. Уберег. Героически. Благородно!
   Лютик немного сдержал Пегаса. Они ехали последними, Регис,  Мильва  и
Кагыр опередили всех примерно на четверть стае, но поэт не хотел,  чтобы
хоть словечко из разговора дошло до ушей спутников. - Проблема в том,  -
продолжал ведьмак,  -  что  наш  Кагыр  проявил  благородство,  выполняя
приказ. Он был так же благороден, как баклан: не заглотал  рыбу,  потому
что ему на горло надели колечко. Он должен был  принести  рыбу  в  клюве
своему хозяину. Это не получилось, вот хозяин и разгневался на  баклана!
Теперь баклан в немилости! Не потому ли ищет дружбы и общества рыб?  Как
думаешь. Лютик?
   Трубадур наклонился в седле, спасаясь от низко нависшей  ветви  липы.
Листья на ветке совсем пожелтели.
   - Тем не менее он спас ей жизнь, ты сам сказал.  Благодаря  ему  Цири
вышла из Цинтры целой и невредимой. - И кричит по  ночам,  видя  его  во
сне. - И все же он ее спас! Перестань копаться в воспоминаниях, Геральт.
Очень многое изменилось, да и  меняется  каждый  день,  воспоминания  не
принесут ничего, кроме огорчений, которые тебе явно идут не  на  пользу.
Он спас Цири. Факт был, есть и останется фактом.
   Геральт наконец оторвал взгляд от гривы, поднял голову. Лютик  глянул
ему в лицо и быстро отвел глаза.
   - Факт останется  фактом,  -  повторил  ведьмак  злым,  металлическим
голосом. - О да! Он этот факт вывалил мне в лицо на Танедде, и от злости
голос застрял у него в горле, потому что  он  смотрел  на  клинок  моего
меча. Этот факт и этот крик не дали мне убить его. Ну что ж, так было  и
так уж видать, останется. А жаль. Потому что  следовало  уже  тогда,  на
Танедде, начать цепь. Длинную цепь смертей: цепь мести, о которой еще  и
через столетие ходили бы сказания. Такие, которых боялись бы  слушать  в
потемках. Ты понимаешь это. Лютик? - Не очень. - Ну и черт с тобой.
 
*** 
 
   Неприятный это был  разговор  и  неприятная  у  ведьмака  тогда  была
физиономия. Ох, не нравилось мне, когда его охватывало такое  настроение
и он начинал с такого конца.
   Впрочем, должен признать, что образное сравнение с бакланом свою роль
сыграло - я начал беспокоиться. Рыба в клюве, которую несут туда, где ее
оглушат, выпотрошат и зажарят! Воистину  миленькая  аналогия,  радостные
перспективы...
   Однако  рассудок  возражал  против  этого.  В  конце   концов,   если
продолжать придерживаться рыбьих метафор, то кем были  мы?  Плотвичками,
маленькими костлявыми плотвичками. Вряд  ли  взамен  за  столь  мизерную
добычу "баклан" Кагыр мог рассчитывать на императорскую милость. К  тому
же он явно и сам не был такой уж щукой, какой, хотел казаться. Плотвой -
да, как все мы. А  кто  вообще  обращает  внимание  на  плотвичек  в  те
времена,  когда  война  словно  железная  борона  перепахивает  землю  и
человеческие судьбы.
   Готов дать голову на отсечение, что в Нильфгаарде о Кагыре вообще  не
помнят.
 
