нид, они  выполнят  твой  приказ.  Сейчас,  когда  у  нас  наконец-то  есть
собственный клочок земли, их борьба потеряла смысл. Теперь их обязанность  -
вернуться и защищать Долину  Цветов.  Пусть  сражаются  как  вольный  народ,
обороняя свои границы. А они гибнут как разбойники по лесам!
   Эльфка опустила голову.
   - Эмгыр на это не согласен, - шепнула она. -  Бригады  должны  продолжать
борьбу.
   - Зачем? Во имя чего? - Филавандрель аэп Фидаиль резко выпрямился.
   - Я скажу больше. Мы не имеем права поддерживать их  и  помогать.  Таково
условие Фольтеста и Хенсельта. Темерия и Каэдвен признают  нашу  власть  над
Доль Блатанна только в том случае, если мы официально осудим борьбу  "белок"
и отречемся от них.
   - Дети умирают, Маргаритка. Умирают ежедневно, гибнут в неравной  борьбе.
После тайных договоров с Эмгыром люди накинутся на бригады и  уничтожат  их.
Это наши дети, наше будущее! Наша кровь! А ты заявляешь, что  мы  должны  от
них отречься! Que'ss aen me dicette, Enid? Vorsaeke'llan? Aen vaine?
   Aабочка   взлетела,   затрепыхала   крылышками,   устремилась   к   окну,
закружилась, подхваченная потоками горячего  воздуха.  Францеска  Финдабаир,
именуемая Энид ан Глеанна, некогда чародейка, а отныне королева Aen  Seidhe,
Вольных Эльфов, подняла голову. В ее прекрасных голубых глазах стояли слезы.
   - Бригады, - повторила она глухо, - должны  продолжать  борьбу.  Нарушать
порядок в человечьих королевствах, затруднять военные  приготовления.  Таков
приказ Эмгыра, а я не могу противиться Эмгыру. Прости меня, Филавандрель.
   Филавандрель аэп Фидаиль взглянул на нее и низко поклонился.
   - Я-то прощаю, Энид. Но вот простят ли они?
 
*** 
 
   - И ни один чародей не продумал все случившееся заново? Даже  после  того
как Нильфгаард убивал и жег все и вся в Аэдирне, ни один из  них  не  бросил
Вильгефорца, не присоединился к Филиппе?
   - Ни один.
   Геральт молчал долго. Наконец очень тихо сказал:
   - Не верю. Не верю, чтобы никто не отрекся от Вильгефорца, когда истинные
причины  и  последствия  его  предательства  вылезли  наружу.  Я,  как  всем
известно, наивный, неразумный и анахроничный ведьмак. Но  я  по-прежнему  не
верю, чтобы ни у одного чародея не проснулась совесть.
 
*** 
 
   Тиссая де Врие поставила тщательно отработанную, замысловатую подпись под
последней фразой письма. Подумав, добавила рядом идеограмму,  означающую  ее
истинное имя. Имя, которого никто не знал. Имя, которым она не  пользовалась
очень-очень давно. С тех пор как стала чародейкой.
   "Жаворонок".
   Отложила перо. Старательно, ровненько, точно  поперек  исписанного  листа
пергамента. Долго сидела неподвижно, уставившись в  красный  шар  заходящего
солнца. Потом встала. Подошла к окну. Какое-то время глядела на крыши домов.
Домов, в которых в это время укладывались  спать  обычные  люди,  утомленные
своей обычной человеческой жизнью и трудами, полные  обычного  человеческого
беспокойства о судьбах, о завтрашнем дне. Чародейка взглянула на лежащее  на
столе письмо. Письмо было адресовано  обычным  людям.  То,  что  большинство
обычных людей не умело читать, значения не имело.
   Остановилась перед зеркалом. Взбила  волосы.  Стряхнула  с  буфов  рукава
несуществующую пылинку. Поправила на декольте ожерелье из шпинели.
