ы никогда еще не было, - серьезно  сказал  бард.  -  Армии
Нильфгаарда оставляют за собой выжженную землю и  трупы.  Поля  трупов.  Это
война  на  уничтожение,  на  полное  уничтожение,  Нильфгаард  против  всех.
Жестокость...
   -  Нет  и  не  было  войн  без  жестокостей,  -  прервал  ведьмак.  -  Ты
преувеличиваешь, Лютик.  Тут  все  равно  как  с  тем  паромом:  так  обычно
делается. Этакая, я бы сказал, войсковая традиция. С тех пор, как существует
мир, идущие по стране армии убивают, грабят, жгут и насилуют. Не обязательно
в такой последовательности. С тех пор,  как  существует  мир,  крестьяне  во
время войн прячутся по лесам с бабами и скарбом,  а  когда  приходит  конец,
возвращаются...
   - Не в этой войне, Геральт.  После  этой  войны  некому  и  некуда  будет
возвращаться. Нильфгаард оставляет за собой пожарища, армия идет  лавиной  и
вырубает на своем пути все и вся. Виселицы и  колья  растянулись  на  версты
вдоль трактов, дымы застилают небо по всему горизонту. Ты  говоришь:  с  тех
пор, как существует мир, не было ничего такого? Это верно. Да, с тех пор как
существует мир. Наш мир. Потому как, похоже, нильфгаардцы прибыли из-за гор,
чтобы наш мир уничтожить.
   - Бессмысленно! Кому нужно уничтожить мир? Войны  не  для  того  ведутся,
чтобы уничтожать. Войны ведут по двум причинам. Одна из них - власть, другая
- деньги.
   - Не философствуй, Геральт! Того, что творится, философией  не  изменишь!
Почему ты не слушаешь? Почему не видишь? Почему не  хочешь  понять?  Поверь,
Яруга не остановит нильфгаардцев. Зимой,  когда  река  встанет,  они  пойдут
дальше. Говорю тебе, надо бежать, бежать аж на Север,  может,  туда  они  не
дойдут. Но даже если и не дойдут, наш мир уже никогда не  будет  таким,  как
прежде. Геральт, не бросай меня здесь. Я не справлюсь сам! Не бросай меня!
   - Да ты никак спятил, Лютик. - Ведьмак наклонился в седле. - Ты,  похоже,
совсем сбрендил, если мог подумать, что я тебя брошу. Давай руку, прыгай  на
коня. Тут тебе искать нечего, на паром все равно  не  протолкнешься.  Отвезу
тебя вверх по реке, поищем лодку или плот.
   - Нильфгаардцы захватят нас. Они уже близко. Видел конников? Похоже,  они
идут прямо из боя. Поехали вниз по реке, к устью Ины.
   - Перестань каркать. Мы проскользнем, вот  увидишь.  Вниз  по  реке  тоже
тянутся толпы людей, у каждого парома будет то же, что и здесь,  все  лодки,
вероятно,  уже  захапали.  Поехали  вверх,  против  течения,  не  бойся,   я
переправлю тебя хоть на колоде.
   - Тот берег едва виден!
   - Прекрати ныть. Я сказал - переправлю.
   - А ты?
   - Забирайся на лошадь. Поговорим в пути. Эй, ты что! Только не с  мешком!
Хочешь, чтобы у Плотвы спина переломилась?
   - Это Плотва? Но Плотва же была гнедой, а эта каштановая.
   - Все мои лошади  зовутся  Плотвами.  Ты  прекрасно  знаешь  и  перестань
болтать. Я сказал - выкинь мешок. Что у тебя там, золото?
   - Рукописи! Стихи! И немного жратвы...
   - Выкинь в реку. Напишешь новые. А едой я поделюсь.
   Лютик сделал жалостливую мину, но раздумывать не стал, а с размаху  кинул
мешок в воду. Запрыгнул  на  лошадь,  устраиваясь  на  вьюке,  схватился  за
Геральтов пояс.
   - Вперед, вперед, - торопил он. - Нечего терять время, Геральт, давай - в
лес, прежде чем...
   - Перестань, Лютик, твоя паника начинает передаваться Плотве.
   - Не смейся. Если б ты видел то, что я...
   -  Заткнись,  дьявольщина.  Едем,  я  хочу  до  темноты  обеспечить  тебе
переправу.
   - Мне? А ты?
   - У меня есть дела по эту сторону.
   - Да спятил-то, кажись, ты, Геральт. Тебе что, жизнь не мила?  Какие  еще
дела?
   - Не твоего ума... Я еду в Цинтру.
   - В Цинтру? Нет уже Цинтры.