*** 
 
   Ваттье  де  Ридо,  шеф  нильфгаардской  армейской  разведки,  опустив
голову, выслушивал императорскую нотацию.
   - Итак, - ехидно тянул  Эмгыр  вар  Эмрейс,  -  организация,  которая
заглатывает в три раза больше государственных средств, чем  образование,
культура  и  искусство,  вместе  взятые,   не   в   состоянии   отыскать
одного-единственного человека. Человек  запросто  исчезает,  скрывается,
хотя я трачу баснословные деньги на учреждение,  от  которого  ничто  не
должно бы укрыться! Один виновный  в  предательстве  человек  смеется  в
глаза учреждению, которому я дал достаточно привилегий, нрав и  средств,
чтобы оно не давало  спать  даже  невинному.  О,  можешь  мне  поверить,
Ваттье, когда в следующий раз на Совете станут  нудить  о  необходимости
урезать  фонды  на  секретные  службы,  я  охотно  их  послушаю.  Можешь
поверить!
   - Ваше императорское величество,  -  откашлялся  Ваттье  де  Ридо,  -
примет, я не сомневаюсь, соответствующее решение, предварительно взвесив
все "за" и "против". Как неудачи, так и успехи имперской разведки.  Ваше
величество, можете быть увечны,  что  предатель  Кагыр  аэп  Кеаллах  не
избежит возмездия. Я предпринял действия...
   - Я плачу вам не за предпринимание действий, а за  их  результаты.  А
результаты мизерны! Что с делом Вильгефорца? Где, черт побери,  Цирилла?
Что ты там бормочешь? Громче!
   - Я думаю, ваше величество должны взять в  жены  девицу,  которую  мы
держим в Дари Роване. Нам необходим этот  брак,  лояльность  суверенного
лена  Цинтра,  успокоение  Островов  Скеллиге  и  мятежников  из  Аттре,
Стрепта, Маг Турга и со Стоков. Необходима  всеобщая  амнистия,  мир  на
тылах и на  линиях  обеспечения  и  снабжения...  Необходим  нейтралитет
Эстерада Тиссена из Ковира.
   - Я знаю об этом...  Но  девица,  что  сидит  в  Дари  Роване,  -  не
настоящая Цирилла. Я не могу вступить с ней в брак.
   - Ваше императорское величество, соблаговолите простить, но разве так
уж важно, более ли она настоящая, чем настоящая, или менее? Политическая
ситуация требует торжественного бракосочетания. Срочно. Молодая будет  в
вуали. А когда  мы  наконец  отыщем  настоящую  Цириллу,  мы  избранницу
попросту... заменим. - Да ты не спятил ли, Ваттье?
   - Ненастоящую нам показали мимолетно. Настоящую  в  Цинтре  никто  не
видел четыре года, к тому же утверждают, она больше времени поводила  на
Скеллиге, чем  в  самой  Цинтре.  Гарантирую,  что  никто  не  обнаружит
подмену...