   Подсвечники у зеркала стояли  неровно.  Видимо,  служанка  трогала  их  и
переставляла во время уборки.
   Служанка. Обычная женщина. Обычный  человек  с  глазами,  полными  страха
перед  наступающим.  Обычный  человек,  затерявшийся  в  полотнищах   времен
презрения. Обычный человек,  пытающийся  обрести  надежду  и  уверенность  в
завтрашнем дне в ее, чародейки, словах...
   Обычный человек, доверие которого она не оправдала.
   С улицы донеслись звуки шагов, стук тяжелых солдатских сапог.  Тиссая  де
Врие даже не вздрогнула, не повернула головы. Ей было безразлично,  чьи  это
шаги. Королевского  солдата?  Прево  с  приказом  арестовать  предательницу?
Наемного убийцы? Палача, подосланного Вильгефорцем? Ее это не интересовало.
   Шаги утихли в отдалении.
   Подсвечники у зеркала стояли неровно. Чародейка подровняла их,  поправила
салфетку   так,   чтобы   угол   оказался   точно   посредине,   симметрично
четырехугольным подставкам подсвечников. Сняла  с  рук  золотые  браслеты  и
ровненько положила их на разглаженную  салфетку.  Глянула  критично,  но  не
нашла ни малейшего изъяна. Все лежало ровно, аккуратно. Как  и  должно  было
лежать.
   Она отворила ящик комода, вынула  из  него  короткий  стилет  с  костяной
ручкой.
   Лицо у нее было гордое и неподвижное. Мертвое.
   В доме стояла тишина. Такая тишина,  что  можно  было  услышать,  как  на
столешницу падают лепестки увядающего тюльпана.
   Красное как кровь солнце медленно опустилось на крыши  домов.  Тиссая  де
Врие села на стоящее у стола кресло, задула свечи, еще раз поправила лежащее
поперек письма перо и перерезала себе вены на обеих руках.
 
*** 
 
   Утомление от полного дня езды и впечатлений  дало  о  себе  знать.  Лютик
проснулся и понял, что заснул, скорее всего захрапел на полуслове  во  время
рассказа. Пошевелился и чуть не скатился с кучки веток  -  Геральта  уже  не
было рядом, и он не уравновешивал подстилки.
   - Так на чем... - Лютик откашлялся, сел. - На чем же я вчера остановился?
Ага, на чародеях... Геральт? Где ты?
   - Здесь, - отозвался ведьмак, едва различимый в темноте. - Продолжай.  Ты
собирался сказать об Йеннифер.
   - Послушай. - Поэт точно  знал,  что  о  названной  персоне  не  имел  ни
малейшего намерения упоминать даже мимоходом. - Я, верно, ничего...
   - Не ври. Я тебя знаю.
   - Если ты меня так хорошо знаешь, - занервничал трубадур, - то на кой ляд
добиваешься, чтобы я говорил? Зная меня  как  фальшивый  шелонг,  ты  должен
знать также, почему  я  промолчал,  почему  не  повторяю  дошедших  до  меня
сплетен! Ты должен был бы додуматься, что это за сплетни  и  почему  я  хочу
тебя от них избавить!
   - Que suecc's? - Одна из спящих рядом  дриад  вскочила,  разбуженная  его
возбужденным голосом.
   - Прости, - тихо сказал ведьмак. - Ты тоже.  Зеленые  фонарики  Брокилона
уже погасли, лишь немногие еще слабо тлели.
   - Геральт, - прервал молчание Лютик. - Ты всегда утверждал, будто  стоишь
в стороне, будто тебе все едино...  Она  могла  поверить.  И  верила,  когда
вместе с Вильгефорцем начала эту игру...
   - Довольно, - прервал Геральт. - Ни слова больше.  Когда  я  слышу  слово
"игра", мне хочется кого-нибудь убить. Давай свою бритву.  Надо  же  наконец
побриться.
   - Сейчас? Еще темно...
