик покончил с очисткой, наклонился  и  постучал  по
амфоре. - Слушай-ка, на пробке печать, а на печати волшебный знак.
   - Какой? Покажи.
   - Ишь ты! - Поэт спрятал кувшин за спину. - Еще чего. Я его нашел, и  мне
полагаются все желания.
   - Не трогай печать! Оставь кувшин в покое!
   - Пусти, говорю! Это мой!
   - Лютик, осторожнее!
   - Как же!
   - Не трогай! О дьявольщина!
   Из кувшина, который во время возни упал  на  песок,  вырвался  светящийся
красный дым.
   Ведьмак отскочил и кинулся за мечом. Лютик, скрестив руки на груди,  даже
не шевельнулся.
   Дым запульсировал и на уровне головы поэта собрался в неправильной  формы
шар. Потом превратился в карикатурную безносую голову с огромными  глазищами
и чем-то вроде клюва. В голове было около сажени диаметра.
   - Джинн, - проговорил Лютик, топнув ногой, - я тебя освободил, и отныне я
- твой повелитель. Мои желания...
   Голова защелкала клювом, который был вовсе  не  клювом,  а  чем-то  вроде
обвислых, деформированных и меняющих форму губ.
   - Беги, - крикнул ведьмак. - Беги, Лютик?
   - У меня, - продолжал Лютик, - следующие желания.  Во-первых,  пусть  как
можно скорее удар хватит Вальдо Маркса, трубадура из Цидариса. Во-вторых,  в
Каэльфе проживает графская дочка Виргиния, которая никому не желает  давать.
Пусть мне даст. В-третьих...
   Каково было третье желание Лютика,  никому  узнать  не  дано.  Чудовищная
голова выкинула  две  ужасающие  лапы  и  схватила  барда  за  горло.  Лютик
захрипел.
   Геральт в три прыжка подскочил к  голове,  взмахнул  серебряным  мечом  и
рубанул от уха, через середину. Воздух завыл, голова пыхнула дымом  и  резко
выросла,   удваиваясь   в   размерах.   Жуткая   пасть,   тоже   значительно
увеличившаяся,   раскрылась,   защелкала   и   взвизгнула,   лапы    дернули
вырывающегося Лютика и прижали его к земле.
   Ведьмак сложил пальцы Знаком Аард и послал в голову максимальную энергию,
какую  только  ему  удалось  сконцентрировать.  Энергия,   превратившись   в
охватившем голову свечении в ослепительный луч, ударила в  цель.  Громыхнуло
так, что у Геральта зазвенело в ушах, а от взрывной волны аж  зашумели  ивы.
Чудовище оглушительно зарычало, еще больше раздулось,  но  отпустило  поэта,
взметнулось вверх, закружилось и отлетело  к  поверхности  воды,  размахивая
лапами.
   Ведьмак кинулся оттаскивать неподвижно лежащего Лютика, и тут его  пальцы
наткнулись на засыпанный песком круглый предмет. Это была  латунная  печать,
украшенная знаком изломанного креста и девятиконечной звезды.
   Висящая над рекой голова уже  вымахала  до  размеров  стога  сена,  а  ее
раскрытая орущая пасть напоминала ворота  овина  средних  размеров.  Вытянув
лапы, чудовище напало.
   Геральт, не зная, что делать, зажал печать в кулаке и,  выставив  руку  в
сторону нападающего,  выкрикнул  формулу  экзорцизма,  которой  некогда  его
научила одна знакомая богослужительница. Никогда раньше он этой формулой  не
пользовался, поскольку в суеверия принципиально не верил.  Эффект  превзошел
все ожидания.
   Печать зашипела и раскалилась, обжигая ладонь. Гигантская голова  замерла
в воздухе над водой. Повисев  так  минуту-другую,  она  взвыла,  зарычала  и
превратилась в пульсирующий клуб дыма,  в  огромную  клубящуюся  тучу.  Туча
тонко взвизгнула и с невероятной скоростью помчалась вверх по течению  реки,
оставляя на поверхности воды бурлящую полосу. Через несколько секунд исчезла
вдали, только вода еще какое-то время приносила понемногу утихающий вой.