   - Нет!
   - Ваше императорское...
   - Нет, Ваттье! Найди мне настоящую  Цириллу!  Оторвите  наконец  свои
зады  от  кресел,  шевелите  ягодицами  и  мозгами.  Найдите  Кагыра.  И
Вильгефорца. Прежде всего Вильгефорца. Потому что Цири у него. Я в  этом
уверен. - Ваше императорское  величество...  -  Ну,  говори,  Ваттье!  Я
слушаю!
   -  В  свое  время  я  подозревал,  что   так   называемая   "проблема
Вильгефорца"- обычная провокация. Что чародей или убит, или находится  в
неволе, а показушная и громогласная  охота  служит  Дийкстре  для  того,
чтобы очернить нас и оправдать кровавые репрессии.
   - Я тоже так полагал.
   - И однако... В Редании это не придали публичной гласности, но я знаю
от своих агентов, что Дийкстра отыскал одно убежище Вильгефорца, а в нем
доказательства тому, что чародей проводил  дьявольские  эксперименты  на
людях. Точнее, на человеческих плодах и... беременных женщинах. Поэтому,
если Вильгефорц поймал Цири, боюсь, дальнейшие поиски... - Замолчи, черт
побери!
   - С другой стороны, - быстро проговорил  Ваттье  де  Ридо,  глядя  на
изменившееся от дикой ярости лицо императора, - все это может  оказаться
демонстрацией, имеющей целью опорочить чародея. Это похоже на  Дийкстру.
- Изволь отыскать Вильгефорца  и  отобрать  у  него  Цири!  Дьявольщина!
Работать, а не отвлекаться и плести кружева предположений. Вот что  надо
делать! Где Филин? По-прежнему в Гесо? Ведь он вроде бы "перевернул  там
каждый камень и заглянул в каждую щель". "Девушки там нет  и  не  было".
"Астролог ошибся или лжет". Все это цитаты из его донесений.  Тогда  что
он там до сих пор делает?
   - Коронер Скеллен, осмелюсь заметить, осуществляет не вполне понятные
действия... Свое подразделение - то, которое ваше  величество  приказали
ему организовать, - он набирает в Мехте, в  форте  Рокаин,  где  заложил
базу. Этот отряд, позволю себе добавить,  весьма  подозрительная  банда.
Странно  уже  то,  что  под  конец  августа  господин  Скеллен  подыскал
известного наемного убийцу... - Что?
   - Нашел наемного убийцу, которому приказал уничтожить  буйствующую  в
Гесо разбойничью шайку. Дело само по себе, конечно, похвальное, но разве
в этом задача императорского коронера?
   - А в тебе, случаем, не говорит ли  зависть,  Ваттье?  И  не  она  ль
придает твоим донесениям красочности и пыла? -  Я  лишь  отмечаю  факты,
ваше величество. - Факты. - Император резко поднялся. - Именно  факты  я
хочу видеть. Слышать о них мне уже наскучило.
 