   - Для меня никогда не бывает темно. Я - монстр. Когда  ведьмак  вырвал  у
него из руки кошелек с туалетными  принадлежностями  и  направился  к  реке,
Лютик почувствовал, что  сонливость  как  рукой  сняло.  Небо  уже  начинало
светлеть.  Поэтому  он  отошел  в  лес,  осторожно  проходя   мимо   спящих,
прижавшихся друг к другу дриад.
   - Ты к этому причастен?
   Он  вздрогнул  и  обернулся.  У  опирающейся  о   ствол   дриады   волосы
серебрились, это было видно даже в утреннем полумраке.
   - Отвратительная картинка, - сказала она,  скрещивая  руки  на  груди.  -
Человек, который все потерял. Знаешь, певун, это любопытно. В свое время мне
казалось, что всего потерять нельзя, что всегда что-то да остается.  Всегда.
Даже во времена презрения, когда наивность может отыграться самым чудовищным
образом, нельзя потерять все. А он...  Он  потерял  несколько  кварт  крови,
возможность нормально ходить, частично власть  над  левой  рукой,  ведьмачий
меч, любимую женщину, чудом найденную дочь, веру... Но, подумала я, но  ведь
что-то должно было у него остаться? Я ошибалась. У него  уже  нет  ничего...
Даже бритвы.
   Лютик молчал. Дриада не шелохнулась.
   - Я спросила, ты причастен к этому?  -  продолжила  она  после  недолгого
молчания. - Но, видимо, спросила напрасно. Конечно,  причастен.  Ты  же  его
друг. А если у тебя есть друзья и все-таки ты все теряешь, значит,  виноваты
друзья. В том, что сделали, и в том, чего не сделали. В том, что  не  знали,
что следует сделать.
   - А что я мог? - шепнул он. - Что я мог сделать?
   - Не знаю.
   - Я сказал ему не все...
   - Это так.
   - Я ни в чем не виноват.
   - Виноват.
   - Нет! Нет! Я не...
   Он вскочил, раскидывая ветки лежанки. Геральт сидел рядом, растирая лицо.
От него шел аромат мыла.
   - Не виноват? - холодно спросил он. - Интересно, что тебе приснилось? Что
ты - лягушка? Успокойся. Ты не лягушка. Что ты - олух? Ну в таком случае это
мог быть провидческий сон.
   Лютик оглянулся. Они были на поляне совершенно одни.
   - Где она... Где они все?
   - На опушке. Собирайся. Тебе пора.
   - Геральт, я только что разговаривал с дриадой. Она говорила на  всеобщем
без всякого акцента и сказала мне...
   - Ни одна из этой  группы  не  говорит  на  всеобщем  без  акцента.  Тебе
приснилось, Лютик. Это Брокилон. Тут многое может присниться.
 
*** 
 
   На опушке их ожидала одинокая дриада. Лютик узнал ее сразу - это была та,
с зеленоватыми волосами, которая ночью приносила им свет и  уговаривала  его
спеть еще. Дриада подняла правую руку, приказывая  остановиться.  Левой  она
держала лук со стрелой на тетиве. Ведьмак крепко сжал трубадуру руку.
   - Что-то случилось? - шепнул Лютик.
   - Да. Стой тихо, не шевелись.
   Плотный туман, заполняющий пойму Ленточки, заглушал голоса и звуки, но не
настолько, чтобы Лютик не услышал плеск воды и  похрапывание  лошадей.  Реку
переходили конные.
   - Эльфы, - догадался он. - Скоя'таэли? Бегут  в  Брокилон,  верно?  Целая
бригада...
   - Нет, - проворчал Геральт, всматриваясь в туман. Поэт знал, что зрение и
слух ведьмака невероятно чувствительны, но не мог угадать, оценивает  ли  он
сейчас слухом или же зрением. - Не бригада. То,  что  осталось  от  бригады.
Пятеро или шестеро конных, три лошади без седоков. Стой здесь, Лютик. Я  иду
туда.