   Ведьмак наклонился к поэту, стоящему на коленях на песке.
   - Лютик? Ты жив. Лютик? Черт тебя побери! Что с тобой?
   Поэт замотал головой, замахал руками и раскрыл  рот  для  крика.  Геральт
поморщился и прикрыл глаза -  у  Лютика  был  хорошо  поставленный,  звучный
тенор, а при сильном испуге он мог достигать невероятных высот. Но  то,  что
вырвалось из горла барда, было едва слышным скрипом.
   - Лютик! Что с тобой? Ну не молчи же!
   - Х-х-х...е-е-е...кх...кх-х-уррва!
   - Тебе больно? Что с тобой. Лютик?
   - Х-х-х...к-к-ку-курррва...
   - Замолчи. Если все в порядке, кивни.
   Лютик  сморщился,  с  превеликим  трудом  кивнул,  перевернулся  на  бок,
скорчился, и его тут же вырвало кровью.
   Геральт выругался.
 
2 
 
   - Боги милостивые! - Стражник попятился я опустил фонарь. - Что с ним?
   - Пропусти нас,  добрый  человек,  -  тихо  сказал  ведьмак,  поддерживая
скорчившегося в седле Лютика. - Ты же видишь, мы спешим.
   - Вижу, - сглотнул стражник, глядя на бледное лицо поэта и его заляпанный
черной запекшейся кровью подбородок. - Ранен? Это скверно выглядит.
   - Я спешу, - повторил Геральт. - Мы в пути с  рассвета.  Пропустите  нас,
пожалуйста.
   - Не можем, - сказал другой стражник. - Через ворота можно входить только
от восхода до заката. Ночью не можно. Приказ. Не можно никому, разве что  со
знаком короля аль ипата. Ну и еще, если гербовый вельможа.  Лютик  захрипел,
скорчился еще больше, оперся лбом о гриву коня, затрясся, дернулся  в  сухом
позыве.  По  шее  лошади,  изукрашенной  засохшими  "извержениями",  потекла
очередная струйка.
   - Люди, - сказал Геральт как можно спокойнее, - вы же видите, ему  плохо.
Мне нужен кто-нибудь, кто его вылечит. Пропустите нас, прошу.
   - Не просите. - Стражник оперся на алебарду. - Приказ есть приказ.
   Пропущу, а меня поставят к позорному столбу и выгонят со  службы.  Чем  я
тогда буду детей кормить? Нет, милостивые государи, не могу. Стащите друга с
коня и отведите  в  сторожевую  башню  перед  крепостной  стеной.  Там  есть
комната. Мы его перевяжем, до рассвета протянет,  ежели  на  роду  написано.
Ждать осталось недолго.
   - Тут перевязать мало, - скрипнул зубами ведьмак. - Нужен знахарь,  жрец,
способный медик...
   - Такого ночью все равно не добудитесь, - сказал второй стражник. -  Все,
что мы можем сделать, это не  заставлять  вас  перед  воротами  до  рассвета
торчать. В доме тепло и найдется, куда положить раненого, легче  ему  будет,
чем в седле. Давайте поможем стащить с  коня.  В  комнате  сторожевой  башни
действительно было тепло, душно и уютно.
   Огонь весело потрескивал в камине, за  которым  истово  пел  сверчок.  За
тяжелым квадратным столом, заставленным кувшинами и блюдами, сидели трое.
   - Простите, уважаемые, - сказал поддерживавший Лютика стражник,  -  ежели
помешали... Чай, не будете супротив...  Этот  рыцарь,  хм...  Ну  и  второй,
ранен, ну, я подумал...
   - Правильно подумал. - Один из мужчин повернул к ним худощавое, угловатое
лицо, встал. - Давайте кладите его на лежанку. Мужчина  был  эльфом.  Как  и
второй, сидевший за столом, на  что  указывала  их  одежда,  являвшая  собой
характерную смесь человеческой и эльфьей моды. Оба были  эльфами.  Оседлыми.