*** 
 
   День был действительно тяжелый.  Ваттье  де  Ридо  утомился.  Правда,
чтобы вконец не захлебнуться в  незавершенных  документах,  у  него  был
запланирован еще часок или два  работы  с  бумагами.  Однако  при  одной
только мысли об этом Ваттье начинало подташнивать. "Нет, - подумал он, -
никаких  самопожертвований,  никаких  самопринуждений.  А  пойду   я   к
Кантарелле, сладенькой Кантарелле, с которой так славно отдыхается".
   Долго раздумывать он не стал, а поднялся, взял плащ и  вышел,  полным
отвращения жестом остановив секретаря, пытавшегося сунуть ему на подпись
сафьяновую папку со срочными  документами.  Завтра!  Завтра  тоже  будет
день!
   Он покинул дворец через черный ход, со  стороны  садов,  и  пошел  по
кипарисовой аллейке. Прошел  мимо  искусственного  бассейна,  в  котором
дотягивал свой сто тридцать второй год карп, выпущенный еще  императором
Торресом, о чем свидетельствовала золотая памятная медаль, прикрепленная
к жаберной крышке огромной рыбины. - Добрый вечер, виконт.
   Ваттае коротким движением  предплечья  высвободил  укрытый  в  рукаве
стилет. Рукоятка сама скользнула в ладонь.
   - Ты здорово рискуешь, Риенс, - сказал он холодно -  Очень  рискуешь,
демонстрируя в Нильфгаарде свою обожженную физиономию. Даже  если  ты  -
всего лишь магическая телепроекция.
   - Ты заметил? А Вильгефорц гарантировал,  что  если  ты  до  меня  не
дотронешься, то не догадаешься, что это иллюзия.
   Ваттье спрятал стилет. Он вовсе не догадался, что это  была  иллюзия,
но теперь уже знал.
   - Ты слишком труслив, Риенс, - сказал он,  -  чтобы  появиться  здесь
своей собственной реальной персоной. Ты же знаешь, чем это тебе грозит.
   - Император все еще зол на меня? И на моего мэтра Вильгефорца? - Твоя
наглость обезоруживает.
   - К черту, Ваттье. Уверяю, мы  по-прежнему  на  вашей  стороне,  я  и
Вильгефорц. Признаю, мы обманули вас,  подсунув  фальшивую  Цириллу,  но
сделали это из лучших побуждений, из самых лучших,  пусть  меня  утопят,
если я лгу. Вильгефорц предполагал, что  ежели  настоящая  пропала,  так
пусть уж лучше будет фальшивая, чем никакой. Мы  считали,  что  вам  все
равно... - Твоя наглость перестает разоружать, а начинает оскорблять.  Я
не намерен тратить время на болтовню с оскорбляющим меня миражем.  Когда
я наконец поймаю тебя в истинном  виде,  тогда  побеседуем,  к  тому  же
долго, клянусь. А пока... Apage <Сгинь (лат.).>, Риенс.
   - Не узнаю тебя, Ваттье. Раньше, явись к тебе даже сам дьявол,  ты  б
не упустил случая проверить, нельзя ли тут чего-нибудь выгадать.
   Ваттье  не  удостоил  иллюзию  взгляда,  а   вместо   этого   приелся
рассматривать  замшелого  карпа,  лениво  перемешивающего  водоросли   в
бассейне.
   - Выгадать? - повторил он наконец,  брезгливо  выпячивая  губы.  -  У
тебя?  Да  что  ты  можешь  дать?  Настоящую  Цириллу?  Своего   патрона
Вильгефорца? Или, может, Кагыра аэп Кеаллаха?
   - Стоп! - Иллюзия Риенса подняла иллюзорную руку. - Ты сказал. -  Что
я сказал?
   - Ты сказал "Кагыр". Мы доставим вам голову  Кагыра.  Я  и  мой  мэтр
Вильгефорц...
   - Смилуйся, Риенс, - прыснул Ваттье. - Измени-ка очередность.
   - Как хочешь: Вильгефорц при моей помощи выдаст  вам  голову  Кагыра,
сына Кеаллаха. Мы знаем, где он находится, можем вытащить его  как  рака
из-под колоды в любой момент.
   - Эва, какие у вас, оказывается, возможности-то. Ну надо же! Уж такие
у вас хорошие агенты в армии королевы Мэвы?
   - Испытываешь? - скривился Риенс. - Или и впрямь  не  знаешь?  Скорее
всего - второе. Кагыр, дорогой мой виконт, находится... Мы знаем, где он
находится, знаем, куда направляется, знаем, в какой компании. Тебе нужна
его голова? Ты ее получишь.
   - Голову, - ухмыльнулся Ваттье, - которая не может рассказать, что  в
действительности произошло на Танедде.
   - Пожалуй, так оно будет лучше, - цинично проговорил Риенс.  -  Зачем
давать Кагыру возможность говорить? В нашу задачу входит загладить, а не
усугубить неприязнь  между  Вильгефорцем  и  императором.  Мы  провернем
дельце так, что  все  будет  выглядеть  твоей,  и  исключительно  твоей,
заслугой. Доставка в течение ближайших трех недель.
   Древний  карпище  в  бассейне  баламутил  воду  грудными  плавниками.
"Бестия, - подумал Ваттье, - должна быть чертовски мудрой. Только на что
ему эта мудрость? Все время одна и та же тина, одни и те же кувшинки". -
Твоя цена, Риенс?
   - Мелочишка. Где находится и что надумал Стефан Скеллен?
 