   - Ты что это?
   - Нет, говорю, Цинтры. Есть пепелище и куча камней. Нильфгаардцы...
   - Слезай, Лютик.
   - Что?
   - Слезай! - Ведьмак резко обернулся. Трубадур взглянул ему в лицо и мигом
слетел на  землю,  отступил  на  шаг,  споткнулся.  Геральт  слез  медленно.
Перекинул поводья через голову кобылы, минуту стоял в нерешительности, потом
вытер  лицо,  не  снимая  перчатка.  Присел  на  край  ямы,  оставшейся   от
вывороченного куста свидины с кроваво-красными плодами.
   - Иди сюда, Лютик, - сказал он. - Садись и рассказывай,  что  с  Цинтрой.
Все. Поэт сел.
   - Нильфгаардцы вошли туда через  перевал,  -  начал  он  после  недолгого
молчания. - Тысячи. Окружили армию Цинтры  в  долине  Марнадаль.  Разгорелся
бой,  длившийся  целый  день  от  зари  до  ночи.  Люди  из  Цинтры  яростно
сопротивлялись,  но  их  наполовину  перебили.  Король  погиб,  и  тогда  их
королева...
   - Калантэ.
   - Да. Не допустила паники, не позволила оставшимся  разбежаться,  собрала
вокруг себя и знамени, кого только смогла,  они  прорвались  сквозь  кольцо,
выбрались за реку к городу. Кто сумел.
   - А Калантэ?
   - С горсткой рыцарей защищала переправу, прикрывала отступление.
   Говорили, билась, как мужчина,  кидалась,  словно  сумасшедшая,  в  самый
водоворот. Ее искололи пиками, когда она мчалась на  нильфгаардскую  пехоту.
Тяжелораненую, вывезли в город. Что в манерке, Геральт?
   - Водка. Хочешь?
   - Пожалуй.
   - Продолжай, Лютик. Говори все.
   - Город в принципе не защищался, осады не было, уж некому было стоять  на
стенах.   Остатки   рыцарей    с    семьями,    вельможи    и    королева...
забаррикадировались во дворце. Нильфгаардцы взяли дворец с ходу, их  маги  в
пыль раскрошили ворота и часть стены. Не поддавался только  донжон,  видимо,
был сильными чародеями заговорен, потому  что  сопротивлялся  нильфгаардской
магии. И все же через четыре дня  нильфгаардцы  ворвались  в  покои.  Но  не
застали никого живого. Никого. Женщины убили детей, мужчины убили  женщин  и
кинулись на мечи либо... Что с тобой, Геральт?
   - Продолжай, Лютик.
   - Либо... как Калантэ... Головой вниз с балкона, с самого верха.
   Говорят, просила, чтобы ее... Никто  не  хотел.  Тогда  она  доползла  до
балкона и... головой вниз. Рассказывают, с ее телом делали ужасные вещи.  Не
хочу об этом... Что с тобой, Геральт?
   -  Ничего,  Лютик...  В  Цинтре  была...  девочка.  Внучка  Калантэ,  лет
десяти-одиннадцати. Ее звали Цири. О ней слышал что-нибудь?
   - Нет. Но в городе и дворце была жуткая резня, и почти никто не уцелел. А
из тех, кто защищал башню, не выжил никто, я же сказал. Большинство женщин и
детей из самых знатных родов были именно там.
   Ведьмак молчал.
   - Калантэ, - спросил Лютик. - Ты знал ее?
   - Знал.
   - А девочку, о которой спрашиваешь? Цири?
   - И ее знал.
   От реки понесло ветром, по воде пошла рябь, ветер  рванул  ветки.  С  них
мигочущей пылью полетели листья. "Осень - подумал ведьмак. -  Снова  осень".
Он встал.
   - Ты веришь в Предназначение, Лютик?
   Трубадур поднял голову, глянул на него широко раскрытыми глазами.
   - Почему ты спрашиваешь?
   - Ответь.
   - Ну... верю.
   - А знаешь ли ты, что  одного  Предназначения  мало?  Что  надобно  нечто
большее?
   - Не понимаю.
   - Не ты один. Но так оно и есть. Надо нечто большее. Проблема в том,  что
я... Я уже никогда не узнаю, что именно.
   - Что с тобой, Геральт?
   - Ничего, Лютик. Давай садись. Едем, день пропадает. Как  знать,  сколько
времени нам потребуется, чтобы найти лодку, а лодка нужна будет большая.  Не
оставлять же Плотву.
   - Переправимся вместе? - обрадовался поэт.
   - Да. На этом берегу мне уже искать нечего.
 