Прижившимися. Третий мужчина, на вид постарше, был человеком. Рыцарем, о чем
говорила его одежда и седоватые волосы, постриженные так, чтобы  можно  было
надеть шлем.
   - Я Хиреадан,  -  представился  более  высокий  из  эльфов,  тот,  что  с
выразительным лицом. Как  обычно  с  представителями  Старшего  Народа,  его
возраст определить было невозможно. Ему с равным успехом можно было  дать  и
двадцать и сто двадцать лет. - А это мой родственник,  Эррдиль.  А  вон  тот
вельможа - Вратимир.
   - Вельможа, - с надеждой буркнул Геральт, но внимательный взгляд на герб,
вышитый на тунике, развеял его надежды: разделенный на четыре  части  щит  с
золотыми лилиями был наискось пересечен серебряной полосой. Вратимир был  не
только  незаконнорожденным,  но  более  того   -   ребенком   от   смешанной
человеческо-нелюдской  связи.  И  как  таковой,  хоть  и  гербовый,  не  мог
считаться полноправным вельможей и явно не пользовался привилегией прохода в
город после наступления сумерек.
   - Увы, - от внимания эльфа не ускользнул взгляд ведьмака,  -  и  мы  тоже
вынуждены ждать рассвета. Закон не знает исключений, во всяком  случае,  для
таких, как мы. Присоединяйтесь, милсдарь рыцарь.
   - Геральт из Ривии, - представился ведьмак. - Я ведьмак, не рыцарь.
   - Что с ним? - Хиреадан указал на Лютика, которого тем временем стражники
уложили на топчан. - Похоже на отравление. Если так,  могу  помочь.  У  меня
есть хорошее лекарство.
   Геральт сел, потом кратко и осмотрительно изложил события у реки.
   Эльфы переглянулись. Седовласый рыцарь сплюнул сквозь зубы и поморщился.
   - Невероятно, - сказал Хиреадан. - Что бы это могло быть?
   - Джинн из бутылки, - буркнул Вратимир. - Прямо как в сказке...
   - Не совсем. - Геральт показал на скорчившегося на топчане Лютика.  -  Не
знаю ни одной сказки, которая бы кончалась так.
   - У бедняги повреждения явно магического характера, - сказал Хиреадан.  -
Боюсь, мои медикаменты вряд ли пригодятся. Но облегчить страдания могут.  Ты
уже давал ему какие-нибудь лекарства, Геральт?
   - Противоболевой эликсир.
   - Пойдем, поможешь. Поддержи ему голову.
   Лютик жадно выпил смешанное  с  вином  лекарство,  поперхнулся  последним
глотком, раскашлялся и оплевал подушку.
   - Я его знаю, - сказал второй из эльфов, Эррдиль. - Это Лютик, трубадур и
поэт. Когда-то я слушал его при дворе короля Эгайна в Цидарисе.
   - Трубадур, - повторил Хиреадан, глядя на Геральта. - Паршиво, очень.
   У него повреждены мышцы шеи и гортань. Начинаются изменения  в  голосовых
связках. Необходимо как можно скорее прекратить действие чар,  иначе...  Это
может быть необратимо.
   - То есть... Он что, не сможет говорить?
   - Говорить сможет. Но петь - нет.
   Геральт, не произнеся ни слова, сел на стул, опустил голову на  стиснутые
кулаки.
   - Колдун нужен, - сказал Вратимир. - Лекарство или  лечебное  заклинание.
Ты должен отвезти его в какой-нибудь другой город, ведьмак.
   - Это почему же? - поднял Геральт голову. - А здесь, в  Ринде?  Нет,  что
ли, колдуна?
   - Во всей Ринде плохо с магами, - сказал рыцарь. - Верно, господа  эльфы?
После того как король Эриберт наложил  разбойничий  налог  на  чары,  магики
бойкотируют столицу и города, которые  рьяно  выполняют  всякие  королевские
распоряжения. А советники в Ринде, я слышал, славятся своим усердием. Верно?
Хиреадан, Эррдиль, я прав?
   - Прав, - подтвердил Эррдиль. - Но... Хиреадан, можно?