*** 
 
   - Я сказал ему, что он хотел знать. - Ваттье де  Ридо  раскинулся  на
подушках,  играя  золотым  локоном  Картии  ван  Кантен.  -  Видишь  ли,
сладенькая моя, к некоторым вопросам следует подходить умно.  А  умно  -
значит конформистски. Если поступать иначе, не получишь  ничего.  Только
протухшую воду и вонючий ил в  бассейне.  И  что  с  того,  что  бассейн
сооружен из мрамора и от него до дворца  три  шага?  Разве  я  не  прав,
сладенькая моя?
   Картия ван Кантон, ласково  именуемая  Кантареллой,  не  ответила.  А
Ваттье вовсе и не ожидал ответа. В свои восемнадцать лет девушка,  мягко
выражаясь, на гения не тянула. Ее интересы - во всяком случае, сейчас, -
ограничивались любовными играми и  -  во  всяком  случае,  сейчас,  -  с
Ваттье. В вопросах секса Кантарелла обладала  прирожденным  талантом,  в
котором сошлись пыл и техничность с артистизмом. Однако  гораздо  важнее
было не это. Вовсе не это.
   Кантарелла говорила мало и редко, но изумительно  и  охотно  слушала.
При Кантарелле можно  было  выговориться,  расслабиться  и  восстановить
психическую кондицию.
   - На моей службе человека ждут сплошные  нарекания,  -  с  горечью  в
голосе сказал Ваттье. - Потому что, видишь ли, я не отыскал какую-то там
Цириллу! А того, что благодаря моим людям  армия  одерживает  победу  за
победой,  недостаточно?  А  того,  что  наш  генеральный  штаб  в  курсе
малейшего движения врага, этого что, тоже мало? А  того,  что  крепость,
которую пришлось бы штурмовать неделями, императорским  войскам  открыли
мои агенты, тоже мало? Так ведь нет, никто за  это  не  похвалит.  Важна
только какая-то задрипанная Цирилла!
   Гневно  сопя,  Ваттье  де  Ридо  принял  из  рук  Кантареллы   фужер,
наполненный знаменитым эст-эст из  Туссента,  вином  Урожая  того  года,
который помнил  еще  времена,  когда  император  Эмгыр  вар  Эмрейс  был
маленьким, не имевшим прав на престол и чудовищно обиженным пареньком, а
Ваттье де Ридо - юным и малозначительным офицером разведки.
   Это был прекрасный год. Для вин.
   Ваттье потягивал вино,  играл  изумительными  грудками  Кантареллы  и
рассказывал. Кантарелла изумительно слушала и молчала.
   - Стефан Скеллен, сладенькая моя, - мурлыкал шеф имперской  разведки,
- это комбинатор и заговорщик. Но я буду знать, что он комбинирует,  еще
до того, как туда доберется Риенс... У меня там уже есть человек.  Очень
близко к Скеллену... Очень близко.
   Кантарелла развязала пояс, перехватывающий халат Ваттье, наклонилась,
Ваттье почувствовал ее дыхание и задохнулся в  предвкушении  блаженства.
"Талант, - подумал он. - Гений". А потом мягкое и горячее  прикосновение
губ изгнало у него из головы всяческие мысли.
   Картия ван Кантен медленно, ловко и талантливо доставляла  блаженство
Ваттье де Ридо, шефу имперской разведки. Однако это был не  единственный
талант Картии. Но о другом таланте Картии  Ваттье  де  Ридо  понятия  не
имел.
   Он  не  знал,  что  вопреки  видимости  Картия  ван  Кантен  обладала
идеальной памятью и живым, подвижным как ртуть интеллектом.
   Все, о чем повествовал ей Ваттье,  каждое  сообщение,  каждое  слово,
которое он при ней обронил, Картия назавтра же пересказывала Ассирэ  вар
Анагыд.
 