   - Gar'ean, - предостерегла зеленоволосая дриада, поднимая лук. - N'te va,
Gwynbleidd! Ki'rin!
   - Thaess aep, Fauve, - неожиданно резко ответил ведьмак. -  M'aespar  que
va'en ell'ea? Пожалуйста, стреляй, А если нет, то замолчи и  не  думай  меня
запугать, потому что меня запугать нельзя. Я  должен  поговорить  с  Мильвой
Барринг и поговорю, независимо от того, нравится тебе это или нет. Останься,
Лютик.
   Дриада опустила голову. Лук тоже.
   Из тумана проступили девять лошадей, и Лютик  увидел,  что  действительно
только на шести из  них  сидели  наездники.  Заметил  он  и  фигурки  дриад,
появившихся из  зарослей  и  направлявшихся  навстречу,  заметил,  что  трем
наездникам пришлось помогать слезть с лошадей и поддержать, чтобы они  могли
дойти до спасительных деревьев Брокилона, Другие  дриады  словно  привидения
промчались по бурелому и береговому откосу и исчезли во  мгле,  затягивающей
Ленточку. С противоположного берега раздался крик, ржаиие, плеск воды. Поэту
почудилось, что он слышит свист стрел. Впрочем, уверен он не был.
   - За ними гнались... - проворчал он. Фаувэ  повернулась,  держа  руку  на
луке седла.
   - Ты петь такая песня, taedh, - проворчала она. - N'te  ch'aent  a'minne,
не о Эттариэль. Любить - нет. Время - нет любить. Теперь  время  -  убивать,
да. Такая песня - да!
   - Я, - пробормотал он, - не виноват в том, что творится...
   Дриада минуту помолчала, глядя в сторону, потом быстро проговорила:
   - Я - нет тоже. - И быстро скрылась в  чаще.  Ведьмак  вернулся  примерно
через час. Привел двух оседланных лошадей  -  Пегаса  и  гнедую  кобылу.  На
чепраке кобылы видны были следы крови.
   - Это лошадь эльфов, верно? Тех, что перешли реку?
   - Да, - ответил Геральт. Лицо и голос у него были чужие и  незнакомые.  -
Это кобыла эльфов. Однако временно она послужит мне. А представится случай -
обменяю на коня, который  умеет  нести  раненого,  а  если  раненый  упадет,
останется рядом с ним. Кобылу этому явно не научили.
   - Уезжаем?
   - Уезжаешь ты. - Ведьмак кинул поэту поводья Пегаса. - Ну  бывай,  Лютик.
Дриады проводят тебя версты три вверх по течению, чтобы  ты  не  налетел  на
солдат из Бругге, которые, вероятно, все еще крутятся на том берегу.
   - А ты? Остаешься?
   - Нет. Не остаюсь.
   - Узнал что-то от "белок"? О Цири, да?
   - Бывай, Лютик.
   - Геральт... Послушай...
   - Что мне слушать? - крикнул ведьмак и вдруг осекся. - Ведь я ее... Я  же
не могу оставить ее на произвол судьбы. Она  совсем  одна.  Ей  нельзя  быть
одной, Лютик. Ты этого не поймешь. Никто этого не поймет, но я-то знаю. Если
она будет одинока, с ней  случится  то  же,  что  когда-то...  Что  когда-то
случилось со мной... Ты этого не поймешь...
   - Я понимаю. И поэтому еду с тобой.
   - Да ты спятил! Знаешь, куда я еду?
   - Знаю. Геральт, я... Я не сказал тебе всего... Я чувствую свою  вину.  Я
не сделал ничего. Не знал, как следует поступить... Но теперь знаю.  Я  хочу
поехать с тобой. Сопровождать тебя. Я не сказал тебе... о  Цири,  о  слухах,
которые кружат. Я встретил знакомых из Ковира, а те, в свою очередь, слышали
сообщения послов, которые вернулись из Нильфгаарда... Догадываюсь,  что  эти
слухи могли дойти даже до "белок", и ты уже все узнал от тех эльфов, которые
перешли через Ленточку. Но позволь... мне... мне самому рассказать тебе...