   - Даже нужно, - сказал Хиреадан, глядя  на  ведьмака.  -  Незачем  делать
тайну из того, что и так  вся  Ринда  знает.  В  городе,  Геральт,  временно
обитает одна чародейка.
   - Вероятно, инкогнито?
   - Не совсем, - усмехнулся эльф. - Особа,  о  которой  я  говорю,  большая
оригиналка. Пренебрегает и бойкотом, который совет чародеев объявил Ринде, и
распоряжением городских  советников,  и  чувствует  себя  прекрасно,  ибо  в
результате  здесь  возник  крупный  спрос  на  магические  услуги.  Конечно,
чародейка никаких налогов в казну не платит.
   - Городской совет терпит?
   - Волшебница живет в доме крупного купца, торгового фактора из Новиграда,
и одновременно титулярного советника. Никто не смеет  ее  там  тронуть.  Она
пользуется правом убежища.
   - Скорее домашний арест, чем убежище, - поправил Эррдиль.  -  Практически
она там в заключении. Но на недостаток клиентов не сетует. Богатых клиентов.
На советников демонстративно чихает, устраивает балы и пирушки...
   - А советники злятся, подзуживают против нее  кого  только  могут,  всеми
способами подрывают ее репутацию, - добавил Хиреадан.  -  Распускают  о  ней
отвратительные  слухи,  надеясь,  что  высший  богослужитель  из   Новиграда
запретит купцу предоставлять ей убежище.
   - Не люблю лезть в такие дела, - буркнул Геральт. - Но выбора у меня нет.
Как кличут того купца-посланника?
   - Бо Берран, - ведьмаку показалось, что  Хиреадан  поморщился,  произнося
имя фактора. - Что ж, действительно, это  твой  единственный  шанс.  Вернее,
единственный шанс того бедняги,  твоего  дружка.  Но  захочет  ли  чародейка
помочь... Не знаю.
   - Будь внимателен,  когда  пойдешь,  -  сказал  Эррдиль.  -  Шпики  ипата
наблюдают за домом. Если задержат, сам знаешь, что делать. Деньги  открывают
любые двери.
   - Пойду, как только откроют ворота. Как зовут волшебницу?
   Геральту почудилось, что на выразительном лице Хиреадана  заиграл  легкий
румянец. Но это мог быть и отблеск огня из камина.
   - Йеннифэр из Венгерберга.
 
3 
 
   - Хозяин спит, - повторил привратник, глядя на Геральта сверху. Он был на
голову выше и почти в два раза шире в плечах. - Ты что, оглох, бродяга? Спит
хозяин, говорю.
   - Ну и пусть его спит, - согласился ведьмак. - У меня дело  не  к  твоему
хозяину, а к даме, которая у вас... квартирует.
   - Дело, значит. - Привратник, оказывается, был человеком скорым на шутки,
что при такой фигуре и внешности было удивительно. - Ну так иди в бордель  и
удовлетворяйся. Пшел вон!
   Геральт отстегнул от пояса мешочек и подкинул его  в  руке,  не  выпуская
ремешка.
   - Меня не купишь, - гордо произнес цербер.
   - А я и не собираюсь.
   Привратник был слишком громоздок, чтобы обладать  рефлексом,  позволяющим
уклониться или закрыться от быстрого удара обычного  человека.  А  от  удара
ведьмака он не успел даже зажмуриться. Тяжелый мешок с металлическим  звоном
саданул его в висок. Он рухнул на дверь, обеими руками хватаясь за  створку.
Геральт оторвал его ударом в колено, толкнул плечом и  хватил  мешочком  еще
раз. Глаза у привратника помутнели и разбежались в комичном косоглазии, ноги
сложились, как два складных ножика. Ведьмак, видя, что дылда хоть уже  почти
потерял сознание, но все еще пытается размахивать  руками,  приложил  ему  с
размаха в третий раз, прямо по темечку.
   - Деньги, - буркнул он при этом, - открывают любые двери.