*** 
 
   Да,  даю  голову  на  отсечение,  что  в  Нильфгаарде  наверняка  уже
давным-давно все забыли о Кагыре, не исключая и невесты,  ежели  у  него
такая имелась.
   Но об этом потом, а теперь отступим назад к дню и месту  форсирования
нами Я руги. Итак, ехали  мы  довольно  быстро  на  восток,  намереваясь
добраться до района Черного Леса, который на Старшей Речи именуется Каэд
Дху. Потому что именно  там  проживали  друиды,  способные  вы-колдовать
место пребывания Цири, а может быть, и извлечь указание на это место  из
странных сновидений, тревоживших Геральта. Ехали мы через леса  Верхнего
Заречья, которые еще  называют  Левобережьем,  по  дикой  и  практически
безлюдной местности, расположенной между Яругой и лежащим у подножия гор
Амелл районом, называемым Стоками, с востока ограниченным  долиной  Доль
Ангра, а  с  запада  болотистым  приозерьем,  название  которого  как-то
выветрилось у меня из памяти.
   На территорию эту никто никогда не зарился, а  посему  никогда  и  не
было толком известно, кому она в натуре принадлежит и кому  подчиняется.
Кое-что на этот счет могли  бы,  думается,  сказать  аборигены  Темерии,
Соддена,  Цинтры  и  Ривии,   рассматривавшие   с   переменным   успехом
Левобережье как лен  своей  короны  и  временами  пытавшиеся  этаким  же
успехом доказать свою правоту огнем и мечом. А  потом  из-за  гор  Амелл
накатились армии Нильфгаарда, и больше уже никто  и  ничего  сказать  не
мог, в том числе и относительно  лена  и  собственности  на  землю.  Все
расположенное к югу от Яруги принадлежало Империи. К тому времени, когда
я пишу эти слова, Империя захватила уже  и  многие  земли  к  северу  от
Яруги. Ввиду отсутствия точной  информации  я  не  могу  сказать,  сколь
многие и сколь далеко на север распространяющиеся.
   Возвращаюсь к Заречью. Позволь, любезный читатель, слегка отклониться
от темы  в  пользу  реминисценции,  касающихся  исторических  процессов:
история данной территории сплошь и рядом творилась и  формировалась  как
бы случайно, как побочный продукт  конфликтующих  внешних  сил.  Историю
любой  страны  избыточно  часто  творят   пришлые   обитатели.   Поэтому
пришлые-то бывают, как правило, причиной, последствия же  их  творчества
всегда и  неизменно  обрушиваются  на  головы  аборигенов.  Правило  это
распространяется на Заречье целиком и полностью.
   У Заречья было свое население, коренные заречане, которых постоянные,
тянущиеся годами раздоры и войны прекратили в голодранцев и принудили  к
миграции. Деревни и села погорели, развалины дворов и  превратившиеся  в
пустыри поля поглотила пуща. Торговля захирела, торговые обозы  обходили
запушенные  дороги  и  тракты  стороной.   Немногочисленные   оставшиеся
заречане превратились а одичавших невежд.  От  росомах  и  медведей  они
отличались в основном тем, что носили штаны. По крайней мере  некоторые.
То есть некоторые носили, а некоторые отличались. Это был в массе  своей
народ неотзывчивый, простецкий и  грубый.  И  начисто  лишенный  чувства
юмора.
 
*** 
 
   Темноволосая дочь бортника откинула  на  спину  мешающую  ей  косу  и
продолжала яростно  и  энергично  крутить  жернова.  Все  усилия  Лютика
кончались ничем - казалось, слова поэта вообще не доходят  до  адресата.
Лютик подмигнул остальной компании, прикинулся, будто  вздыхает,  возвел
очи горе, но не отступил.
   - Да, - повторил он, скаля зубы. - Давай я покручу,  а  ты  сбегай  в
подполье за пивом. Должна же где-то тут быть потайная  ямка,  а  в  ямке
бочонок. Я прав или не прав, красотка?
   - Оставьте вы девушку  в  спокое,  господин  хороший,  -  раздраженно
сказала жена бортника,  возившаяся  у  печи  высокая  худощавая  женщина
поразительной красоты. - Сказала ж я вам, нету у нас никакого пива.
   - Уж дважды шесть  раз  было  сказано,  милсдарь,  -  поддержал  жену
бортник,  прерывая  беседу  с  ведьмаком  и  вампиром.  -  Наделаем  вам
налесников - блинчиков с творогом и медом, тады  и  поедите.  В  наперед
пусть деваха в спокойствии зерна на муку намелет, потому как без муки  и
сам чародей блина не испекет! Не трожьте ее, пусть трет в спокое.
   - Ты слышал, Лютик? -  крикнул  ведьмак.  -  Отцепись  от  девушки  и
займись чем-нибудь полезным. Или "мимо арии" пиши!
   - Пить я хочу. Выпил бы чего-нито