   Ведьмак долго молчал, безвольно опустив руки, наконец сказал изменившимся
голосом:
   - Прыгай в седло. Расскажешь по дороге.
 
*** 
 
   В то утро во  дворце  Лок  Грим,  летней  резиденции  императора,  царило
необычное оживление. Тем более необычное, что всякие оживления,  возбуждения
и волнения были абсолютно не в обычаях нильфгаардской  знати,  а  проявление
беспокойства  либо  любопытства  считалось   признаком   незрелости.   Такое
поведение нильфгаардскими вельможами  почиталось  столь  предосудительным  и
недостойным,  что  выказывать  оживление  или  возбуждение  стыдилась   даже
недозрелая  молодежь,  от  которой,  кстати,  мало  кто  ожидал   приличного
поведения.
   Однако в то утро в Лок Гриме  молодежи  не  было.  Молодежи  нечего  было
искать в Лок Гриме. Гигантскую тронную залу  дворца  заполняли  серьезные  и
строгие аристократы, рыцари и дворяне, все как на подбор затянутые в  черную
придворную  одежду,  оживляемую  лишь  белизной  брыжей  и  манжет.   Мужчин
сопровождали немногочисленные, но столь же серьезные и строгие дамы, которым
традиция разрешала освежить чернь одежд минимумом  скромной  бижутерии.  Все
прикидывались благопристойными, благовоспитанными, серьезными и строгими.  А
меж тем были невероятно возбуждены.
   - Говорят, она некрасива. Худа и некрасива.
   - Но вроде бы королевских кровей.
   - От незаконного брака?
   - Отнюдь. Легального.
   - Стало быть, взойдет на трон?
   - Если император пожелает...
   - Разрази меня гром, вы только гляньте на Ардаля  аэп  Даги  и  князя  де
Ветта... Ну и физии... Словно уксуса наглотались...
   - Тише, граф... Тебя удивляют их мины?  Если  слухи  подтвердятся,  Эмгыр
даст пощечину древним родам. Унизит их...
   - Слухи не подтвердятся. Император не женится на этой найде! Он не  может
так поступить...
   - Эмгыр может все.  Следите  за  словами,  барон.  Следите  за  тем,  что
говорите. Бывали уже такие, кто утверждал, будто Эмгыр не может того,  сего.
Кончали на эшафоте.
   - Говорят, он уже подписал декрет о пожаловании ей земель. Триста  гривен
ренты, представляете себе?
   - И титул принцессы. Кто-нибудь из вас ее уже видел?
   - Как только она прибыла, ее тут же отдали в руки графини  Лиддерталь,  а
вокруг дома поставили гвардейцев.
   - Ее поручили графине, чтобы та научила девчонку хотя бы началам  хороших
манер. Говорят, ваша принцесса ведет себя как девка из коровника...
   - И что странного? Она с севера, из варварской Цинтры.
   -  Тем  невероятнее  слухи  о  браке  Эмгыра.  Нет,  нет,  это  абсолютно
невозможно. Император, как и планировалось, возьмет в жены младшую  дочь  де
Ветта. Он не женится на узурпаторке!
   - А пора бы уж наконец жениться. Ради продолжения династии.  Самое  время
завести маленького великого князя...
   - Так пусть женится, только не на этой бродяге!
   - Тише, без экзальтации! Ручаюсь, милостивые  государи,  этому  союзу  не
бывать. Какая цель может быть у такого марьяжа?
   - Политика, граф. Мы ведем войну.  Такой  союз  имел  бы  политическое  и
стратегическое значение... Династия, из которой происходит принцесса,  имеет
законные титулы и подтвержденные ленные права на земли в Долине  Ярры.  Если
она станет  супругой  императора...  О,  это  был  бы  удачный  шаг.  Только
взгляните на послов короля Эстерада, как они шепчутся...