9 
 
   - Йурга!
   - Златулина!
   Она бежала от ворот, развевая  выпроставшимися  из-под  платка  волосами,
спотыкаясь, крича. Йурга бросил вожжи слуге,  спрыгнул  с  телеги,  помчался
навстречу ухватил ее за талию, крепко поднял, закружил, завертел.
   - Я приехал, Златулинка! Вернулся!
   - Йурга!
   - Вернулся! Эй, раскрывайте ворота! Хозяин вернулся! Эх, Златулинка!
   Она была мокрая, пахла мылом. Видимо, стирала. Он поставил ее  на  землю,
но и тогда она, вцепившись, не отпускала его, дрожащая, теплая.
   - Веди в дом, Златулина.
   - Боги, ты вернулся... Ночей не спала... Йурга... Я не спала по ночам.
   - Я вернулся.  Ох,  вернулся.  И  богато  вернулся.  Видишь  телегу!  Эй,
погоняй, заезжай в ворота! Видишь воз, Златулинка? Много добра везу,  потому
как...
   - Йурга, что мне добро, что мне воз... Ты вернулся... Здоровый...
   Целый...
   - Богато вернулся, говорю. Сейчас увидишь...
   - Йурга? А это кто? Вон тот, в черном? Боги, он с мечом...
   Купец обернулся. Ведьмак слез с  коня,  отвернувшись,  делая  вид,  будто
поправляет подпругу и вьюки. Не глядел на них, не подходил.
   - Потом расскажу. Ох, Златулинка, если б не он... А где дети?
   Здоровы?
   - Здоровы, Йурга, здоровы. В поле пошли, ворон  стрелять,  но  соседи  им
дадут знать, что ты дома. Тотчас примчатся, все трое...
   - Трое? Откуда? Златуля? Да ты уж не...
   - Нет... Но надобно тебе кое-что сказать... Не станешь злиться?
   - Я? На тебя?
   - Я приютила девчушку. От друидов взяла, знаешь, от тех, что после  войны
детей спасали... Собирали по лесам бездомных и потерявшихся... Едва живых...
Йурга. Ты злишься?
   Йурга приложил ладонь ко лбу, оглянулся. Ведьмак медленно шел  следом  за
телегой, ведя лошадь под уздцы. На них не глядел, все время отводил взгляд.
   - Йурга?
   - О боги, - простонал купец. - О боги!  Златулина...  Такое,  чего  я  не
ожидал? Дома!
   - Не злись, Йурга... Вот увидишь, как ты ее полюбишь. Девочка  умненькая,
милая, работящая...  Немного  странная.  Не  хочет  говорить  откуда,  сразу
плачет. Ну я и не спрашиваю. Йурга, знаешь, я ведь всегда хотела, чтобы была
дочка... Что с тобой?
   - Ничего, - проговорил он тихо. - Ничего. Предназначение. Всю  дорогу  он
во сне говорил, бредил, ничего, только Предназначение да Предназначение... О
боги... Не нашего ума это... Златулина. Не понять нам, что думают такие, как
он. Что видят во сне. Не нашего это разума...
   - Папа!
   - Надбор! Сулик! Ну и выросли, ну бычки, истые бычки! А ну живо  ко  мне!
Живо...
   Он осекся, увидев маленькую, худенькую, пепельноволосую девочку, медленно
бредущую за мальчиками. Девочка взглянула на него, он увидел огромные глаза,
зеленые, как весенняя травка, блестящие,  как  две  звездочки.  Увидел,  как
девочка  вдруг  срывается,  как  бежит,  как...  Услышал,  как  она  кричит,
тоненько, пронзительно...
   - Геральт!
   Ведьмак  отвернулся  от  коня  мгновенным  ловким  движением.  И  побежал
навстречу. Йурга изумленно смотрел на него. Никогда он не думал, что человек
может двигаться так быстро.
   Они встретились  на  середине  двора.  Пепельноволосая  девочка  в  сером
платьице и белоголовый ведьмак с мечом на спине,  весь  в  горящей  серебром
черной коже. Ведьмак мягкими прыжками, девочка трусцой, ведьмак на  коленях,
тонкие ручки девочки вокруг его шеи, пепельные, мышино-серые волосы  на  его
плечах. Златулина глухо вскрикнула. Йурга обнял ее,  молча  прижал  к  себе,
другой рукой обхватил и прижал мальчиков.
   - Геральт! - повторяла девочка, прильнув к груди  ведьмака.  -  Ты  нашел
меня! Я знала! Я всегда знала! Я знала, что ты меня отыщешь!
   - Цири!
   Йурга не видел его лица, спрятавшегося  в  пепельных  волосах.  Он  видел
только руки в черных перчатках, сжимающие плечи и руки девочки.
   - Ты нашел меня! Ах, Геральт? Я все время ждала тебя!  Я  так  ужасненько
долго... Мы будем вместе, правда? Теперь будем вместе, да? Скажи, ну  скажи,
Геральт! Навсегда! Скажи!
   - Навсегда, Цири!
   - Так как говорили, Геральт! Как говорили... Я - твое Предназначение?
   Ну скажи? Я - твое Предназначение?
   Йурга увидел глаза ведьмака. И  очень  удивился.  Он  слышал  тихий  плач
Златулины, чувствовал, как дрожат ее руки. Глядел на ведьмака и  ждал,  весь
напряженный, его ответа. Он знал, что не поймет этого ответа, но  ждал  его.
Ждал. И дождался.
   - Ты - нечто большее, Цири. Нечто большее. 4
 