   В сенях было темновато. Из-за двери слева доносился громкий храп. Ведьмак
осторожно  заглянул  туда.  На  разобранной  лежанке  спала,  выводя   носом
затейливые рулады, толстая женщина в ночной рубашке, задранной  выше  бедер.
Картина не из самых изысканных. Геральт  затянул  привратника  в  комнату  и
запер снаружи дверь на засов.
   Справа располагалась следующая дверь, полуоткрытая,  а  за  ней  каменные
ступени, ведущие вниз. Ведьмак уже собирался было пройти мимо,  когда  снизу
долетело невнятное ругательство, грохот  и  сухой  треск  бьющегося  сосуда.
Помещение оказалось большой кухней, заполненной сильно пахнущими  травами  и
смолистыми дровами. На каменном полу, меж черепков глиняного кувшина,  низко
наклонив голову, ползал на коленях совершенно нагой мужчина.
   - Яблочный сок, мать твою, - произнес он так, что трудно было  разобрать,
крутя при этом головой, как  баран,  который  по  ошибке  боднул  крепостную
стену. - Сок... яблочный... желает... Где слуги?
   - Чего желаете? - вежливо спросил ведьмак.
   Мужчина поднял голову и икнул. Глаза у него были тупые и красные.
   - Она желает яблочного сока, - сообщил  он  и,  с  трудом  приподнявшись,
уселся на прикрытый овчиной сундук, опершись о печь. -  Надо...  отнести  ей
наверх, а то...
   - Я имею удовольствие разговаривать с  купцом  Бо  Берраном,  фактором  и
посланником?
   - Тише, - болезненно поморщился мужчина. -  Не  верещи.  Слушай,  там,  в
бочонке... сок... яблочный. Налей во что-нибудь... и помоги мне подняться по
лестнице, лады?
   Геральт пожал плечами, потом сочувственно  покачал  головой.  Сам  он  по
возможности  избегал  алкогольных  приключений,  но  состояние,  в   котором
пребывал купец, не было ему совсем уж чуждо. Он отыскал среди сосудов кувшин
и оловянный кубок, зачерпнул из бочонка сока.  Услышал  храп  и  повернулся.
Голый мужчина спал, свесив голову на  грудь.  У  ведьмака  появилась  дурная
мысль облить его соком и разбудить, но он тут же  раздумал.  Взял  кувшин  и
вышел из кухни. Коридор оканчивался тяжелыми, инкрустированными дверями.  Он
осторожно вошел, раскрыв их ровно настолько, чтобы можно было  проскользнуть
в комнату. Было темно, пришлось расширить зрачки. И тут же скривить нос.
   В воздухе висел  тяжелый  запах  прокисшего  вина,  свечей  и  перезрелых
плодов.  И  чего-то  наподобие  смеси  аромата  сирени  с  крыжовником.   Он
осмотрелся. На столе посреди комнаты громоздились кувшины,  графины,  кубки,
бокалы, серебряные блюда и вазы, тарелки, вилки и ножи с ручками из слоновой
кости. Помятая, сползшая набок скатерть,  твердая  от  воска,  стекавшего  с
подсвечников, была залита вином, пестрела фиолетовыми пятнами.  Апельсиновая
кожура блестела словно цветы среди косточек слив и абрикосов,  хвостиков  от
груш и обобранных от ягод виноградных кистей. Один кубок  был  перевернут  и
разбит. Другой цел, наполовину полон, и из  него  торчала  индюшачья  кость.
Рядом с кубком стояла черная туфелька  на  высоком  каблуке.  Туфелька  была
сделана  из  кожи  василиска.  Дороже  материала  для  обуви  на  свете   не
существовало.
   Вторая туфелька валялась под столом на небрежно брошенном черном платье с
белыми оборками и шитьем  на  тему  растительных  мотивов.  Геральт  постоял
минуту, нерешительно, борясь с чувством неловкости, желанием развернуться  и
уйти. Но это означало бы, что цербер в сенях получил свое напрасно.  Ведьмак
не любил делать что-либо  напрасно.  В  углу  комнаты  он  заметил  винтовую
лестницу, на ступеньках которой  лежали  четыре  увяд