   - Похоже, князь, вы одобряете столь странное поведение? А может,  даже  и
присоветовали его Эмгыру, а?
   - Мое личное дело, маркграф, что я  советую  и  одобряю,  а  что  нет.  А
решения императора я не рекомендовал бы вам подвергать сомнению.
   - Стало быть, он уже принял решение?
   - Не думаю.
   - Значит, ошибаетесь, если не думаете.
   - Что вы этим хотите сказать, милостивая государыня?
   - То,  что  Эмгыр  удалил  от  дворца  баронессу  Тарнханн.  Приказал  ей
вернуться к мужу.
   - Порвал с Дервлей Трыффин  Бруаннэ?  Не  может  быть!  Дервля  была  его
фавориткой три года...
   - Повторяю: удалил со двора.
   - Это правда. Говорят, Золотоволосая Дервля страшно  скандалила.  Четверо
гвардейцев силой заталкивали ее в карету...
   - Вот муж обрадуется...
   - Сомневаюсь.
   - Великое Солнце! Эмгыр порвал с Дервлей? Порвал с ней ради  этой  найды?
Дикарки с севера?
   - Тише... Тише, черт побери...
   - Кто за этим стоит? Какая партия поддерживает?
   - Я же просила тише. На нас смотрят...
   - Эта девка... Я хотел сказать, принцесса... Кажется, некрасива...  Когда
император ее увидит...
   - Думаете, он ее еще не видел?
   - Некогда было. Он только час назад прибыл из Дарн Руаха.
   - Эмгыру никогда не нравились тощие. Айна Дер-мотт... Клара аэп Гвиндолин
Гор... А Дервля Трыффин Бруаннэ - это же писаная красавица...
   - Может, и найда со временем похорошеет...
   - Если ее отмыть. Княжны с севера, кажется, моются редко...
   -  Следите  за  словами.  Возможно,  мы   говорим   о   будущей   супруге
императора...
   - Она же еще ребенок. Ей не больше четырнадцати.
   - Повторяю, это будет политический союз. Чисто формальный...
   - Если б так, Золотоволосая Дервля осталась бы при дворе.
   - Найда из Цинтры политически и формально уселась  бы  на  трон  рядом  с
Эмгыром... А по вечерам Эмгыр  давал  бы  ей  забавляться  тиарой  и  играть
коронными драгоценностями, а сам шел бы в опочивальню Дервли...  По  крайней
мере до того времени, пока соплячка не достигнет того  возраста,  когда  уже
можно безопасно рожать.
   - Хм... Да... В этом что-то есть. Как ее зовут... эту "прынцессу"?
   - Ксерелла или как-то так.
   - Да нет же. Зирилла. Да, кажется, Зирилла.
   - Варварское имечко.
   - Тише, дьявольщина...
   - И серьезнее. Вы ведете себя как дети!
   - Следите за словами! Следите за тем, чтобы я не почел их за оскорбление!
   - Желаете сатисфакции? Вы знаете, где меня искать, маркграф!
   - Тише!  Спокойнее!  Достойнее!  Император...  Герольду  достаточно  было
одного удара жезлом о  паркет,  чтобы  украшенные  черными  беретами  головы
аристократов и рыцарей  склонились  словно  колосья  под  порывом  ветра.  В
тронной зале повисла тишина, такая, что герольду не потребовалось  чрезмерно
напрягать голосовые связки.
   - Эмгыр вар Эмрейс, Деитвен Аддан ын Карн аэп Морвудд!
   Белое Пламя, Пляшущее на Курганах Врагов, ступил  в  залу.  Прошел  вдоль
рядов знати своим обычным быстрым шагом, энергично размахивая правой  рукой.
Его черная одежда ничем не отличалась от одежд дворян, разве что отсутствием
брыжей. Темные волосы императора,  как  всегда,  не  уложенные  в  прическу,
удерживало в относительном порядке узкое золотое кольцо, на шее поблескивала
императорская ц