 
5 
 
 



ВЕДЬМАК III 
КРОВЬ ЭЛЬФОВ 
 
Анджей САПКОВСКИЙ 
 
 
 
 
ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.rusinfo.com 
http://bestlibrary.agava.ru 
 
 
   Elaine blath, Feainnewedd
   Dearme aen a'caelrne tedd
   Eigean evelienn deireadh
   Que'n esse, va en esseath
   Feainnewedd, elaine blath!
   "Цветочек". Колыбельная песня и популярная детская считалка эльфов.
 
   Eстинно, истинно говорю вам, придет век Меча и Топора, век Волчьей Пурги.
Придет Час Белого Хлада и Белого Света. Час Безумия и  Час  Презрения,  Tedd
Deireadh. Час Конца. Мир умрет, погруженный во мрак, и возродится  вместе  с
новым солнцем. Воспрянет он из  Старшей  Крови,  из  Hen  Ichaer,  из  зерна
засеянного. Зерна, кое не прорастет, не проклюнется, но возгорится пламенем.
   Ess'tuath esse! Да будет так! Внимайте знамениям! А  каковы  будут  оные,
глаголю вам: вначале изойдет земля кровью Aen Seidhe. Кровью Эльфов...
   Aen Ithlinnespeath, пророчество Ithlinne Aegh aep Aevenien
 
Глава 1 
 
   Город горел.
   Забитые дымом узкие улочки, ведущие ко рву, к  первой  террасе,  полыхали
жаром, языки пламени пожирали притулившиеся друг к  другу  соломенные  крыши
домов, лизали стены замка. С запада, от портовых  ворот,  накатывался  крик,
звуки яростного боя, глухие, сотрясающие стены удары тарана.
   Нападающие неожиданно окружили их, проломив баррикаду,  которую  защищали
немногочисленные солдаты, горожане  с  алебардами  и  арбалетчики.  Покрытые
черными попонами кони призраками  перелетали  через  заграждения,  блестящие
мечи разили отступающих защитников.
   Цири почувствовала, как везущий ее на  луке  седла  рыцарь  резко  осадил
коня. Услышала его крик. "Держись, - кричал он. - Держись!"
   Другие  рыцари  в  цветах  Цинтры  опередили  их,  с  ходу  сцепились   с
нильфгаардцами. Цири видела это всего лишь одно мгновение, краешком глаза  -
бешеный водоворот сине-зеленых и черных плащей, лязг стали, удары клинков по
щитам, ржание лошадей...
   Крик. Нет, не крик - вой.
   "Держись!"
   Страх. Каждый рывок,  каждый  удар,  каждый  скачок  коня  до  боли  рвет
стискивающие ремень руки. Ноги, сведенные болезненной судорогой, не  находят
опоры, глаза слезятся от дыма. Обхватившая ее рука душит, давит, чуть ли  не
ломает ребра. Вокруг нарастает крик, какого она никогда раньше  не  слышала.
Что надо сделать с человеком, чтобы он так кричал?
   Страх. Сковывающий волю, парализующий, удушающий страх.
   Опять лязг железа, храп коней. Дома вокруг пляшут, исходящие  огнем  окна
неожиданно оказываются там, где  только  что  была  забитая  грязью  улочка,
усеянная трупами, заваленная пожитками беглецов.  Рыцарь  у  нее  за  спиной
вдруг заходится странным, хриплым  кашлем.  На  вцепившиеся  в  ремень  руки
хлещет кровь. Крик. Свист стрел.
   Падение, болезненные удары о доспехи.  Рядом  бьют  копыта,  над  головой
проносится  конское  брюхо  и  разорванная  сбруя,  снова   конское   брюхо,
развевающийся черный плащ, звуки ударов наподобие тех, что  издает  лесоруб,
валящий дерево. Но это не дерево, это железо о железо.  Крик,  сдавленный  и
глухой, совсем рядом валится в грязь что-то черное и огромное,  разбрызгивая
кровь. Закованная в железо нога дергается, раздирает землю огромной шпорой.
   Рывок. Какая-то сила подхватывает ее,  затягивает  на  седло.  "Держись!"
Опять галоп. Руки и ноги отчаянно  ищут  опоры.  Конь  становится  на  дыбы.
"Держись!" Нет опоры. Нет... Нет... Кровь. Конь  падает.  Нельзя  отскочить,
нельзя  выбраться,  вырваться  из  тисков  покрытых  кольчугой  рук.  Нельзя
укрыться от крови, хлещущей на голову, на шею.
   Рывок, чавканье грязи, резкий удар о землю, удивительно неподвижную после
дикой скачки. Хрип и пронзительный  визг  коня,  пытающегося  поднять  круп.
Удары подков, мелькающие бабки и копыта. Черные плащи и попоны. Крик.
   На улице  огонь,  ревущая  красная  стена  огня.  На  ее  фоне  наездник,
огромный, уходящий, кажется выше пылающих крыш. Покрытый черной попоной конь
пляшет, мотает головой, ржет.
   Наездник глядит на нее. Цири видит,  как  блестят  его  глаза  в  прорези
огромного шлема, украшенного крыльями хищной птицы. Видит отблеск пожара  на
широком клинке меча, который тот держит в низко опущенной руке.
   Наездник глядит. Цири не может пошевелиться. Ей мешают одеревеневшие руки
убитого, охватывающие ее талию. Удерживает что-то тяжелое и мокрое от крови,
что лежит у нее на бедре и притискивает к земле.
   И еще ей не дает двигаться страх. Чудовищный, выворачивающий  все  внутри
страх, из-за которого Цири уже не слышит стон  раненого  коня,  рев  пожара,
крики убиваемых людей и грохот барабанов. Единственное,  что  существует,  с
чем приходится считаться, что имеет значение, это  страх.  Страх  в  обличье
черного рыцаря с украшенным  перьями  шлемом,  рыцаря,  застывшего  на  фоне
кроваво-красной стены бушующего пламени.
   Наездник сдерживает коня, крылья хищной птицы на его шлеме расправляются,
птица устремляется в полет. Кидается на беззащитную, парализованную  страхом
жертву.  Птица  -  а  может,  рыцарь  -  кричит,   вопит   страшно,   жутко,
торжествующе. Черный конь, черные доспехи, черный развевающийся плащ,  а  за
всем этим огонь, море огня.
   Страх.
   Птица верещит. Крылья трепещут, перья бьют по лицу. Страх!
   "На помощь! Почему мне  никто  не  помогает?  Я  одинокая,  я  маленькая,
беззащитная, я не могу пошевелиться, даже звука не могу издать перехваченным
судорогой горлом. Почему никто не приходит мне на помощь? Я боюсь!"
   Горящие в прорези огромного крылатого шлема глаза. Черный плащ  заслоняет
все вокруг...
   - Цари!
   Она просыпается вся в поту,  застывшая,  а  ее  собственный  крик,  крик,
разбудивший ее, все еще дрожит, вибрирует где-то внутри, в груди,  разрывает
высохшее горло. Болят вцепившиеся в попону руки, болит спина...
   - Цири, успокойся.
   Кругом - ночь, темная и ветреная, монотонно и мелодично  шумящая  кронами
сосен, поскрипывающая стволами. Уже нет ни пожара, ни крика, осталась только
эта шумящая колыбельная. Рядом играет огнем и пышет  теплом  костер  бивака,
пламя вспыхивает на пряжках упряжи, горит пурпуром на рукояти меча и  оковке
ножен, прислоненных к лежащему на земле седлу.  Нет  другого  огня,  другого
железа. Касающаяся ее щеки рука пахнет кожей и пеплом. Не кровью.
   - Геральт...
   - Это был всего лишь сон. Скверный сон.
   Цири дрожит, сжимает руки, подбирает ноги.
   Сон. Всего лишь сон.
   Костер  уже  успел  пригаснуть,  березовые   чурки   стали   красными   и
прозрачными, потрескивают, то и дело  стреляя  голубоватым  пламенем.  Пламя
освещает белые волосы и резкий профиль мужчины, который укутывает ее попоной
и накрывает кожушком.
   - Геральт, я...
   - Я рядом. Спи, Цири. Тебе надо отдохнуть. Нас еще ждет долгая дорога.
   "Я слышу музыку, - вдруг подумала она. - В этом  шуме...  таится  музыка.
Звуки лютни. И голоса.  Княжна  из  Цинтры...  Дитя  Предназначения...  Дитя
Старшей  Крови,  крови  эльфов.  Геральт  из  Ривии,  Белый   Волк   и   его
Предназначение. Нет, нет, это легенда. Вымысел поэта. Ее нет. Она мертва. Ее
убили на улицах города, когда она убегала...
   "Держись... Держись..."
   - Геральт?
   - Что, Цири?
   - Что он со мной сделал? Что тогда произошло? Что он... со мной сделал?
   - Кто?
   - Рыцарь... Черный рыцарь с перьями  на  шлеме...  Ничего  не  помню.  Он
кричал... и смотрел на меня. Я не помню, что случилось.  Помню  только,  что
боялась. Ужасненько боялась...
   Мужчина наклонился, пламя костра заплясало в его глазах. Странных глазах.
Очень странных. Когда-то Цири боялась этих глаз, не любила в них глядеть. Но
это было давно. Очень давно.
   - Ничего не помню, - шепнула она, ища его руку, жесткую и  шершавую,  как
необработанное дерево. - Черный рыцарь...
   - Это был сон. Спи спокойно. Это больше не повторится.
   Цири уже слышала подобные заверения. Давно. Ей  множество  раз  повторяли
их, множество, множество раз успокаивали, когда она просыпалась  среди  ночи
от собственного крика. Но теперь было иначе. Теперь она верила. Вед